Крушение иллюзий Афанасьев Александр

Любой афганец знает эту команду и знает, что при ее подаче надо падать на землю и лежать во избежание более крупных неприятностей.

Самое плохое – в афганском доме нет дверей, но есть что-то вроде занавесок, через которые не видно, что происходит в соседней комнате, но выстрелить или бросить гранату они вполне даже позволяют.

Следующая комната. В куче какого-то тряпья, в углу – женщины, дети, много детей, – здесь в каждом богатом доме несколько женщин и много детей.

Майор отступил в комнату, афганцы прорвались в нее, взяли кучу-малу на прицел. Ненависть в глазах – и с той, и с другой стороны. Каждый американский солдат знал, что здесь нет ни женщин, ни детей, а есть рабы Аллаха, каждому из которых может вздуматься срочно встретиться со своим господином. В третьем году, еще в самом начале, погиб американский спецназовец Натаниэль Чэпмен, его убил двенадцатилетний пацан, к которому тот повернулся спиной, не видя в нем опасности. Вот и тут… из этой куча-мала может в любой момент выкатиться граната. Им наплевать… нынешнюю скотскую жизнь они с радостью променяют на рай, в который гарантированно попадает каждый шахид.

Интересно только – на хрена будут нужны двенадцатилетнему пацану семьдесят две девственницы? Или все же найдет применение?

Лестница на второй этаж в доме была деревянной, что лишний раз подчеркивало его зажиточность. Майор тщательно осмотрел ее, потом с зеркальцем в одной руке и пистолетом в другой начал подниматься наверх.

Осторожно просунул зеркальце, повел, осматриваясь, – никого.

Наверху были две большие комнаты, видимо, мужские. Вообще дом был редким для Афганистана, афганцы почти никогда не строят больше чем в один этаж, даже в самых богатых домах можно встретить земляные полы. Ни в одной из комнат никого нет, одна пуста, с мебелью и даже телевизором. Вторая – большой стол, на столе ноутбук, современный, в исполнении «Heavy Duty», для тяжелой работы, то есть противоударный и водоустойчивый, но не армейского исполнения, гражданский. На черном экране – бесконечное звездное небо, летящие навстречу звезды. Майор не рискнул трогать ноутбук – может быть заминирован. Чуть в стороне на столе какие-то бумаги, он мельком глянул – и выругался. Карты! Штабные карты, твою мать, со схемами прикрытия, с минными полями! Ублюдки, в бога душу, даже если он сейчас перебил американцев, – он сделал это совершенно правильно. Это не что иное, как сделка с мусликами! Кто-то решил сдать им карты прикрытия объектов по всей провинции.

Дальше лежал, видимо, брошенный второпях автомат Калашникова, точно такой, какой используют частные охранные структуры в Афганистане, болгарский, с передней рукояткой, фонарем и коллиматорным прицелом, закрепленным «по-скаутски». Майор машинально взял автомат, повесил себе за спину – что-то подсказывало ему, что хозяин его уже не востребует, а в центре лишним не будет. На полу у входа в эту комнату стояли ботинки, в Афганистане принято разуваться, входя в чужой дом. Он злорадно усмехнулся, представив себе, как начался бой, а все в этот момент были необутыми…

Майор вышел на улицу, прислушался – вертолет уже летел, звук его винтов был хорошо слышен на фоне ночной тишины…

Это оказался тот же самый МН-47, который высаживал их, он бросил пару инфракрасных маяков прямо на дорогу, и вертолет плюхнулся прямо на них, поднимая тучи пыли и мелких камней, пилот не собирался глушить двигатели.

Афганцы по приказу майора Джереми собрали трофеи, документы, какие можно было собрать. Трупы в вертолет они тащить не собирались – завтра приедет команда по реконструкции, она и решит, как быть с трупами, с автомобилями, со всем прочим. Обычно, если какое-то имущество оставалось бесхозным, его отдавали афганцам из ближайшего кишлака, если только это не оружие и не военное снаряжение.

Навстречу майору с коротким автоматом выпрыгнул член экипажа, выпускающий, присмотрелся – и узнал, шагнул вперед, протянул руку.

– Рад вас видеть, сэр! – крикнул он привычно громко, перекрикивая турбины.

Это был техник-сержант Лиу.

– Я тоже, – крикнул в ответ майор. – Прогуляемся?

– А что случилось?

– Я подстрелил двоих парней в полуклике отсюда! Надо посмотреть, они что-то тащили! Ты меня подстрахуешь?!

Техник-сержант задумался на мгновение – по инструкции он не должен был отходить от вертолета ни на шаг, если он совершил посадку в красной, не контролируемой официальными властями территории. Но и своему надо помочь.

– Я сейчас!

Техник-сержант зашел обратно в вертолет, через минуту вышел, показал ОК. Идем…

Вместе, под прикрытием бортстрелка-пулеметчика с Миниганом – майору Джереми было не по себе, когда он представлял, что эта адская мясорубка нацелена прямо ему в спину, – они спустились туда, где лежали те двое, которых он подстрелил из снайперской винтовки. Они так и лежали – один на животе, второй пытался укрыться за ним. Рядом была большая, из плотной негорючей черной ткани сумка…

Майор включил фонарик, осветил лицо того, который пытался спрятаться от пуль за трупом своего напарника. Понял, что бесполезно, как раз в голову пуля и попала. Головы почти нет. Осторожно перевернул того, кого подстрелил первым, – в Афганистане тела лучше сдвигать с места «кошкой», под ним может быть граната, муслики из последних сил выдергивают кольцо, чтобы забрать напоследок хоть одного неверного с собой. Но тут все произошло на его глазах, и вряд ли бы эти стали минировать сами себя.

Так и есть – американец! Средних лет, с бородой – но точно американец, борода рыжая, типично кавказское[22] лицо. И разгрузка на нем такая же, как носят наемники и частные охранники – гарды. И оружие – тот же болгарский «АК» с обвесом.

– Сэр! Вы только гляньте!

Техник-сержант сидел на корточках у большой сумки, он открыл «молнию», и сумка распахнулась. Майор подошел, посветил фонарем – в сумке были деньги. Обандероленные пачки с долларами.

– Сэр, я хочу знать, какого черта у нас здесь происходит.

Непосредственный начальник майора Джереми, полковник Уолтер Форсайт, офицер штаба миротворческих сил, отвечающих за реализацию программы «обучи и вооружи», по которой сейчас несколько сотен американских военных советников пытались создать в Афганистане из разношерстной толпы, которая знала всех своих предков до десятого колена, но не знала, в каком государстве они живут, нечто, напоминающее армию, недовольно скривился.

– Не кричите, майор. Если даже вы сейчас являетесь «привлеченным специалистом», правила субординации распространяются и на вас.

– Сэр, я не хочу кричать, – майор взял на полтона ниже, – просто и молчать я тоже не собираюсь. Мы убили нескольких американских граждан, которые, в свою очередь, находились там, где они не должны были находиться, и делали то, что они не должны были делать. То, что там происходило, слишком сильно смахивает на акт измены, чтобы об этом просто так забыть. Вот я и хочу знать, черт побери. Что?! Происходит?!

Полковник провел руками по лицу, как будто совершая вуду – символическое омовение перед намазом. Они все здесь становились немного афганцами, эта страна затягивала, как кровавое болото.

– Вам это надо? – вдруг спросил он. – Не проще ли все забыть?

– Нет, сэр, не проще. Далеко не проще. Я служу здесь не потому, что здесь платят боевые, если бы я хотел заработать денег, я бы просто пошел в частную охранную компанию и зарабатывал бы как минимум в три раза больше, чем платит мне сейчас «дядя Сэм». Здесь происходит что-то совсем неладное, сэр, иначе бы мы здесь так долго не возились. И я хочу знать – что именно здесь происходит. Сэр.

– Хорошо. Это была специальная операция. Такая, относительно которой существует категорический запрет на упоминание, и если меня кто-то спросит, я буду все отрицать. Советую и вам принять аналогичную линию поведения. Еще в прошлом году действия исламских экстремистов на дороге Пешавар – Кабул и в провинциях Нангархар и Хост заставили нас думать, что им известно то, что они знать не должны. Раз за разом происходили тщательно спланированные нападения, причем противник как будто заранее знал схему нашего реагирования, прикрытия огнем тех или иных передовых баз, сроки подхода и состав выделяемой при нападении помощи. В результате расследования мы установили вот что: некая крупная частная охранная компания, взяв многомиллионные подряды на охрану, заключила с талибами некое соглашение. Суть этого соглашения, по всей видимости, заключалась вот в чем: талибы обязались не нападать на персонал компании и объекты, ею охраняемые, а компания обещала за это расплачиваться. Конечно, риск все равно оставался, например, если ты едешь в машине и у тебя на пути фугас, то он не будет разбираться, кто ты и к какой охранной компании принадлежишь. Но все равно отсутствие целенаправленных диверсионных действий позволяло этой компании нанимать более низкоквалифицированный и в разы хуже оплачиваемый персонал, экономить на технических средствах обеспечения безопасности и в то же время поддерживать высокую репутацию среди клиентов. Они получали сверхприбыли и часть передавали талибам, соответственно возникла ситуация, при которой обе стороны финансово заинтересованы друг в друге. Потом, после того, как наш президент провозгласил намерение вывести войска или, по крайней мере, их часть, заменив их привлекаемыми на контрактной основе частными структурами, у указанных лиц возникла мысль ускорить этот процесс. Ведь получалось, что по новым контрактам открывалась возможность получать подряды не на обеспечение безопасности конкретного лица, объекта или конвоя, но на поддержание порядка в целых уездах и провинциях. Для того чтобы получить эти контракты, нужно было продемонстрировать неэффективность американской армии в вопросах наведения порядка и в то же время на контрасте продемонстрировать собственную эффективность в этих вопросах. Тогда эти лица – а все они были бывшими военнослужащими и сотрудниками правительственных структур США, имели немалые связи и возможности по старым местам службы – стали планировать вместе с талибами террористические нападения на военнослужащих и объекты армии США и активно содействовать в этом талибам предоставлением вооружения, в том числе специального, секретной информации и советов по организации нападений. Нам удалось выяснить, где и когда состоится очередная встреча представителей данной компании и представителей бандформирований. Мы не могли реализовать эту информацию официально, потому что у указанных лиц были значительные оперативные возможности и о планируемых операциях против них им, безусловно, стало бы известно. Тогда мы приняли решение задействовать ваш батальон, он был учебным и в то же время благодаря вам отлично подготовленным. Вас вывели на учебную миссию, и только когда вы вплотную подошли к известной нам точке, вам передали приказ, который вы и выполнили. И блестяще, надо сказать, выполнили, подполковник Джереми.

Майор не обратил внимания на то, что только что стал подполковником. Ему было просто не до того, он сидел и пытался как-то ужиться в новом мире, который открылся ему после того, как он все это выслушал. Мир был темным, жутко воняющим и страшным.

– Я же говорил, что лучше вам этого не знать.

Майор, вернее, теперь уже подполковник, покачал головой, как будто пытаясь прийти в себя после хорошего боксерского удара в подбородок.

– Мне кажется, что эта страна проклята… – задумчиво сказал он, – из нее невозможно уйти живыми. Мы здесь убиваем сами себя, сэр. Это не они нас убивают, это мы сами себя убиваем изнутри. Когда русские отсюда ушли, сэр… через три года их страны не стало. Теперь я понимаю, почему.

– Бросьте. Сейчас не время философствовать.

Майор посмотрел в глаза полковнику:

– Как раз самое время, сэр, вы ошибаетесь. Мы должны остановиться и подумать. Что-то мы делаем не так, если такое происходит внутри нас. Когда мы воевали во Вьетнаме – да, мы теряли там больше людей. Но я никогда не слышал о том, чтобы там кто-то продался узкоглазым за деньги и помогал убивать. Даже не так – чтобы кто-то сам платил узкоглазым деньги и помогал им убивать. И во время первой «Бури в пустыне» этого не было. А сейчас это есть. С нами что-то не так, сэр. А остальные? Там ведь были не все, так?

Вместо ответа полковник вытащил прошитую, аккуратно сброшюрованную папку, которые раздавали журналистам, – в них пресс-центр подшивал данные об обстановке за день. Здесь пластиковая обложка была красной – значит, содержала истинную информацию, а не ту, что передавали журналистам.

– Вторая страница. Восьмой пункт.

Майор открыл вторую страницу, пробежался пальцем по заламинированному листу бумаги. На двадцатом километре дороги Кабул – Джелалабад попал в засаду конвой. Частная охранная структура, три машины. Одиннадцать погибших.

– Собирались сваливать, – бесстрастно прокомментировал полковник, – сразу просекли, что к чему. Там были умные люди, у них этого не отнять. Собирались сбежать в Пакистан, потом в Индию, где у них были денежки.

– То есть мы не собираемся привлекать кого-то к ответственности, так, сэр?

Полковник посмотрел на майора Джереми, как на слабоумного:

– Вы с ума сошли? Если все это г…о всплывет, дело может закончиться чем угодно, и уж явно в Пентагоне освободится много кресел. Для чего нам это надо? Это белье слишком дурно воняет, чтобы его стирать, – его надо просто закопать и забыть о нем. Сделав то, что мы сделали, мы послали всем что-то вроде черной метки. Предупреждение: «Ведите себя хорошо с американской армией, иначе будет плохо». Теперь, если кто-то и задумается о подобном – он будет учитывать и то, что, попавшись, он пойдет не к прокурору и не на скамью подсудимых, и об адвокате он может не мечтать. Кстати, полковник Томпсон из тренировочного центра в Джелалабаде собирается покинуть страну по замене. Вы не хотите это обсудить?

Майор Джереми без разрешения встал. Бросил папку, хлестко приземлившуюся на лакированную поверхность стола.

– Нет, сэр. Я больше ничего не собираюсь обсуждать.

У самой двери стоял капитан Таккер, из G2, в аккуратно отутюженной форме. Увидев выходящего из кабинета майора, он встал ему навстречу, улыбнулся:

– Мои поздравления, сэр.

Майор улыбнулся ему в ответ. А потом расквасил ему нос. И успел поддеть ногой, прежде чем его успели оттащить.

Конечно же, этот удар по лицу оставили без последствий и даже сохранили звание подполковника. Но из Афганистана его убрали. Послали в Йемен, благо у американской армии теперь было более чем достаточно таких вот поганых мест, куда можно засунуть провинившегося офицера и надеяться, что больше ты его никогда не увидишь.

Ближняя ретроспектива. 15 октября 2012 года

Афганистан, провинция Нангархар

Пограничная зона, район населенного пункта Герд

Zulu mission

Иногда бывает так: ты в полном дерьме и думаешь, что хуже этого – сидеть в полном дерьме – нет ничего. Но так бывает только до той поры, пока не придет какой-то ублюдок и не нажмет на смыв в сортире. Вот тогда-то ты понимаешь, что такое настоящие проблемы.

Пройдя ускоренные курсы подготовки сержантского состава на базе в Баграме, где был развернут тренировочный центр, капрал Джим Гэтуик получил первое сержантское звание и squard под свое начало. Двенадцать – черт побери – птенцов, которые пошли в армию, потому что на гражданке было все хуже и хуже, а в армии платили как следует, и которых надо было научить всему, что знал он сам, сержант Гэтуик, чтобы они не отправились домой в накрытом национальным флагом гробу.

Часть, в которую входил взвод сержанта Гэтуика, обозначили как Task Force Musketeer и перебросили в Джей-бад, так американцы называли Джелалабад, второй по величине город Афганистана, крупный торговый и культурный центр. В городе открыто правили брат президента Карзая Шовали Карзай и губернатор провинции Нангархар Голь Ака Ширзай, он же глава Джелалабадского синдиката. Они имели серьезный конфликт на почве раздела рынков и поддержания цены на опий с другим братом президента – Абдулом Каюмом Карзаем, который был депутатом парламента и возглавлял Кандагарский синдикат. Абдул Каюм почти в открытую имел дела с талибами, в то время как Шовали имел дела с пакистанской разведкой, конфликт был и на этой почве. В одиннадцатом году Шовали чуть не убили, в толпе подорвался смертник, погибли больше пятидесяти человек, но сам Шовали остался жив. В содеянном подозревали Абдул Каюма, но кое-кто называл и имя Джамиля Карзая, племянника президента, тоже имеющего дела в Нангархаре, находящегося на вторых ролях, но думающего о будущем и о том, как выдвинуться на первые роли. Поговаривали и о том, что взрыв был предупреждением брату президента от самого президента – мол, Шовали вконец обнаглел, через голову президента работает с пакистанцами и утаивает часть денег, полученных за вырученный опий и диацетилморфин. В общем и целом – в Джей-бад служить было весело.

Взвод сержанта Гэтуика состоял, как и положено, из двенадцати человек, три огневые группы по четыре человека в каждой и он сам – squad-leader. В каждой из трех групп – тоже был лидер, и если в двоих он был почти что уверен, то третий вызывал у него все больше и больше вопросов. Но – придраться пока было не к чему.

Хулио Вальдес, fire team leader-3. Чуть выше среднего роста, мексиканец, молчаливый, не такой, какими обычно бывают мексиканцы. Биография чистая, он это специально проверил, но явно в прошлом что-то было. Чувствуются повадки.

Людей не хватало катастрофически, сейчас все идут торговать на бирже или сниматься в Голливуде или еще куда, но только не в армию, вербовщики не выполняют заданий по вербовке, лучших моментально переманивают частные охранные структуры, и поэтому сейчас в морскую пехоту США принимают так, как не принимали никогда – особо не присматриваясь. Хочет служить, документы чистые – и все. Больше ничего не требуется. Еще на Парис-Айленде Вальдес набрал себе группу, которая и стала его командой – три человека. Двое мексиканцев и белый парень, тоже с чистыми документами и тоже с недобрыми замашками. Еще двое мексиканцев, Родриго Фуэнтос и Хосе Луис Амойо, подчеркнуто не общались ни с Вальдесом, ни с его людьми, держались своих команд, и это было заметно. Оба они были в группе fire team leader-2 Джереми Винсента по прозвищу Большой Белый Парень – это был баскетбольного роста негр, который таскал трофейный (завалили парня из АНА, они оказались рядом, пулемет свистнули) пулемет М240 и рюкзак с большой лентой на спине, как Терминатор. Большой Белый Парень, несмотря на угрожающий вид, был довольно добрым, отзывчивым на шутки человеком. Fire team leader-1, жесткий и крепкий парень, Айзек Смитсон, примерный христианин, из семьи христиан, но с традициями службы в армии, родом из Луизианы. Несмотря на то что жители Техаса и Луизианы обычно враждуют – Гэтуик сильно подружился со Смитсоном, пусть у него были несколько… неполиткорректные взгляды, и теперь первая огневая группа была первым подспорьем в любой заварушке.

Так вот… что касается третьей группы… Тут нельзя было даже конкретно сформулировать претензии. Эта группа была дружной, даже слишком, она была как бы на особинку от всего остального взвода. Обычно во взводе делятся всем – а эти парни никогда ничем не делились. Даже общались они не на английском, а в основном на испанском, который знали все четверо. Вальдес демонстративно подчинялся всем приказам Гэтуика, гонял свою группу на тренировках еще больше, чем требовал сержант, но в то же время сержант видел, что в третьей команде люди подчиняются Вальдесу, а не ему, и ему они будут подчиняться ровно до тех пор, до каких ему подчиняется Вальдес.

Возможно, с Вальдесом стоило бы серьезно поговорить, но сержант не делал этого. Просто… говорить было не о чем, а он чувствовал, что Вальдес на серьезный, откровенный разговор не пойдет, ему это не нужно. Перетасовать команды? А смысл? Эффективность снизится сразу, просто так команды не тасуют, и ему самому придется объясняться перед командованием. Для чего он это сделал. А в самом деле – для чего?!

Так что Гэтуик оставил группу-3 в покое и требовал от них ровно того, что положено требовать по службе, а они это выполняли. Вот и все.

Обстановка в Афганистане внешне стабилизировалась на каком-то уровне, пусть очень плохом. Пакистан сваливался в нищету, власть едва держалась. Американцы, разочаровавшись в президенте Зардари, теперь демонстративно имели дела с начальником Генерального штаба армии Пакистана генералом армии Ашфаком Каяни, словно подталкивая того к государственному перевороту, – видимо, хотели сделать из него второго Мушаррафа. Каяни пожимал руки американцам и принимал от них помощь, но ровным счетом ничего не делал, он знал всю шаткость ситуации в Пакистане и понимал, что любое резкое движение может сдвинуть с места лавину, которую потом не остановить. Президент Зардари теперь делал отчетливую ставку на Китай, и в пакистанском Генеральном штабе теперь сидела группа китайских советников, численностью около пятидесяти человек. Операции в Кандагаре ничего не дали ни в десятом, ни в одиннадцатом году, город по-прежнему оставался на осадном положении, и наиболее умные люди отчетливо понимали – рано или поздно его придется оставить.

В Америке бушевала предвыборная кампания, против Барака Обамы республиканцы выставили Сару Бейли, нового пророка и мессию. Удивительно было то что, в отличие от Обамы Сара Бейли вообще не напрягала себе голову мыслительным процессом, ее интеллектуальный уровень (бывшая королева красоты) у хорошо осведомленных людей вызывал тихий ужас. Она брала другим – неистовой верой в то, что в нее вложили, убежденностью и готовностью на самые радикальные меры. «Зажигать» она умела не хуже Обамы, умела подать себя, но в серьезных дискуссиях мешалась. Она почти ничего не знала про международные отношения, про внешнюю политику, но она знала только одно: Америка должна оставаться единственной сверхдержавой, всех, кто этому препятствует, надо уничтожить. В том числе и военным путем.

А что нужно было людям? Простым американцам? Обаму было просто жаль – совершенно правильные предвыборные лозунги он не воплотил в жизнь, элементарно продавшись. Торг шел до самого конца, киты Демократической партии выбирали, кого выставлять на выборы, его или Хиллари Клинтон. Шансы победить были что у одного, что у другой ввиду чрезвычайно низкого рейтинга предыдущей президентской администрации, сильно дискредитировавшей Республиканскую партию в целом. На этом фоне Обама продался, забыл о совершенно правильных вещах, которые проскальзывали в его выступлениях, – немедленно выводить войска и из Ирака, и из Афганистана и начинать расследование по фактам совершенно безумного уровня коррупции предыдущей администрации, за восемь лет разворовавшей страну. Потом, придя к власти и не имея – в силу молодости и отсутствия должного управленческого опыта в исполнительной власти – внутреннего стержня и способности жестко отстаивать свои убеждения, он пошел на поводу у людей, насквозь коррумпированных и зарабатывающих на войне немыслимые деньги. Он не только не вывел войска из Афганистана, но и ввел туда дополнительные силы, а вывод войск из Ирака был задержан. В итоге – из Ирака все-таки вышли, оставив там три дивизии наблюдателей и советников, не считая частных охранных структур, а вот в Афганистане засели крепко. Очень крепко.

Теперь уже Обама, которого бросила значительная часть навязанной администрацией Демократической партии команды, вынужден был строить свою предвыборную программу не на внутренних проблемах, а на внешних, следуя повестке дня, навязанной напористыми республиканцами. Он уже не мог говорить о выводе войск, потому что это он уже говорил в прошлый раз и обманул американцев. Но он не мог занимать и позицию Бейли, которая, если выразить ее в трех словах, звучала так: «Америка может побеждать!» – потому что в этом случае он следовал бы в фарватере республиканцев, теряя, а не набирая очки. В итоге внешнеполитическая программа действующего президента отличалась сумбурностью и невнятностью, в то время как кандидат от Республиканской партии «глаголом жгла сердца людей». В экономике – кризис удалось купировать действиями опытных профессионалов, и это Обама мог ставить себе в заслугу, коллапса банковской системы не произошло, доллар оставался резервной валютой, фондовый рынок медленно, но верно поднимался, американские казначейские обязательства со скрипом, но распродавались. Но не было самого главного – не было посткризисного роста. Обама так и не смог выйти из смертельной ловушки американской экономики последнего времени – совершенно немыслимых расходов на безопасность. Здесь надо было рубить топором и сплеча, ликвидировать разом всю созданную республиканцами систему обеспечения внутренней безопасности страны. Ликвидировать Министерство безопасности родины, чудовищную раковую опухоль на теле Америки, которое по идее должно было стать единой спецслужбой наподобие советского КГБ, но хотели как лучше – получилось как всегда, образовалась новая спецслужба, и остались и даже увеличили численность все старые. Надо было раз и навсегда отменить не только PATRIOT act, принятый Бушем, но и все остальные, ограничивающие права и свободы человека. Скорее всего, нужно было заново создавать военную разведку США, объединив РУМО, АНБ, Командование специальных операций и все разведслужбы родов войск в единую структуру наподобие русского ГРУ с сокращением административного и технического состава всех этих до предела раздутых служб, оставляя только добывающих офицеров, аналитиков и обязательно реализацию. Создать американский аналог спецназа ГРУ на базе MARSOC и частей спецназа армии, ВВС и ВМФ. Нужно было перетряхивать весь немыслимый аппарат Министерства юстиции, скорее всего упразднять службу по борьбе с наркотиками DEA (которая в последнее время все больше переходила от борьбы с наркотиками к торговле ими) с передачей всех функций ФБР. Нужно было объединять пограничников, таможенников, подразделения DEA, занимающиеся границей, Береговую охрану в единую службу охраны границ США. И везде – буквально везде – нужно было пройтись с топором, безжалостно отсекая все административные, юридические, финансовые, PR службы, отделы по обеспечению соблюдения прав человека, отсекая «своих» подрядчиков, за откаты «осваивающих» бюджеты на безопасность. Надо было раз и навсегда пересмотреть стратегию в Афганистане – не вводить туда дополнительный контингент, а выводить оттуда войска в соседние, дружественные страны, создавая «зону контролируемого хаоса». Зону, находящуюся под контролем бандформирований, но по которым наносит удары беспилотная авиация и спецназ, уничтожая наиболее активных главарей боевиков, тех, кто пытается пересечь контролируемый периметр или, к примеру, изготовить оружие массового поражения. Нужны были именно новые и экстраординарные меры, а не те, которые уже испробованы и дали отрицательный результат. Обама же вместо этого шел на поводу у всех – у генералов, говоривших, что вот еще чуть-чуть, самую малость и… у финансовых советников, говорящих, что все в порядке и вот-вот начнется новая волна роста. В итоге – Обама к перевыборам подошел с наспех набранной командой, с портфелем сомнительных достижений и, что самое главное, с полным отсутствием яркой и внятной программы действий. Рубить сплеча, как его соперники, он явно был не готов, он ощущал свою ответственность как президент сверхдержавы, но не был к ней готов совершенно.

В то же время шансы у него были, и шансы ему давали сами республиканцы. Президент-женщина – неприемлемо все еще для значительной части американцев, причем в обоих лагерях, как в демократическом, так и в республиканском, это изначально подрывало шансы даже очень яркого кандидата. В то же время еще не прошли национальные дебаты в прямом эфире – а республиканский кандидат уже допустила ряд совершенно неприемлемых ляпов, причем два из них – в прямом эфире, на виду у телекамер. Оно было понятно – если взять магнитофон и начитать на ленту несколько часов правильных речей, магнитофон не сможет так же ответить на неправильный, не предусмотренный программой вопрос.

Но основная схватка за Белый дом была еще впереди. И состояться она должна была не в Вашингтоне – а здесь, в государстве Афганистан.

В две тысячи десятом году мулла Мухаммед Омар по каналам в Объединенных Арабских Эмиратах вышел на ЦРУ США с некими предложениями, суть которых заключалась в том, что он, мулла Омар, публично предлагает всем талибам прекратить сопротивление в случае, если ряд стран западного мира выполнит ряд условий, в числе которых называлась безопасность его лично и некоторых других полевых командиров, а также допуск Талибана к политической жизни в Пакистане и Афганистане в качестве легальной политической силы. Одновременно такое же предложение получила британская МИ-6. Эти предложения произвели что на Темзе, что на Потомаке эффект разорвавшейся бомбы, на просчет их последствий посадили лучших аналитиков по обе стороны океана. Заключение аналитиков было одинаковым: это не приведет к немедленному окончанию войны, поскольку Талибан не является регулярной армией в том смысле, какой в это слово вкладывают на Западе, он не может капитулировать по приказу свыше, а над значительной частью группировок мулла Омар сохранял лишь номинальный контроль. Однако же, если переговоры с муллой Омаром увенчаются успехом – у жителей что Афганистана, что Пакистана появится легальная альтернатива в жизни, а само движение сопротивления удастся расколоть точно так же, как в свое время раскололи на несколько группировок ИРА – Ирландскую республиканскую армию. ИРА, если обратиться к истории, постепенно раскололась на легальную партию Шин Фейн и несколько группировок боевиков – ИРА, временная ИРА, постоянная ИРА. Все они люто ненавидели друг друга и больше уделяли времени борьбе друг с другом, нежели с англичанами, что последних весьма устраивало. Точно так же могло получиться и здесь – пусть не сразу.

Начался тайный переговорный процесс. Среди военных его поддержал прежде всего генерал Дэвид Петреус, специалист по переговорам, в свое время именно переговорами и тонким применением военной силы условно замиривший Ирак[23]. В Абу-Даби, шейх которого предоставил нейтральную площадку для переговоров, выехала специальная группа сотрудников ЦРУ и Госдепартамента США для переговоров с представителями муллы. Если бы переговоры увенчались успехом – это было бы основным козырем администрации Обамы, козырем, который мог бы перебить истеричные речи претендентки на переполненных стадионах. Именно потому, что шли переговоры – Петреус, как мог, сдерживал применение авиации по кишлакам в Кандагаре и в других населенных пунктах.

Увы, в администрации Обамы, наспех собранной, не было никого, кто бы мог подсказать президенту, что повторяется ситуация с другим президентом – демократом Джимми Картером. Повторение шло почти один в один – президент-демократ, идущий на переизбрание, горластый претендент от республиканцев, в одном случае бывший актер, в другом – бывшая королева красоты штата. Униженная, погрязшая во взаимных обвинениях, чувствующая свою слабость и неспособная с этим примириться страна, жаждущая снова почувствовать себя страной, градом на холме, светочем цивилизованного мира. Точно так же опасные люди с радикальными, фанатичными взглядами вокруг республиканского кандидата – и в том, и в другом случаях это были христианские религиозные фанатики. И последний козырь администрации – в семьдесят девятом – это были переговоры о судьбе американских заложников в Иране, переговоры длительные и сложные, с неудачной силовой попыткой освобождения, с публичным унижением сверхдержавы.

Правда, была разница. В восьмидесятом заложников освободили через четыреста сорок четыре дня, ровно в тот день, когда Рональд Рейган принес присягу в качестве президента Соединенных Штатов Америки. Здесь специальная группа переговорщиков каждый день докладывала президенту о том, что переговоры вот-вот будут завершены и можно будет триумфально выступить по телевидению и объявить американскому народу о завершении афганской миссии – победном завершении, что немаловажно. Ну… если и не завершении, то о существенном прорыве, дающем прямой путь к политическому урегулированию конфликта. Кто же знал, что затишье это – перед бурей и моджахеды просто готовят нечто вроде афганского аналога «наступления Тет». Пятнадцатого октября двенадцатого года Афганистан взорвался вспышкой самого оголтелого насилия, какое только видели на Евроазиатском континенте за последнюю сотню лет.

Этот день запомнился сержанту по одной причине – они сидели на базе в районе аэропорта Джей-бад, сидели в полном составе, и к нему подошел человек из разведки морской пехоты. Это был парень из Техаса, как и сержант, он носил очки, что в морской пехоте до сих пор было не принято, и больше времени уделял терминалу разведки и связи, чем чему бы то ни было на свете. Сержант сидел и ел свою порцию мясного блюда, которое они купили во время последнего патрулирования у проверенного дукандора, а разведчик просто подошел и сел рядом. Так они какое-то время и сидели, а потом разведчик спросил: «Эй, сержант! Ты всех своих людей хорошо знаешь?» Гэтуик прожевал кусок мяса и сказал: достаточно хорошо, чтобы не стучать на них кому попало. Но разведчик не обиделся и ответил: тогда я, если ты не возражаешь, стукану кое на кого. Твой парень, лидер третьей огневой группы, – разведчик помедлил, словно взвешивая то, что он должен был сказать, – так вот, люди, которым можно верить, говорили мне, что видели его с какими-то парнями на базаре. Сержант ответил: так что в этом такого? Что, моим людям нельзя зайти на базар? А разведчик ответил – в принципе можно, только парни, с которыми он говорил, причем без переводчика, известны как крупные толкачи дури. Зелья. Золотого сна. А здесь, у нас на базе, – нам совсем не нужны проблемы с наркотиками, так что обрати на свой личный состав особое внимание.

После чего – разведчик встал и ушел.

Вечером сержант спросил у Вальдеса: «Эй, парень, говорят, что ты знаешь местные языки? Если это так, то тебе полагается доплата за знание языков». Но Вальдес белозубо улыбнулся и сказал: «Откуда, сэр? Кто вам сказал эту чушь? Я не знаю местное бормотание, я всего лишь бедный мексиканский парень, с трудом окончивший колледж и решивший попытать счастья в Корпусе морской пехоты США».

Гэтуик не оставил бы это просто так – вот только ночью рвануло…

Рвануло так, что содрогнулась земля, Гэтуик, который спал в модуле, усиленном листами толстой стали, вскочил мгновенно.

– Подъем! К бою! Нападение!

Ударил колокол громкого боя – извечный сигнал тревоги для морских пехотинцев, но его голос заглушили новые взрывы, менее сильные, но совсем рядом.

– Миномет! Осторожно, миномет!

Одеваясь, хватая оружие, морские пехотинцы выбегали из укрепленных казарм. На горизонте, там, где был аэропорт, висело зловещее, темно-красное зарево. То тут, то там невидимые в темноте рвались мины.

– Рассредоточиться! Занять оборонительные позиции!

Хорошо, что и здесь они окопались, обложились мешками с землей, на FOB было не меньше сорока единиц различной боевой техники, на периметре пулеметы и автоматические гранатометы в перекрытых блиндажах, несколько рядов колючей проволоки. Мин не было, они были запрещены, но было море растяжек.

За подразделением Гэтуика был закреплен северный сектор обороны, он лично пробежал по укрепленной траншее, проверяя занимающих позиции бойцов, ввалился в ДОТ, который они выстроили сами, своим горбом, – в нем был пулемет М2, автоматический гранатомет и четверо морпехов.

– Что?

Один из морпехов оторвался от пулемета:

– Пока все чисто, сэр. Где-то западнее нас очень сильно рвануло.

– Держи сектор, нельзя допустить прорыва. Муджики пойдут с гор.

– Есть, сэр.

По лагерю уже лупили, лупили из минометов, не ракетами, а именно из минометов. Оседала поднятая разрывами пыль, визжали, чиркая по броне, осколки.

– Второе отделение, взвод, в укрытие! По одному наблюдателю, сменять каждые десять минут! Занимать огневые позиции только при начале штурма!

Смысла торчать в неперекрытых траншеях нет никакого, мина – она нет-нет да залетит аккурат в саму траншею. И рванет. Но и без наблюдателей оставлять позицию нельзя. Поэтому Гэтуик принял соломоново решение – рисковать только одним человеком, а не всем отделением. Один наблюдатель – а остальные в перекрытом бункере, мина не достанет даже при прямом попадании. Смена каждые десять минут – значит, каждый сыграет в рулетку с смертью.

Командный состав собрался в штабном здании, построенном из бетона и дополнительно укрепленном. Даже здесь пахло гарью, сгоревшей взрывчаткой, висела пыль от сотрясения стен. Работали все терминалы связи.

– Гэтуик, сэр! – крикнул кто-то.

Майор Стоктонридж оторвался от терминала связи – на нем была гражданская, наспех накинутая на плечи куртка.

– Сэр, отделение заняло позиции по плану отражения угрозы. Боеконтакта нет, потерь нет, – доложился Гэтуик.

Майор кивнул:

– Внимание всем! Только что произошел серьезный террористический акт в районе аэропорта. Ай-и-ди. Шахид подъехал к главному входу на заполненном авиационным керосином бензовозе и активировал взрывное устройство. Там много жертв, в аэропорту идет бой и в городе тоже. Похоже, муджики решили поразмяться. Донатас!

– Я, сэр!

– Идешь в аэропорт, ты старший группы. По прибытии доложишь. Задача – восстановить периметр безопасности, уничтожить прорвавшихся муджиков, не дать террористам уничтожить технику и персонал. Китс!

– Я.

– Пойдешь с Донатасом.

– Есть, сэр.

– Все остальные – мобильные отряды, нам приказано выдвигаться в город и усилить оборону стратегических точек. Здесь остается только дежурная смена на прикрытие периметра. Всем собрать максимальное количество оружия, боеприпасов, сухпаек как минимум на три дня, вода. Выдвигаемся по земле, усиленной колонной. Быть готовыми к серьезным боестолкновениям…

Под минометным обстрелом, ругаясь последними словами, они тащили ящики, мешки, оружие к прогревающим моторы машинам. За отделением сержанта Гэтуика был закреплен Mastiff – носатая, уродливая машина, шасси Mack, тяжелого тягача, цельный кузов, сваренный из израильской танковой брони, противогранатные решетки, вес под тридцать тонн и возможность ведения кругового обстрела из массивной башенки ганнера, который был вооружен пулеметом калибра 50. Машина эта по-любому «держала» выстрел РПГ и самый мощный фугас, который только можно было вообразить. Сержант знал парней, которые отделались переломами, после того как под одним из колес рванули три связанных вместе шестидюймовых снаряда и несколько килограммов взрывчатки…

– Быстрее! Быстрее! – Сержант подгонял своих людей, хоть они и так не медлили, – пойди-ка, помедли под минометным обстрелом. – Двигаемся!

Вместе со всеми он совал в кузов ящики, их ставили на пол – это еще одна наука, если держать ноги не на полу, а на чем-то, что поставлено на пол, да хоть на ящиках с боеприпасами, при сильном подрыве тебе не сломает голени и ступни.

– Готово, сэр! – Вальдес остановился рядом, на периметре уже зачастили пулеметы.

– В машину! Мы выдвигаемся!

Сам сержант пересчитал по головам своих солдат, набившихся в машину, как сельди в бочке, сам сел последним, в кабину. Стреляли на периметре уже всерьез.

Ганнер, заняв свое место в прикрытой со всех сторон листами и бронестеклом огневой точке, в которой были обычный пулемет и крупнокалиберный, изо всех сил саданул ботинком в стенку, давая понять, что все в порядке и можно отправляться.

Неприятности начались почти сразу – как это обычно и бывает. Их машина шла второй в небольшом конвое, впереди, на саперном «Баффало» шел Мастерсон, отвечающий за проводку. Непонятно, что и как, но уже на первом километре они подорвались…

– Лис-три, Лис-три, я Аватар-девять. Вышли из зеленой зоны, прошу уточнить задачу по городу, как понял, прием?!

Вместо ответа дорожное полотно, которое вроде как проверялось каждый день (саперами Афганской национальной армии) вдруг вздыбилось, подобно норовистому коню, и сильно подбросило «Баффало» так, что на какое-то мгновение казалось, что машина перевернется. Что же касается шедшего вторым «Мастиффа» – им тоже досталось, но уже мельком. Просто по броне изо всех сил хлестанул град камней, и мутное облако пыли и гари накрыло их, машина пошатнулась, но устояла…

– Ай-и-ди!

– Не останавливаться! – заорал сержант, понимая, что вставшая колонна – это мишень для обстрела. – Жми!

Сидевший за рулем солдат даванул на газ, машина поперла вперед. Но вот объехать обвешанный решетками «Баффало» он уже не смог – машины сцепились с жутким скрежетом, и солдат отпустил газ.

– Мы остановились!

Как назло заглох двигатель.

– Из машины ни шагу! Открыть прикрывающий огонь!

Особенностью «Мастиффа», да и всех других подобных машин, заказанных армией США, было то, что в них не предусмотрены были бойницы. Солдаты, находящиеся в машине, хоть и были в относительной безопасности, – с решетками и навесной керамической броней «Мастифф» спокойно держал гранату РПГ, если не новая тандемного типа, и обстрел из пулемета ДШК с любого ракурса. Но – огневая точка была только одна.

– Что с ганнером?! Что с ганнером?

– Сэр, с ганнером хреново! – крикнул кто-то по внутренней связи.

И не могло быть иначе – он-то единственный попал под ударную волну. Если от осколков убережет щит – то вот от взрывной волны ничего не убережет.

– Цел?! Пусть кто-то встанет за пулемет!

За спиной, в третьей или четвертой машине кто-то все-таки открыл огонь на подавление по горному склону, пыль, поднятая взрывом, оседала. И в этот момент – еще один столб разрыва встал дальше по дороге, на обочине…

– Ракета! Ракетами бьют!

– Лис-три, я Аватар-девять, у нас IED, рядом с базой, колонна встала, есть пострадавшие. Нужна срочная медицинская эвакуация, как поняли?

– Аватар-девять, вас понял, медэвак уже вышел, повторяю – машина пошла к вам! Вопрос – вы под обстрелом, прием?

– Лис-три, положительно, нас обстреливают, огневые средства вне пределов прямой видимости, минометы или ракетные установки, прием!

– Аватар-девять, вас понял, машина к вам идет. Мы наведем удар, как только установим местоположение огневых средств, не высовывайтесь из машин, прием.

Второй взрыв – скорее всего, все-таки мина – долбанул совсем рядом, их осыпало камнями и осколками.

– Сэр, медэвак прибыл. Медэвак прибыл!

Черт…

– Вытаскивайте пострадавшего. Я пойду с вами!

Сержант замотал лицо шемахом, глубоко вдохнул и открыл дверь, покидая уютное укрытие брони и бросаясь в злой и жестокий мир.

Пострадавшего ганнера уже вытащили из их машины, как назло, это был Винсент, и группа-два осталась без лидера. Он был весь какой-то серый, какими обычно бывают негры, когда им плохо, и сплевывал кровь в пыль. Кровь сочилась и из носа, пахло выхлопными газами, порохом и кровью…

– Ты как? – заорал сержант, потому что ревели и моторы и пулеметы палили черт пойми куда и вообще весь мир как с ума сошел.

– Сэр… нормально все, – ответил Винсент, хлюпая кровью, – отлежусь.

– Кой черт отлежишься?! Мы не в патруле. Тащите его, пока и нас тут всех не накрыло к долбаной матери!

Двое из его команды, огневой команды-два держали здоровенного Винсента под руки, сержант не пойми зачем прикрывал – и так они его довели-дотащили до медэвака. Там никого из медиков не было, все ушли вскрывать наиболее пострадавший «Баффало». Винсента сунули в зев громоздкого бронетранспортера – в нем можно было стоять в полный рост, он с трудом сел на кресло для сидячих раненых.

– Все нормально будет! – Сержант хлопнул его по плечу. – Мы скоро вернемся! Семпер фи!

– Семпер фи, сэр. Спасибо…

На обратном пути они повстречали медика – тот сопровождал парней, которые тащили пострадавшего из «Баффало».

– Сильно?! – проорал ему в ухо Гэтуик, полуобняв и склонившись к самому уху, чтобы было лучше слышно.

– Четверо! – проорал в ответ медик. – Один тяжелый. В основном ноги!

Та же самая ублюдочная ерунда. Взрыв – и несколько пострадавших с переломами ног. Как проклятие какое-то.

– Там я человека своего оставил! Он под взрывную волну попал! Выглядит хреново! Позаботься о нем!

– Принято! – ответил медик.

– Давай! Удачи!

В этот момент – долбануло совсем рядом, и собеседники решили, что с разговорами под огнем пора завязывать…

Дорога шла от огневой базы до аэропорта, дальше по правую сторону от дороги были казармы Афганской национальной армии, и дальше был уже сам Джелалабад, река Кабул тоже была по правую руку. Но сначала – надо было добраться до самого аэропорта.

Сам сержант Гэтуик молча оттолкнул одного из своих людей, встал в башенку ганнера за пулемет, здорово рискуя. Мало того – его машина теперь шла лидером колонны.

Сильно поврежденный взрывом «Баффало» оставили на дороге, теперь у них не было инженерной разведки, не было ни саперов, ни специализированной саперной машины. Кое-как объехав потушенный из огнетушителей «Баффало», они устремились вперед.

У горы Ходжа-Ханафи они прошли горный участок и вышли на ровную местность, мост на удивление не был взорван, хотя прикрывавший его чек-пойнт вел огонь куда-то на восток, и ему оттуда отвечали. Не останавливаясь, они прошли чек-пойнт и мост, тут дорога резко поворачивала на Шармахейль. Машин на дороге было много, в основном грузовики конвоев, многие из них стояли, и они протискивались с трудом.