Гибель богов (Книга Хагена) Перумов Ник

«Вот ещё одна задача, – думал Хаген. – Кто-то очень могущественный всерьёз решил покончить со мной. Кто и зачем?» Тан попробовал было сосчитать тех людей, кто может желать его смерти и пока ещё не отправленных в Хель, но тотчас сбился. Кто же из них стоит достаточно высоко, чтобы убедить самих жрецов Ямерта выступить против Хагена? А может, мелькнула тревожная мысль, это кто-то из недругов Учителя?

Однако не имело смысла попусту ломать голову, и Хаген бросил бесплодное гадание. Учитель говорит – сосредоточиться на выполнимом. Сейчас выполнимое – оказаться под крышей Хрофтова обиталища, об этом и подумаем.

Тан успел. На серых телах гор ещё не угас пламень вечерней зари, а взору его уже открылась круглая котловина; напротив выхода из ущелья, которым ехал Хаген, к её склону прислонилось жилище Старого Хрофта, сложенное из невообразимо древних брёвен, каждое толщиной не меньше чем в три обхвата; две длинные стены, отведённые от склона горы, замыкал довольно узкий фасад с единственным окном и дверью, низкой и широкой. Чуть в стороне стоял сарай с коновязью.

Хаген накинул повод своего жеребца на крюк, задал ему овса и громко постучал рукоятью меча в окованные бронзой двери.

– Входи, кто ни есть! – пробасил в ответ очень низкий голос, почти рык. – Входи, не заперто!

Хаген толкнул дверь и вошёл, низко поклонившись притолоке.

В просторных сенях стоял полумрак, вкусно пахли пучки густо развешанных по стенам трав. (И откуда только Хрофт их берёт? Пустыня же вокруг!..) Вторую дверь навстречу гостю отворил уже сам хозяин.

Старый Хрофт был и высок ростом, и широк в плечах, а годы так и не смогли согнуть его спину. Он имел истинно царственную осанку; рассечённое глубокими морщинами лицо с орлиным носом, широким и плавным изгибом-разлётом бровей было лицом воина, много повидавшего, претерпевшего всё, но так никем и никогда не покорённого. Его можно было бы принять за очень знатного ярла или короля Южных берегов. Глаза его горели таким огнём, что выдержать этот взгляд могли лишь очень немногие. Маг Хедин, например.

Хрофт носил простую одежду из серого холста, зато на его широком узорчатом поясе висел короткий и широкий меч в прозрачных ножнах, словно сделанных из хрусталя. Клинок казался выкованным из чистого золота; от меча исходило сияние – чуть приглушённого густого цвета осенних кленовых листьев.

– А, Хаген! – расхохотался хозяин, хлопая гостя по плечу. – Давненько не заглядывал, совсем забыл старика! Ну, заходи, заходи, мне двери запереть надо, а то вечер близко. – Он вновь хохотнул, и Хаген улыбнулся шутке – кто ж не знал, что к этому жилищу ни Смертные, ни Бессмертные, ни Рождённые, ни Сотворённые не осмеливаются приближаться с недобрым.

– Заходи, у меня эль как раз поспел, – продолжал говорить Хрофт, ведя гостя по длинной горнице с двумя очагами – одним возле самых дверей и вторым в глубине, около широченной постели, крытой мехами. – Садись, бери кружку да рассказывай, с чем пожаловал. Как почтенный Хедин?

После первых же слов молодого тана Хрофт разом отбросил всё шутовство. Он впился в собеседника огненным взглядом, точно намеревался прожечь в нем пару дыр; узловатые, очень сильные пальцы вцепились в стол.

– Давненько я не слыхал ничего хуже… – проворчал Хрофт, когда Хаген замолчал, поднеся к губам здоровенную кружку с пенным тёмным элем. – И дело даже не в Гарме; с ним-то управиться можно, что он – пес, да и только, хоть и большой. А вот твоя преследовательница тревожит меня гораздо сильнее. С Хедином надо бы поговорить… – закончил он уже тише, потирая лоб и погружаясь в раздумье. Брови его сошлись к переносице.

Несколько минут Хрофт размышлял, затем решительно хлопнул ладонью по столешнице.

– Ладно! Что мы тут с тобой надумаем… всё, глядишь, так и так по-иному повернётся. Поэтому сейчас спи, утром я тебе скажу, что с Гармом делать. Всадницей этой я сам займусь… после того, как потолкую с твоим Учителем. Спи! И что бы ты этой ночью ни увидел и ни услышал – не удивляйся, не пугайся и не шевелись! Пока это ещё не твоё дело – хотя ты быстро растёшь.

Хаген знал, что здесь надо повиноваться без разговоров. И он повиновался, он умел это, ибо без умения подчиняться не будет и умения повелевать – так говорил Учитель.

– Твои слова звучат так, будто Гарм – это вовсе не угроза?

– Ты не совсем понял меня, – покачал головой Хрофт. – В одиночку – нет, не угроза. Его час далёк, только в назначенный день битвы при Рагнаради обретёт он власть пожирать и разрывать на куски Богов. Но ты прав, его пробуждение может вызвать появление здесь непрошеных гостей… – Хрофт скрипнул зубами, зло прищуриваясь. Ясно было, что у него дальние счёты с теми, кто может для усмирения Пса явиться сюда с Высоких Престолов. – Конечно, вырвись Гарм сейчас на волю, он причинит немало зла Смертным, а Боги любят их, и им придётся вступиться. А если здесь появятся вестники Ямерта… лучше бы нам избежать этого. Так что спи! Утро вечера хоть и не мудренее, но на свежую голову легче думается.

– А как же с Каменным Стражем?

– Что да как… – недовольно проворчал Хрофт. – Сотворю нового, посильнее.

– Чем его убили?

– Чья-то воля превзошла мою, – нехотя процедил Хрофт сквозь зубы. – У этой Ночной Всадницы невесть откуда взялось в руках Белое Лезвие! И получить его она могла только от кого-то из Магов… Ладно! – Он поднялся, прерывая разговор. – Мне недосуг тут с тобой забалтываться. – Хозяин набросил на плечи толстый чёрный плащ с громадным, свисающим до поясницы капюшоном, перепоясался мечом, в правую руку взял увесистый посох. – Сиди здесь! – распорядился он. – Хлеб на столе, эль в жбане, окорок на балке. Долго не тяни; ни к чему тебе видеть, чем я тут заниматься стану.

– Как будет угодно хозяину, – наклонил голову Хаген.

Не имело смысла лукавить с владыкою Живых скал, пытаться подсмотреть или подслушать. С теми, кто сильнее тебя, слово блюди свято. Хрофт появился только под утро, усталый и мрачный. Стены его жилища сотрясались всю ночь, по потолку гуляли бледные отсветы, во мраке за стенами перекликались холодные голоса – но понять, какие силы сошлись на зов Хрофта, Хаген так и не смог.

Хозяин жадно опростал полувёдерную кружку пива, крякнул, закусил и повернулся к Хагену. Глаза Хрофта горели мрачным огнём, недобрым и решительным.

– Поел? Тогда слушай внимательно и запоминай правильно. Про преследовавшую тебя ведьму пока забудь – сперва встретишься с Хедином. Забыть забудь, но иди очень осторожно. На ночь устраиваешься – не ленись, окружай себя зачарованной Чертой. Путь тебе – на самый Ут-нордри, к Полю Гнипахеллир. – Хрофт остро взглянул в лицо Хагену – не дрогнул ли тот? Тан оставался совершенно спокоен. – Оттуда – ты должен знать – берёт своё начало Чёрный тракт. Путь в Ближний Нифльхель. Там, под землёй, логово Гарма. Слуги Нижнего Мира постоянно таскают Псу на прокорм достающиеся им тела мертвецов – трусов, предателей, клятвопреступников, кого не принимает Небо. И, не просыпаясь, Пес пожирает всё это. Оказавшись там, ты должен будешь добавить макового отвара в пищу Гарма. – Хрофт протянул Хагену небольшую флягу. – Не смотри, что его мало, – человека убьёт одна капля этого зелья, а Псу едва-едва хватит, чтобы снова задремать. Хедин велел поторапливаться – есть другие неотложные дела, а это он считает для тебя несложным. Ты сумеешь, говорил он, сладить с первой заставой Стерегущих Тёмный путь; это проще, ведь нападать будешь ты. Нужно проскользнуть к Ут-нордри незамеченным и как можно скорее. Поэтому я дам тебе проводника. В трёх днях пути отсюда, посредине между Восходом и Полуночью, в Бастеровой дебри живёт Бран Сухая Рука. Он доведёт тебя до самого Гнипахеллира. Обычным порядком – это месяц или полтора пути, но Бран знает вход в Лесной Коридор.

– Лесной Коридор? – встрепенулся Хаген. Учитель упоминал об этом. Лес – это ведь не просто беспорядочно торчащие из земли сосны да ёлки. Это огромное, но вместе с тем единое существо, с невообразимо сложными и труднопостижимыми языком и сознанием, обладающее огромными силами. Одно из чудес его – Лесной Коридор. Человек ли, гном, или эльф, короче, тот, кого Лес признал своим, может, попросив о помощи, особыми заклинаниями открыть себе дорогу по тайным тропам, да таким, что за день пути покроет расстояние, которое по самым лучшим дорогам отнимет месяц. Таков Лесной Коридор, Путь Насквозь.

– Да-да, именно он, – кивнул Хрофт. – Там свои опасности – те же морматы, например, или пущевые хеды. Зато быстро, и Ночные Всадницы за тобой не уследят. Брану, чтоб он знал, от кого ты и зачем, передай вот это. – Хозяин Живых скал протянул Хагену небольшой клочок пергамента с несколькими замысловатыми рунами. Значение каждой из них в отдельности Хаген понимал, но все вместе они складывались в совершенную, на его взгляд, бессмыслицу. К записке Хрофт присовокупил складной нож причудливой формы, работы явно подгорных мастеров. – Скажешь, это от меня, в подарок. Бран, он хорошие ножи любит. И ты сам знай: хочешь сделать Сухой Руке приятное – подари кинжал.

– А кто он такой, этот Бран? – полюбопытствовал Хаген.

– Человек, – ответил Хрофт. – Такой же, как и ты, Смертный, но владеющий кое-каким Знанием, хотя его, в отличие от тебя, никто никогда не учил, кроме Леса да Говорящей Земли.

– Он владеет искусством слушать Говорящую Землю? – поднял брови тан.

– Нет. Он не извлекает из неё никаких магических секретов, что не преминул бы сделать ты, Ученик Хедина. Для этого нужно особое умение, ты прав. Он же слушает её так же, как обычный человек внимает музыке ветра и моря или чуть шумящего ночного бора… И если Бран что-то и умеет – то неосознанно. Скорее всего он просто уснул как-то раз на клочке Говорящей Земли; обычному путнику это могло бы стоить рассудка, но Сухая Рука-то всю жизнь в Лесу! Тот, верно, и помог ему в первый раз. Одним словом, присмотрись к нему; будь с ним честен – и он, глядишь, тебе в чем-нибудь поможет.

– Но я бы хотел знать… – начал Хаген.

– Как я мог говорить с Хедином, что он мне сказал, где он и когда вы с ним увидитесь? – опередил его Хрофт. – Отвечу. Говорил при помощи Эритового Обруча, который он сам дал мне давным-давно; это своего рода ключ в Астрал, ты знаешь. Человеку, увы, им не воспользоваться, точнее – Хедин пока не нашёл способа. Что он мне сказал – то вещи пока тебе во многом недоступные. Недоступные оттого, что узнай ты о них – и твоя уязвимость возрастёт многократно. Вот сейчас, когда некоему Магу пришло на ум покончить с тобой, он… или она… вынуждены послать кого-то по твоему следу, прибегать к услугам столь грубых по их понятиям вещей, как сталь или яд. А если ты узнаешь нечто, обсуждавшееся сегодня нами с Хедином, то твоим врагам будет достаточно совершить некие действия – и ты умрёшь от непонятной болезни и никак не сможешь защитить себя. Ты избегнул Диска Ямерта – но то, что могут бросить против тебя Маги, во сто крат смертоноснее… Теперь о том, когда ты увидишь Хедина, – как только справишься с Псом. Встретитесь вы здесь, у меня. Сухая Рука проведёт. Твой Учитель вынужден прервать своё странствие. Дела наши неважны.

– А что происходит в Хранимом Королевстве?

– Видрир повёл первые полки городских ополчений Приморья и свои дружины наперерез Хьёрлейву. Они встретятся дня через четыре. Видрир скорее всего одержит верх, но это обойдётся ему недёшево.

Простившись с Хрофтом, Хаген двинулся дальше. Срок, который он назначил своим людям – до следующей луны, – заставлял его торопиться. Он жалел коня, но не себя. Помня слова хозяина Живых скал, ехал осторожно – и не напрасно. Дважды видел морматов, но сумел укрыться, серые бестии не заметили его. К вечеру первого дня он спустился с гор, заночевав уже в чистом ельнике. Долго прислушивался, приглядывался – не ползёт ли кто, не крадётся или не летит, – однако не заметил ничего подозрительного.

А на следующий день лес внезапно сгустился, вздыбился непроходимыми дебрями, преградил дорогу глубокими оврагами, бесчисленными ручьями с заболоченными берегами, ощетинился высокими непролазными буреломами… Однако опытный глаз тана нет-нет да и замечал то едва различимый старый затёс, то обрубленные еловые лапы, то пенёк недавно срезанного гриба. В лесу есть люди, и они неподалёку; но отыскать их – поди, попробуй! Сколько ни озирайся, даже взобравшись на вершину самого высокого дерева, – всюду одно и то же: зелёный ковёр без конца и без края, и прогалин не видно. Смерть в таком лесу избалованному солнцем и просторами южанину, не знающему, куда податься среди бескрайних, заросших кривыми сосенками моховых болот, как отыскать укрытие и пропитание… Северный лес необитаем только на первый взгляд, на самом же деле он кишит жизнью. Проказливые древесные гномы прокладывают свои неприметные стёжки; угрюмые тролли, заброшенные всеми, даже когда-то создавшим их Отцом Ночи, кое-как мастерят себе логовища в самом сердце глухих трясин; к древесным гномам приезжают покупать брёвна и доски их соседи, деловитые карлики-купцы; горные гномы-кователи наведываются целыми обозами за крепёжным лесом и чистым берёзовым углем для горнов. Гурры бродят в поисках добычи, мрачные хеды таятся от жгучих людских стрел да устраивают порой свои жуткие колдовские сборища… Это те, кого можно встретить телесно, – если, конечно, ты знаешь, как это сделать; но не меньше и тех, кого судьба обделила оболочкой, оставив один бесплотный дух. Много в лесу Хозяев. Так повелось исстари: их зовут Хозяевами, хотя в древесном царстве распоряжаются совсем не они, а люди, эльфы, гномы… Но у каждого болота, у каждого ельника имеется свой Хозяин. Они таятся под корягами, корнями, в сплетениях ветвей; их непросто увидеть, а уж говорить с ними могут и вовсе немногие. Все эти духи – подданные и слуги Ялини, Предвечной Хозяйки Зелёного Мира. Жизнь всех растущих созданий – под их неусыпным надзором, и если какой-нибудь глупый мужик станет попусту махать в лесу топором, то не пройдёт и недели, как у него либо волки корову задерут, либо огород зарастёт лебедой, либо хорёк найдёт лазейку в курятник… Лесные Хозяева знают всё. Не упадёт ни одна шишка, не засохнет ни одна былинка так, чтобы это осталось им неведомо. Хозяева вроде бы и правят Лесом, а в то же время и он ими, и не поймёшь, кто над кем у них…

В глубокой расщелине старого горелого пня Хаген приметил – благодаря урокам Учителя – едва видимые огоньки бледно-зелёных глаз. Он спешился, погасил посторонние мысли и мерно прочёл своё собственное заклятье, предмет его гордости, пусть и не очень сильное, но в таких случаях безотказное. Никуда теперь не деться мелкому лесному духу.

– Я тебя знаю, – объявил тот, поневоле выбравшись из своего укрытия. – Ты Хаген, Ученик Мага Хедина, прозванного Познавшим Тьму. Ты произнёс Слова Силы. Что ж, спрашивай, я отвечу.

Хаген стиснул зубы. Дурной признак. Лесные обитатели, случается, мстительны, им не следует знать имени обратившегося к ним с вопросом. Могут навести на след… и навредить сотней иных известных им способов. А кроме того, они любят поговорить, заклинание их не столько сдерживает, сколько даёт возможность слушающему понять их; но уж если дух говорит тебе «спрашивай – отвечу», значит, беседовать с тобой он совершенно не расположен и лишь подчиняется силе. Что ж, ладно, спросим по-другому.

– Как мне пробраться в Рёдульсфьёлль? – задал Хаген совсем не тот вопрос, что хотел вначале.

– И всего-то? Стоило меня беспокоить… – ворчливо заметил дух, но тут же одёрнулся. Заклинание обязывало его отвечать на вопрос и говорить правду. – Ступай на Полночь. Вечером второго дня минешь дом Брана Сухой Руки. Затем… – И дух погрузился в довольно пространное описание пути в Рёдульсфьёлль, и без того прекрасно известного Хагену. А когда он закончил, тан спросил в упор:

– Отчего ты не хочешь говорить со мной по доброй воле?

Хорошо духам – не краснеют, не смущаются.

– Ты – враг, – бесхитростно ответил полупрозрачный собеседник тана. – Ты и твой Учитель.

– Чьи мы враги?! – рявкнул Хаген, забывая, что перед ним не человек.

Однако дух ничего не ответил. Это лежало уже вне пределов действия заклинания, произнесённого Хагеном. Понимая, что больше он здесь ничего не добьётся, тан со злостью хлестнул жеребца.

Теперь предстояло путать следы, сбивая с толку лесных обитателей, и выходить к жилищу Сухой Руки тайно, ибо Ялини хоть сама и кротка, но имеет могущественных слуг… Тут и Хрофт не поможет.

Началась тяжёлая работа. В разные стороны поскакали сотворённые Хагеном фантомы – его точные призрачные двойники; а он сам, закрываясь, как щитом-невидимкой, всеми известными ему заклинаниями, пробирался к подворью Сухой Руки. По-настоящему, конечно, он не должен был идти туда – кто знает, потеряли его след возможные соглядатаи или нет, но выбора уже не оставалось.

Неужто Зелёные Маги объединились против него и Учителя? Эта Ночная Всадница, как-то связанная с ними, получившая от кого-то из них Белое Лезвие и Диск Ямерта; лесные духи, слуги Ялини… А Ялини – Хозяйка Лесов – младшая, любимая сестра владыки Солнечного Света… И если дело действительно дошло до носителей Высших Сил, то ополчились они наверняка не против него, Хагена, смертного человека, а против Мага Хедина, его Учителя. А он – так, сбоку припека. Привычная острая злость быстрыми толчками погнала кровь по жилам. Погодите, трупоеды, дайте только покончить с Гармом! Будь вы хоть трижды Боги…

Однако тан не позволил пряному чувству овладеть собой. Злость – плохая помощница при произнесении Слов Силы; лишь на миг ослабил он усилия, чтобы остаться под прикрытием магического щита, – и тотчас явственно ощутил, как почуяли это и те мелкие лесные бестии, что остались у него позади. Вдобавок как манит зверя запах свежей крови, так притягивает чужая ненависть. Поэтому ему нельзя сейчас больше думать о затеявших эту охоту. В своё время он займётся ими, а пока нужно добраться до Сухой Руки… и тут его внезапно охватило сомнение. Бран – плоть от плоти Леса, он не может не подчиняться или хотя бы не чтить Ялини, Лесную Владычицу. Уж не передан ли и ему соответствующий приказ?

Хаген напряжённо размышлял, делая широкие петли по зарослям. Из того, что Хрофт советовал ему идти с Браном, ещё ничего не следовало. Если дело дошло до войны Магов в Реальности, обстановка станет меняться быстрее, чем на поле самой жестокой сечи. Он, тан Хединсея, к двадцати с небольшим годам взявший приступом не один город, вырвется из любой подстроенной людьми ловушки… почти из любой, а вот колдовская западня – другое дело. Его передернуло. Если под ударом Учитель – из него, Хагена, из Ученика мятежного Мага, постараются выжать всё до последней капли. Хедин немало рассказывал о нравах и обычаях Магов; недаром он и сам ушёл от них.

Но всё-таки другого выхода Хаген не находил. Провести его к Гнипахеллиру Лесным Коридором сможет только Бран – и, значит, будь он хоть трижды врагом, нужно заставить его сделать то, что нужно. Сухая Рука понимает язык Говорящей Земли – что ж, тем лучше, достойный соперник, если сумеет пустить в ход всё то, чего он там наслушался. Хаген ещё раз очистил сознание, добился, чтобы все мысли вытеснила серая звенящая пустота, и постарался дотянуться до своего вероятного проводника. Несколько раз у него получалось подобное, и тогда он умел угадать, друг или враг ждет его впереди. Однако теперь он не ощутил вообще никакого отклика. Там, куда он шёл, к подобным вещам были равнодушны.

Это уж лучше, подумал Хаген, оставив бесплодные попытки. Ни да ни нет – тоже ответ. Будем считать это беспристрастием. Постараемся сделать Сухую Руку союзником… хотя бы на время похода, а там видно будет. Тан слегка тронул каблуками бока жеребца, посылая его вперёд.

Всё, что мог, он уже сделал. Отвлекающие обманные фантомы, непроницаемые для духов пологи новосозданного тумана, под которыми крались он и конь… Лоб и щёки Хагена покрывал пот – но вот лес наконец раздвинулся, тан миновал заплот из жердей – чтобы скотина не забрела далеко, – и посреди неширокого круга полей, под тремя могучими вязами, он увидел небольшой аккуратный бревенчатый дом, целую усадьбу, обнесённую частоколом. Виднелись высокий журавель над колодцем, крытые серым тёсом крыши сараев. Залаяли собаки, чувствуя приближение чужака, хотя ветер и дул в лицо Хагена. Тан спешился и постучал массивным железным кольцом о калитку, открывавшуюся, конечно же, только наружу, чтобы её можно было высадить, лишь сорвав запоры и петли. Нападавшим пришлось бы разносить в щепу толстенные дубовые доски. Бран строил с толком.

За высокой изгородью заливались лаем псы. Затем щёлкнул отодвинутый засов, тан потянул калитку на себя – в щель тотчас выскочили две пушистые, остроухие собаки с причудливо закрученными полуторным бубликом хвостами; псы немедленно насели с двух сторон на пришельца. За мохнатыми сторожами появился и сам хозяин.

По возрасту он годился Хагену в отцы. В волосах хватало седины, лоб иссекли глубокие морщины, лицо обветрено, обожжено солнцем, глаза же спокойные – не таящие коварства. Ростом он оказался лишь на три или четыре пальца ниже тана, считавшегося очень высоким. В правой руке он сжимал почти готовую охотничью стрелу; левая же рука оказалась действительно сухой, подвернутой, Бран держал её, прижимая к боку, кисть касалась груди. На широком поясе висел кинжал, и Хаген удивился: оружие словно специально было помещено так, чтобы до него могла дотянуться не здоровая правая рука, бугрящаяся могучими мышцами, а именно изуродованная левая.

– Мир дому сему, хозяин! – учтиво склонил голову Хаген. – Я к тебе от Хрофта, с делом и даром. – Он протянул Брану нож, данный ему владыкой Живых скал. При виде дорогого клинка глаза Брана потеплели.

– Здравствуй и ты, спасибо почтенному Хрофту за честь. Входи. – Он посторонился. – Входи, будь гостем. Как тебя зовут? Чей ты сын? Какое у тебя ко мне дело?

Хаген назвал себя. Бран и бровью не повёл, не выказав никакого почтения к титулу тана.

– Поднимемся, – сказал он гостю. – На пороге толковать не пристало.

Глава IV

Под проливным дождём мы с Хагеном шли прочь от обглоданных пламенем руин Йоля – по следам большого отряда всадников, хорошо выполнивших жестокий приказ ярла Свиора. Мой Ученик держался неплохо, не подумаешь, что ему всего десять с половиной лет. Ему предстояло трудное дело – трудное не тем, что предстояло ночью вскрыть горло трём десяткам опытных воинов, а потому что Хагену ещё не доводилось ступать по крови и убивать безоружных. Я не сомневался, что ничьи глаза не смогут заметить моего Ученика, но как бы он не поддался всему остальному. Испытание проходил я, а не он – так ли и тому ли учил я его? Прежде чем взяться за магические науки, ему необходимо было постичь человеческие умения. Одно из них – способность бестрепетно исполнить задуманное. Неосуществлённое рождает чуму, подтачивает силы. Следуй своим желаниям – и ты будешь всегда прав.

Впереди уже виднелись окраинные строения деревни, где остановился на ночлег отряд всадников, и тут из косых крутящихся завес ливня внезапно выступила тонкая, окутанная плащом фигура, не узнать которую я не мог.

– Сигрлинн, вот так встреча! – любезно, даже весело произнёс я, внутренне сжимаясь и готовясь к бою. – Какими судьбами? Что ты делаешь здесь в такой дождь?

– Остановись, Познавший Тьму! – Она не приняла моего тона. Сейчас она очень сильно и неприятно напоминала ту, что диктовала мне условия сдачи. И Хаген, молодчина, тоже тотчас почувствовал угрозу.

– Чего ей надо, что она тут нас держит? – прохныкал он, словно от обиды, ловко поворачиваясь к волшебнице боком и незаметно от неё запуская руку под плащ, где висел его крепкий кривой нож. Я успокаивающе положил руку ему на плечо.

– Познавший Тьму, Совет предупреждает тебя первый и последний раз. Если ты ослушаешься, тебя ждёт участь Ракота и даже ещё худшая. Ты затеваешь войну и готовишь к ней этого мальчика!..

– Какой я тебе мальчик! – окрысился Хаген. – Счас как дам, враз поймёшь… Выдумала тоже, мальчик! Я воин!

– Хедин, Мерлин не спускает с тебя глаз, – вдруг горячо заговорила Сигрлинн, хорошо знакомым мне жестом очерчивая Отражающий Круг. – Он уверен, что ты метишь на его место; Совет по закону обязан предупредить тебя, меня послали за этим… Остановись, иначе не миновать беды! Если не жалеешь себя – пожалей вот хотя бы его, – она указала на Хагена, – или… или меня!

Она говорила искренне – и это окончательно сбило меня с толку. Что значит «пожалей хотя бы меня»?.. Давно, давным-давно не слыхал я от неё подобных слов… Против воли ожили воспоминания, от которых я отгораживался столько лет: Голубой Город, Сигрлинн и я, днями и ночами творящие вместе, молодые, неразделимые, счастливые…

– Ну хорошо, ты пришла передать мне предупреждение Совета, – с трудом выговорил я, усилием воли отгоняя непрошеные мысли. – Ты передала его. Что дальше? Что ты хочешь? Хочешь, чтобы я поверил, что ты на моей стороне и готова рассказывать мне обо всех намерениях Мерлина, касающихся меня? Хочешь, чтобы я забыл, как мы сражались?

– Ты не меняешься, Хедин, – жестко усмехнулась она, – ты не можешь не искать ловушек, не можешь не подозревать меня в каких-то коварных замыслах… Ты же наверняка не поверишь мне, если я скажу, что мне дорога память о том, что у нас было, и сюда меня привела жалость – и к тебе, бедный безумец, и к твоему Ученику, этому ребёнку.

И тут в наш разговор внезапно вмешался Хаген. Он попросту запустил в Сигрлинн комком размокшей дорожной глины.

– Уходи! Проваливай, что ты от нас хочешь?! – Я отшатнулся назад.

Глаза Хагена горели, в правой руке блестел нож; он походил на ощетинившегося и готового к бою волчонка.

У Сигрлинн дрогнул уголок тонкого, идеально очерченного рта; и я уже приготовился отразить заклинание, с помощью которого она не преминула бы наказать дерзкого, но… она лишь протянула Хагену раскрытую правую ладонь неожиданно мягким жестом.

– Ты готов отдать за него жизнь, не так ли? – без тени усмешки обратилась она к моему Ученику. – Он для тебя теперь всё?..

Хаген опешил. Надо признаться, я тоже. Я ничего не понимал в происходящем. Мелькнула мысль, что, если мы выпутаемся из этой передряги, мне придётся ещё многому научить мальчика; сейчас он растерян, и это плохо – надо уметь ненавидеть своих врагов вне зависимости от того, что они говорят.

– Так вот, я скажу тебе, – тем же мягким и доверительным голосом продолжала Сигрлинн, – твой Учитель в большой опасности. Живущие там, на небе, – она указала точёным пальцем вверх, – сильно на него разгневались. Он хочет убить их, захватить их престолы, а ты – лишь орудие, которое он создаёт для этого. Если вы не остановитесь, они вас сметут. Вот о чем я хотела предупредить, но, похоже, лишь зря старалась. – Её глаза уже метали молнии, она с трудом сдерживалась.

– Мы пойдём, извини, – сказал я, касаясь головы Хагена. – И так уже все вымокли.

– Ну и пропадай тогда, несчастный ты глупец! – в ярости топнула ногой Сигрлинн. С её пальцев сорвались две серебристые молнии, ударили в лужу, вода тотчас вскипела и забурлила, повалил пар. – Пропади ты пропадом! Не стану больше тебя выгораживать! Выкручивайся как знаешь!

Сейчас она одновременно и ужасала, и потрясала, и завораживала. Со времён Голубого Города я не видел её столь восхитительной – она всегда хорошела в гневе: вокруг неё плясали прозрачные языки бледно-радужного пламени, с концов намокших прядей струился водопад голубых искр, от пол плаща поднималось алое свечение.

– Спасибо за предупреждение, – сказал я. – Не сердись так и давай не ссориться. Но пойду я всё же своим собственным путём. Если сверну – перестану быть собой. Не ты ли говорила, что не стала бы знаться со мной, раскайся я на Совете?

– Хедин. – Она подняла руки, точно удерживая невидимый, но тяжёлый груз. – Тебя убьют.

– Что-что? – переспросил я. Это звучало настолько дико, что я решил, будто ослышался.

– Мерлин нашёл способ обойти Закон Древних, – устало, без малейшей рисовки бросила Сигрлинн. – Он посылал Астрального Вестника.

– Мерлин нашёл или Мерлину сообщили? – тупо спросил я, не придумав в тот миг ничего лучшего.

– Мерлин получил право карать небытием того, кто нарушает Равновесие Мира, – отчеканила Сигрлинн. – Приговор выносится большинством Совета.

– Что же случилось, что Мерлин сперва сподобился послать Вестника, а потом получил эту невиданную власть? Я ничего не почувствовал.

– Мерлин не распространялся о причинах своего решения. Он сам создал Вестника, и никто не знает, какое послание было положено к подножиям тронов Обетованного. Можно только гадать. Разве что это как-то связано с Ракотом?

– С Ракотом?! – воскликнул я. – А что может быть с ним связано? Он же скован и заточён!

Сигрлинн пожала плечами.

– Но теперь ты, быть может, всё-таки призадумаешься? – вместо ответа спросила она чуть ли не с робкой надеждой в голосе. Точнее, мне послышалась эта надежда, но я тотчас отмел все эти смешные мысли. Сигрлинн не заговорила бы так даже в предсмертном бреду.

– Совет никогда не пойдёт на это, – ответил я с недёшево обошедшейся улыбкой. – Даже Макран и Эстери, как бы сильно они меня ни ненавидели, прекрасно понимают, что если я стану первым – за мной могут последовать и другие. Что именно может считаться вредоносным нарушением Равновесия? Да вся жизнь Мага – одно сплошное нарушение!

– Всё, больше не могу! – вдруг простонала Сигрлинн, уронив руки, и в тот же миг исчезла. Осталась только дымящаяся лужа, основательно подогретая её молниями.

– Погоди с расспросами, Хаген, – остановил я своего Ученика, уже дрожавшего от нетерпения. – Сначала сделаем дело.

Остаток пути мы прошли в молчании. Сигрлинн обрушила на меня целую лавину вестей, но я заставил себя на время забыть о них. Сейчас главное – Хаген.

Я помог ему вскарабкаться на крышу постоялого двора – и на этом моё участие в отмщении кончилось. Он прекрасно справился сам. Правда, выбравшись наружу, он был бледен, и его шатало, но это быстро прошло. Мои уроки он усвоил твёрдо. Ни одного лишнего движения, ни скрипа, ни стона; отточенный, как бритва, нож разил бесшумно и безошибочно.

– Страшно было? – спросил я его, но Хаген только дёрнул плечом и обрушил на меня давно заготовленный град вопросов.

Я отвечал на них весь следующий день, пока мы пережидали в укромном овраге поднявшуюся в деревне с самого утра сумятицу. Хозяин постоялого двора нашёл тела воинов Свиора, и началось форменное светопреставление. Наспех похватав вилы и топоры, мужики рыскали по окрестностям – но не столько ловили неведомых убийц, перед которыми сами трепетали, сколько пытались заслужить прощение ярла. Из-за его крутого нрава деревню вполне могли сровнять с землей, как случилось до этого с Йолем.

И пока незадачливые поимщики суматошно перекликались где-то неподалёку, я рассказывал Хагену о том, что оставалось в тени. Мне пришлось изложить ему всю ведомую мне историю Ордена Магов, чтобы он понял, кто такие Сигрлинн и Мерлин.

– А она красивая, Учитель, – вдруг совсем по-взрослому заявил он прямо посреди моего рассказа. – Но злая. Не хочет, чтобы ты меня учил.

Я промолчал. Кто знает, может, для Хагена это и обернулось бы к лучшему – не достанься мне Зерно его Судьбы?

О Богах и прочих Великих Силах, как Древних, так и Дальних, я упомянул вскользь. Хватит с него пока Мерлина. Хаген тотчас уловил, что он-то и есть сейчас наиглавнейший враг. Впрочем, пришлось потратить немало трудов, чтобы замять разговор о Ракоте, – лгать своему Ученику я не хотел, а правды говорить пока не мог. Наконец он уморился и сонно засопел, уткнувшись носом мне в сгиб локтя; я прикрыл его плащом и только теперь, переведя дух, смог задуматься над сказанным Сигрлинн.

Право карать небытием – как это? Какие бездны знания открылись Мерлину – или были открыты ему Предвечными Владыками, – чтобы Верховному Магу стало доступно доселе совершенно невозможное? Всё, что я знал, говорило о том, что Закон Древних нерушим. Это значило, что Мерлин достиг совершенно нового уровня знаний… Ведь жизнь Мага не связана напрямую с телом. Тело можно изранить, изрубить на куски, вовсе сжечь – но самого Мага этим не убьёшь. Какой же исполинской мощи оружие вложили Силы Мира в руки Мерлина! И что же, они настолько наивны, они настолько уверены, что он не повернёт его против них самих?

Но допустим, всё это правда. Мерлин действительно может уничтожить меня. Но вот вопрос – только ли по приговору Совета или же просто по собственному желанию, поставив остальных перед уже свершившимся? И что для этого нужно? Признаться, мне стало очень и очень не по себе: что, если я вот сейчас исчезну, не успев ни охнуть, ни вздохнуть, растворюсь в безбрежном океане?.. Меня прошиб холодный пот.

«Погоди, – сказал я себе. – Успокойся. Если бы Мерлин действительно хотел покончить со мной, имея для этого средства – он уже сделал бы это. Что-то его удерживает… Надо как можно скорее разузнать всё, что смогу, об этом оружии; и что такое Сигрлинн толковала о Ракоте?»

Тут мои мысли неожиданно для меня самого приняли иное направление; вместо того чтобы думать о невероятной способности Главы Совета Поколения убирать со своего пути неугодных при помощи более действенных средств, чем ссылки и заточения, я не мог отрешиться от прозвучавшего грозного имени Ракота.

Зловещий смысл сказанного моей былой возлюбленной только теперь стал доходить до моего сознания. Случайно или намеренно было произнесено это? Слишком уж близко к одной из частей моего столь тщательно хранимого Плана!

Ракот. Ракот. Узурпатор… Владыка Мрака… трижды штурмовавший со своими Тёмными Армиями сам Замок Древних и однажды осадивший даже Обетованное! Низвергнутый и заточённый… И – мой друг. Мой единственный друг за все долгие века моего пути. Мы начинали вместе – оттого у меня титул тоже связан с Тёмными Силами. Однако затем он повёл себя немудро, возжаждав всевластия: обретя огромные знания, не доступные никому, кроме него, он потратил всего себя на сотворение неисчислимых Чёрных Легионов и Царств Сумерек: он пошёл войной на самих Предвечных Владык, надеясь управиться с ними обычным оружием. Я пытался его остановить… однако он не послушался моих советов, и мы поссорились. Я не пришёл ему на помощь, когда его армии гибли одна за другой под яростным натиском Молодых Богов и их блистающих ратей, – и это моё предательство, не важно, вольное или невольное, жгло меня, и спастись от самого себя я мог лишь одним способом.

Победители стёрли в пыль твердыни Ракота, его самого пленили. Потом был суд… Я не помог другу, но и не присоединился к Богам, как всё без исключения Маги моего Поколения. В наказание меня заставили зачитывать Ракоту приговор… Этого унижения я не забыл и не забуду до конца своих дней. Скованный и частично развоплощённый Ракот канул в безвестность, а я… я стал создавать Ночную Империю. Потом произошло ещё великое множество разнообразных событий; шло время, и приближался день, когда я смогу вернуть долги всем и каждому, в том числе и Ракоту. Но на этом скользком пути так легко потерять равновесие! А тут ещё Сигрлинн со своими туманными словами… Я поймал себя на том, что давно уже не могу предсказать ни одного её поступка. Подослали ли её ко мне, или она пришла сама? Не выдумка ли всё это? И с кем посоветоваться?

И тут я вспомнил о Хрофте.

Я не видел его более десяти лет – с самого возвращения из изгнания, полностью поглощённый вознёй с Хагеном. Теперь, похоже, наступило время для новой встречи, да и моего Ученика обязательно следовало представить ему. Мы отправились в путь.

От страны ярлов старым торговым трактом мимо владений баронов, через земли свободных пахарей к окраинам степей Рогхейма и затем на север, единственным более или менее безопасным путём через страну дубрав, подальше от жуткого Железного леса – соваться туда было ещё рановато для Хагена, – мы добрались до Живых скал.

Старый Хрофт… Он был стар уже в дни моей юности. На нём лежала неизгладимая Печать Гнева Предвечных Владык, и потому все избегали его. Веление Богов почиталось свято – однако так случилось, что я первым из Поколения нарушил их приказ – отчасти из любопытства, отчасти из чувства противоречия… Меня всегда притягивала эта мощная, невесть откуда взявшаяся в нашем Мире магическая личность, не принадлежавшая ни к Богам, ни к Древним, вдобавок совершенно, абсолютно одинокая. Он не имел ни учеников, ни последователей; он казался изгоем. И, наверное, оттого он так несказанно удивился, когда молодой Маг из только-только вставшего на ноги Поколения дерзнул пойти против уложений Богов, появившись у него на пороге. Мне показалось, что он обрадовался, хотя и стремился скрыть это всеми силами; он едва не выставил меня за двери. Но потом, смягчившись и поняв, что я не лазутчик (меня тогда страшно поразила такая подозрительность!), он стал очень откровенен; и от него-то я и узнал всё то, что заставило меня повернуться спиной к Свету и заняться пристальным изучением Тьмы.

Мы с Хрофтом не стали друзьями. Нельзя также сказать, что Хрофт был моим Учителем, хотя дал мне немало; нечто иное, куда сильнее привязанностей и обязательств Ученичества, сближало нас. Мы чувствовали, что не можем обойтись друг без друга – в деле исполнения наших сокровенных желаний. Я оказался единственной надеждой Хрофта, он – единственным для меня источником поистине бесценного Знания. Можно сказать, именно он перевернул все мои представления о Реальности, Межреальности, Богах, Демонах и прочих Магических Существах, о Светлом и Тёмном в пределах этого Мира. До встречи с Хрофтом бытие хоть и представлялось мне полным волнующих тайн и невероятных приключений, но в моих глазах оно походило на цветущий луг между двумя грозными крепостями, белой и чёрной, и я твёрдо знал, на какой я стороне и кто я сам. Хрофт раскрыл мне глаза на великое разнообразие Сил, Древних и Дальних; и я навсегда запомнил день, когда наконец понял, кто он такой и почему Владыки наложили на него запрет.

Меня всегда удивляло, почему этот могучий дух, это гордое сердце и глубокий ум мирятся с жалким положением изгоя, который проводит недели и месяцы в мрачном ничегонеделании, молча и безвылазно сидя в хижине и неумеренно потребляя самый грубый и крепкий эль, какой только можно было достать. Предстояло кануть в ничто ещё многим и многим векам, прежде чем прозвучали слова «слава павшему величию!», но, клянусь Лунным Зверем, они как нельзя лучше подходили к Хрофту. Я довольно быстро понял, что он не принадлежал к числу Древних, предыдущему Поколению Магов, на смену которым пришли мы; кто он и откуда взялся – долгое время оставалось для меня загадкой. И однажды, когда он был особенно сумрачен, а жбан с элем уже показывал дно, в его речи замелькали слова «радужный мост», «серединный мир» и другие, значение которых я не понимал. И тогда я решился спросить.

– Откуда я? – прищурился Хрофт. – А ты ещё не догадался?.. Да, было время, когда я сидел на золотом троне, окружённый верными друзьями, было время, когда я повелевал и вершил суд; и все склонялись передо мной! А кто я? Пойдём!

И он потащил меня в конюшню. Там, понуро опустив голову, стоял дивный жеребец, подобного которому я не видел нигде и никогда. Но удивили меня отнюдь не его редкостные стать, сила и красота, а восемь тонких, но мускулистых ног.

Только один такой конь существовал в пределах Реальности.

И только одного наездника терпел он на своей спине.

– До часа Рагнаради оставались ещё немереные бездны времени, – уставившись невидящим взглядом в стену, проговорил Хрофт. – Но Они пришли раньше, неожиданно и неведомо откуда. Мы дали бой и… не устояли. Потом, говорят, пали и остальные… Убийца Бели, сын Фьёргун, брат Бюллейста, все остальные, все наши жёны – все, все погибли… Я остался один. Так у Мира появились новые хозяева. И вот я здесь, а высокие стены моих чертогов пожрал огонь… Силы растрачены в битве, ныне могу лишь малую часть из того, на что был способен прежде…

Туманные предания и намеки, кое-где передаваемые среди гномов – самой древней и мудрой расы Смертных, которые я собирал долго и жадно, разом обрели плоть. Множество разрозненных мелочей встали по местам. Были те, кто владел Миром до прихода в него Молодых Богов; и старые повелители не устояли перед натиском пришельцев.

– И ты… – Я запнулся, но Хрофт лишь махнул рукой.

– Не надо титулов, они пусты, как череп труса, катаемый прибоем! Понимаю, что ты хотел спросить. Нет, я больше не пытался. Потому что не знаю, как бороться, – но сделаю всё, чтобы узнать. Если хочешь – будь со мной, но предупреждаю: если ты вздумаешь предать меня… – Его брови сошлись, глаза полыхнули, и мне представился прежний, грозный Отец Дружин, скачущий во главе могучего войска на великую битву.

Началось мое собственное Ученичество у Хрофта. Странное, ничуть не похожее на все прежние. Очень быстро я понял, что почти всё, чем владеет Хрофт, доступно и мне, а вот ему оказалось не по силам повторить то, что умел я. Он щедро делился со мной иным знанием – не заклинаниями и боевыми магическими искусствами, а правдивой историей Мира и подробными сведениями о различных Силах, действующих в нём. Их оказалось куда больше, чем я тогда считал…

И вот настал день, когда моё Ученичество как-то незаметно уступило место союзу, а затем – по мере того, как росли мои собственные силы, – Старый Хрофт стал всё более внимательно выслушивать меня, следовать моим советам, а потом и выполнять мои просьбы. Он признал, что я сильнее его; понимая, что в будущем старыми запасами не обойдёшься, Хрофт жадно учился сам – однако Магия нового времени давалась ему с трудом. Впрочем, торопиться ему было некуда. Победители, изгнав Хрофта и перебив всех его соратников, для чего-то сохранили ему жизнь (я полагал, что не последнюю роль тут сыграло знаменитое мягкосердечие Ялини, ненавидящей кровопролитие), лишь учинив над ним постоянный надзор. Я сразу же ощутил присутствие Недреманного Ока; однако стража занимал лишь сам Хрофт, а не его окружение.

Отец Дружин не скрывал своих целей. Он хотел, чтобы всё стало по-прежнему, а если не удастся – то отомстить. Он не требовал от меня, чтобы я сражался с ним рука об руку; ведь я в те дни ещё не знал собственных желаний. Тем не менее я помогал ему – потому что уже тогда понимал, что с Молодыми Богами мне не по пути. Голубой Город и Сигрлинн остались в прошлом, Ракот отдалился, готовя своё Первое Восстание, и я метался, не зная, чего же, в сущности, хочу.

Потом вихрь сотрясших всю Реальность войн всосал меня в свою исполинскую воронку; я составил свой собственный План, начал воплощать его и с великим изумлением в конце концов увидел огромного чёрного Замкового Ворона, вестника войны, на окне своего покоя в цитадели столицы Ночной Империи. Ворона из Замка Всех Древних, принёсшего мне вызов Сигрлинн.

В злые века изгнания моим единственным другом остался именно Хрофт. Заточённый Ракот навсегда, как я тогда думал, выпал из нашего Мира; и Хрофт действительно не жалел сил, помогая мне. Он даже не раз покидал своё единственное убежище в Живых скалах, отправляясь со мной в далёкие и рискованные путешествия – как, например, к мёртвым храмовым городам Юга, где воет ветер над полуразбитыми алтарями сгинувших богов, откуда я бы никогда не выбрался, если бы не Хрофт.

Мы с Хагеном направились к Живым скалам. Ещё несколько лет – и мой Ученик вступит в полную силу воина. Мы начнём с танства, а потом…

Каменный Страж едва не покалечил бесстрашно, но и безрассудно бросившегося ему наперерез Хагена; однако мальчишка сумел увернуться, и моя помощь не понадобилась, хотя мой Ученик и был здорово потрясён – я не сказал ему ни слова о том, что ждёт его в Скалах.

Хрофт моим Учеником остался доволен. Мы прожили у него полных четыре года, и, наверное, это были мои лучшие четыре года. А потом… Пятнадцатилетний Хаген – уже не мальчик, но мужчина – и я покинули надёжное убежище и двинулись на юго-запад, в населённые людьми области. Наступило время разбрасывать камни, как скажет впоследствии один незадачливый последователь Мерлина…

Оружие моему Ученику ковали гномы. Несмотря ни на что, Хрофт пользовался у них отменным уважением, и они с охотой исполнили его просьбу. Конечно, Хагену для наших последующих дел требовалось что-нибудь из работы по крайней мере Древних Магов, а ещё лучше – Древних Богов, но подобраться к их тайным запасам без гномьего клинка тоже было невозможно. Я не пожалел золота, и мастера Кольчужной Горы приняли его – но трудились они всё же не ради богатства. Гномы – странная раса, они с равной страстью и созидают, и разрушают. Но их грозный хирд – несокрушимый боевой строй – уже давным-давно не видели на поверхности, с людьми они жили мирно, целиком уйдя в работу. Однако в сердцах их навечно возжжён мрачный огонь, Жар Творящий и Пожирающий, и оттого гномы всегда с таким желанием куют мечи и вообще любую военную справу. Принимая от нас с Хагеном заказ, Дрони, старый гном, непроизносимый титул которого передавался человеческим языком как нечто вроде «тот-кто-делает-сверкающие-убивающие-рассекающие-шипы-ран», вполголоса сказал мне, внимательно глядя на моего Ученика:

– Для такого наслаждение работать… Он найдёт мечу должное применение! Сталь должна вдоволь пить крови… – И при этом его глаза сверкнули так свирепо, что от неожиданности я едва не отшатнулся.

Никто не знает, сколько раз перековывалась стальная полоса будущего меча, сколько миллионов слоёв сплавились в горниле подземной кузни. Старые слухи о чудесной силе оружия, откованного в лунном свете, оставались для меня не больше чем слухами. Я больше верил мастерству гномов, чем туманным намёкам Сигрлинн – она же никогда всерьёз не занималась простыми железными игрушками. Наш с ней поединок вёлся совсем иными средствами.

Хаген прижал сверкающее лезвие к груди, его глаза горели. Он низко поклонился старому мастеру, и Дрони довольно ухмыльнулся.

– Не забывай почаще давать ему дышать, – посоветовал он. – Меч, он, знаешь, не любит без дела дремать в ножнах. Может утратить силу…

Распрямившись, Хаген резко взмахнул рукой. Клинок с лёгким шипением прочертил в воздухе жемчужное полукружье, снеся под корень молодую сосну толщиной в сильную мужскую руку. Гномы знали своё дело.

Дрони сделал для моего Ученика также шлем, кольчугу, щит и прочие необходимые доспехи. Теперь мы могли выступать на юг.

Там, за Дубравами, лежали горы Альвланда, и без особой нужды туда никто не совался. К западу от них молодое и алчное королевство Химинвагар хищно протягивало жадные руки многочисленных и хорошо вооружённых полков ко всем незащищённым землям. К юго-западу от него тянулись на десятки лиг оборонительные валы Хранимого Королевства, хотя все и знали, что его оберегают силы куда могущественнее людских мечей и копий. А ещё дальше к югу, от границ владений Видрира до самого пролива, отделявшего Восточный Хьёрвард от южного материка, лежали владения бондов. Эти жили каждая область по-своему. Иные решали всё, даже самые мелкие вопросы, кулачными потасовками на вече, иные приглашали князей – как предводителей ополчения и беспристрастных судей. Между общинами никогда не существовало прочного мира.

К востоку от поселений бондов земли принадлежали баронам – мелким независимым правителям своих крошечных государств. Эти проводили всё время в рыцарских забавах; пиры сменялись турнирами, а турниры – пирами. Бароны враждовали с ярлами – последние всё время стремились прибрать к рукам новые земли с данниками, а бароны настойчиво пытались осуществить свою заветную мечту – заполучить выход к морю… Сами же ярлы гнездились ещё дальше к востоку, на морском побережье, где вода дошла до оголившихся древних костей Земли, до старых гор Осора. Море врезалось в глубь суши длинными языками-заливами, извилистыми фиордами, удобными для того, чтобы прятать узкие боевые «драконы». Подле одного из таких фиордов лежал и достопамятный Йоль, теперь уже, наверное, вновь отстроенный с муравьиным упрямством.

А как раз на полпути между владениями ярлов и свободными землями бондов раскинулся Хедебю – столица вольной торговой республики, перекрёсток путей из Восточного и Южного, Северного и Западного Хьёрварда. Туда стекались потоки людей и товаров со всего света, там замышлялись самые безумные и рискованные предприятия, там находили убежище и применение себе все, кого выталкивали старые земли, где народ цепко держался за закон неделимости одаля, согласно которому вся земля переходила старшему сыну, а младшим оставалось или идти под руку брата, или же бросить всё и искать удачи в иных странах. На богатство Хедебю давно уже зарились и ярлы, и жадные вожаки бондских общин – но торговая республика могла нанять лучших бойцов. Триста золотых поясов, самые зажиточные купцы города не скупились.

Я хотел показать Хагену этот город, провести его сквозь все призрачные соблазны вкусной еды и красивых вещей, обольстительных и доступных женщин – чтобы, познав всё, он смог бы это осознанно отринуть. И кроме того – ему нужно было собирать вокруг себя людей, последователей и соратников. Нам предстояло бросить вызов мощи Хранимого Королевства, и победить в своей первой войне он обязан был сам, без моей помощи – исключая совет, разумеется.

Примерно в дне плавания при попутном ветре от входа в залив Видвагар, на берегах которого лежала столица королевства Видрира, в море высились утёсистые громады прибрежных скал острова Хединсей. Моего острова. Когда-то давным-давно именно там основал я столицу Ночной Империи, а потом ураган войны стёр в ничто все плоды моих трудов. Остров попал в руки Сигрлинн, а она отдала его своим Ученикам, создавшим на месте моего государства Хранимое Королевство, послушное Молодым Богам. С тех пор этот остров так и стоял необитаемым, хотя внутри кольца высоких и обрывистых скал, ограждавшего его со всех сторон, было вдоволь и лугов, и полей, и ручьёв. Именно этим он и привлёк меня в своё время – его земля могла прокормить немало народу. Для порядка Видрир, нынешний правитель Хранимого Королевства, всё же держал там небольшой гарнизон.

Между рубежом Хранимого Королевства и собственно бондскими областями широкой полосой тянулись владения свободных танов – вассалов Видрира; им принадлежали и несколько островов, расположенных в море подле Хединсея. В отличие от ярлов, таны редко предпринимали дальние военные экспедиции; основой их богатства оставалась земля, обрабатываемая арендаторами. Время от времени таны оказывались вовлечёнными в мелкие стычки между общинами бондов или же, объединившись, отправлялись в набег на области Химинвагара, на что правители Хранимого Королевства смотрели сквозь пальцы, и редко, очень редко дружина какого-нибудь уж совсем отчаянного тана присоединялась к ярлам, хаживавшим далеко на юг и на восток.

Так или иначе, но Хединсей ждал нас, и нужно было спешить – я не мог поручиться, что для выполнения всего задуманного мной хватит человеческой жизни Хагена, а лишать его покоя посмертия казалось мне самым чудовищным предательством, какое может совершить Маг-Учитель по отношению к своему Ученику; к подобному частенько прибегал Макран, и одного этого уже было достаточно, даже если просто не брать в расчёт моих принципов.

Мы двигались на юг. Леса остались позади; вздыбились горные кручи Альвланда, и Хаген, наслушавшись множества историй об этих существах, не сводил с вершин взгляда. Я всегда с большой осторожностью относился к Перворождённым; пусть они и почти покинули населённые людьми пределы всех четырёх частей Большого Хьёрварда, но те, которые остались, владели грозными силами, время от времени властно вмешиваясь в события и всегда стремясь прекратить войны и дать земле покой на возможно большее время. Магов они недолюбливали, но никогда не выступали против них в открытую.

Альвы же всегда занимали меня чрезвычайно. В ряде случаев они могли оказаться очень полезными, почти что незаменимыми. И они всегда готовы были прийти на помощь, правда, никогда не забывая потребовать плату – Знанием; признаюсь, порой меня забавляло, как с поистине детской непосредственностью они пытались выведать у меня заклятья, всегда относимые Советом Поколения к Тайным: как пробуждать Драконов и повелевать ими, как открывать ворота в Нижние Земли и черпать там силы, как опутать незримой сетью Мага и лишить его свободы.

Леса упёрлись в серо-коричневые склоны предгорий. Прямо перед нами распахнуло зев широкое ущелье, почти долина; видно было, как чётко проведена граница земли альвов – несколько сотен саженей безжизненной глины и камня, а затем склоны ущелья вновь покрывает трава, но уже не совсем похожая на обычную, растущую в иных местах: здесь она имела голубоватый цвет. Дно ущелья скрывали деревья, какие тоже можно было увидеть только здесь – низкие, но с очень толстыми стволами и широкими, разлапистыми листьями густо-зелёного цвета, немного похожими на кленовые, только раза в два больше. Сделанные из этих стволов брёвна не гнили, очень плохо горели и потому весьма ценились и ярлами, и бондами как материал для крепостных стен. С обеих сторон ущелья на выдававшихся вперёд утёсах, вознёсшихся над нашими головами на добрые полсотни саженей, стояли две сторожевые башни, сложенные из голубоватого камня. Изящные, стройные, с ажурной каменной резьбой, эти башни никак не походили на настоящие укрепления; альвы, ушедшие от своих творцов, тем не менее неосознанно подражали былым наставникам, хотя, конечно же, их постройки не могли тягаться красотой с творениями эльфийских мастеров, с Серебряным Кором – одной из эльфийских столиц Восточного Хьёрварда, куда за все долгие века его существования находило дорогу лишь несколько Смертных, считанных на пальцах одной руки. Я был там один раз и запомнил это зрелище навсегда.

В обращённом к нам высоком окне левой башни мелькнул быстрый голубой проблеск. Слишком быстрый, чтобы его могли заметить праздные глаза случайного странника.

– Что это было? – мгновенно напрягся Хаген, пригибаясь и заученно перебрасывая со спины щит.

– Нас спросили, достойны ли мы внимания хозяев, – ответил я, складывая руки перед грудью.

До того чтобы сделать что-нибудь, истинному Магу нет нужды произносить какие-то слова. Маги, подобно Орлангуру и Демогоргону, – есть Великий Предел между светлой и тёмной половинами мироздания. Поворачивая весь мир вокруг себя, Маг обретает силы. Заклятья же – лишь устоявшаяся форма, помогающая в работе, особенно с существами, созданными не из одной лишь косной материи.

Между моими ладонями, сложенными лодочкой, появился неяркий оранжево-рыжий огонёк, быстро вытянувшийся в острый луч высотой почти в рост человека; я ответил на вопрос стражей – альвов.

Сперва, я помню, Хагена поражали не сложные, истинно магические наши дела – спуск в Нижние Миры, вызывание мёртвых и тому подобное, – а вот эти простейшие вещи, вроде той, что я проделал только что. Я долго пытался объяснить ему, что для Мага зажечь такой огонь на ладони – всё равно что человеку, скажем, свернуть язык трубочкой или пошевелить ушами. Получается далеко не у всех, а тот, у кого выходит, всё равно не может объяснить, как он это делает. Не может объяснить и не может, конечно же, никого этому научить. Я, понятное дело, долго растолковывал Хагену учение о Магическом Огне, об изначальной Искре, что Творец вдохнул в наш Мир ещё до того, как в него вступили Молодые Боги, что в каждом Маге горит частичка этого незримого пламени и что ей можно придать множество форм, – но объяснить, какие же именно действия я предпринимаю, чтобы зажечь свой огонёк, я так и не сумел.

Теперь голубые проблески появились в бойницах и правой башне. Нас приветствовали и приглашали войти. Так мы с Хагеном пересекли границу Альвланда.

Глава V

Шёл четвёртый день, как Гудмунд, расставшись с Фроди, без устали скакал и скакал на восток. Долина Бруневагар лежала между двумя старыми, оплывшими и заросшими лесом горами. Когда-то они были частью могучей горной цепи, одной из величественнейших в Восточном Хьёрварде; тогда, впрочем, не существовало и самого понятия «Восточный Хьёрвард», а был один великий материк – до наступления Первого Дня Гнева, о котором ныне не сохранилось вообще никаких свидетельств, кроме лишь одного: сгинули все люди, что жили тогда на земле. В час Ярости Сил изменились пути ветров и вод, сместились громады континентов, Земной Щит исполосовало трещинами, волны мирового океана хлынули в образовавшиеся разломы, возникли новые моря; старые горы стёрло почти до основания, сорвало с них броню гранитов, оставив на поживу медленно глодающим добычу дождям мягкие нутряные слои. Но дух этих старых гор – а они были воистину стары, во всём Восточном Хьёрварде с ними мог сравниться возрастом разве лишь Хрофт, да ещё Орлангур с Демогоргоном, но эти принадлежали всему Миру, – дух этих старых гор был ещё жив, и, наверное, поэтому странный, известный среди Перворождённых монастырь был основан именно в этом месте.

Всё это Гудмунд вспоминал дорогой; он многое узнал из рассказов тана, которого воин уважал не только за удачливость в боях, но и за то, что порой тот выручал их всех или находил необычайно ценную добычу именно благодаря своему Знанию, куда как отличному от всего, что довелось слышать Гудмунду. Младший сын в семье обедневшего, захудалого тана на пограничье Хранимого Королевства, он давно уже ушёл из дому – сразу после смерти матери и вторичной женитьбы отца. Был стражником у богатых бондов, потом судьба забросила его в Торговую Республику, в Хедебю; голодный, но гибкий и свирепый, он пробился сквозь сито придирчивого отбора и стал городовым стражем. А потом его встретил тан – вернее, тогда он ещё не успел стать таном, а был просто Хагеном. Из детских времен Гудмунд вынес тягу к знаниям, не очень-то широко распространённую среди бродяг, искателей удачи; именно за это Хаген в своё время и выделил его среди прочих, а потом одобрил Хедин, таинственный Учитель тана…

И сейчас воин мчался к монастырю, прекрасно понимая, что этим, быть может, положил конец своей службе у Хагена, – тан не прощал неповиновения; но, едва перед глазами Гудмунда вставало лицо умирающего эльфа, глаза Перворожденного, все сомнения, сожаления и страхи отлетали прочь. Старшие братья людской расы никогда не лгали младшим, и, если эльф просил передать кому-то известие, это нужно было сделать во что бы то ни стало.

Мало-помалу сгустился вечер. Местность, через которую ехал Гудмунд, люди, похоже, покинули давным-давно – опытный глаз ещё угадывал в попадающихся пятнах мелколесья старые поля, проглоченные диким бором. Сохранились и какие-то подобия дорог, превратившиеся в узенькие тропки, – одной из них и скакал Гудмунд, низко пригибаясь к шее коня. Всё время пути его не переставало терзать беспокойство – что, если та неведомая Ночная Всадница направлялась туда же, куда и он сам, и смысл поручения эльфа состоял именно в том, чтобы в монастыре успели приготовиться к отпору? Что, если эта странная, необычайно опасная ведьма устроит засаду ему самому, каким-нибудь колдовским способом обнаружив за собой погоню? Гудмунд не слишком надеялся обогнать свою страшную противницу – Ночные Всадницы потому и прозывались Всадницами, что и пешком они запросто могли потягаться с любым конником. Ведьм Гудмунд боялся и ненавидел. Ненавидел и боялся с самого детства: накрепко засело в голове убеждение, что именно от ведьминого колдовства умерла его мать – она отказалась дать капризной и своенравной особе, заявившейся в её дом, своё последнее нарядное платье, память о более счастливых временах, в уплату за снятие коровьего мора, который, как никто не сомневался, эта же колдунья и наслала. Ведьма ушла, напоследок прошипев прямо в лицо матери Гудмунда что-то злобно-неразборчивое; мать вздрогнула, как от удара, а спустя несколько месяцев умерла от странной болезни, с которой не смог справиться ни один из местных знахарей. Воин Хагена ещё не знал, что Ночные Всадницы не похожи одна на другую, и не задумывался, за кем охотится эта; такому человеку – или нечеловеку – он готов был стать союзником.

Его спасло то, что устроившая на него засаду оказалась слишком любопытна. Тонкая, почти невидимая верёвка внезапно выпрыгнула из травы под копытами коня, лошадь споткнулась, и воин кубарем покатился по земле. В последнее мгновение он каким-то чудом успел заметить подозрительное мельтешение в зарослях и сумел упасть на руки. Перекатившись через голову, воин оказался куда дальше от кустов, чем рассчитывал бросившийся из зарослей поимщик. Вторым прыжком он-таки дотянулся до Гудмунда, набрасывая на того ловчую сеть, но воин Хагена уже выхватил короткий и толстый кинжал с двойным лезвием – от основного, прямого, у самой крестовины отходило второе, загнутое наподобие серпа; оружие напоминало обычный багор, только стоило больше, чем, наверное, все багры Восточного Хьёрварда, вместе взятые, потому что выковали его руки мастеров Кольчужной Горы; никакой сработанный людской рукой клинок не смог бы разрезать эти кажущиеся такими тонкими, но необычайно прочные верёвки ловчего снаряда Ночной Всадницы.

Со скрежетом, словно рассекая металл, нож проделал в сети длинную прорезь; извернувшись, Гудмунд вскочил на ноги – в ловкости он лишь немногим уступал своей противнице.

Конечно же, ему было бы несдобровать, имей Ночная Всадница под рукой свою Огненосную Чашу. Но ей, видно, понадобился живой, способный говорить пленник, и жуткое оружие осталось в кустах.

Ведьма отбросила прочь прорезанную сеть. Её тонкую фигуру обтягивал тёмно-зелёный плащ, плотно схваченный несколькими ремнями; Гудмунд и глазом моргнуть не успел, как один из этих ремней оказался в руках у его противницы.

Воин выхватил меч и замахнулся, стремясь покончить дело одним ударом, но Ночная Всадница вдруг как-то удивительно ловко отскочила в сторону, ременная петля охватила кисть Гудмунда, сжимавшую эфес, и от резкой боли в руке он выпустил оружие, чем и спасся вновь, сам о том не зная, – петля соскользнула, и он сумел отпрыгнуть.

Ведьма нарочито-неторопливо подобрала клинок и молча двинулась вперёд. Тяжёлый меч, как влитой, лежал в её небольшой, изящной ладони, и незаметно было, что он для неё слишком велик.

Гудмунд похолодел. Его обезоружили играючи; в запасе оставался только нож-крюк. Им воин владел великолепно, и сейчас у него оставался только один выход – удивить свою противницу.

Он взмахнул рукой. Сверкнув, хитроумное изделие гномов полетело вперёд; из рукояти с лёгким шелестом разматывалась тонкая цепочка, другой конец которой Гудмунд крепко сжимал в кулаке. Благодаря особой работе, нож всегда летел острием вперёд и крюком вниз; он был нацелен в лицо Ночной Всаднице, та было отклонилась, лезвие свистнуло у нее подле уха, и тут Гудмунд резко рванул цепь.

Остро отточенный, загнутый подобно орлиному клюву клинок-крюк впился в плечо Всадницы и, раздирая плоть, выставил наружу окровавленное остриё. Прекрасный враг Гудмунда тонко вскрикнул, рот ведьмы искривился в муке; но даже боль не замутила её рассудка. Она внезапно прыгнула вперёд, так что туго натянутая цепь провисла, и вытолкнула клинок Гудмунда из раны назад, себе за спину. Воин вновь дёрнул за цепочку, и верное оружие словно само прыгнуло ему в руку.

Не теряя ни секунды, Гудмунд снова метнул нож-крюк, но Ночная Всадница не попадалась дважды на одну уловку; несмотря на рану, вокруг которой по плащу быстро расползалось тёмное пятно, она смогла уклониться – стальной клюв лишь впустую чиркнул по земле. Однако и сама начать атаку ведьма явно не могла; закусив губу, она шажок за шажком медленно отступала к кустам, прижимая левую руку к ране, а в правой по-прежнему держа меч Гудмунда.

Хищно изогнутое лезвие крюка зловеще шелестело, рассекая воздух; воин крутил оружие над головой, выделывая им запутанные восьмёрки и петли, и одновременно прикидывал, как ударить, чтобы сразу – наверняка.

Однако он забыл, что ему противостоит не обычный боец, пусть и хорошо обученный разным трюкам. У Ночной Всадницы имелись в запасе и более сильные средства. Отбив мечом очередной удар крюка, она внезапно воткнула клинок в землю, сжала плечи, её локти сошлись, плотно прижатые к телу; в полураскрытых ладонях она словно держала нечто похожее на шар. Её лицо стало снежно-белым, глаза широко раскрылись, а между узких ладоней заклубился плотный сизый туман. Она накладывала заклятье.

Однако никакой Маг не может сотворить волшбу молниеносно; чем менее искусен налагающий и чем меньше у него сил, тем больше потребно времени. Именно поэтому Гудмунда встретила простая верёвка поперёк дороги, – очевидно, ведьма опережала его совсем ненамного и не успела соорудить сложную магическую ловушку; от простого же заклятья конный воин ушёл бы легко. Во время Наложения все движения очень важны – Ночная Всадница не могла сейчас даже защищаться, однако она точно рассчитала необходимые мгновения. Гудмунду нужно было вновь принять в руку отбитый ведьмой и врезавшийся в землю крюк и затем снова замахнуться; смертоносное лезвие уже летело в цель, когда малое заклятье Сна начало действовать. Гудмунд зашатался, его взор обессмыслился, ноги подкосились.

Будь здесь Хедин, он смог бы увидеть, как ведьма словно бы плеснула чем-то сероватым на незримого астрального двойника Гудмунда, самую низшую из астральных Теней Души. Это заклятие Сна очень просто, действует оно недолго, но ведьме хватило бы и нескольких секунд.

Воин чувствовал, как сознание заливает липкая серая пелена, как отказываются повиноваться ноги; он упал на четвереньки, нож-крюк, бесполезный, валялся в десяти шагах от него; в левой руке Гудмунд ещё держал цепь, но не имел сил даже пошевелить пальцами. Сон одолевал его, ещё немного – и веки смежатся…

Ночная Всадница выдернула меч из земли и, подойдя к Гудмунду, стала прицеливаться, намереваясь оглушить воина ударом эфеса по затылку.

И всё же что-то мешало заклятью ведьмы подействовать до конца. Гудмунд скользил по самому краю бездны забытья, так и не проваливаясь в неё. Он внезапно увидел перед собой лицо матери – и сотрясшая его ненависть помогла душе удержаться на узком карнизе, под которым во мглу бесконечности уходила бездонная пропасть… Воину кое-как повиновалась лишь правая рука, и он, прижимая её к земле, сумел незаметным движением повернуть крошечный рычажок на оковывавшей кисть латной рукавице. Раздался лёгкий щелчок.

На воина упала тень – ведьма подошла вплотную; и в ту же секунду, когда она замахнулась, Гудмунд потратил последние силы на один стремительный опережающий удар. Четырехдюймовый острый шип, высунувшийся из его железной перчатки, вонзился в ногу ведьме. Раздался истошный крик, и в тот же миг заклятье рухнуло. Одолевая тошноту, Гудмунд вскочил, ударом ноги вышиб из рук ведьмы свой меч и вновь занёс крюк, впрыгнувший ему обратно в руку.

И тут Ночная Всадница сочла за лучшее прекратить бой. Ей попался странный противник, с которым нужно было сражаться совсем по-иному, и она выбрала отступление.

У Гудмунда хватило рассудительности не броситься очертя голову в погоню. Там, в зарослях, его бы настигла внезапная смерть от вылетевшей невесть откуда крошечной отравленной иглы; и потому, едва Ночная Всадница скрылась, он подобрал меч, поспешно вскочил в седло и погнал коня что было сил. Теперь каждый поворот, каждый куст мог грозить гибелью – он хорошо помнил Огненную Чашу, стершую с лица земли целую засаду!

«Итак, эльф был прав, – думал воин. – Ведьма идёт к монастырю. Она «стала на след»… хотел бы я знать, на чей, и не завидую тому, за кем она охотится… Остаётся только надеяться, что до монастыря я доберусь раньше, чем она, – я всё же её слегка задел».

Ночью он не останавливался, шёл пешком, давая отдых коню, – страх всё равно не позволил бы ему смежить веки. Тем временем местность вокруг него вновь стала меняться. Теперь Гудмунд ехал среди длинных, пологих склонов старых-престарых гор. Кое-где виднелись безлесные вершины. Исчезли привычные ели, сосны, пихты, лиственницы; их место заняли торжественные, странные деревья, застывшие, словно воины в боевом порядке, очень прямые и необычайно высокие; их вершины уходили к самым облакам. Землю у их подножий покрывал толстенный слой мха; и даже слышавшиеся здесь птичьи голоса совсем не походили на пение обычных крылатых обитателей Восточного Хьёрварда. Гудмунд перевёл дух: устроить в таком чистом и далеко просматриваемом лесу засаду – не по умению Ночной Всадницы.

Зато нашлись другие.

Из-за древесного ствола толщиной в добрую крепостную башню прямо перед мордой лошади Гудмунда появился одетый в тёмно-синее юноша, худощавый и бледный, с длинными тёмными волосами до плеч и глубоко посаженными тёмными же глазами. В руке он держал посох, заканчивавшийся странным навершием – причудливым переплетением то ли пяти, то ли шести тонких заострённых отростков; если смотреть на них спереди, их рисунок напоминал руну Аол – «Начало» в алфавите великанов, что правили Хьёрвардом задолго до Первого Дня Гнева. Гудмунду эти руны как-то показал Хедин, Великий Учитель, сказав при этом:

– Ныне они почти не в ходу. Маги пользуются Тайнописью Феанора, люди – новым звуковым алфавитом, что создал Мерлин. Лишь гномы в своих секретных трактатах по кузнечному делу ещё пишут изначальными рунами…

Тёмные глаза властно смотрели на Гудмунда. Понимая, что достиг цели, воин натянул поводья и спешился. Юноша, по-прежнему не произнося ни слова и пристально глядя на приезжего, направил на него вершину своего посоха. Гудмунд начал было заготовленную речь, однако его прервал энергично-досадливый жест сухой ладони. Недоумевая, воин умолк.

Юноша смотрел на него ещё с полминуты, а затем, так и не произнеся ни слова, сделал какой-то быстрый жест, и направленные на Гудмунда отполированные деревянные отростки на посохе внезапно ожили, бросившись вперёд с быстротой атакующих змей; да что там змей! Бывалый воин Хагена сумел бы увернуться от гадов; здесь же его оплели в долю секунды, он оказался туго связан по рукам и ногам, не в силах пошевелиться. Его рука застыла, намертво прикрученная к эфесу.

– Эй, что за шутки, спали вас Ямерт?! – яростно заорал Гудмунд, дёргаясь в тщетных попытках ослабить путы. – Я же сюда не просто так!

Не слушая воплей, юноша задумчиво окинул пленника взглядом, почесал подбородок и, вроде оставшись довольным, легко поднял посох за противоположный конец и понёс перед собой, помахивая им, точно веточкой. Гудмунд продолжал изощряться в ужасных проклятиях и вдруг ощутил резкую боль в губе – острый конец одного из оплетших его отростков весьма деловито пытался проделать дыру в губе воина с явным намерением зашить ему рот в самом прямом смысле слова. Поперхнувшись от ужаса, Гудмунд замолчал – и отросток тоже отступил.

«И сюда я мчался сломя голову, дрался с Ночной Всадницей, едва остался жив!.. – ошарашенно думал воин. – Но, быть может, это просто привратник, который встречает так всех нежданных гостей? Но какая силища!»

Гудмунд не мог смотреть по сторонам, перед его глазами мелькал лишь один мох; однако шли они недолго. Гудмунд услыхал лёгкий скрип открываемых ворот, его внесли внутрь, поставили на ноги, и тут путы исчезли.

Воин быстро огляделся. Он стоял в углу довольно просторного двора, окружённого с трёх сторон одноэтажными бревенчатыми строениями вполне обычного вида, с окнами и дверьми. За его спиной между двух таких домов были ворота, на противоположной же стороне, вдоль пологого ската горы, вытянулось длинное трехэтажное здание. Его фасад был словно выпилен из цельного куска исполинского дерева – искусство мастеров сохранило бесчисленные годовые кольца.

Больше ничего странного или запоминающегося Гудмунд вокруг себя не увидел. Дома как дома, совсем простые – глаз не мог зацепиться ни за резной наличник, ни за расписную ставню…

Рядом с Гудмундом стояло четверо. Притащивший его сюда юноша со столь необычным посохом; молодой мужчина с лёгкой бородкой, в таком же, как у юноши, плотном тёмно-синем плаще и с таким же посохом в руках; на шее у него висел кусочек тёмно-коричневого отполированного дерева. Третьим был грузный, с большим животом, уже пожилой человек с двойным подбородком и красноватым носом; он тоже носил на груди кусок древесины, но уже много светлее. Четвёртым же стоял очень прямой и очень сухой старик с орлиным носом. Лицо его казалось коричневым; в руках старика воин Хагена увидел не посох, как у остальных, а лишь тонкую веточку. И кусочек дерева у него на шее был совершенно бел.

– Послушайте, – начал Гудмунд. – Я издалека. Мне очень нужно поговорить с настоятелем!.. У меня срочные известия! И почему надо было тащить меня сюда таким способом?!

– Во владениях Дальних Сил ваши смешные правила не действуют, человече, – безразлично сказал молодой мужчина. – А всё, что ты мог сказать, мы и так знаем.

Страницы: «« 12345 »»

Читать бесплатно другие книги:

Роман «Волкодав», впервые напечатанный в 1995 году и завоевавший любовь миллионов читателей, – бессп...
Цикл Марии Семеновой о Волкодаве давно стал классикой славянского фэнтези. Книга «Истовик-камень» оп...
Роман «Волкодав», признанный сегодня бесспорной классикой, открыл российской публике новый литератур...
Он последний в роду Серого Пса. У него нет имени, только прозвище – Волкодав. У него нет будущего – ...
Он… умер. А потом – воскрес....
Чертенок-практикант Эзергиль и его подружка и соперница – девчонка-ангел Альена – борются за неприка...