На горбатом мосту Полянская Екатерина
На горбатом мосту. Стихотворения
«Так хочется настроить эту жизнь…»
- Так хочется настроить эту жизнь.
- Она же – ускользает, не даётся.
- Всё что-то в ней болит, мерцает, бьётся,
- Мелькают лица, даты, этажи.
- Всё слышится то пение, то плач,
- То резкий смех, то электрички дальней
- Тревожный свист… Всё яростней скрипач,
- А голоса – всё выше и хрустальней.
- Вот – зимний лес, и синяя лыжня
- С разгону огибает куст ольховый.
- И куст тихонько кружится, звеня
- Смолистыми серёжками… И снова —
- Летят огни, грохочет переезд,
- Но с каждым днём всё резче и свободней
- Тень фонаря, похожая на крест,
- Качается у самой подворотни.
- Звучат единой музыкой шаги,
- И лязг замка, и звяканье цепочки,
- И шум дождя, и голоса пурги,
- И выдох раскрывающейся почки.
- И всё вокруг меняется, спешит,
- Смысл обретая в каждой переменной,
- Где звук со светом неразрывно сшит.
- И дирижёр слепой и вдохновенный,
- Из темноты прорвавшись ледяной,
- Парит над партитурой раскалённой,
- И каждый миг гармонией иной
- Взрывается оркестр ошеломлённый.
«В перестуке колёс всё быстрее и злей…»
Noli tangere cyrkulus meos![1]
Архимед
- В перестуке колёс всё быстрее и злей —
- Никого не вини, ни о чём не жалей,
- Ни о чём не жалей, никого не вини…
- А навстречу, как жизни чужие, – огни.
- А навстречу горстями мгновений – кусты,
- Полустанки, заборы, сараи, кресты.
- Это – дерева стон, это – скрип колеса…
- Ах, прожить бы ещё полчаса, полчаса!
- Ах, прожить бы ещё!.. Головою тряхни —
- Ни о чём не жалей, никого не вини.
- Слышишь? – в ровном дыхании русских полей:
- Никого не вини, ни о чём не жалей.
- Это – сердце, сжимающееся во мгле,
- Это – рюмка с отравой на грязном столе,
- Это – в кранах бормочет слепая вода,
- Это – по коридору шаги в никуда.
- Это – времени бешеные виражи,
- Это – «Бей, но не трогай мои чертежи!»,
- Это лезвие ночи проводит черту
- Сквозь ноябрьскую зябнущую наготу.
- Так присвистни, потуже ремень затяни,
- И судьбу, словно глупую птицу, спугни.
- И под крики «Распни!», и под крики «Налей!»
- Никого не вини, ни о чём не жалей.
«Они рассуждали…»
- Они рассуждали:
- хитрый – о честности,
- трусливый – о мужестве,
- бездарный – о вдохновении.
- А равнодушный так говорил о любви,
- что аж заходилось сердце.
- Они призывали:
- благополучный – к терпению,
- злой – к милосердию,
- к щедрости – жадный.
- Ну а бездельник так пел славу труду,
- что прямо руки чесались.
- Они упрекали:
- лжецы – в недоверии,
- любопытные – в сдержанности,
- эгоист – в неготовности к жертве.
- А безбожник – тот просто разил наповал
- цитатами из Писания.
- И вот, постарев,
- поседев в безнадёжной борьбе с энтропией,
- устав от привычной сансары,
- я вспомнила вдруг, что в учебнике —
- обычном учебнике
- военно —
- полевой хирургии —
- сказано чётко:
- «Спеши не к тому, кто кричит, —
- к тому, кто молчит».
«Оттого, что зима совершается вовремя, мне…»
- Оттого что зима совершается вовремя, мне
- Как-то легче на сердце и даже немного теплее.
- Сокровеннейший жар затаился в её белизне,
- Как бездымный огонь в глубине оснежённой аллеи.
- Оттого что над городом кружится медленный снег,
- Истончённая явь всё прозрачней и призрачней снится,
- И глядит высота из-под низко опущенных век,
- Чуть заметным штрихом изменяя привычные лица.
- Это время земное проходит волна за волной,
- Кроме явного смысла исполнено смысла иного,
- Повествуя о жизни иной и о смерти иной,
- По-иному звучать заставляя обычное слово.
«Не понимая, как ведётся игра…»
- Не понимая, как ведётся игра,
- Путаясь, выламываясь за пределы,
- Я исчезаю. Ты говоришь: «Хандра!»
- Ты, вероятно, прав… Но не в этом дело.
- Если ж не в этом, то чёрт его знает – в чём:
- То ли входная дверь прогремела цепью,
- То ли стена оскалилась кирпичом,
- То ли сквозняк вздохнул и запахло степью —
- Кожею сыромятной, сухой травой,
- Горьким дымом, конским тревожным потом, —
- То ли время дрогнуло тетивой,
- То ли птенец вскрикнул перед полётом.
- И за этим птичьим «была – не была!»,
- За едва-едва ощутимой дрожью
- Времени или треснувшего стекла
- Каждый раз оживает одно и то же:
- Близко и так мучительно далеко
- (Вот оно, вот оно вьётся в пыли дорожной)
- Неуловимое то, с чем идти легко,
- С чем оставаться здесь никак невозможно.
«Господи, взгляни на наши лица…»
- Господи, взгляни на наши лица —
- Ты сияешь славой в звёздном стане,
- Господи, мы – птицы, только птицы,
- Жизни еле слышное дыханье.
- Наша плоть под солнцем истончилась,
- Выветрились слёзы и улыбки,
- Нашу тонкокостность, легкокрылость
- Лишь в полёте держит воздух зыбкий.
- Господи, ну что ещё мы можем?
- Только петь. Не помня о законе,
- Петь одну любовь… И всё же, всё же —
- Не сжимай в кулак своей ладони!
Елагин остров
- На ботиночках шнуровка
- Высока, остры коньки.
- День – что яркая обновка,
- И румяная торговка
- Прославляет пирожки.
- Вензелей переплетенье,
- Жаркий пот, скользящий бег…
- И – дворцовые ступени,
- Львов чугунное терпенье,
- В чёрных гривах – белый снег.
- Всё расплывчатей и шире
- Круг от прожитого дня.
- На часах всё ниже гири,
- Может быть, и правда – в мире
- Нет и не было меня?
- Только лёд прозрачно-ломкий,
- Только взмахи детских рук,
- Ивы у прибрежной кромки,
- Звон коньков да сердца громкий,
- Заполошно-частый стук.
«В ночном безмолвии двора…»
- В ночном безмолвии двора
- И в торопливости прохожих,
- В неумолимости оград
- Мне будет чудиться всё то же —
- Воспоминаний душный мех,
- Больного сердца перебои
- Да из окна чуть слышный смех
- Несбывшегося – надо мною.
«В этой комнате слышно, как ночью идут поезда…»
- В этой комнате слышно, как ночью идут поезда
- Где-то там глубоко под землёй, в бесконечном тоннеле…
- Пережить бы ноябрь! Если Бог нас не выдаст, тогда
- Не учует свинья и, глядишь, не сожрёт в самом деле.
- Пережить бы ноябрь – чехарду приснопамятных дат,
- Эти бурые листья со штемпелем на обороте,
- Этот хриплый смешок, этот горло царапнувший взгляд,
- Этот мертвенный отсвет в чернеющих окнах напротив.
- Пережить бы ноябрь. Увидать сквозь сырую пургу
- На январском листе птичьих лапок неровные строчки,
- Лиловатые тени на мартовском сизом снегу,
- Послабленье режима и всех приговоров отсрочки.
- Пережить бы ноябрь… Ночь ерошит воронье перо,
- Задувает под рёбра, где сердце стучит еле-еле.
- И дрожит абажур. Это призрачный поезд метро,
- Глухо лязгнув на стыках, промчался к неведомой цели.
«Учимся ждать…»
- Учимся ждать,
- всю жизнь мы учимся ждать.
- Ждём
- рук материнских,
- тёплой молочной груди,
- ну хотя бы – пустышки.
- Ждём
- окончания «тихого часа»,
- урока, четверти, школы,
- рабочего долгого дня.
- Ждём
- улыбки, звонка,
- письма,
- невозможного счастья.
- Ждём
- маршрутку, автобус, трамвай,
- ждём, когда вырастут дети.
- Ждём
- аванса, получки,
- отпуска, выходных,
- вполне заслуженной пенсии,
- какой-нибудь передышки.
- Ждём
- в очередях
- за карточками, за талонами,
- ждём в коридорах —
- у кабинета врача,
- у начальственной двери.
- Ждём
- холодов, листопада,
- первого снега,
- первой травинки.
- Ждём
- постоянно,
- с надеждой ждём и безнадёжно,
- с нетерпением и терпеливо,
- ждём, стиснув зубы,
- затаив дыхание —
- ждём.
- Учимся ждать.
- Когда ж наконец мы дождёмся,
- и ангел дежурный,
- в неизвестность дверь приоткрыв,
- вызовет: «Следующий!» —
- только тогда
- облегчённо
- выдохнет каждый из нас:
- «Вот он я, Господи!
- Кажется, я научился!..»
«По осени я вспоминаю ту…»
- По осени я вспоминаю ту
- Классическую стрекозу из басни
- И думаю: чем строже, тем напрасней
- Мораль извечно судит красоту.
- Пропела – ну какая в том беда? —
- Коротенькое праздничное лето…
- Как хорошо! Хоть кто-то в мире этом
- Не ведал безысходности труда.
- В минуту вдохновения её
- Создал Господь из воздуха и света
- И отпустил. И не спросил совета
- У скучных и жестоких муравьёв.
«К этой квартире, где прожито столько лет…»
- К этой квартире, где прожито столько лет,
- Так что можно вполне сойти за домового,
- Где с чужой памятью собственный смешан бред,
- Я подхожу и войти не решаюсь снова.
- Там не укроешься: жизнь состоит из прорех
- И по краям – густых отпечатков пальцев…
- Лучше не думать, помнят ли вещи всех
- Бывших хозяев, а точней – постояльцев.
- Тех, кто на пианино этом играл,
- Мыл, убирал, тонко раскатывал тесто,
- Думал, страдал, болел, потом – умирал,
- Освобождая другим квартирантам место.
- Что меня ждёт за дверью? Каким ещё
- Дышащим зеркалам во мне предстоит разбиться?
- Кто и за что сегодня предъявит счёт
- И предложит с процентами расплатиться?
- Прежде чем тяжестью лягут в ладонь ключи,
- Сердце наполнив мерцающею тревогой,
- Прежде чем этому сердцу сказать: «Молчи!» —
- Надо ещё постоять, подождать немного.
- Надо собраться с силами, перекурить,
- Сжаться до точки, внутри себя бесконечной,
- Чтобы потом решительно дверь отворить
- И спокойно шагнуть темноте навстречу.
«Апрельский день прочитан между строк…»
- Апрельский день прочитан между строк.
- В облупленной стене несвежей раной
- Темнеют кирпичи. И водосток,
- Вообразив себя трубой органной,
- Прокашлялся и загудел. Под ним
- На тротуаре – трещинок сплетенье,
- И прошлогодний лист, весной гоним,
- Плывет в небытие прозрачней тени.
- И снова мир течёт сквозь решето
- Фантазии, сквозь близорукость взгляда,
- И мне не выразить словами то,
- Что вновь его спасает от распада.
То, что я есть
То, что я есть, заставит меня быть.
В. Шекспир
- То, что я есть, – в ночи крадущийся тать,
- Карточный шулер с драными рукавами.
- То, что я есть, заставляет меня хохотать,
- Петь, исходить рифмованными словами.
- То, что я есть, колпаком дурацким звеня,
- Пляшет на самом краю карниза.
- То, что я есть, шкуру сдирает с меня
- И уверяет, что это – закон стриптиза.
- То, что я есть, славу любви трубя,
- Яростно шепчет через барьер столетья:
- Знаешь, я никогда не любила тебя.
- Больше того – никогда не жила на свете.
- То, что я есть, всем и всему назло
- Строит в ночи мосты, а с утра – взрывает.
- То, что я есть, заставляет врастать в седло
- Именно когда из него выбивают.
- То, что я есть, словно летучая мышь,
- Криком своим пробивая в пространстве дыры,
- Слепо летит и слушает эхо. Лишь
- Эхо – свидетель существования мира.
- То, что я есть, желая себя разбить,
- Мечется нелепо и неосторожно.
- То, что я есть, – меня заставляет быть,
- И тут изменить уже ничего невозможно.
«На горбатом мосту лишь асфальт да чугун…»
- На горбатом мосту лишь асфальт да чугун,
- Над мостом – проводов непонятный колтун.
- Под горбатым мостом – всё бетон да гранит.
- Воздух, скрученный эхом, гудит и звенит.
- Только нежить-шишига[2] живёт – не живёт,
- Чешет тощею лапкой мохнатый живот,
- Утирает слезинку облезлым хвостом —
- Под горбатым мостом, под горбатым мостом.
- Будь ты крут и удачлив, а всё ж без креста
- Не ходи лунной полночью мимо моста:
- Скрипнет ветка сухая, вздохнут камыши,
- В голове зазвучит: «Эй, мужик, попляши!»
- И погаснет фонарь у тебя на пути,
- И не сможешь стоять, и не сможешь уйти…
- Тихо щёлкнут костяшки невидимых счёт —
- И закружит прозрачных теней хоровод.
- И пойдёшь ты плясать, сам не ведая где…
- Всплеск – и только круги побегут по воде.
- И ещё раз чуть слышно вздохнут камыши,
- Вновь – бетон да гранит, и вокруг – ни души.
«Дождь прошёл, и асфальт запарил…»
- Дождь прошёл, и асфальт запарил,
- И сиреневым выдохом влажным
- Сквозь чугунные листья перил,
- Над неубранным сором бумажным
- Через узкий оконный проём
- Потянуло свежо и тревожно,
- И невидимое остриё
- Прикоснулось к душе осторожной.
- И кольнуло печалью иной,
- Из иного, далёкого лета,
- Где незримым крылом за спиной
- Чуть колышется воздух нагретый.
- Где неистовая синева
- С тополиной размешана вьюгой
- И шальные, хмельные слова
- На лету обгоняют друг друга,
- Где сирень (ах, какая сирень!),
- Словно облак душистый, клубится…
- И трепещет лиловая тень
- На невспаханном поле страницы.
«Угаснет род. Последний император…»
- Угаснет род. Последний император
- Бездетен. И ему уже давно
- Аукнулись все безрассудства, траты,
- Победы, пораженья. Всё равно
- Ему теперь – а что же дальше будет
- С империей, с законом. Что закон?
- Он понимает, что его забудут
- Ещё во время пышных похорон.
- Сквозь штукатурку дней едва сочится
- За каплей капля – память. И порой
- К дождю ужасно ноет поясница,
- И мучают не раны – геморрой.
- Все говорят, что он в маразме. Право,
- Ему ведь безразлично, кто ему
- Наследует и по какому праву…
- Да, он, конечно, болен. Потому
- Привычные дворцовые интриги
- Плетутся, не беря его в расчёт,
- И на столе пылятся свитки, книги,
- Которые он в руки не берёт.
- О чём он думает на самом деле?
- Ведь боги ждут его… Однако же
- Сомнительно, чтоб думал он о теле,
- И мало вероятно – о душе.
- А я – о чём? Чего мне не хватало,
- Когда писался этот самый стих?
- Как будто мне и правда было мало
- Своих забот и горестей своих?
- Но кажется – отыгранная пьеса,
- Откланялись актёры в свой черёд…
- А приглядишься – времени завеса
- Колышется и действие – идёт.
«Сон то разматывался, как пушистый клубок…»
- Сон то разматывался, как пушистый клубок,
- То распускался вербою по весне,
- Сон мой был светел и так по-детски глубок,
- Солнечный зайчик играл в его глубине.
- Вдруг в него попытался кто-то войти,
- Кто-то стучался, просил отворить скорей,
- И убеждал, и умолял: «Пусти!» —
- И задыхался возле самых дверей.
- «Ах, неужели снова не отдохнуть!
- Господи, я работала целый день…»
- Впрочем, мне даже пальцем не шевельнуть —
- Так глубока и так сладка моя лень.
- Но чей-то голос, чей-то протяжный стон,
- Перетекал в ещё не рождённый стих —
- Кто-то ломился всем существом в мой сон,
- Звал и хрипел и наконец затих.
- Утром неясная боль сжимает виски,
- Тёмной мутью поднявшись с ночного дна:
- Кто-то не вынес холода и тоски,
- Кто-то погиб на пороге чудного сна.
- И ещё неосознанная вина
- Цепляется, по краю души скользя,
- И чья-то тень замерла на пороге сна —
- И с этим поделать уже ничего нельзя.
Наставление сыну
- Не копи барахла. Ты немного удержишь в руке.
- От погони к тому же вернее уйдёшь налегке.
- И запомни ещё то, что я повторяла не раз:
- Ни одна из вещей никогда не заплачет о нас.
- Одевайся лишь в чистое – мы ведь не знаем с тобой,
- И не знает никто, когда примет последний свой бой.
- В Бога веруй и кланяйся только Ему одному.
- У людей не проси. Подрастёшь – сам поймёшь почему.
- Если надо – дерись до конца. Но лежачих не бей.
- Уважай всех крылатых – ворон, воробьёв, голубей.
- И зверей уважай – помни, что и у них есть душа,
- И всегда за душой – что у них, что у нас – ни гроша.
- И ещё: если сможешь, стихом никогда не греши —
- Всё в бумагу уходит. Очнёшься, вокруг – ни души.
- Лучше просто живи, не жалея ни сил, ни огня…
- По родительским дням поминай, если вспомнишь, – меня.
«Я хочу купить розу…»
- Я хочу купить розу.
- Хочу купить розу,
- Как будто желаю дать шанс
- Больному рабу —
- Просто шанс умереть на свободе.
- Хочу купить розу,
- Но каждый раз что-то не так:
- Не то что нет денег,
- Не то чтоб последние деньги,
- Но просто есть множество
- Необходимых вещей.
- Так много вещей.
- И снова цветок остаётся
- У смуглых лукавых торговцев
- За пыльным стеклом.
- А я ухожу,
- Продвигаясь всё дальше и дальше
- В то время, когда
- Я и впрямь на последние деньги
- Куплю себе розу.
«Под конец ленинградской зимы ты выходишь во двор…»
- Под конец ленинградской зимы ты выходишь во двор,
- И, мучительно щурясь, как если бы выпал из ночи,
- Понимаешь, что жив, незатейливо жив до сих пор.
- То ли в списках забыт, то ли просто – на время отсрочен.
- Сунув руки в карманы, по серому насту идёшь —
- Обострившийся слух выделяет из общего хора
- Ломкий хруст ледяной, шорох мусора, птичий галдёж,
- Еле слышный обрывок старушечьего разговора:
- «…мужикам хорошо: поживут, поживут и – помрут.
- Ни забот, ни хлопот… Ты ж – измаешься в старости длинной,
- Всё терпи да терпи…» – и сырой городской неуют
- На осевшем снегу размывает сутулые спины.
- Бормоча, что весь мир, как квартира, – то тесен, то пуст,
- Подворотней бредёшь за кирпичные стены колодца,
- И навстречу тебе влажно дышит очнувшийся куст,
- Воробьи гомонят, и высокое небо смеётся.
«У меня в кармане правом…»
- У меня в кармане правом
- Полновесные каштаны —
- Шелковистые, тугие,
- В шоколадной кожуре.
- У меня в кармане левом
- Желудей тяжёлых россыпь —
- Золотистых и округлых,
- Смуглым солнцем налитых.
- Погружаю в них ладони,
- Щедро черпаю горстями
- И, подбрасывая к небу,
- Рассыпаю по земле.
- Вот оно – моё богатство,
- Плоть моя, моё дыханье,
- Тихий смех, неугасимый
- Отсвет вечности во мне.
«Не печалься, душа. Среди русских воспетых полей…»
- Не печалься, душа. Среди русских воспетых полей
- И чухонских болот, пустырей обречённого града
- Ничего не страшись. О сиротстве своём не жалей.
- Ни о чём не жалей. Ни пощады не жди, ни награды.
- Нас никто не обязан любить. Нам никто ничего
- В холодеющем мире, конечно, не должен. И всё же
- Не печалься, душа. Не сбивайся с пути своего,
- Беспокойным огнём ледяную пустыню тревожа,
- Согревая пространство собою всему вопреки,
- Предпочтя бесконечность свободы – законам и срокам,
- На крыло поднимаясь над гладью последней реки,
- Раскаляясь любовью в полёте слепом и высоком.
«Смерть в окно постучится однажды…»
- Смерть в окно постучится однажды
- Лунной ночью иль пасмурным днём,
- И к плечу прикоснётся, и скажет:
- «Ты довольно грешила. Пойдём».
- И в полёте уже равнодушно
- Я взгляну с ледяной высоты
- И увижу, как площади кружат
- И вздымаются к небу мосты.
- За лесами потянутся степи,
- Замелькают квадраты полей,
- Но ничто не кольнёт, не зацепит
- И души не коснётся моей.
- Лишь пронзительно и сиротливо
- Над какой-нибудь тихой рекой
- Свистнет ветер и старая ива
- Покачает корявой рукой.
- Камышами поклонится берег,
- И подёрнется рябью вода,
- И тогда я, пожалуй, поверю,
- Что прощаюсь и впрямь – навсегда.
- И, быть может, на миг затоскую,
- Увидав далеко-далеко
- На земле возле стога – гнедую
- Со своим золотым стригунком.
- И рванусь, и заплачу бесслёзно,
- И беспамятству смерти назло
- Понесу к холодеющим звёздам
- Вечной боли живое тепло.
Идиллический сон
- Мне приснилась жизнь совсем иная,
- Так приснилась, будто наяву:
- Лошади вздыхают, окуная
- Морды в серебристую траву.
- До краёв наполнив звёздный улей,
- Светлый мёд стекает с тёмных грив.
- На земле табунщики уснули,
- Сёдла под затылки подложив.
- Светлый пот блестит на тёмных лицах,
- На остывших углях костерка,
- Склеивает сонные ресницы
- И былинки около виска.
- Спят они, пока вздыхают кони,
- Вздрагивая чуткою спиной.
- И полны ещё мои ладони
- Горьковатой свежести ночной.
- Спят, пока обратно не качнётся
- Маятник мгновенья и пока
- Хрупкого покоя не коснётся
- Снов моих невнятная тоска.
«Всё спокойней, ровнее и тише…»
Подари мне ещё десять лет,
Десять лет,
Да в степи,
Да в седле.
В. Соснора. «Обращение»
- Всё спокойней, ровнее и тише
- Дышит полдень, и, солнцем прошит,
- Сизоватый бурьян Прииртышья
- Под копытами сухо шуршит.
- А каких я кровей – так ли важно
- Раскалённой степной синеве…
- Голос резок, а песня – протяжна,
- И кузнечик стрекочет в траве.
- Ни друзей, ни далёкого дома —
- Только стрекот, да шорох, да зной.
- Без дорог за черту окоёма
- Седока унесёт вороной.
- Бросить повод, и руки раскинуть,
- И лететь, и лететь в никуда —
- Затеряться, без имени сгинуть,
- Чтоб – ни эха и чтоб – ни следа.
- Вот я, Господи, – малая точка
- На возлюбленной горькой земле,
- И дана мне всего лишь отсрочка —
- Десять жизней – в степи и в седле.
Котёнок
- Он распугал всех кур, пусть неумело,
- А всё же – прыгнув из-за лопуха.
- Он маленький, но он ужасно смелый,
- И он идёт – один – на петуха.
- А тот разинул клюв и в удивленье
- Застыл на миг от наглости такой.
- Короче, храбреца спасло мгновенье.
- А может быть, судьба моей рукой
- Похитила у смерти неминучей…
- И вовремя: вздымая прах и пух,
- Нас до крыльца, подобно пыльной туче,
- Преследовал разгневанный петух.
- Котёнок выжил в этом переплёте,
- Но вскоре сгинул где-то ни за грош.
- Всего-то лишь – комочек тёплой плоти.
- Зачем он был? И разве разберёшь
- Его узор в сплошном переплетенье
- Рождений и смертей? И мне в ответ
- Младенчески смеётся день весенний,
- Сияя и расплёскивая свет.
«А у неё проточина на лбу…»
- А у неё проточина на лбу
- Такая белая и чёлка – золотая,
- Я в поводу веду её в табун,
- Под сапогами чавкает густая,
- Как тесто, глина. Где-то в стороне
- Урчит сердито трактор. И усталость
- К её хребтистой старческой спине
- Присохла, словно струп. А мне осталось
- Уздечку снять, по шее потрепать
- И постоять ещё минуту рядом,
- В кармане корку хлеба отыскать
- И протянуть ей. И окинуть взглядом
- Больные ноги, вислую губу,
- И тощих рёбер выпуклые строки,
- И белую проточину на лбу,
- И под глазами мутные потёки.
- И на мгновение увидеть в ней,
- В глубинах ускользающе-бездонных
- Священное безумие коней,
- Разбивших колесницу Фаэтона.
«На Северном рынке снег нынче почти что растаял…»
- На Северном рынке снег нынче почти что растаял,
- А воздух от запахов густ и как будто бы сжат…
- Две псины остались от всей уничтоженной стаи
- И серыми шапками около входа лежат.
- Свернулись в два грязных клубка неподвижно и молча,
- За ними ларьки кособоко равняются в ряд.
- Всего-то две псины. Но как-то уж очень по-волчьи
- Они исподлобья на мимоидущих глядят.
- Ну как им расскажешь, что люди не слишком жестоки,
- Хотя и богами считать их, увы, ни к чему —
- Не нами расчислены наши короткие сроки,
- И всех нас когда-нибудь выловят по одному.
- Над нами судьба по-вороньи заходит кругами,
- Вот – рухнет в пике и добычи своей не отдаст…
- Собаки молчат.
- Под ботинками и сапогами
- Тихонько хрустит обречённо подтаявший наст.
«Из многих пёстрых видеосюжетов…»
- Из многих пёстрых видеосюжетов,
- Которыми нас кормит телевизор,
- Засел осколком в памяти один,
- Где люди в серой милицейской форме
- Бездомную собаку расстреляли
- У мусорного бака во дворе.
- Она сначала всё хвостом виляла
- И взвизгнула, когда раздался выстрел,
- Ей лапу перебивший. А потом
- Всё поняла и поднялась. И молча
- Стояла и смотрела неотрывно
- На тех или сквозь тех, кто убивал.
- Я видела, как люди умирают,
- Я зло довольно часто причиняла,
- И мне ответно причиняли боль.
- Я знаю точно: каждую минуту,
- Когда мы пьём, едим, смеёмся, плачем
- По пустякам, когда, закрыв глаза,
- В объятиях любимых замираем,
- Обильнейшую жатву собирают
- Страдания и смерть по всей земле.
- Конечно же, бездомная собака,
- Расстрелянная где-то на помойке,
- Не более чем капля. Но и всё ж…
- Собаки умирают нынче стоя,
- А люди, утеряв свой прежний облик,
- Иное обретают естество,
- Столь чуждое и страшное, что разум
- Смущается и сердце замирает,
- Пытаясь в бездну правды заглянуть.
Мариенбург
1
- Сквозь едкий дым дешёвых сигарет,
- Сквозь крохотное спичечное пламя
- Недолгой памяти ещё глядит мне вслед
- Скупыми станционными огнями
- Мариенбург. И снова я лечу,
- Прижавшись низко к шее лошадиной,
- Дорожкой парка бесконечно длинной,
- И веточки стегают по плечу.
- Из поселковой церкви, с привокзальной
- Пустынной улочки, вечерний тихий звон
- Плывёт и замирает, будто стон —
- Не то призывный стон, не то – прощальный.
- И голубь у дороги сиротливо
- Воркует всё: «…умру…умру…умру…»
- И треплются нечёсанные гривы
- На душу выдувающем ветру.
2
- Мне уже никогда не вернуться туда,
- Где в глубоких прудах остывает вода,
- Словно времени тёмный и терпкий настой,
- Горьковато-полынный, недвижно-густой,
- Где в закатных окошках мутнеет слюда,
- Где, качаясь на лапах еловых, звезда
- Подлетает всё выше и месяц над ней
- С каждым взмахом всё тоньше и словно ясней.
- И в траве разогретой, глубокой, как сон,
- Мне уже не услышать сквозь стрекот и звон,
- Сквозь плывущий под веками медленный зной,
- Как шуршат облака – высоко надо мной.
- Никогда – это веточки сломанной хруст,
- На иных берегах расцветающий куст,
- Это голос, летящий сквозь мёртвую тишь,
- Долгим эхом становится. И только лишь,
- Задержавшись над лугом, дыханье моё
- Всё колышет былинки сухой остриё,
- Да ещё отраженья на глади пруда
- Смотрят в синюю бездну чужих «никогда».
3
- В краю далёком, в городе Марии
- Душа осталась пленною навек.
- Озябший парк и улицы пустые
- Заносит снег, заносит первый снег.
- Там стук копыт и глухо, и тревожно
- Трёхтактным ритмом разбивает тишь
- И сонные деревья осторожно
- Нашёптывают: «Стой… Куда спешишь?..»
- А небо отчуждённо и высоко,
- И хрупкий лист ложится в снежный прах.
- И скачут кони далеко-далёко,
- И ветер сушит слёзы на глазах.
«Охлюпкой, стараясь не ёрзать…»
- Охлюпкой, стараясь не ёрзать
- По слишком костистой спине,
- Я в Богом забытую Торзать
- Въезжаю на рыжем коне.
- Деревня глухая, бухая,
- Вблизи бывшей зоны. И тут
- Потомки былых вертухаев
- Да зэков потомки живут.
- В пылище копаются куры,
- Глядит из канавы свинья:
- Что взять с городской этой дуры?
- А дура, понятно же, – я.
- А дура трусит за деревню
- Туда, где и впрямь до небес
- Поднялся торжественно-древний,
- Никем не измеренный лес.
- Где пахнет сопревшею хвоей,
- Где тени баюкают взгляд,
- И столько же ровно покоя,
- Как десять столетий назад.
- Где я ни копейки не значу,
- А время, как ствол под пилой,
- Сочится горючей, горячей
- Прозрачной еловой смолой.
«Рыжая псина с пушистым хвостом…»
- Рыжая псина с пушистым хвостом
- Дремлет в тенёчке под пыльным кустом
- И, полусонная, в жарком паху
- Ловит и клацает злую блоху.
- Рядом, приняв озабоченный вид,
- Вслед за голубкой своей семенит
- Самый влюблённый из всех голубей…
- На воробья налетел воробей —
- Бьются взъерошенные драчуны,
- Не замечая, что к ним вдоль стены
- Тихо крадётся, почти что ползёт
- Весь напряжённый, пружинистый кот.
- Как хорошо, что они ещё есть
- В мире, где горестей не перечесть,
- В мире, дрожащем у самой черты, —
- Голуби, псы, воробьи и коты.
Трёхстрочия
* * *
- купила проездной —
- нет, не дождусь
- счастливого билета.
* * *
- утром в небо взглянула,
- а там – пустота:
- ласточки улетели.
* * *
- после грозы
- капли дрожат на ветвях —
- тихо смеются деревья.
* * *
- тёмная влага на сучьях
- подстриженной липы —
- дерево плачет безмолвно.
* * *
- сломанной ветке
- вновь зеленеть по весне,
- но на иных берегах.
«Я, скорее всего, просто-напросто недоустала…»
- Я скорее всего просто-напросто недоустала
- Для того, чтобы рухнуть без рифм и без мыслей в кровать.
- Что ж, сиди и следи, как полуночи тонкое жало
- Слепо шарит в груди и не может до сердца достать.
- Как в пугливой тиши, набухая, срываются звуки —
- Это просто за стенкой стучит водяной метроном.
- Как пульсирует свет ночника от густеющей муки,
- Как струится сквозняк, как беснуется снег за окном.
- То ли это пурга, то ли – полузабытые числа
- Бьются в тёмную память, как снежные хлопья – в стекло.
- Жизнь тяжёлою каплей на кухонном кране зависла
- И не может упасть, притяженью земному назло.
Троллейбус
- Неизвестным безумцем когда-то
- Прямо к низкому небу пришит,
- Он плывёт – неуклюжий, рогатый —
- И железным нутром дребезжит.
- Он плывёт и вздыхает так грустно,
- И дверьми так надсадно скрипит,
- А в салоне просторно и пусто,
- И водитель как будто бы спит.
- И кондуктор слегка пьяноватый
- На сиденье потёртом умолк.
- Ни с кого не взимается плата,
- И на кассе ржавеет замок.
- Он плывёт в бесконечности зыбкой,
- В безымянном маршрутном кольце
- С глуповато-наивной улыбкой
- На глазастом и плоском лице.
- И плывут в городском междустрочье
- Сквозь кирпично-асфальтовый бред
- Парусов истрепавшихся клочья
- И над мачтами призрачный свет.
«Когда сквозь дым и суету…»
- Когда сквозь дым и суету,
- Сквозь запах шашлыка и пива
- Размытым берегом залива
- Я безнадёжно побреду
- По серому песку,
- Тогда
- В случайном и нестройном хоре
- Я вдруг услышу голос моря —
- Непостижимый, как всегда.
- Прорежет воздух птичий крик,
- И ветер, чешущий осоку,
- Очнётся и взлетит высоко.
- И запоёт иной тростник.
- Иной —
- о яростных мечтах,
- О чёрных кораблях смолёных,
- Мечах, от жажды раскалённых
- И медноблещущих щитах.
- О том, как, разбиваясь вдрызг
- И возрождаясь без потери,
- Иные волны хлещут берег
- Осколками счастливых брызг.
«Воздух густ и влажно-фиолетов…»
- Воздух густ и влажно-фиолетов.
- Как во сне, замедленно летишь
- Сквозь него, сквозь питерское лето:
- Грозы – днём, а вечерами – тишь.
- Чуть слышны шагов глухие всхлипы,
- Да ещё, влюблённым на беду,
- Страстью и тревогой дышат липы
- В обморочно замершем саду.
«Князь-Владимира сын Позвизд…»
- Князь-Владимира сын Позвизд —
- Звёздный морок, стрелы посвист.
- Потревоженное моими —
- Столь чужими – губами имя
- Дрогнет дудочкой тростниковой,
- Резко звякнет в ночи подковой,
- Разъярится в разбеге вьюжном,
- Вспыхнет на рукаве кольчужном,
- Чиркнет ласточкой острокрылой —
- Будто знала я, да забыла.
- Будто время от боли сжалось,
- Будто жизни на вскрик осталось…
- И – потухнет, замрёт… Позвизд —
- Звёздный морок, стрелы посвист.
Порхов
- Медленно тающий
- Зыбким своим отражением
- В тихой реке,
- Чьё забытое имя – как вздох,
- Город, похожий на
- Воспоминанье о городе —
- Шорох дождя,
- Полыхающая бузина.
- Зябкая, хрупкая
- Бабушка с детской улыбкою
- Кротко вздохнёт,
- Отпирая тяжёлую дверь
- В царство безмолвное
- Старых афиш, фотокарточек,
- Тёмных икон,
- Утюгов, самоваров, монет.
- Тихие заводи,
- Странные омуты времени,
- Тонкая связь
- Неисчисленных координат.
- Морщится гладь,
- И дробится моё отражение
- Прежде, чем я
- Успеваю его разглядеть.
«Когда зацветёт «декабрист»…»
- Когда зацветёт «декабрист»,
- И шторы раздвинутся шире,
- Мир, запертый в тесной квартире,
- Вдруг станет просторен и чист —
- Когда в декабре обветшалом
- Лучистым фонариком алым
- Невзрачный украсится лист.
- Когда на холодном окне
- В белёсой пустыне бесплодной
- Цветок оживёт благородный,
- В морозы желанный вдвойне —
- Судьбы ненадёжные звенья,
- Рассыплются наши мгновенья
- И тень пробежит по стене.
- Когда «декабрист» зацветёт
- Над тёмным и гулким колодцем,
- Наш маятник резко качнётся,
- Сметая костяшки со счёт.
- И всё повторится: метели,
- Печаль Рождества и веселье,
- И – к новой весне поворот.
«Звучат шаги размеренно и чётко…»
- Звучат шаги размеренно и чётко,
- В неверном свете редких фонарей
- Дрожат ограды кованые чётки
- И ветка, наклонённая над ней.
- Лишь хлопнет дверь, и снова только эхо
- Невидимым конвоем за спиной
- Да еле слышный отголосок смеха
- Там, на мосту, над чёрной глубиной.
- И плавится в ночном канале город,
- Изнемогая от дождей и смут…
- Объятия Казанского собора
- Ещё распахнуты, ещё кого-то ждут.
«Чай с вишнёвым вареньем – о Господи, счастье какое…»
- Чай с вишнёвым вареньем – о Господи, счастье какое! —
- Розовеет окно за дремотными складками штор,
- Добродушнейший чайник лучится теплом и покоем,
- Тихо звякает ложечка о мелодичный фарфор.
- Чай с вишнёвым вареньем – о Господи, хоть на минуту
- Задержи, не стирай эту комнату, штору, окно —
- Неизведанный мир, детский образ чужого уюта,
- Недосмотренный сон, дуновение жизни иной.
Гренадёрский мост
- Спешит прохожий запоздалый,
- Звенит задумчивый трамвай,
- Волна баюкает устало
- Луны подмокший каравай.
- Дома, прищурясь близоруко,
- Сберечь пытаются тепло,
- Слезится в бесполезной муке
- Часов разбитое стекло.
- А мне, шепча чужое имя,
- Брести сквозь зябкий неуют,
- Пока душа навек не примет,
- Как боль последнюю свою,
- Глухую песню стен кирпичных,
- Посеребрённую луной,
- И минареты труб фабричных
- Над Выборгскою стороной.
«Меж домами пространство сгущается, словно смола…»
Читать бесплатно другие книги:
Максим Калашников – писатель-футуролог, политический деятель и культовый автор последних десятилетий...
Самая полная настольная книга для мальчиков!В этой книге ты найдешь советы на каждый день и ответы н...
Максим Калашников – один из самых востребованных публицистов современной России. Его произведения от...
Впервые в России: ответы на все загадки творчества Толкина!Книги Дж. P. Р. Толкина стали настоящим ф...
Индия – страна «на слуху», многие люди там бывали, но мало кто почувствовал подлинное, нетуристическ...
Исраэль Шамир – израильский журналист, писатель и переводчик. Он является автором нескольких десятко...
