Рыцарь ночи Лазарева Ярослава

Часть первая. Царапина

  • Тянусь я к розе. Но боюсь
  • Царапин от шипов колючих…
  • И все равно не удержусь…
  • Сорвав, до крови уколюсь,
  • Напьюсь любовью алой, жгучей…
Рубиан Гарц[1]

В середине октября мама решила отправить меня в деревню. Я только что перенесла простуду, пропустила несколько дней в институте и была удивлена таким решением.

– Мне не нравится твоя бледность, Лада, – уклончиво пояснила мама. – Даже обычное ОРЗ может дать серьезные осложнения. И тебе лучше отдохнуть и восстановиться. В Москве это довольно сложно. Так что на свежий воздух, в тишину! А занятия никуда не денутся. Спишешь потом лекции у однокурсников.

– Но я отлично себя чувствую! – попробовала я возражать. – К тому же в это время года у бабушки такая скукота! Там и Сети нет. Чем я буду заниматься целые дни? И потом, мамуля, я только что поступила, не забывай! Ты сама мне постоянно твердишь, что я не должна расслабляться, первый курс самый важный, преподаватели оценивают студентов именно по первой сессии.

– Да, это так! Но я же тебя не навечно отправляю, а всего на несколько дней. Если ты сейчас окончательно не выздоровеешь, то потом только хуже будет, и к своей первой сессии ты подойдешь в полном упадке сил, – безапелляционным тоном сказала она. – Так что собирайся! Папа заедет за тобой через полчаса.

– Вообще-то у нас не семестры, а модули, – заметила я. – И первые зачеты начнутся уже скоро, а не в декабре, как ты думаешь.

– И что? – уперлась она. – Помню, ты мне сообщала про эту новомодную форму обучения. И что, из-за этого не доводить выздоровление до конца?

– Бесподобно, – пробормотала я.

Настойчивость мамы, по правде говоря, меня не особо удивила. Она получила медицинское образование, много лет работала акушеркой, но считала, что разбирается во всех областях медицины.

– И не забудь взять шерстяной свитер, – продолжила она. – Осень хоть и аномально теплая, но за городом всегда сыро. И поторапливайся! Хочу тебя перед отъездом травяным чаем напоить.

– Хорошо, – ответила я. – Отец, кстати, поднимется?

– Зачем это? – нахмурилась мама. – Он будет ждать тебя внизу. А сумка не такая и тяжелая. Сама донесешь до машины.

Мои родители развелись больше семи лет назад. И хотя мама никогда при мне не высказывалась по поводу их отношений, я замечала, что она по каким-то одной ей ведомым причинам относится к отцу с затаенным пренебрежением. Но ему позволялось видеться со мной, и мы частенько выходные проводили вместе.

«Ну ладно, хоть субботу с ним побуду, – подумала я и заулыбалась. – А может, он и на воскресенье останется. Было бы здорово!»

Я быстро покидала вещи в сумку, надела синие джинсы и серую футболку. Затем подошла к зеркалу. Вглядевшись в отражение, поморщилась. Белая кожа приобрела неприятный серый оттенок, под глазами залегла легкая синева, губы у меня и так неяркие, а сейчас вообще казались бескровными. На самом деле моя внешность никогда не вызывала у меня удовлетворения. Я отдавала должное своей стройной фигуре, длинным ногам и тонкой талии, но вот плечи казались мне широковатыми, а шея чересчур длинной. Хотя многие девчонки из моего бывшего класса завидовали этому. Однажды в спортзале наш физрук, молодой, симпатичный и улыбчивый, назвал мою шею лебединой. Он сказал это в шутку, но отчего-то почти все девушки моментально напряглись и насторожились, а парни начали пристально изучать меня.

Я откинула волосы назад и приподняла подбородок. Овал лица, в принципе, мне нравился, он был округлым и нежным. Светло-русые волосы падали ниже плеч, глаза обычно матово-серые и, как мне казалось, маловыразительные сейчас блестели и выглядели яркими. Светлые ресницы раздражали меня, а за нанесенную тушь мама нещадно ругала и постоянно внушала, что нет ничего лучше естественной красоты. Сама она красилась редко и пыталась меня приучить не зацикливаться на своей внешности.

«Ты миленькая, хорошенькая, вся в нежных тонах, – говорила она. – В тебе есть определенный шарм. А излишняя яркость тебя только испортит, и ты будешь выглядеть вульгарно».

Я вздохнула и начала собирать волосы в хвост. В этот момент в комнату заглянула мама.

– Отец уже возле подъезда, только что звонил. Так что чай выпить не удастся. Но я в термос налила, возьмешь с собой. Хорошо, что он смог сегодня пораньше приехать. А то сама знаешь, в пятницу вечером из города выбраться довольно сложно. Пробок не миновать!

– Хорошо! Иду!

Накинув красную толстовку, я быстро вышла из комнаты.

Отец ждал возле джипа. Он широко мне улыбнулся и чмокнул в щеку. Я окинула взглядом его строгий деловой костюм, дорогое пальто, тщательно выбритую голову, холеное гладкое лицо с живыми черными глазами, прямым носом и четко очерченными красными губами. Их красоту подчеркивала тонкая линия бороды и усов. Моему отцу было 38 лет, и выглядел он отлично для своего возраста. Мама была старше его всего на четыре года, но казалась мне пожилой женщиной, тогда как отец всегда оставался молодым ухоженным импозантным, полным энергии и оптимизма. Но я понимала, что он, являясь PR-директором одного из крупнейших рекламных агентств, должен внешне соответствовать статусу.

– Чего ты так смотришь? – слегка удивился он и приподнял брови. – Не успел после переговоров заехать домой и переодеться. Уж очень твоя мама меня торопила, все боится, что в пробках застрянем. Ну ничего, у меня в машине и джинсы имеются и свитер, так что переоденусь.

– Ага, – улыбнулась я. – Просто ты очень… ну… в общем, классный ты у меня, папка! – добавила я.

Мне хотелось сказать «очень красивый», но я не привыкла открыто выражать свои чувства.

– Я тоже по тебе соскучился, – мягко проговорил он, и я обрадовалась тому, что он меня понимает.

Когда я садилась в машину, то машинально подняла голову и увидела маму, стоящую на балконе. Она смотрела на нас. Мы жили на третьем этаже обычной хрущевки, поэтому расстояние было не таким уж и большим, и мне показалось, что лицо у нее грустное. Я широко улыбнулась и помахала рукой. Мама тут же сменила выражение лица, заулыбалась и помахала в ответ.

– Что ж не зашел? – поинтересовалась я, когда мы поехали.

– Вы же сами торопили меня, – нехотя ответил отец. – Мама по телефону сказала, что боится задержек в пути из-за пробок, а ты еще очень слаба после болезни. Хотя я вижу, ты выглядишь вполне здоровой.

– Так и есть! – подтвердила я. – Она всегда накручивает. Подумаешь, какая-то простуда!

– Но маме лучше знать, – возразил он. – Все-таки она медработник.

– Ага, акушерка, – скептически заметила я, – И ничего более.

Отец не ответил.

Какое-то время мы ехали молча. Я смотрела в окно и думала о своем. Давно заметила, когда едешь в машине с родным человеком, которому полностью доверяешь, то невольно расслабляешься и отдаешься течению мыслей. Вначале я думала о том, почему мои родители развелись. О причинах я могла лишь догадываться. Я пыталась несколько раз поговорить об этом с мамой, но она или отмалчивалась или отшучивалась, замечая, что мне еще рано вникать в такие взрослые проблемы. С отцом у меня с раннего детства складывались доверительные отношения, но язык не поворачивался задавать подобные вопросы. Но глядя на родителей, выводы напрашивались сами собой. Маму я любила, но видела: она хоть и симпатичная, добрая и приятная во всех отношениях женщина, но выглядит, как обычная тетка с рынка. У нее, на мой взгляд, отсутствовали и собственный стиль и шарм, и даже женская притягательность. Мне она казалась уютной и милой, но излишне полной и всегда какой-то неухоженной. Мама годами делала химическую завивку, и ее такие же, как у меня, русые волосы стали выглядеть пережженными, тусклыми и бесцветными. Косметику она не признавала. К тому же с ее работой макияж ей только мешал. Я пыталась несколько раз побеседовать с ней на тему внешности, но она лишь смеялась и говорила, что ее все устраивает, ей так комфортно и снова замуж она не собирается, поэтому менять что-то во внешности ей незачем. К тому же мама упорно навязывала и мне имидж «натуральной красоты». И я, отправляясь на вечеринки, выходила из дома в так любимом ей «естественном» виде, а потом дома у моей подруги Лизы переодевалась во что-то более откровенное и наносила яркий макияж.

Вспомнив о Лизе, я заулыбалась. Мы жили в соседних домах и дружили, мне кажется, столько, сколько я себя помню. Лиза после окончания 9-ти классов поступила в колледж парикмахерского искусства. Она с детства обожала делать прически, и частенько экспериментировала на мне. Лиза мечтала стать вторым Кристианом Марком, мировой знаменитостью, одним из самых престижных законодателей hair-моды и добиться таких же высот. Она поставила себе цель открыть собственный салон. Но пока она обучалась на втором курсе и «набивала руку» в учебной парикмахерской при колледже.

Какое-то время у нее были романтические отношения со Славой. Мы тогда учились в одном классе. Мне казалось, я влюблена в него. Но он начал встречаться с Лизой, и у нас по определению ничего не могло быть. Но потом они поругались. Лиза мне тогда говорила, что разочаровалась в нем, что Слава, как и все остальные парни, хочет лишь одного, причем сразу, а так как она пока не соглашается, то он бесится. Так они и не помирились. Затем она поступила в колледж, и они практически перестали видеться. Мы с ним учились еще два года в одном классе, но Слава не обращал на меня особого внимания, и я довольно скоро поняла, что мое увлечение было несерьезным. После окончания школы он поступил в Бауманку, я – в институт культуры. Мы жили в соседних домах, продолжали дружить и довольно часто видеться.

И вот в сентябре Слава начал упорно оказывать мне знаки внимания. После летнего отдыха он выглядел отлично – загорелый, беззаботный, постоянно улыбающийся. Но я уже потеряла к нему всякий интерес, не подпускала к себе и всячески давала понять, что у него нет никаких шансов. И мне казалось неправильным, что вначале парень встречается с одной подругой, затем переходит к другой. Хотя в жизни я видела это постоянно.

А мне хотелось, чтобы появился некий прекрасный незнакомец, принадлежащий только мне и не знающий ни одну из моих подруг. Истинная любовь виделась такой – полное растворение в любимом человеке, безоговорочное доверие между нами и преданность друг другу. Я допускала, что у моего молодого человека могут быть какие-то истории в прошлом, но я вовсе не обязана их знать. Но пока мое сердце было свободным, хотя внимание Славы уже начало исподволь действовать, ведь он так сильно нравился мне раньше.

– О чем ты вздыхаешь? – засмеялся отец.

Я вздрогнула и повернула к нему голову. Он глянул на меня и подмигнул.

– Почему вы расстались? – неожиданно для себя спросила я, но тут же смутилась и отвернулась в окно.

– Вот это вопрос! – тихо заметил он и замолчал.

Мы в этот момент выехали за пределы города. Солнце только что село, и серо-сиреневые сумерки окутали все видимое пространство. Начало октября было хоть и нереально теплым, но дождливым, и воздух постоянно пропитывала сырость. В городе это не так чувствовалось, но здесь я сразу заметила, как быстро густеет туман, искажая очертания пейзажа. В сумеречном освещении он казался голубовато-серым, и я заворожено смотрела в окно на проплывающие деревья, кусты, низины, окутанные все сгущающейся шевелящейся дымкой. Я не могла оторваться от этой фантастической картины. Уж очень резким был контраст между освещенным салоном джипа, поблескивающей черной кожей обивки, светящейся панелью приборов и странной сумеречной размытой сиреневой картинкой за окном. Мне показалось, что наш джип въехал в какой-то параллельный мир, и мы единственный островок реальности в этом туманном искаженном пространстве.

– А почему ты об это спросила? – вывел меня из оцепенения голос отца.

И я повернулась к нему.

– Сама не знаю, – призналась я. – Вы с мамой никогда не говорите об этом. Но ведь я имею право знать.

– Имеешь, – согласился он. – Но все это довольно сложно объяснить. К тому же у каждого из нас своя правда.

– И какова она у тебя?

– Ох, доченька! – после паузы сказал он. – Моя правда в том, что я всегда поступаю так, как хочу. И никто никогда не учится на чужих ошибках. Я это давно понял.

Мы замолчали.

– Тебе все еще больно из-за нашего разрыва? – после паузы зачем-то спросил отец, хотя ответ и так был очевиден.

Не знаю никого, кто остался бы равнодушным к разводу своих родителей. А у меня больше половины бывших одноклассников находились в подобной ситуации, и практически все подружки жили в неполных семьях.

– Уже не так больно, – после паузы ответила я. – К тому же я сделала кое-какие выводы на ваш счет. И хотелось услышать твою версию.

– Лада, все просто, – серьезно проговорил он. – Встречаются двое, и что-то между ними возникает. Как говорится, вспыхивает искра. Затем отношения развиваются.

– В общем, получается любовь, – встряла я.

Отец глянул на меня и улыбнулся.

– Ну, типа того, – кивнул он. – И вот дальше начинается самое непонятное. Кто-то сохраняет это чувство на долгие годы, кто-то быстро утрачивает его, кто-то делает вид, что все еще любит. И такие пары лично у меня вызывают недоумение, мягко говоря. Зачем лгать? Не честнее ли разойтись, раз чувства больше нет?

– Значит, у вас исчезла любовь? – уточнила я.

– Просто между нами возникли непреодолимые разногласия, – после довольно продолжительного молчания ответил отец.

– Мечтаю встретить того, с кем у меня не будет никаких разногласий и наша любовь никогда не кончится! – взволнованно произнесла я и тут же прикусила губу.

Я отчего-то пожалела, что так разоткровенничалась. Но отец посмотрел на меня серьезно. Его лицо на миг стало грустным, между бровей залегла складка.

– Знаю, знаю, что ты скажешь, – торопливо заговорила я, – что это глупые девичьи фантазии. Но разве ты не хотел бы встретить свою единственную половинку еще в юности? Я верю, что есть такая любовь!

Я с ожиданием на него посмотрела.

– Возможно и есть, – тихо проговорил отец. – Но хочу заметить, раз уж разговор зашел на такие темы, что для мужчины необходимо разнообразие. И для нас, сорри, самцов, это важнее, чем вечная любовь к одной-единственной. В конце концов, это просто скучно.

И я заметила, он так сильно сжал руль, что костяшки пальцев побелели. Остаток пути мы провели в молчании.

Когда въехали в деревню, меня поразила тишина и темнота. Осенью я нечасто здесь бывала и уже забыла, как рано жители ложатся спать. Шум едущей машины и свет фар разбудили собак, они дружно выскочили на дорогу и начали ожесточенно лаять. Но ни в одном окне не загорелся свет. Это выглядело жутковато, словно все в деревне вымерли. Но когда мы подъехали к бабушкиному дому, то она уже стояла у раскрытых во двор ворот. Папа завел машину внутрь, я выскочила и обняла бабушку.

– Здравствуйте, гости дорогие! Вот уж радость в моем дому! – быстро заговорила она. – Что-то припозднились вы! Раньше я вас поджидала. Галина как позвонила, что вы выехали, так я сразу ужин начала готовить. А вас-то все и нет! И Шарик тоже заждался.

Я погладила льнущего к ногам лохматого рыжего беспородного пса, потрепала его за ушами. Он тихо взвизгнул от радости.

Отец поставил машину под навес, потом расцеловался с бабушкой.

– Гриша, Ладушка, что же мы все во дворе-то? – заулыбалась она. – Айда в дом!

После ужина они долго сидели на кухне и тихо разговаривали, а я отправилась в маленькую комнату, в которой обычно жила, когда приезжала сюда. Я спихнула с кровати серого полосатого кота Дымка и улеглась. Дымок тут же забрался обратно и, громко мурлыча, попытался устроиться у меня под боком. Я погладила его пушистую спинку и стала бездумно смотреть в темное окно. Дом был старым, обычным деревянным, окна соответствовали деревенским стандартам, поэтому были маленькими. Короткие белые тюлевые занавески, собранные в пышные складки, отображали местную дизайнерскую моду. Мама, когда мне было лет семь и я практически все лето проводила в деревне, привезла красивые золотистые портьеры в подарок бабушке. Та поблагодарила, повесила на окна. И как только мама уехала в Москву, тут же поменяла их на привычные тюлевые.

Я бездумно смотрела в окно, мои веки отяжелели. Вдруг раздалось тихое шипение, затем Дымок метнулся на подоконник. Я видела, как распушился его хвост, а шерсть встала дыбом. Я вздрогнула и приподнялась, вглядываясь в полумрак. Но за окном никого не было, только ветер шумел, да ветки сирени царапали по стеклу. Но Дымок продолжал стоять в угрожающей позе и даже начал рычать. Я вскочила и подошла. Отодвинув тюль, вгляделась в темноту. Мне показалось, какая-то тень мелькнула за сиренью. Но ветер все усиливался, ветки раскачивались, и трудно было понять, что там происходит. Я постояла еще какое-то время, тщетно вглядываясь в полумрак, затем вернулась на кровать. Дымок уже успокоился, но продолжал сидеть на подоконнике.

– Ну чего ты там увидел? Иди сюда, – вяло позвала я.

Кот повернулся, его глаза в темноте сверкали, и это выглядело жутковато. Но я еще в детстве избавилась от страхов, которые часто возникают именно ночью в деревне. Бабушка мне объяснила, что в ее доме ничего плохого случиться не может, благодаря присутствию домового. Старенький, невидимый, и добрый словно дед родной, он постоянно на страже и всегда защитит хозяев от любой нечисти. Я свято ей поверила и с тех пор никогда не испытывала страха, даже оставаясь одна ночью в доме. Дымок наконец окончательно успокоился, вернулся ко мне и улегся под боком. Я обняла его горячее тельце и тут же уснула.

Утро выдалось ясным. Ветер разогнал тучи и унес туман. Я вышла на крыльцо и потянулась. Отец уже умылся и сидел на лавочке. Его лицо выглядело умиротворенным.

– Утро доброе, Ладушка, – ласково проговорил он. – Какая красота тут все-таки! И чего мы застряли в этой шумной грязной Москве? Чем от нее дальше, тем воздух свежее.

– Твоя правда, Гриша! – раздался голос бабушки, и она вышла из калитки, ведущей в огород. – Не могу я в столице, задыхаюсь.

В ее руках белело пластиковое ведерко, доверху наполненное красными ягодами.

– Что это, бабуль? – поинтересовалась я.

– Да калина в этом году уж больно хороша! – заулыбалась она. – Я с сахаром перетру и в банки закрою. Зимой от простуды лучшее средство.

Она поставила ведерко на крыльцо и ушла под навес. Я вытащила одну кисть. Ягоды горели на солнце, словно капли крови. Это выглядело красочно.

– Эх, жаль, нет у меня хорошего цифрового фотика! – заметила я. – Сейчас бы запечатлела этот шедевр природы.

Отец глянул на меня хитро и заулыбался. Потом встал и ушел в дом. Я положила ягоды обратно в ведро. Дверь раскрылась, я машинально повернула голову и тут же зажмурилась от яркой вспышки.

– Ой, что это? – замирая, спросила я.

– Так у тебя же через неделю день рождения, – сказал отец, улыбаясь все шире. – Только я уезжаю по делам в Питер. Не могу отложить эту поездку, ты уж извини меня. И хотя это не по правилам, решил тебя поздравить заранее.

И он протянул мне фотоаппарат. Я дрожащими руками взяла его.

– Папа! – прошептала я, не в силах справиться с волнением. – Это же Pentax! Зеркалка! Я в шоке! Я мечтала об этом.

И бросилась ему на шею.

– Владей! – только и сказал он.

Этот день с точки зрения бабушки был для меня потерян, потому что я не выпускала из рук фотоаппарат. Я гонялась за яркими листиками, сорванными ветром, за редкими, уже засыпающими осенними мухами, подкрадывалась к кошкам, курам, замучила Шарика, заставляя его улыбаться, ложиться на спину, смотреть на меня с нужным выражением. Затем принялась за бабушку и отца. Когда он уехал, я даже не очень огорчилась, все мои мысли занимал новый фотоаппарат. Я лишь сокрушалась, что у меня здесь нет компьютера, чтобы тут же просматривать снимки на мониторе. Но пока я их изучала на дисплее.

Следующие два дня я самозабвенно снимала все, что попадалось в поле зрения в доме, во дворе и огороде. Но на третий день решила выйти за ограду. С утра накрапывал мелкий дождь, и бабушка возражала против моей прогулки. Я вяло поснимала тучи, капли влаги на потемневших от дождя досках забора, яркие листики в лужах. Но во второй половине дождь наконец прекратился, я тут же воодушевилась и отправилась в деревню.

Оделась я, на мой взгляд, ужасно. Бабушка настояла на расхлябанных резиновых сапогах, которые выглядели так, будто она носила их еще во времена Великой Отечественной. Но мои сапожки куда-то затерялись, поэтому пришлось обуться в эти. Старые синие джинсы я заправила в сапоги. На красную толстовку накинула брезентовый дождевик. Я вышла на улицу и задумалась, в какую сторону направиться. Огромные лужи на дороге впечатляли. Вязкая грязь вперемежку с коровьими лепешками тоже не вызывала энтузиазма. Но мне очень хотелось прогуляться и поснимать деревню. Я побрела по улице, здороваясь с редкими прохожими и старательно уклоняясь от их попыток вступить в разговоры. Но на краю деревни остановилась возле небольшой группы возбужденно переговаривающихся старух. Они сгрудились возле забора и что-то визгливо обсуждали, размахивая руками. Когда я приблизилась, увидела теленка, лежащего на земле. Его горло было перерезано.

– Это вредители! – торопливо говорила высокая худая старуха.

– Изверги какие-то! Уже не первый раз вот так режут скот, а потом бросают, – подхватила вторая, толстая и растрепанная. – Ладно бы ради мяса. Было же не раз, что воровали телят, да и коров на продажу. А тут вон что делается! Ох, бабоньки, непонятно все это.

– И не говори! – твердила третья, маленькая и щупленькая. – Может, секта какая в наших лесах завелась! Сатанисты?

– Ох, не пугай! – хором воскликнули старухи. – Только этого нам не хватало!

– Надо бы к батюшке сходить в соседнее село, да все ему рассказать, – предложила маленькая старуха. – А то ведь это уже третий такой зарезанный и не оприходованный.

Тут они увидели меня. Я как раз навела объектив на мертвого теленка.

– Ой, Ладушка! Ты в гости приехала? – обрадовались они. – Вот-вот, сфотографируй это безобразие. Да папе своему покажи. Все-таки Григорий наш городским стал, да и важный он человек. Может, что и сообразит.

Моего отца в деревне отчего-то считали чуть ли не бандитом. Откуда пошла такая слава, я не знала. Но авторитетом он пользовался. Отец как-то заметил, что подобные слухи на пользу и он не собирается ничего опровергать. В деревне последнее время много пили, малочисленная молодежь слонялась без дела, дома частенько обворовывали, да и со дворов тянули все, что плохо лежит. Забирали даже ведра, оставленные в огороде. А моя бабушка жила одна. Однако на ее хозяйство никто не покусился ни разу. Да и денег местные пьяницы у нее не занимали. А все потому, что боялись ее сына.

– А ты надолго, детонька? А как же учеба твоя? – продолжили расспросы старухи, переключив внимание с теленка на меня. – Какой у тебя аппарат-то важный! Иностранный?

– Да, импортный, – нехотя ответила я. – В конце недели уеду уже.

Старухи что-то говорили мне вслед, но я ускорила шаг. Вид мертвого теленка вызвал вполне определенное отвращение. Меня даже начало поташнивать от его закатившихся глаз, от вида зияющей длинной раны на шее и застывшей темной крови, пропитавшей землю.

Я шла так быстро, что не заметила, как оказалась на краю поля, начинающегося сразу за деревней. Воздух после дождя пропитался влагой, низина уже начала затягиваться туманом, небо выглядело низким и темно-серым. За полем находился коттеджный поселок, и я зачем-то побрела в его сторону. Хотя ничего интересного меня там ждать не могло. Это были частные дома обеспеченных сограждан, в основном, москвичей. Я дошла до конца поля, миновала два краснокирпичных дома, похожих на неудавшиеся расплющенные замки, хотела поснимать узорный кованый вензель на воротах, красиво покрытый капельками влаги, но злющая морда огромной овчарки, высунувшаяся из-под забора и ее грозный лай, заставили меня отскочить и быстро двинуться прочь.

Но когда я зашла за коттеджи, то невольно остановилась. Здесь начинался лес, и на поляне перед ним появился новый дом. Он отличался строгой простотой. Его стройные высокие башни, узкие и длинные окна выглядели изящно. Облицовка из серого камня придавала ему изысканности.

– Вот это уже больше похоже на настоящий замок. Красивая натура, выглядит атмосферно, – довольно пробормотала я и двинулась к нему.

Меня удивило то, что территория возле дома была окружена не глухим и высоким забором, как у остальных обитателей поселка, а легкой ажурной кованой решеткой, сквозь которую отлично просматривался и сам дом и двор перед ним.

«Надеюсь, собак нет, – подумала я. – И я смогу спокойно поснимать».

До цели мне оставалось немного. Нужно было перейти через открытое пространство поля, затем перебраться через неглубокий овраг. Правда, туман все сгущался, и видимость оставляла желать лучшего.

Вдруг я услышала крики и ускорила шаг. Когда подбежала к пологому спуску, увидела, что внизу дерутся несколько парней. В этом месте овраг был совсем неглубоким. Я узнала деревенских ребят. Их было трое, и все одеты словно клоны – в черные кожаные куртки. Их лица с признаками вырождения никогда не нравились мне. Про себя я всегда называла их «гоблинами», и когда приезжала, старалась не общаться. А сейчас их покрасневшие физиономии, искаженные яростью, выглядели еще более отвратительно. Но их противник мгновенно заинтересовал меня. Я никогда его раньше здесь не видела и тут же решила, что это обитатель нового дома. Он двигался быстро, но был бледен. Его лицо оставалось невозмутимым, лишь пару раз промелькнула легкая презрительная улыбка. Незнакомец дрался изящно и словно играючи. Его стройное тело в коротком драповом пальто светло-серого цвета двигалось так, словно он танцевал. И то, что они не могли втроем справиться с «хлюпиком», еще больше бесило парней.

– Убьем урода! – внезапно заорал один из них и выхватил нож.

С изумлением я увидела, что незнакомец не испугался. Он начал заливисто смеяться. Но «гоблинов» это разозлило окончательно. Блеснул нож, взлетевший в воздух в поднятой руке. И я поспешила вмешаться. Встав на краю оврага, подняла фотоаппарат и громко сказала:

– Эй, пацаны, не двигаться! Вас снимает скрытая камера.

Вспышка сверкнула в тумане приглушенно. Но все равно я успела заметить, как прищурились глаза незнакомца, и он тут же опустил голову, словно прятался от объектива.

Мое появление произвело на «гоблинов» неизгладимое впечатление.

– Атас, братаны! – истошно заорал один из них. – Это дочка бандита Григория! Валим отсюда!

Они выскочили из оврага и словно растворились в тумане.

Незнакомец выбрался наверх и приблизился ко мне. Я опустила фотоаппарат и смущенно ему улыбнулась. Он смотрел пристально. Его тонкое бледное лицо, большие светлые глаза с узкими зрачками, похожими на две черные точки в прозрачной голубизне, черные, вороного крыла короткие волосы, красиво оттеняющие бледную кожу, изящно очерченные губы светло-розового цвета понравились мне настолько, что я неприлично пристально смотрела ему в лицо и никак не могла отвести взгляда. Но его это, по-видимому, не смущало.

– Спасибо, что вмешались, – наконец произнес он и чуть склонил голову, опустив длинные черные ресницы.

– Не за что! Вы бы и сами справились, – после паузы ответила я. – Меня зовут Лада. Я тут в гостях у бабушки.

И я машинально протянула руку.

– Очень приятно, – ответил он, но отчего-то отступил на шаг и спрятал руки за спину. – А меня Грег. Я живу вон в том доме.

И он изящным жестом показал на серый замок.

– Грег? – удивилась я. – Это что за имя? Вы иностранец?

– Нет, конечно, нет, – пробормотал он и вздохнул. – Я Григорий. Просто меня все отчего-то зовут именно так. Считайте, это мое прозвище.

– Да? Моего отца тоже зовут Григорий, – зачем-то сообщила я.

– И я уже услышал его характеристику, – легко улыбнулся он.

Но посмотрел так пристально, что холодок побежал по спине. Я моргнула и отвела взгляд.

– Не знаю, почему моего отца принимают здесь за бандита, – пробормотала я и отчего-то сильно смутилась. – Вообще-то он креативный директор одного из крупнейших рекламных агентств Москвы, – после паузы добавила я, невольно удивившись с каким пафосом произнесла эту фразу.

«Что это со мной? Я хвастаюсь? – мелькнула мысль. – Перед этим незнакомым парнем, которого, возможно, вижу в первый и последний раз в жизни!»

– А вы знаете, что означает это имя? – поинтересовался Грег и медленно пошел от оврага.

Я, чувствуя себя довольно глупо, двинулась рядом. Не дождавшись ответа, он мягко проговорил:

– Григорий в переводе с греческого означает «бодрствующий» или «не спящий», как вам больше нравится.

– Ну, мой папа поспать любит! – засмеялась я. – Мы когда вместе сюда приезжаем, так он может и до обеда не вставать.

Мы замолчали. Я искоса посматривала на его точеный профиль, на поднятый воротник полупальто, на высокое горло фиолетового свитера, скрывающее его шею. Вдруг я словно увидела нас со стороны. Грег выглядел изящным, дорого и модно одетым парнем, а я рядом с ним, видимо, казалась деревенской клушей в этих больших резиновых сапогах и бесформенном брезентовом дождевике. Я замедлила шаг, а затем и вовсе остановилась. Грег глянул удивленно.

– Куда мы идем? – поинтересовалась я.

– Хочу угостить вас чаем, – невозмутимо ответил он.

– Нет, что вы! – смутилась я, представив, как вваливаюсь в его замок в своих покрытых грязью сапогах. – Мне пора возвращаться к бабушке. А то уже темнеет, да и туман сгущается. Скоро в двух шагах ничего видно не будет.

Грег повернул ко мне лицо. Я увидела, как расширяются зрачки и глаза становятся темными. Мне стало отчего-то неприятно и тревожно на душе от его тяжелого взгляда. Но вот он улыбнулся, и выражение лица мгновенно изменилось. Я видела перед собой красивого обаятельного парня, и невольно заулыбалась в ответ.

– А почему они на вас напали? – спросила я, отчего-то подумав: «Интересно, сколько ему лет? Вряд ли он старше меня».

– Мне восемнадцать лет, – неожиданно сказал он и тут же смешался. – Прости, что ты спросила? Я задумался и решил, что ты выясняешь мой возраст. Ничего, что я на «ты»?

– Конечно! – быстро ответила я. – Так намного удобнее. Я спросила, почему эти гоблины на тебя напали. Но вообще-то мне, и правда, интересно, сколько тебе лет.

– Гоблины? – весело переспросил он, оставив без внимания мое последнее замечание. – Да, это определение им подходит. Мы чужаки здесь, поселились всего полгода назад. Вот местные нас и недолюбливают.

– Так ты тут с семьей, – задумчиво произнесла я.

– Дедушка, моя сестра и я, – спокойно перечислил Грег. – Но мы с сестрой постоянно здесь не живем.

– Ты учишься, наверное, – предположила я.

– Да, – улыбнулся он. – Я выбрал редкую профессию, но она мне очень нравится. Я дизайнер эксклюзивных ювелирных украшений. Вот смотри, – сказал он, наклонился ко мне и вытащил из ворота пальто замысловатый кулон, – это по моему эскизу.

Я посмотрела на странное сплетение металлических нитей. Оно выглядело хаотичным, но отчего-то казалось гармоничным и правильным. Мелкие сияющие даже в тумане камешки усыпали это странное украшение, словно крохотные звездочки. Я машинально потрогала пальцем кулон и тут же, смутившись, отдернула руку. Но Грег смотрел ласково. Его голубые глаза в тени густых ресниц мерцали не хуже этих кристаллов. Влажные розовые губы улыбались.

– Очень красиво! – тихо заметила я. – Никогда не видела подобных украшений. Это драгоценные камни? Так блестят!

– Платина и алмазная крошка, – сообщил Грег. – У тебя удивительно красивые глаза! – некстати добавил он. – Такой редкий оттенок голубиного крыла. Вначале кажется, что они серые, но потом замечаешь этот синеватый отлив.

Я смутилась до слез и отодвинулась. Новый знакомый казался мне все более странным, но его необычность притягивала.

– Прости, – тут же опомнился он, – я веду себя бестактно.

– Нет, что ты, – быстро произнесла я. – Мне даже приятно… Но мне пора домой.

– Хорошо, не смею задерживать, – ответил он и чуть склонил голову.

– Пока! – сказала я нарочито беспечным тоном, но не двинулась с места.

Я ждала, что Грег попросит мой номер телефона или хотя бы поинтересуется, в каком доме живет моя бабушка. Но он молчал. Я ощутила мгновенную и жгучую обиду, резко отвернулась и пошла прочь, изо всех сил сдерживая желание оглянуться. Но он не окликнул меня. Когда я отошла на приличное расстояние, то все-таки обернулась. Туман уже сгустился настолько, что пейзаж напоминал темно-голубое молоко с едва проступающими сквозь него очертаниями замка. Фигура Грега была неразличима.

Пару дней я невольно думала о моем новом и таком странном знакомом, а потом решила все это выбросить из головы и забыть случайную встречу. Но не давала покоя одна непонятная вещь. Когда я просмотрела снимки на дисплее, то увидела дерущихся «гоблинов». Их фигуры проступали сквозь туман и были вполне различимы. А вот изображение Грега почему-то отсутствовало. Казалось, что «гоблины» застыли в нелепых позах, они будто дрались с пустотой. Я никак не могла понять этот странный эффект, но потом решила, что это или сглючил фотоаппарат или для съемки в тумане движущихся объектов нужно выставлять какой-то особый режим, и на этом успокоилась.

В Москву я вернулась накануне своего дня рождения. Оно у меня 19 октября. Это было воскресенье. Отец уже уехал в Питер, но бабушка договорилась с соседом Мишей. Он работал в Москве охранником сутки через трое и согласился меня подвезти. Мы выехали в субботу в пять утра. Вначале я украдкой зевала и с трудом удерживалась, чтобы не заснуть. Беседа текла вяло. Мы просто перебрасывались ничего не значащими замечаниями. Мише было около тридцати, и он мне казался не в меру занудным.

– Ты вот, смотрю, несерьезно ты относишься к жизни, – медленно говорил он. – Впрочем, как и вся молодежь твоего возраста. Наши деревенские пацаны только и делают, что гуляют, да нажираются до поросячьего визга, да девок лапают. Вот и все их интересы по жизни.

– Знаешь, я не нажираюсь, да и девок, как ты выразился, не лапаю, – усмехнулась я.

– Ясен пень, – рассмеялся он, но тут же вновь стал серьезным. – Я вообще про отношение к жизни. Вот твой отец, всеми нами уважаемый Григорий Васильевич, выбился в люди, живет в Москве, говорят, квартир несколько имеет. И не мое дело, как он этого достиг. Главное, что стал богатым человеком. И ты вот, Ладушка, за его счет в жизни и устроишься.

– С чего ты взял? – возразила я. – Я и сама в состоянии…

– Ну да, ну да, – перебил он, – зачем тебе вообще работать? Григорий Васильевич обогатит и единственную дочку, кто ж сомневается-то!

– Тебя это совершенно не касается, – разозлилась я. – Но если хочешь знать, я не собираюсь сидеть ни на чьей шее. Окончу институт и пойду работать.

– Ну да, ну да, – не меняя тона, поддакнул Миша, – куда поступила-то?

– В институт культуры, – нехотя ответила я.

То, что это был негосударственный институт, назывался он Технический Институт Культуры, обучение было исключительно платное, и оплатил его, естественно, мой отец, я умолчала.

– Ну, культура это хорошо, – продолжил Миша. – И кем ты будешь?

– Клипмейкером. Короче, я учусь на факультете «Режиссер рекламы».

– Надо же! – уважительно заметил он. – А мама твоя, Галина Глебовна, как отнеслась к такому выбору? Она у тебя вроде медичка? Бабы наши говорили, что в роддоме работает.

– Нормально отнеслась, – сухо проговорила я. – Да, она работает в роддоме. В частном, – зачем-то уточнила я.

– Значит, и она деньгу лопатой гребет, – сделал странный вывод Миша. – Да ты у нас завидная невеста! Вот у меня племяш в Москве учится, ну ты помнишь, вы вместе на улице играли, когда маленькими были.

– Витька что ли? – рассмеялась я. – Он вроде в ПТУ?

– И что? – довольно агрессивно заметил Миша. – На сантехника учится! Самая нужная специальность.

– Да я не спорю! – ответила я и замолчала.

Этот разговор начал меня тяготить. Я давно уже сделала вывод о психологии деревенских жителей. Достаток, а лучше богатство, ставились ими превыше всего. Они уважали лишь тех, кто добился в жизни именно этого. И неважно, каким путем. Главное, видимые осязаемые признаки такого успеха – дорогие машины, дома, квартиры в городе. А, к примеру, какой-нибудь художник или писатель, не имеющие материальных благ, вызывали у местных жителей пренебрежительный интерес, как не вполне нормальные, но безобидные чудики. Картины или изданные книги не имели в их глазах такой ценности, как особняки и машины. Я это давно поняла и никогда не спорила. На все имеются свои причины. Деревенский образ жизни формировал свои стереотипы. И мой отец, который был своим, местным, слыл бандитом и добился, по их мнению, богатства, являлся героем в глазах всей деревни.

Мы выехали на шоссе, и Миша прибавил скорость.

– Хорошо, что сегодня видимость более-менее, – заметил он. – А то такие туманы стояли!

– Да, я заметила. И очень сыро. Но все еще так тепло! А ведь почти конец октября. Но погода вообще последнее время аномальная.

– Какие слова ты умные знаешь, – заметил Миша и глянул на меня. – Что значит, образование столичное! Умная ты деваха!

– Да причем тут столичное! – с раздражением заметила я. – Хоть где можно учиться, было бы желание.

– Ну не скажи! – усмехнулся он.

В этот момент какая-то черная птица вылетела из леса и чуть не врезалась в лобовое стекло.

– Черт! – выругался Миша и резко затормозил. – Ворона что ли? С ума она сошла?

Над нами раздалось громкое противное карканье. И еще две птицы совершили такой же маневр. Затем они покружились над машиной и улетели. В свете фар их черные силуэты выглядели отчего-то намного больше и от этого устрашающими. Холодок непонятного страха пробежал вдоль позвоночника. Я невольно поежилась. Миша нецензурно выругался и тронул машину с места.

– Странные дела у нас творятся последнее время, – задумчиво проговорил он. – Звери ведут себя дико.

– В смысле? – удивилась я.

– Да вот моя овчарка Джек иногда среди ночи вдруг так начинает выть, что мороз по коже продирает. А ведь собаки так воют только когда покойник в доме. Джек у меня уже десять лет, но такого с ним не бывало. Да и кошки мои по ночам гулять отказываются. Раньше дозваться моя хозяйка не могла, а последнее время все сидят в доме и поганой метлой их не выгонишь. Вот вороны вдруг на машину налетели, сама видела. И с чего бы это? А ведь темно еще, чтоб им так носиться, да и осень. Они весной только такие агрессивные, когда птенцы у них летать учатся. А тут еще, Ладушка, не поверишь, напали вороны на нашего пастуха Михея и чуть ему мозги не выклевали. Хорошо, он зимой и летом в овечьей ушанке ходит. Но лицо ему расцарапали когтями. В сентябре еще это приключилось.

– Ужас какой! – тихо заметила я.

– Все экология, – сделал странный вывод Миша. – Жрут на полях черти что, все ведь химией отравлено, вот мозги-то и поехали даже у зверья. Хотя, – после паузы продолжил он, – Михей рассказывал, что типа не уследил за стадом-то… хе-хе, заснул, поди, шельмец… И коровешки утопали к коттеджам. А там же поле хорошее, да трава зеленая была по причине теплой осени. А хозяева коттеджей ругаются, запрещают коров там пасти. Ну, это ясно! Кому охота на дорогой машине в коровью лепешку въехать? Когда он очнулся, да поскакал за ними, они уже на поле расположились перед оврагом. И тут-то, откуда ни возьмись, стая ворон налетела. И давай коров клевать. И где это такое видано?! Говорю ж, экология нарушилась! Ну и на Михея сразу птицы эти бешеные набросились. А потом вдруг враз исчезли, так он рассказывал. Чудеса да и только!

– Это возле оврага? – спросила я. – Там, где новый особняк, такой серый, да?

– Ага, там! Видела, значит? Красивое здание, богатое, что и говорить. Так это, бабы потом наши болтали, что Михей просто заснул после употребления водочки, с лошади упал, морду покарябал, а про нападение ворон все придумал. Но у коров царапины обнаружили, и, правда, будто от когтей. Но и это вполне объяснимо. Они, поди, в овраг слезли. А там, в самом конце большой малинник, вот и оцарапались. А ты что ль к новому дворцу ходила? – вдруг спросил он.

– Издалека видела, – ответила я и отчего-то почувствовала волнение. – А кто там поселился?

– А бог его знает! – пожал плечами Миша. – Богачи какие-то. Кто ж еще? Мы же с ними не общаемся. Так, иногда в магазине видим некоторых из коттеджей. И то на машине подъедут, купят чего надо и обратно. Будут они с деревенскими тары-бары растабаривать. Оно им надо? Мы им не ровня! Но особняк этот серый быстро соорудили. Мы и оглянуться не успели, как он вырос. Пацаны деревенские говорили, что семейство там поселилось. Они, кажется, кроликов разводят. Вроде много клеток завозили.

Я промолчала. Вспоминая Грега, я с трудом могла представить, что его семья – кролиководы. Но возможно, его дед занимался этим.

Миша довез меня до подъезда и уехал. Я поднялась в квартиру, мамы дома не было. Она оставила записку, что ее срочно вызвали ночью на работу. Но я к этому привыкла. Мама вот уже лет пять трудилась в частном роддоме, и была на хорошем счету. И в сложных случаях первым делом вызывали именно ее. То, что ее не оказалось дома, меня, по правде говоря, даже обрадовало. Я хотела сразу заняться снимками. Приняв душ и выпив чаю, включила компьютер и скачала фотографии. И начала обрабатывать. Некоторые показались мне очень удачными, а какие-то я сразу удаляла. Дойдя до снимка, который сделала на краю оврага, я уделила ему самое пристальное внимание. Но туман был настолько густым, что даже фигуры деревенских ребят казались сильно размытыми. К тому же они были в движении. Однако различить их можно было, а вот фигура Грега действительно отсутствовала. Не было даже намека на силуэт. Я «убрала шум», добавила яркость, контраст, увеличила снимок, но между дерущимися фигурами виден был лишь густой серый туман.

«Может, когда я щелкнула, Грег упал? – предположила я. – Хотя я четко помню его фигуру. Он небрежно отмахивался от нападавших, словно от надоедливых мух. И вроде бы при вспышке он даже прикрыл лицо руками. Или нет…».

После небольшого раздумья я удалила этот неудачный снимок и перестала об этом думать.

На следующий день проснулась в приподнятом настроении. Я любила свои дни рождения. Мне с детства казалось, что именно сейчас время для каких-то сказочных сюрпризов, и это предвкушение чудес делало все вокруг праздничным и прекрасным.

«Ну вот, мне восемнадцать! – с восторгом подумала я, потягиваясь в кровати. – Буду делать сегодня все, что захочу!»

Страницы: 1234 »»

Читать бесплатно другие книги:

Перед вами новое произведение Натальи Нечаевой – «Восьмой ангел». В этой книге продолжаются увлекате...
Роберт Бетс, известный психолог и преподаватель обрел мужество на радикально-честные изменения в соб...
Сегодня много говорят и пишут о кризисе крупнейших религий мира, который характеризуется появлением ...
За века своего существования Москва поглотила несколько сот деревень, сел и даже небольших городов, ...
Тридцать лет назад в обстановке строжайшей секретности советскими подводниками было установлено шест...
Книга доктора ист. наук, проф. Н. Л. Жуковской представляет собой сборник статей, написанных с 1969 ...