И в целом мире одиноки мы Гагарина Светлана

– Ну, это ты дед даёшь! – засомневался фермер. – Ещё и кота мне не хватало.

– Возьми его, Гаврилыч. Куда его теперь девать? Кошку, мать его убили. Кто его теперь кормить будет? Издохнет да и всё тут. Я не смогу его кормить. Ему молока надо, да еды какой. А у меня у самого и хлеба-то иногда не бывает. Сам еле доживаю век свой. И свинью украли. Жаль мою Фроську. Хотел её сдать на мясо. Хоть какую копейку бы выручил. А то совсем уж теперь без денег. Пенсия мала, еле хватает.

– Ох, уж ты Арсений, Арсений, – вздохнул фермер и потянулся за котёнком. Тот от испуга хотел уж, было, бежать, да только не мог он быстро двигаться. С ночи ничего не ел, не пил, совсем ослаб. Валентин Гаврилович взял в свои большие натруженные руки маленький пушистый комочек.

– Красивый кот выродился. Да больно вялый он какой-то. Не больного ли ты мне подсовываешь?

– Так не кормленый он, Гаврилыч! И жара, вон, какая, пить, наверно, хочет.

– Столько ты мне забот подкинул, Арсений! – воскликнул фермер. – Баба Люба померла, да ещё кот этот, на кой он мне сдался. У меня бахча сохнет, а ты мне тут трупы да котов подсовываешь… Эх, ладно, Арсений. Пойду, позвоню этой Надьке, будь она не ладна.

– Ой, спасибо тебе, Гаврилыч, поди, позвони. Да про бабку не забудь. А то крысы уже по ней, наверно, бегают.

Валентин Гаврилович поморщился от таких слов деда, одной рукой махнул, другой придерживая котёнка, зашёл в калитку. Дед с минуту посидел, потом, опираясь на свою палочку, с трудом встал и побрёл потихоньку к себе домой.

Гаврилыч отнёс котёнка в летнюю кухню, посадил его возле дверей, достал из шкафчика блюдце и налил молока. Потом взял белый хлеб и накрошил его в молоко. Котёнок, ослабший от голода, забыв про страх, подбежал к блюдечку и начал жадно лакать молоко. А Гаврилыч поспешил в дом, чтобы найти в записной книжке номер телефона Нади, который давно дала ему помершая баба Люба. Он несколько раз пытался набрать номер, но в телефоне были слышны лишь длинные гудки. Так и не дозвонившись, Гаврилыч вернулся в летнюю кухню. Котёнок уже выпил всё молоко и доедал размякший хлеб. Гаврилыч наскоро похлебал борща и вернулся на бахчу, чтобы предупредить работников о том, чтобы они продолжили работу сами. И потом сразу же поехал ко двору бабы Любы.

Она всё так же лежала в сарае. Над ней и дохлыми котятами летали мухи. Гаврилыч посмотрел на всё это серьёзным взглядом, вздохнул, развернулся и поехал к своему приятелю Валерке. Валерка, мужичонка лет пятидесяти пяти, проживал со своей женой Варварой. Жили они на кое-какую выручку от домашнего хозяйства.

Вот и в это утро, накормив, напоив с утра скотину, прополов грядки и выполнив другую мелкую домашнюю работу, семейство улеглось на полуденный сон в прохладном предбаннике. Их потревожил стук в дверь.

– Кто там в такую жару? – всполошилась Варвара, услышав стук и привстав с пола.

– Да кто ж его знает, кого принесло, – ответил Валерка и, кряхтя, встал и направился к двери.

– Господь с тобой, Валентин! – воскликнул он недовольно, увидев в дверях Гаврилыча. – Ты чего это не на бахче своей?

– Бабка померла. Опять нужна твоя помощь.

– Какая бабка?

– Люба. Померла ночью. Дед Арсений нашёл её в сарае. Лежит там, уже мухи летают.

– Вот те раз! – удивился Валерка. – А ведь дочка-то у неё есть. Может, дочке сообщить?

– Да звонил я ей, не отвечает, зараза. А бабку одну, гнить там, в сарае – жалко оставлять.

– Слышь, Гаврилыч, как кто помирает, так мы с тобой всех хороним. Може, кроме нас ещё кто позаботиться о померших?

– Кто, Валерка, кто может? Одни старики тут или алкаши проклятые.

– Что случилось, Валентин? – спросила Варвара, выйдя из предбанника и подойдя к мужчинам. – Отдыхаем ведь.

– Бабка Люба померла, – ответил Валерка.

– Да ладно! – удивилась Варвара. – Вот и её черёд пришёл. Одинокая была женщина. И дочка её забыла. Она, наверно, с тоски и от одиночества померла.

– Дед Арсений нашёл её в сарае. Говорит, лежит там с ночи, якобы. И вроде как у неё скотину своровали.

– Опять воровать начали. Да что же это такое! Может, она поэтому и померла, что скотину украли? Заволновалась, и всё тут? Давление, сердце или ещё чего?

– Да кто ж его теперь знает, чего там произошло! – ответил Валерка и вздохнул.

– Ну, давай, Валерка, помогай. Нехорошо так бабку оставлять.

Валерка взглянул на Варвару и начал надевать ботинки.

– Ну что, опять, что ли, за всех будете гробы сколачивать? – недовольно прокомментировала Варвара. – Валера? Ну, сколько можно?

– Хватит уже, не порти настроение своей пилой.

– Порти, не порти, а всех не нахоронишь. Вам двоим, что ль, это нужно?

– Хватит, хватит, – ответил Валерка, занервничав и поспешив выйти из дома.

– Всё тебе хватит да хватит. Ни отдыху, ни продыху в этой деревне, – ворчала вдогонку Варвара, – в гробовщики записались? Всю деревню теперь хоронить будете, если ещё кто помирать будет?

Но Валерка уже не слышал слов своей жены-пенсионерки. На старенькой «Ниве» мужчины ехали к Гаврилычу домой.

Жарко было этим днём, но деваться некуда было этим двум взрослым мужикам. Кому, как не им, надо было выручать из «забытия» очередного пропащего старика, вернее, старушку. Валентин Гаврилович выбрал более менее подходящие по размеру доски, сложенные аккуратно в одном из его сараев, и они с Валеркой принялись эти доски обрабатывать на верстаке, который Гаврилыч сам соорудил около этого сарая.

– Ой, да я же забыл, – вдруг спохватился Валентин. – Пойду ещё раз позвоню, – и он скрылся в доме, бросив доску на землю. Валерка ничего не понял и продолжил свою работу.

Валентин уже в третий раз набирал номер Нади, дочери забытой бабы Любы, но гудки в телефоне всё продолжали и продолжали тянуться. Телефон у него был совсем древний, с крутящимся циферблатом, зато он никогда не ломался, и всегда было хорошо и отчётливо слышно того, кто говорил на другом конце провода. Гаврилыч уж было хотел положить трубку, но там кто-то ответил явно раздражённым тоном:

– Алло?

– Надя? – спросил резко Валентин.

– Да, кто это?

– Это Валентин. Гаврилович. С твоей матерью земляк. Из деревни мы из одной.

– Ну?

– Чего ну? Померла мать твоя! Давай приезжай и хорони её по-человечески.

В трубке наступила тишина.

– Алло? Алло? – громче и громче повторял Валентин. – Надя? Ты слышишь, что я говорю?

– Слышу, – совсем тихо повторила Надя, и в трубке послышались гудки.

Валентин Гаврилович с удивлением посмотрел на трубку телефона, будто хотел в ней увидеть Надю. Он был несколько в недоумении от того, как сейчас она поступила. В его голове это никак не укладывалось.

– Тьфу, ты, зараза, – выругался Гаврилыч, с таким же удивлением положил трубку телефона и вышел из дома.

Валерка на совесть обтесал доски и теперь вымерял их, подгоняя каждую по длине. Длину гроба Валерка уже определил на глаз, не впервой ему было изготавливать такую конструкцию.

– Что за люди? – всё ещё удивлялся Гаврилыч.

– Чего такое? – спросил Валерка, вытирая пот со лба.

– Да дочка-то, бабина. Надька. Говорю ей, что мать померла, а она: «Слышу» и всё тут. Трубку положила.

– Да ну? – удивился Валерка. – Это ж надо такой быть равнодушной к собственной матери. Эх… Жизнь, – вздохнул он и продолжил вымерять доски.

Валентин Гаврилович принялся помогать.

Про котёнка он и вовсе забыл. Маленький комочек, одинокий и напуганный, сидел, съёжившись, в летней кухне под деревянным умывальником. Там ему было прохладно, и это место казалось ему более безопасным. Благо, котёнок теперь уж был сыт, и его не мучила жажда.

До самого вечера возились мужики с досками. По такой жаре всё время хотелось пить, поэтому они постоянно заходили в летнюю кухню, черпали прохладную воду из бидона железной кружкой. Своей тяжёлой поступью они пугали котёнка, который сидел под умывальником. Котёнок от каждого их шага ещё больше съёживался, таращил глаза и недоверчиво следил из-под своего убежища за каждым движением пожилых грузных людей.