Родина дремлющих ангелов Водичка Густав

РОДИНА ДРЕМЛЮЩИХ АНГЕЛОВ

Украина – это капище[1] невозмутимых мудрецов. Наш главный религиозный ритуал – упорное ожидание бесплатного чуда.

Говорят, что под лежачий камень вода не течёт. Украинцы с этим не согласны. Мы триста лет сидели сиднем в центре Европы и ждали «самостийности». Бог не выдержал такой наглости и свершил чудо. Удовлетворённые результативностью своей религии, мы ожидаем других чудес. Например, процветания и благополучия. При этом нас не пугает время и кратковременность жизни. Мы ведём себя, как бессмертные люди, которым не падает на голову кирпич, но зато падают мешки с твёрдой валютой.

Украинцы – это нация, полностью лишённая комплекса неполноценности. Из всех видов ожидания мы избрали самую зрелую философскую форму. Как индивидуумы с окончательно сложившимся представлением о мире, мы вгоняем окружающую жизнь в понятные нам алгоритмы развития. Всё «зная», мы пребываем в постоянном ожидании, опираясь на заготовленные ярлыки. Очередной парламент для нас – ничто. Очередной премьер для нас – никто. Флот – это то, что делится само по себе. Гривна – это рубль. Свинья – это сосед. А сало – это продукт.

Активные деловые люди в наших глазах выглядят, как озабоченные меркантильные дураки, лишённые традиционной украинской духовности. А с другой стороны, они подтверждают ожидаемые нами чудеса. Не двигаясь с места и не предпринимая каких-либо усилий, мы наблюдаем за переменами вокруг: нашествием иномарок, строительством новых магазинов, появлением диковинных товаров. Мы смотрим на всё это, как на закономерное следствие своих ожиданий. Теоретически у нас всё есть. Главное – этого дождаться.

Незыблемость тихого украинского рая очевидна. Турки с москалями приходят и уходят, а девочки с веночками и дедушка с бандурой пребывают вечно. Свою главную религиозную песню мы сделали государственным гимном. «Згинуть наші вороженьки, як роса на сонці» – то есть сами по себе… «Запануєм і ми, браття, у своїй сторонці» – то есть когда-нибудь, сейчас нам не до этого. «Ще на нашій Україні доленька доспіє» – другими словами, сытый украинец незрелыми плодами питаться не привык.

Для нас судьба – это не факт настоящего времени, а нечто до сих пор несуществующее. Всё, что с нами происходит, не имеет никакого значения, потому что в каждом украинском доме обитают монахи похлеще буддийских, знакомые с невиданным чувством нирваны.

Нам странно наблюдать за поведением американцев, англичан, французов, русских и так далее. Они постоянно лезут в мировую историю, что-то декларируют, «выпендриваются», нападают на соседей. То есть ведут себя, как ущербные люди. Сидя на пороге своей хаты, которая с краю, мы медленно жуём галушку и не можем понять, чего это немцы постоянно лезут к нам во двор. Может, они нам завидуют? Этих гансов не разберёшь: то они корову забирают, то гуманитарную помощь суют. Складывается впечатление, что весь мир танцует перед нами на задних лапах и пытается привлечь к себе внимание. Наверное, окружающие нас народы не могут догадаться, что нам на них даже плевать скучно.

Украина самодостаточна. Это российскую птицу-тройку постоянно гоняют или на Аляску за снегом, или в Порт-Артур за мордобоем. А нашим задумчивым волам ходить некуда и незачем, ну разве что в Крым за солью.

Украинская философствующая душа не приемлет резвых нордических мыслей или поступков. Ведь ожидание чуда – это сложнейшая внутренняя практика. Она не позволяет нам отвлекаться на суетное.

Только хрущи, которые «над вишнями гудуть», имеют право тревожить нас по вечерам. Нас бессмысленно чем-либо соблазнять. Изначально поместив себя в центр Вселенной, мы существуем в ином измерении. Нам не нужна целеустремлённость. Мы сами являемся целью. Мы ни в ком не испытываем нужды, но в нас нуждаются все: варяги любили у нас пожить, татары – поживиться, Петр I не мог без нас построить Петербург, его дочь не могла спать без нашего мужчины. Сталину мы помогали охранять лагеря, а Гитлеру – воевать. У нас так много чудотворного здоровья, что даже Чернобыль мы согласились взять на себя.

Мы запросто помогаем решать проблемы соседям, потому что своих проблем у нас нет. Люди наблюдательные это давно заметили. Русский писатель Иван Бунин был яростным хохломаном. Он неустанно повторял, что украинцы – это абсолютно реализованная, эстетически совершенная и гармонически развитая нация. Что ничего подобного в мире больше нет. Бунин, конечно, не ошибся.

Украинцы превосходны не в своём умении ожидать, а в том, что они сами являются чудом. Как совершенные создания, мы ничего не создаем. Откровенно проявленная гениальность обиженного «кріпака» Шевченко – это неприятное исключение, подтверждающее правило: совершенство в декларации и развитии не нуждается; оно помогает развиваться только тому, что существует за его пределами. Украинские священники, писатели, поэты, художники, политики, полководцы, режиссёры, актёры, певцы, конструкторы, учёные, изобретатели, умельцы вечно разъезжают по миру и объявляют себя русскими, американцами, турками, поляками, французами – кем угодно, чтобы бедные, ущербные народы имели повод гордиться собой.

Украина – родина дремлющих ангелов. Её безмолвное ожидание наполняет чудесами планету. Её нельзя завоевать, поработить или уничтожить. Она не чувствительна к событиям. Её жизнь не протекает и не происходит. Она вне событий и времени. Она не помнит свой день рождения и не знает своего возраста. Она сама себе достойный собеседник. Ей не с кем спорить и нечего доказывать. Для неё уже всё произошло.

СПРАВКА ЗЕМЛЕМЕРА

История мира – это победа Человека над Землёй. И только история Украины – это победа Земли над Человеком.

От Бога всем досталось понемногу: немцам – колбаса, французам – лягушки, британцам – королева, неграм – бегемоты, индусам – точка на лбу, а украинцам – третья часть всех запасов чернозёма.

Этим примечательным фактом мы часто и нагло гордимся, упуская из виду, что изобилие в таких масштабах равноценно катастрофе. Голуби, живущие на элеваторе, от тяжести раскормленного тела теряют способность летать и служат пищей всем, кому не лень.

Конечно, с виду мы не похожи на людей, избалованных сладким и жирным. Однако сытость у нас в крови. С каменного века люди, проживающие на территории Украины, могли не думать о завтрашнем дне. Кочевнику и земледельцу здесь редко приходилось отдыхать, потому что редко приходилось напрягаться. Всего было вдоволь, и жадность у нас определялась позой тела. Кто хотел больше – тот на карачках стоял дольше.

Излишек продуктов у нас порождал целые общины ленивых романтиков. Можно было годами, почёсывая пузо, любоваться звёздами где-нибудь на Запорожье и думать о вечном…

Эту лавочку тихо прикрыли, но романтиков меньше не стало. Ситуация напоминала застольную сцену: водка, салат, колбаса и реплика: «Ребята! Зачем нам ходить на улицу, у нас же всё есть».

Стратегия выживания, в прямом смысле, лежала под ногами. Семьями и в одиночку украинцы могли спокойно жить на отдалённых хуторах, не испытывая нужды в соседях. Плодородие земли и замкнутое натуральное хозяйство гарантировали длительную автономию. Общинная жизнь для нас была вынужденной мерой для совместной обороны и, как правило, весьма непрочной.

К примеру, у древних египтян без совместного общинного труда на урожай рассчитывать не приходилось. Строительство оросительных систем требовало усилий множества людей и организаторских талантов. Отсюда вытекали порядок, бюрократия, империя, пирамиды и прочая дрянь, от которой романтики дохнут.

Именно этого добивались большевики в 33-м. Ведь главное чудо советской империи – не полёт человека в космос, а умерший от голода украинец. Грандиозность этой операции поражает воображение. На огромной территории в каждый дом, сарай и ямы врывались люди с целью забрать даже помои. Это мистика в чистом виде. Украинцам доказали, что надежда на силу земли не спасает, а гробит.

Уроков мы не извлекли. Нас радует не консерватория, а домашняя консервация. Наше массовое выживание на шести сотках без применения спецтехнологий – оскорбительный вызов всему цивилизованному миру. Нам начихать на все валютные фонды. Для украинца валюта – это не цифры в компьютере, а запасы в погребе. Ядерное наследство здесь, конечно, ни к чему…

Нация определилась – лучше летом ползать на карачках, чем зимой ходить в штыки. Каждый сажает, что может: американцы – наших премьеров, а мы – картошку. Причём картошку у нас сажают все, начиная с министра культуры и заканчивая прачкой.

Это явление давно вышло за пределы разумной необходимости. Украинское огородничество превратилось в своеобразный культ с ритуалом жертвоприношения. Когда, не считаясь с расходами, состоятельные люди нанимают рабочих следить за фамильными грядками, – это уже не издержки человеческого фактора, а зловещий триумф чернозёма.

Источник изобилия сделался причиной нашей болезни. Прямо посреди огородов мы строим космические корабли, на которых некуда летать, собираем танки, на которых не воюем, и воспитываем гениальных людей, в которых не нуждаемся.

Весь мир порывается туда, где ещё не был. И только нам хочется туда, где нас уже нет: на тёплый, утопающий в зелени хутор, где будут «мама молодая и отец живой». Мы, ленивые набожные романтики, крылатые бездельники земного рая, не можем поверить, что земля нам давно не помощник. Польские и турецкие труженики, которых мы регулярно вешали, сегодня выглядят сильнее нас. Неужто и в самом деле труждающийся достоин пропитания? А нам так долго верилось, что пропитания достойны только мы!

Где-то за пределами Украины на камнях, песке и болоте выросли страшные сказочные царства, в которых за деньги тепло и вода… Они желают, чтобы и мы заплатили. Как будто украинцы способны забыть тысячелетнюю Божью благодать ради занятий кредитными процедурами.

Мы же понимаем, что суетный труд не для нас, и, если вареники сами в рот не залетают, значит, погода нелётная.

Сдаваться нельзя и терпеть бессмысленно. Остаётся землю закатать асфальтом и начать новую жизнь. Морковка расти не будет… Зато романтики смогут ходить строем, рисовать мелом и кататься на роликах.

ДУХ СТЕПОВОЇ ФОРТЕЦІ

Один сучасний український патріот мріяв побачити запорожців часів Хмельницького. Бідолаха не знав, що ці славні запорожці могли скарати на горло усіх наших патріотів, націоналістів, депутатів, демократів і гуманістів разом.

Жаль, що немає машини часу. Нашому щирому українцю добрий урок не завадить. Запорожці були б раді прийняти нового прибульця. Його б нагодували і дали роботу десь біля свиней. А вже трохи згодом, за доносом свідків, нашого прибульця узяли б під арешт. Його спіймали б на тому, що він з ранку й на ніч не читає молитов, не так хреститься і не знає Символу віри, хоча запевняє, що сам православний. У протоколі спеціальної комісії було б зазначено, що «сумнітільна особа» була визнана носієм невідомої форми «поганського зловір’я». Таку людину, звичайно, чекали довгі катування та ганебна смерть. Наприклад, протестантів запорожці топили.

Сьогодні абсолютна більшість з нас навіть не підозрює про свою повну відірваність від національної духовної традиції. Милуючись архітектурою українських храмів, ми й гадки не маємо, що там відбувається. Ми не знаємо, що таке таїнство та обряд. Не можемо назвати основи віровчення і не знайомі з церковним життям. Ми не маємо православного світогляду і максимум на що здатні – освятити сало на Пасху. За таких обставин вижити в козацьку епоху було неможливо.

Тоді людина мусила чітко визначитися стосовно власної віри і своєю поведінкою підтверджувати зроблений вибір.

На територіях війська запорізького проживання іновірців без спеціального дозволу суворо заборонялось. Можна було придбати документи, вивчити чужу мову та звичаї, але видати себе за православного майже неможливо. Православ’я пізнається зсередини. Запорожці могли викрити іновірця практично одразу. Під час простої розмови православний оперує специфічними поняттями, які відомі тільки своїм.

Віробайдужа людина в принципі не могла прижитися серед січового лицарства. Щоденний побут запорожців підкорявся церковним вимогам, які неможливо витримати поза вірою. Спільне життя в казармі не дозволяло приховати своїх уподобань. Тут кожного було видно. Ніхто не міг уникнути виконання щоденних молитовних правил та церковної служби. Спільне харчування не дозволяло порушувати православні пости, які займають майже половину календарних днів. Запорожці мусили добровільно утримуватись від статевого життя на протязі багатьох років і часом довічно. Окреме проживання в паланках постійно контролювалось і часто було більш суворим, аніж у самій фортеці.

У січовій церкві правилось щодня за чернечим чином. При читанні Євангелія козаки до половини виймали шаблі з піхов на знак своєї готовності захищати Православну віру. Вони любили порівнювати себе з мальтійцями і багато в чому були справді схожі з релігійним орденом.

Подібно до будь-яких православних людей, запорожці відрізнялись один від одного рівнем власного благочестя. Однак кожен з них був відвертим носієм православного містичного досвіду. Січовий лицар не міг уникати головних церковних таїнств – сповіді та причастя. Інакше це одразу ж помітили і вжили б відповідних заходів. Тоді не було секретом, що приймати причастя без страху Божого та віри небезпечно для життя. Отже, залишалось або щиро прийняти віру, або тікати геть.

Вивчати українську історію поза православним розумінням немає сенсу. Не можна логічно пояснити вчинки людей, які замість державності та добробуту шукали вічного спасіння.

Між нами та козацькою культурою пролягає не просто час, а радикальна різниця принципу буття. Освічений сучасний інтелігент міг би вразити запорізьку громаду своїм «скотоподобієм». Суспільство, яке ми створюємо, з точки зору запорожців, це світ «бісоводімого народу». Наш закон про релігію та фантазії стосовно прав людини могли викликати у кошових товаришів бажання різати всіх підряд.

Для степового лицаря земне життя було тільки мистецтвом помирання заради життя вічного. Коли одного разу запорожцям довелось супроводжувати звільнених з кримського полону православних українців, частина людей забажала повернутися назад. їм сумно було покидати місця, до яких вони вже звикли. Запорожці відпустили бажаючих, а потім відрядили спеціальний загін і всіх винищили. Для них це був надійний спосіб врятувати християнську душу від вічної загибелі. Козаки свідомо йшли на цей гріх, поступаючись своєю совістю заради спасіння ближнього. Глянувши сьогодні на український хрещений люд, який забув, де храм стоїть, вони зробили б з нами те ж саме, проливаючи при цьому гіркі сльози.

В одному селі під Києвом збереглася старовинна козацька церква. Вона діяла без перерви понад трьохсот років. Але з двох тисяч дворів на недільну службу приходить не більше десятка старезних пенсіонерів. Навряд це можна списати тільки на радянську владу. Може, ми здавна мріяли бігати за комсомольцями, тільки боялися козацького гніву.

Незважаючи на церковне відродження та активну відбудову храмів, загальна кількість практикуючих православних в Україні лишається мізерною.

Нам страшно йти за козаками, бо як сьогодні утопити протестантів, всі води вийдуть з берегів. Уже не сяде мученик за віру на палю обабіч дороги. Там тісно від голих дівчат. Ми уже не можем наздогнати останнього п’яничку січового, що читав акафісти напам’ять. Коли криваві розбишаки співали на кліросі псалми – дух степової фортеці лякав лукавих за морями.

Тепер вже нікого боятися. Ми хочемо спокійно жити за своїми поняттями, де Бог, наче казка, церква, як пейзаж, і козаки, як залишки народного фольклору.

ПРЕСТОЛЬНАЯ ОДА

Московия нуждается в сочувствии. Ей не суждено повзрослеть. Она обречена пожизненно оставаться неуравновешенным подростком, которому не терпится быть значимым. Её отношения с Киевом – это типичный конфликт капризного малолетки с терпеливым родителем.

Каждый московит на клеточном уровне помнит о своём происхождении, и его любовь к Малороссии больно переплетается с претензией на место хозяина в родительском доме. Как и всякий жаждущий взрослости ребёнок, Московия примеряла мамину бижутерию, пробовала косметику, облачалась в отцовские одежды, хвасталась его старыми наградами и воровала в пыльном кабинете запретные книги с картинками.

Любой психолог знает, что это нормальное явление. Когда человек хочет быть на кого-то похожим, он начинает с присвоения его личных вещей, подражает его голосу, жестам и потом уже не видит разницы между собой и объектом подражания. Стоит кому-то подчеркнуть: «Я – киевлянин», – московит тотчас пожимает плечами и задаёт вопрос: «А в чём разница?» Несмотря на очевидные различия, Московия давно утратила способность их замечать. Логика и здравый смысл здесь не работают. Только глубинные образы, рефлексы и чувства.

Вся история Московии – это нагромождение подростковых комплексов, погоня за несбыточной мечтой быть взрослой, уважаемой личностью, имеющей собственных детей. Игнорируя неразвитость своих детородных органов, она активно играет в «дочки-матери» со всеми, кто её окружает. Ей тяжело смириться с мыслью, что она всего лишь часть плодовитой жизни славянской империи Киевской Руси.

В понятии «великоросс» скрывается избалованный недоросль Митрофанушка, которому остро хочется чего-то очень взрослого, например женитьбы. Московия постоянно бросается в тинейджерские крайности, периодически увлекаясь иностранщиной, вызывающими, яркими аксессуарами гигантомании, спиртной бравады, суицидной демонстративностью и надругательствами над родительскими святынями, привычками и традициями. Порывы её незрелых страстей изредка сменяются любовным экстазом и уважением родительских прав.

Киевская Русь всё принимает как должное, снисходительно любуясь своим буйным ребёнком. Она безропотно отдавала ему всё, что он просил, незаметно делала щедрые подарки и даже освоила его молодёжный сленг.

Когда Московии запретили безраздельно хозяйничать в родительской комнате, она вдруг ощутила дискомфорт. Делёж семейного имущества понятен ей только на уровне юридических умозаключений, но абсолютно неприемлем на уровне духовном. Правдами и неправдами она продолжает рваться в запертые апартаменты и требует к себе внимания. Но Русь хочет другого. В её солидном возрасте воспитание несовершеннолетних – занятие утомительное и опасное. Она намеревается пожить немного для себя, покуда дом ещё не сгорел от пиротехнических фантазий молодого любознательного экспериментатора.

Что из этого всего выйдет? Киеву придётся нести ответственность за тех, кого он создал и выкормил. Московия же будет по-прежнему стоять на его пороге и дышать в затылок перегаром. Обладание костями былинного Ильи Муромца стоит недёшево. Справедливо размахивая счетами за коммунальные услуги, Московия получает некоторое удовлетворение. Но семейные дрязги – процесс бесконечный. Наследникам необходимо иметь наследство и родословные документы. Поэтому у Киева небогатый выбор. Чтобы сохранить своё достоинство, он обязан соответствовать своему легендарному прошлому. Имперский дух его престола снова должен протягивать взоры.

Внезапное возрождение Киевской Руси накануне третьего тысячелетия следует воспринимать как мистический феномен, которому надлежит сыграть колоссальную роль в новой мировой истории.

Этого пока никто не ощущает. Киев ведёт себя глупо, скучно и безобидно. Тем не менее это всего лишь видимость.

В скором времени Киевскую Русь ожидает мощный духовный взрыв. Подкреплённый диктатурой разума, он сметёт всё наносное и одряхлевшее. Престольный город станет генератором новых чувств, в орбиту которых будут втянуты многие европейские народы. Московия, как и прежде, будет выполнять функцию могучего спутника, покорного непреодолимой силе притяжения киевских вершин.

Вопреки своему желанию нам не избавиться от предначертанной миссии. Способ, которым мы обрели независимость, отчётливо указывает, что мы не выбирали своей судьбы. Это она выбрала нас.

Восстание киевской духовной империи приурочено грядущим геополитическим передвижкам, в которых ведущую роль будут играть не техногенные монстры, а энергетически планетарные центры, одним из которых является Киевская Русь.

Мы не можем точно знать, как это будет происходить, но это произойдёт неизбежно. И нет смысла копаться в библейских пророчествах. Вечные города не задают вопросов, они только отвечают. Пусть наши ответы терзают маленьких – это поможет им сделать открытие.

ВРАГУ НЕ СДАЁТСЯ НАШ ГОРДЫЙ НАРОД

Змей Горыныч – любимое животное украинского заповедника. Мудрому китайскому дракону с ним трудно тягаться, а дикому русскому медведю – тем более. Эта могучая рептилия, игнорируя сказочные стандарты, имеет не три головы. Несмотря на своё простодушие, наш Горыныч – существо достаточно умное: предусмотрительно вооружившись головой каждого украинца, он обеспечил себе относительную безопасность. Он прижился у нас со времён татарского нашествия или раньше – с того самого момента, когда мы осознали, что истинное равенство – это коллективный беспредел, а право народного обычая – лучше всякой другой законности.

Украинцы генетически отрицают государственность. В неясных границах степной вольности мы столетиями укрепляли свой дерзкий дух и всякий раз, когда кто-нибудь пытался нас вытянуть оттуда за чуб и приучить к нормальной европейской жизни, мы упирались, хитрили и всё делали по-своему.

Чтобы скрыть тайну украинской природы, мы разыгрываем роль несчастной жертвы, которой мешали построить своё государство всякие нехорошие агрессоры. Когда запорожцы, укрываясь от поборов и уклоняясь от повинностей, готовы были отказаться от женитьбы, детей, домашнего уюта, о какой государственности могла идти речь? Мы всегда представляли собой общество коллективной деспотии и вместо конкретных тиранов предпочитали режим анонимной диктатуры. Традиционно украинская демократия отличалась народной круговой порукой, а государственность в её классической форме нам приносили только наглые соседи.

О собственной государственности мы позволяли себе рассуждать исключительно теоретически, для отвода глаз. Но когда судьба прижала нас к стенке и заставила всё же принять её атрибуты, украинцам сделалось дурно.

Как природные властелины, мы не желаем обременять свою жизнь властью механической. Чтобы каждый украинец имел отношение к безграничной власти, мы приняли новое правило негласного общественного договора, позволяющее игнорировать державную жизнь. Сочиняя самые жуткие законы, мы доказываем себе, что всякая государственность враждебна разумному человеку. Законодательный абсурд развязывает руки и делает нас воистину свободными. Поэтому мы полностью гармонизировались с нашим правительством.

Поголовно уклоняясь от налогов, мы никого не смеем осуждать. Все – от президента до базарной торговки – находятся в заговоре против ненавистного государственного бремени. Как в старину, мы все воруем и честно делимся добычей. У нас каждый имеет возможность осуществлять насилие согласно вдохновению. Кто-то предпочитает открыто обвешивать покупателей. Кому-то нравится безнаказанно избивать окружающих милицейской дубинкой и даровать при этом княжеские милости. Можно не платить за квартиру, грабить банки, пить водку с налоговым инспектором, раздевать проезжих на границе и крутить дули каждому, кто не понял, что значит свобода.

Чтобы как можно больше украинцев ощутило свою царственность, мы включили механизм непрерывной смены руководства, придерживаясь исконной традиции ежедневной смены казацких старшин.

Украина – страна массовой аристократии. Плебеи проживают только за границей. Сопротивляясь порядкам так называемого цивилизованного мира, наш коллективный украинский деспот использует все доступные средства, удачно камуфлируясь под европейского дурачка.

К сожалению, украинское счастье не может длиться бесконечно. Навязанная нам государственность делает свою чёрную работу. Рано или поздно мы трансформируемся в скучных швейцарцев или немцев, чья жизнь – сплошное стукачество на ближнего. Когда в Швейцарии кто-нибудь поставит велосипед не там, где положено, первый попавшийся гражданин, заметивший это, тотчас звонит в полицию. Это стандартное поведение дрессированного европейца. Ещё до недавних пор оно было омерзительно для нашего благородного народа. Но теперь, под давлением внешней пагубной среды, мы рискуем деградировать. Чего доброго, у нас возникнет «правова держава», о которой мы любим говорить только для вида, и тогда мы узнаем, что значит жить в пространстве полного бесправия. Россияне с их смешным «кріпацтвом» будут казаться ангелами.

Веками избегая регламентированной жизни, мы имели возможность наслаждаться ценностью собственных душевных порывов и философской лени. Раньше мы могли оправдаться виноватыми «чужинцями», а теперь мы будем вынуждены наступать на горло самим себе, и у нас не будет оправданий. Цивилизованное государство убьёт наше всеобщее творческое властное насилие, и мы перестанем мыслить по-царски. Когда нам приходится думать над размерами взятки, мы лично осуществляем политику разумного налогообложения. Это позволяет нам чувствовать себя не безмозглыми винтиками абстрактного государства, а быть конкретными властелинами своей территории. Во Франции только король мог сказать: «Государство – это я». У нас это – привилегия каждого.

Какое моральное удовлетворение может испытывать работник ГАИ, если он не имеет права сказать водителю, что у него глаза не того цвета? Народные налоги обогащают народ, а государственные только разоряют и унижают граждан. Казак нуждается не в государстве, а в привилегиях. Украинец привык быть вооружённым и лично свободным. Он не умеет платить подоходные налоги. Это государство обязано платить ему за то, что он умный и красивый. Когда мы получали жалованье от шепелявых поляков и пьяных москалей, всё было нормально. А теперь что делать? Где найти источник чуждой нам государственности, который будет нас финансировать за то, что мы ему морду не набили?

Сегодня земля уходит из-под ног. Подлое европейское сообщество заставляет нас, утончённых степных рыцарей-поэтов, сооружать тёплые платные туалеты, хотя вокруг достаточно зарослей экологически чистой кукурузы. Даже косоглазые друзья рискнули нас учить, на какой машине нам кататься. В общем, ничего хорошего впереди не предвидится. Единство наших коррумпированных рядов может пошатнуться, и власть украинской народной деспотии окажется под угрозой.

СЕЛЕКЦИЯ УГРОЗОЙ

Мужчины, не способные отвечать за свои слова, не смеют называться баями, беками и ханами – они просто скромные дехкане. Однако скромность в условиях современной демократии считается недостатком, и господский титул примеряет всякий, кто остался без присмотра. С некоторых пор украинское общество утратило иммунитет к лидерам низкого качества.

Неустанно повторяем, что мы – дети казацкого рода, но нас, почему-то, не смущает тот факт, что члены запорожского рыцарского круга детей старались вовсе не иметь, тем более таких, как мы. Если бы хоть один запорожец появился сегодня где-нибудь на улице – современная публика наложила бы в штаны от страха. Какой там «Беркут», какая «Альфа»! Даже видавшие виды современники ужасались этому легиону экстремистов и высказывали своё сочувствие их старшинам. Ведь занимать какую-либо должность в пределах степных вольностей было смертельно опасно.

Казак – это не гопак, а (согласно научному определению) лично свободный и вооружённый мужчина. Подчиняться случайным людям было не в его правилах. Поэтому в основе школы запорожского лидерства лежала прямая угроза. Прежде чем выпячивать грудь и раздувать щёки, запорожец задавался вопросом: «А не тонка ли у меня кишка?» Исходя из многочисленных примеров, он знал, что завоевать здесь доверие общества и не оправдать его – означает верную гибель.

Каждый казак, решившийся выделяться своими достоинствами из общей массы, рисковал быть избранным на должность. При этом его согласия никто не спрашивал. Отказаться от предложенной чести можно было только символически, не более двух раз. Если кандидат начинал упираться по-настоящему, то, в лучшем случае, его могли сделать инвалидом, чтобы впредь не выдавал себя за крутого.

Принимая должность на годичный срок, запорожский лидер буквально ходил по лезвию ножа. Сотни глаз внимательно следили за каждым его движением. Малейшее нарушение действующих законов, или коллективных представлений о справедливости, немедленно бралось на заметку. За редким исключением, до окончания положенного срока должностное лицо считалось неприкосновенным. Но после очередных перевыборов грешное руководство кончали на месте. За теми, кто уцелел, пожизненно оставалось почётное право носить звание «Бывший кошевой» или «Бывший судья» и т. д. Это служило своеобразной компенсацией за вредность и проявленное мужество.

В то время в Украине даже самый признанный и сильный авторитет не мог чувствовать себя в безопасности. Богдан Хмельницкий, к примеру, носил под шапкой бронированную мисюрку. Потому что друзья-товарищи периодически норовили проломить ему голову в собственных апартаментах.

Украина была обществом вооружённых мужчин, и лидер получал обратную связь не газетными публикациями, а свинцовыми шариками. Это обязывало. Продуктивно работая на благо коллектива, казацкая старшина не расставалась с булавами и перначами, чтобы в любой момент принять критику народа.

Лидеры той эпохи были достойны своих избирателей. Сегодня тоже достойны, но качество избирателей другое. Лишившись права на владение оружием, наши мужчины изменились конституционально. Если раньше, вступая в диалог, украинец хватался за саблю, то сегодня он может хвататься только за сердце. Скорость выстрела мы заменили дальностью плевка. Лидеры не боятся возмездия. Беззащитность мужской массы разложила нацию. Мелочность угрозы определила новое качество элиты и, соответственно, нашей жизни.

Горе не в том, что у нас начальство слабое, а в том, что мы не разбираемся в нарезном оружии. Американской элите нетрудно оправдывать доверие народа. Там, где хранится 20 миллионов снайперских винтовок, иначе и быть не может. Ведь дело здесь не в политических убийствах, а в ощущении реального права личности на защиту своей жизни, чести и достоинства, минуя посредников. То, что нельзя защитить, люди предпочитают не иметь. Поэтому малейшее посягательство на личное оружие в США воспринимается как посягательство на всё, что есть у человека. Готовность индивидуума в любой момент превратиться в вооружённую оппозицию определяет степень его социальной полноценности. Чего можно ожидать от нации, когда в мужчинах воспитывают комплекс вины за естественное желание потрогать парабеллум? Ничего, кроме покорности тупого стада.

В результате юридических ухищрений украинский мужчина стал похож на петуха, которому отрубили клюв и вырвали шпоры. Имея право на протест (согласно Конституции), он не имеет права на оружие (за исключением охотничьего). То есть жениться можно, но секс запрещён. Украина – территория старых демократических традиций. Здесь понятие свободы было неотъемлемо от права владения оружием. Нет оружия – нет угрозы и, соответственно, нет смелых лидеров и прогресса. А самое главное – у нас нет чувства собственной значимости. Мы живём по законам, отрицающим нашу генетическую память. Отсутствие селекции угрозой опустило каждого из нас. Мужчины стали бояться того, чего раньше не боялись женщины и дети. Мы все разучились отвечать за свои слова и делаем вид, что так и было. Но так не было. И, возможно, не будет, если товарищ маузер поддержит нашу беседу.

СНАЙПЕРЫ «ЧЁРНОГО ГЛАЗА»

В российской глубинке люди имеют привычку ходить большими колоннами, хором играя на гармошках. Они это делают часто и без всякой причины, просто для поднятия аппетита. Зрелище грозное, если учитывать их любовь к ядерному оружию и водке. Кроме того, все они порядочные токсикоманы. Куда бы ни пришли, повсюду чувствуют русский дух. Желая обнюхаться сладким дымом Отечества, они с удовольствием поджигают свои сараи и чужими не брезгуют. Для них там что-то Русью пахнет. Типичная болезнь имперской нации.

Украина же не знает подобных страстей. Слепые кобзари не умеют ходить шеренгами. Глас вопиющего в пустыне церковным хором не исполнишь. Ведь наше хуторянство – это не домик, стоящий на отшибе, а стремление жить в одиночку. Когда-то мы были общиной индивидуалистов и нас боялись соседи. Теперь наше общинное чувство пропало и мы боимся самих себя.

Отчего это случилось, объяснить трудно. Возможно, свойство грунтовых вод вызывает у нас омерзение к ближнему. А может, наши бабы постарались. Не зря Гоголь в каждой ведьму видел. Действительно, рязанскую никто не встречал, а конотопскую все знают.

Всеобщее умение украинцев наводить порчу друг на друга заметно в работе парламента. Там нет агрессии, свойственной наивному русскому медведю, но есть особая злоба «доброї людини». Мы, действительно, выбираем лучших, как мелкие бесы, точно чувствуем своих магистров.

Остаётся загадкой, как хитрому чиновнику Польского королевства удалось нашу ведьмовскую ораву превратить в стотысячный железный поток и довести до Берестечка. Неужели отголоски общинного духа ещё имели силу? Впрочем, стоило Богдану только отлучиться, и мы сразу очнулись. Все так быстро разбежались вдоль болота, что удивлённые поляки до сих пор крутят пальцем у виска.

Видимо, в тот период нам заменяли общину харизматические личности. Сила их притяжения временно ослабляла несовместимость украинских характеров. Теперь нам это не грозит. Мы извели харизматиков «дотепним гумором». В самом деле, кому они здесь нужны? Каждый украинец сам себе гетман. Коллективные мероприятия ему противопоказаны. Недавно мы сходили на похороны и все вернулись с битыми мордами. Говорят, у русских такое на свадьбе бывает. Впрочем, их можно понять: они измучены горячей любовью к сербам.

Иное дело мы. Нормальный украинец один в поле воин. Он не признает понятия «свой», но «своё» уважает безгранично. При этом мы равнодушны к чужому.

Жить без общины комфортно. Зачем искать врагов за границей, когда они рядом – в соседней квартире? Жаль, что приходится делать вид, будто мы строим своё государство. Много столетий нам удавалось избегать этой проблемы, но злая судьба прижала нас трезубцем и не дает морочить голову «гармонистам».

Имитировать общину сложно. Благодаря многообразию природных талантов, нам кое-как удаётся это делать. Но в Европе уже заподозрили, что мы не дураки. Нашему коварству грозит разоблачение.

Скоро все поймут, что Украина – центр мирового одиночества, где нет интересов и не ждут союзников. Мы лепим вселенскую дулю, но показывать её жадничаем. Сами любуемся своим шедевром…

Под давлением обстоятельств нам пришлось вспомнить родную историю. Там есть герои, достойные внимания, но что-то нас влечёт помочиться на их постаменты. Терпеть не можем убеждения. Всё раскололи, размазали и раздробили. Ни за кем не пошли, никого не поддержали. Здесь каждый «стреляет» о чём-то своём – очень интимном и глубоком.

Снайперы «чёрного глаза» не знают усталости и сна. Не дай Бог такому народу разом плюнуть в одну сторону: Гималаи содрогнутся и Атлантида всплывёт.

Отсутствие общей веры украинец компенсирует персональной мистикой. Он так закопался в себе, что от скуки может сходить на выборы или сдуру выдвинуть свою кандидатуру. Он заранее знает, что толку не будет. Ведь его голова перегружена поиском смысла собственной жизни. Своими выводами он делится на любой трибуне. При этом, заметно, что смысл чужой жизни его абсолютно не интересует. На такие вещи у нас не обижаются. Здесь никто ничего не слушает. Мы все имитируем: внимание, возмущение, интерес – и только злость всегда натуральна.

ДОКЛАД БЕЛОГО ДОКТОРА

Когда назойливая муха влетает в нашу комнату, нам трудно увидеть в этом чудо. Хотя из школьного курса биологии мы знаем, что если бы всё потомство одной мухи выжило, то массой этих насекомых покрылась бы вся планета. И весьма толстым слоем.

Чем примитивней биологическая структура, тем выше скорость её воспроизводства. Эта закономерность особенно ярко проявляется в микробиологии. Невероятная скорость размножения вирусов и микробов выглядит впечатляюще, и только их неустойчивость во внешней среде и крайне малые сроки жизни сохраняют необходимый баланс и спасают мир от биокатастрофы.

Чем сложнее и совершеннее биологическая структура, тем слабее интенсивность её воспроизводства: удлиняется срок беременности и уменьшается количество новорождённых. Например, мелкие грызуны плодятся в большом количестве при коротком сроке внутриутробного развития. А у слонов срок беременности превышает два года, и рождение более одного детёныша является чрезвычайной редкостью.

Не избежало в чём-то подобных закономерностей и человечество – общность высокоорганизованных существ, живущих в различных условиях. В то время как большинство передовых стран с европейским населением испытывают демографические проблемы, во многих странах Африки и Азии, несмотря на низкий уровень жизни, наблюдается необычайно высокий прирост населения. Любители «занимательных» расовых теорий приводят этот факт в качестве неоспоримого доказательства превосходства белой расы над всеми остальными. Оставим это на их совести. И всё же уровень рождаемости и смертности в африканских странах только ли тем объясняется, что это типичное проявление саморегуляции биологических структур, стоящих на более низкой ступени развития.

Если бы интенсивность процесса размножения в Африке определялась только проблемой выживания, то существовала бы определённая константа соотношения рождений и смертей и её величина была бы в какой-то мере сопоставимой с существующей в Западной Европе. Но рождаемость в Африке значительно превышает смертность. Та же картина наблюдается и в странах Азии. Социологи, столкнувшись с этим явлением, пока не способны его объяснить. Все существующие версии звучат неубедительно.

Если чрезмерную плодовитость считать признаком примитивности личного развития, тогда как можно объяснить феномен Менделеева, родившегося в семье шестнадцатым. Считать её следствием культурных и религиозных традиций тоже нельзя. Несмотря на одинаковую склонность к высоким темпам размножения, разница между китайцами и африканцами слишком велика. Но связь здесь, на мой взгляд, всё же есть.

На всех территориях, где происходит мощный демографический взрыв, наблюдаются откровенно низкий уровень жизни, отсталость общества. По моему мнению, причиной этому отнюдь не биологические свойства отдельных представителей той или иной расы. Суть в содержании коллективного сознания целых этнических групп. Например, несмотря на то что славяне – белые европейцы, они умудрились столетиями упрямо сохранять отсталую Российскую империю с поразительно низким уровнем жизни.

Высокая смертность в дореволюционной России сопровождалась высокой рождаемостью, при этом многодетность была свойственна всем слоям населения, от крестьян до аристократов.

Другими словами, развитость этнической группы определяется не наличием гениальных ученых, великих поэтов и утончённых царей, а реальной продуктивностью коллективного сознания и его способностью создавать передовые устойчивые социальные системы.

Новейшие технологии в сочетании с высоким уровнем жизни могут быть единственным убедительным свидетельством коллективного биологического совершенства.

Уже давно доказано, что любой психически здоровый индивидуум, независимо от расовой принадлежности, является полноценным представителем популяции Ното Sapiens, но очевидно и другое: этнические группы, объединяющие индивидуумов, представляют собой макробиологические структуры, существенно отличающиеся друг от друга.

Чернокожий полицейский, проживающий в Нью-Йорке, может быть прекрасным собеседником, тонким ценителем классической литературы, чистоплотным человеком, идеальным законопослушным гражданином. Но если кому-то захочется посетить места компактного проживания чернокожих граждан Америки, увиденная картина будет ужасающа.

Компактное проживание – чудесный показатель макробиологического качества этнической группы. Аргументы в защиту цветных гетто вроде: бедность, безработица, социальное дно, отсутствие перспектив, невозможность вырваться – совершенно несостоятельны. Если кому-то захочется высадить самых бедных, ленивых, необразованных, но коренных голландцев на диком африканском побережье, в результате возникнет что-то вроде ЮАР.

Но если мы сегодня обратим взор на арабские кварталы чистоплотного Парижа, то увидим жуткий образец человеческого общежития, противоречащий нормам европейского бытия. Даже сердце европейской цивилизации не может изменить макробиологической сущности чуждых ей этнических групп.

Любая макробиологическая структура по-своему ограничена и не способна выходить за пределы собственных возможностей. Это подтверждается каждой строчкой мировой истории.

Когда этнической группе в новых исторических условиях начинают «угрожать» чужие возможности и собственная ограниченность, недостатки коллективного сознания активно компенсируются количественными «достоинствами». А именно: высокий уровень рождаемости позволяет нарастить биологическую массу этноса, что, в свою очередь, является залогом его безопасности.

В своё время отец Менделеева, как и большинство его сограждан, выполнял коллективную программу этнического роста, что впоследствии позволило обитателям бывшей Российской империи благополучно пережить последствия революционных перемен и дало возможность забросать собственным «мясом» высокопрофессиональную военную машину Третьего рейха.