Воспоминания о Рамане Махарши. Встречи, приводящие к трансформации Годман Дэвид

Примерно до 1914 г., когда в пещере Вирупакша появилась кухня, Бхагаван питался пищей, приносимой его преданными. Часть пищи была подаянием, за которым они отправлялись на улицы Тируваннамалая, а часть специально готовили женщины, взявшие на себя обязанность каждый день обеспечивать пищей Бхагавана и его преданных. В 1890-х был краткий период, когда Бхагаван сам просил еду на улицах Тируваннамалая.

В первые годы, когда Бхагаван жил у Аруначалы, пищу регулярно приносили несколько женщин, среди которых были Даси Раджамбал, Минакши Амма и Ратнамма. Бхагаван обычно радовался таким подношениям, но в то же время он не хотел, чтобы эти люди чувствовали себя обязанными ежедневно обеспечивать его едой. Он хотел жить независимой жизнью, и ему не нравилось, что он вынужден принимать подношения каждый день от одних и тех же людей.

Рассказывая об этих ранних годах и о женщинах, приносивших ему еду, Бхагаван сказал: «Вы не представляете, сколько беспокойства доставляют такие регулярные подношения. Люди, их делающие, рассчитывают на некий контроль над тобой. Кроме того, это в какой-то степени взращивает в них ахам (эго). Каждый ожидает, что ты у него что-то возьмешь… Еды становится слишком много. Большое число людей приносит огромное количество пищи, и так происходит всё время – а ты обязан всё это принимать. Иногда мы смешивали всю еду, что нам приносили, – молоко, кашу и т.д. – и пили, если смесь получалась жидкой. Быть свами очень тяжело. Вы даже не можете себе представить. Я знаю это из своего пятидесятилетнего опыта[73]».

Особенного внимания заслуживают две женщины: Эчамма и Мудальяр Патти. Они служили Бхагавану каждый день, с начала XX века до самой своей смерти в 1940-х гг. Ни одна из них не оставила рассказа от первого лица о годах, проведенных с Бхагаваном, но другие преданные писали о них, и этих историй оказалось достаточно, чтобы объединить их в одну главу этой книги. По ходу рассказа я время от времени буду вставлять собственные комментарии.

Начну с Эчаммы, поскольку она пришла к Бхагавану раньше Мудальяр Патти.

Кришна Бхикшу: Лакшми Амма, которую преданные Бхагавана знали под именем Эчамма, была родом из Мандаколатхура, деревни в тридцати километрах от Аруначалы. После замужества она большую часть времени жила в Кариялуре, в округе Неллор – там работал ее муж. Она родила нескольких детей, но ни один из них не прожил долго. Спустя три года после смерти первого сына умерли еще двое – сын и дочь.

В этот период ей приснился мальчик с выбритой головой, на котором была одна лишь каупина. Она подумала, что это, должно быть, санньясин. В этом сне он положил что-то на ее ладонь и исчез. Когда она рассказала об этом мужу, он послал за человеком, умеющим толковать сновидения. Этот человек предположил, что приснившийся юноша – Господь Субраманьян, но подробнее истолковать сновидение не смог. Субраманьян – божество, почитаемое семьей ее мужа. У членов семьи было собственное истолкование ее сна: по их мнению, сон означал, что они получили милость бога Субраманьяна, и что эта милость проявится в будущем.

Когда мужа перевели в Кандукур, тот же самый юноша снова явился ей во сне. На этот раз он положил на ее ладонь послание, написанное шрифтом деванагари[74]. Эчамма сказала, что не умеет читать деванагари. Тогда юноша направил ее к знаменитому пандиту по имени Парадеша Шастри за советом, добавив, что этот пандит сможет разъяснить ей значение послания. Пандит сообщил ей, что на ней милость Субраманьяна и что он инициировал ее мантрой, содержащей его имя.

С того дня на нее обрушилась череда несчастий. Ее сын, дочь и муж умерли один за другим. Не видя смысла оставаться в городе, где работал ее муж, она вернулась в свою родную деревню с единственной оставшейся дочерью.

Согласно обычаям того времени, она организовала свадьбу дочери, когда той было всего лишь десять лет. Была вычислена лагна [наиболее благоприятное время], но снова вмешался рок.

За двадцать дней до свадебной церемонии у дочери началась лихорадка. Два или три дня спустя Эчамме явился во сне тот же загадочный персонаж. На этот раз он передал ей сообщение с туманным смыслом:

«Три твоих жизни закончены. Вишванатх [Бог этого мира] призывает тебя. Вернись на гору и исчезни».

Единственное, что она поняла из этого сновидения, – это то, что три ее жизни закончены. Вскоре после этого умерла ее последняя дочь[75].

Эта утрата превратила ее жизнь в нескончаемый приступ тяжелой скорби. Она не могла думать ни о чем – любая мысль вызывала у нее прилив печали, которая копилась внутри, не находя выхода. Утешительные слова родственников и дома родной деревни постоянно напоминали ей о потерянной семье. Пытаясь избавиться от депрессии, она с разрешения отца отправилась в долгое путешествие, чтобы посетить священные места Северной Индии и встретиться со святыми людьми. Она объехала всю Северную Индию и некоторое время жила в Гокарне на берегу Аравийского моря. Во время этого долгого паломничества она служила нескольким святым, один из которых дал ей инициацию в аштанга-йогу, основы которой заложил Патанджали. Но ни святые люди, ни духовные практики не смогли развеять черное облако скорби, затянувшее ее душу – напротив, она чувствовала, что ей становится всё хуже и хуже.

В 1906 г. она вернулась в родные места, не найдя утешения, которого так отчаянно искала. И все же горе не повергло ее в уныние окончательно. В глубине души она была уверена, что где-то в Индии есть Гуру или святой еловек, который положит конец ее скорбям. Когда она поделилась этими мыслями со своими родственниками, один из них посоветовал ей сходить к молодому свами в Тируваннамалай.

Этот родственник сказал ей: «Есть один Брахмана Свами, живущий на Аруначале. Конечно, он очень молод – ему примерно двадцать шесть лет, – но это человек необыкновенной святости. При желании можешь сходить к нему».

Другие люди тоже убеждали ее отправиться туда.

Один из них сказал: «Даже несмотря на то, что он хранит мауну (молчание), люди, служащие ему с абсолютной преданностью, получают милость и пользу от того, что находятся рядом с ним».

Эчамма последовала этим советам и отправилась к Аруначале.

В Тируваннамалае у нее были родственники, но она не захотела навещать их, так как это навевало печальные воспоминания о ее семье. Вместо этого они вдвоем, с женщиной, с которой они вместе шли из деревни, направились прямиком в пещеру Вирупакша. Увидев свами, она узнала в нем таинственного юношу, являвшегося ей в сновидениях, в последнем сне позвавшего ее на гору. Она пробыла рядом со свами целый час, не в силах произнести ни слова. Он тоже ничего ей не сказал, но в его присутствии все ее печали рассеялись. Сидя в пещере, она ни разу не вспомнила о своем доме, ни разу не подумала о том, чтобы уйти. Казалось, какая-то сила держит ее прикованной к месту перед свами. Через час она сделала над собой огромное усилие и заставила себя уйти подальше от пещеры, но долго оставаться вдалеке не могла. С этого дня свами притягивал ее как магнит. Она снова и снова приходила в пещеру и в конце концов начала делать подношения пищи Бхагавану. Вначале ей давал деньги отец, позже начал помогать и брат.

Эчамма покупала на эти деньги еду для Бхагавана и его преданных. Когда в ашраме начали готовить пищу, она сделала служение Бхагавану своей ежедневной обязанностью. Даже когда он уходил на вершину горы, она взбиралась туда со своим подношением. Кроме того, она превратила свой дом в пристанище для всех преданных Бхагавана.

Милость, дарованная ей Бхагаваном, развеяла без остатка ее горе, и вскоре она уже могла говорить о своих покойных родных, не ощущая боли в душе. С течением времени она стала считать Бхагавана своим отцом, матерью, Гуру и Богом.

Через некоторое время Эчамма с разрешения Бхагавана удочерила Челламму, дочь своего брата. Маленькую девочку полюбили все в ашраме, и Бхагаван часто играл с ней. По достижении подобающего возраста она вышла замуж, переехала в деревню мужа и родила сына. Мальчика назвали Раманой. Вскоре после рождения ребенка Эчамма получила неожиданную телеграмму, сообщавшую о смерти Челламмы. Если бы это случилось в ее ранние годы, этот внезапный удар вновь вызвал бы в ее душе бурю скорби, но сейчас всё было иначе: она обрела Бхагавана – единственного человека, способного избавить ее от всех несчастий.

Она показала телеграмму Бхагавану. Прочитав ее, Бхагаван залился слезами; по-видимому для него эта новость явилась таким же ударом[76].

После похорон Челламмы Эчамма забрала с собой в Тируваннамалай маленького Раману и посадила его на руки Бхагавану. В какой-то степени это было символическим жестом. Тем самым она дала понять, что с этого момента и она, и младенец полностью зависят от милости Бхагавана.

Бхагаван в полной мере осознавал, какой удар пережила Эчамма. Некоторые люди ошибочно принимали его невозмутимость за жестокосердие и утверждали, что его не трогают несчастья обычных людей. То, что он плакал о Челламме, свидетельствует о том, что они ошибались.

Как уже было сказано, Эчамма получила инициацию в аштанга-йогу. После нескольких лет усердных занятий она стала настоящим специалистом в этих практиках. Она могла сидеть, сведя глаза к кончику носа и концентрируясь на свете, который там появлялся. Она часами сидела, поглощенная приятными ощущениями от этой практики. Однажды она практиковала так усердно, что потеряла сознание, и люди, находившиеся рядом, решили, что ей настал конец. Действуя из лучших побуждений, они бросились к Бхагавану сообщить печальную новость, но Бхагаван успокоил их, сказав, что она всего лишь в трансе. Позже, когда Эчамма сама рассказала Бхагавану о своих переживаниях в этом состоянии, он посоветовал ей прекратить практики, ведущие к таким эксцессам.

Он сказал ей, что являющийся ей свет – лишь видимость, не Самость. Он также добавил, что она должна стремиться к высшей цели, реализации Самости, и не отвлекаться на малозначащие явления, такие как световые видения и трансовые состояния. Чтобы добиться цели, он посоветовал ей оставить йогические практики и вместо этого следовать пути вопрошания себя.

Многие преданные относятся к чужим божествам и Гуру с пренебрежением, но Эчамма была неспособна на такую непочтительность. Она сохраняла сильную преданность Бхагавану и большое уважение ко многим другим духовным учителям. Особое почтение она испытывала к Шешадри Свами[77], и он относился к ней с ответной любовью. Обычно Шешадри Свами не позволял людям приближаться к себе. Когда они пытались подойти к нему, в большинстве случаев он забрасывал их камнями. С Эчаммой он вел себя совершенно иначе. Он сам часто наведывался к ней, чтобы разделить с ней трапезу. Несколько раз, когда она в сумерках возвращалась домой, он появлялся на дороге. Он шел за ней на расстоянии нескольких шагов до самого дома, чтобы убедиться, что она в безопасности.

Однажды Шешадри Свами пришел к ней, когда пандит объяснял ей параграф из пуран.

Пандит с презрением взглянул на Шешадри Свами и сказал: «Разве могут такие люди достичь джняны, даже через тысячу жизней?»

Эчамму задело, что пандит оскорбляет такую возвышенную душу. Она захотела, чтобы Шешадри Свами прочитал пандиту лекцию по философии – просто чтобы показать ему, что его высокомерие и бахвальство своим интеллектом неуместно.

Шешадри прочитал ее мысли и сразу же начал долгое рассуждение об окончательной татпарье (конкретном значении) махавакий[78]. Его речь длилась несколько часов. Он говорил так свободно и вдохновенно, что вокруг него собралась толпа людей, желающих послушать его. В другой раз, когда Эчамма совершала пуджу, Шешадри Свами пришел и спросил, чем она занята. Она ответила, что совершает обряд почитания перед портретами Бхагавана и его самого. Шешадри Свами это не понравилось.

«Почему ты не занимаешься медитацией?» – спросил он.

Эчамма уже умела медитировать, но, желая узнать об этом больше от Шешадри, спросила, как делать это правильно. Шешадри Свами тут же сел неподвижно в позе лотоса, сконцентрировался на кончике носа и вошел в самадхи на четыре или пять часов.

Вернувшись в нормальное сознание, он спросил, поняла ли она, как нужно медитировать: «Ты видела это, Эчамма[79]?»

Вера Эчаммы в Бхагавана и ее преданность не раз приводили к настоящим чудесам. Я помню два случая, о которых она мне рассказала.

Когда она однажды поднималась по ступеням в пещеру Вирупакша с едой для Бхагавана, шел сильный ливень, не позволявший взобраться выше по склону. Она села переждать непогоду, и увидела, что рядом с ней сидит Бхагаван.

Она с удивлением заметила, что на него не падает дождь. Круг примерно четыре метра в диаметре был совершенно сухим, а Бхагаван сидел в его центре.

В другой раз один знаток священных писаний из Северной Индии пришел в пещеру Вирупакша на даршан Бхагавана. Когда он разговаривал с Бхагаваном, пришла Эчамма в очень взволнованном состоянии. На ней лица не было, она вся дрожала. Бхагаван спросил, что случилось.

Эчамма ответила: «Когда я взбиралась по ступенькам возле пещеры Садгурусвами, мне показалось, что рядом с тропинкой стоят два человека. Одним из них был Бхагаван. Я не знаю, кем был второй. Я не остановилась и продолжала взбираться на гору. Через несколько секунд я услышала голос сзади: «Мы все здесь. Зачем ты карабкаешься дальше?» Я обернулась и с изумлением обнаружила, что эти двое исчезли». И она пошла вверх по тропе, испуганная и дрожащая.

Знаток Вед с Севера обвинил Бхагавана в раздвоении. «Почему вы явились ей в тот момент, когда разговаривали здесь со мной? Почему вы не явили мне подобного знака милости?»

Бхагаван оправдывался тем, что все мысли Эчаммы были сосредоточены на нем, и поэтому она увидела его фигуру[80].

Я прерываю рассказ Кришны Бхикшу, чтобы привести еще одну историю. Она также произошла в то время, когда Бхагаван жил в пещере Вирупакша, но Кришна Бхикшу не упомянул о ней. Рассказывает Г.В. Суббарамая («Воспоминания о Шри Рамане», с. 16–17):

Я познакомился с Эчаммой, которая вместе с Мудальяр Патти более тридцати лет приносила еду Бхагавану и его преданным. Ее дом был пристанищем, открытым для всех почитателей Шри Раманы, и она обращалась с ними как со своими близкими родственниками.

Ее сердце всегда было переполнено любовью ко мне. Она рассказывала бесчисленные смешные истории о старых временах, и благодаря ее рассказам Шри Бхагаван становился близким для меня. Одну из них я приведу здесь. Однажды, когда Шри Бхагаван жил на горе, Эчамма шла наверх с корзиной еды и встретила паломников, спускавшихся вниз. Их вид выражал печаль и разочарование. В ответ на ее расспросы они сказали ей, что пришли издалека и долго искали Махарши, но нигде не смогли найти его. Пообещав показать им Шри Бхагавана, она взяла их с собой. Получив даршан Шри Бхагавана, они были изумлены и смущены, потому что уже видели его – в каупине (набедренной повязке), работающим в одиночестве над постройкой глиняной стены. Ошибочно приняв его за рабочего, они спросили его: «Где свами?» По всей видимости, Шри Бхагаван ответил: «Не знаю». После их ухода Эчамма посетовала на то, что Шри Бхагаван ввел в заблуждение бедных паломников, а Шри Бхагаван спросил: «Что я должен был им сказать?» – «Смотрите же! Вот свами!»

Кришна Бхикшу: Однажды, когда Эчамма поднималась на гору, она увидела, как ворона напала на маленького попугая и ранила его. Она принесла раненую птицу к Бхагавану. Они вдвоем ухаживали за попугаем четыре или пять дней, но не смогли спасти его. Бхагаван похоронил птицу и построил для нее маленькое самадхи. Во время похорон он заметил: «Когда-нибудь здесь будет здание».

И здание в конечном итоге появилось на этом самом месте, а маленькая пещера, находящаяся рядом с ним, сейчас называется Кили Гухай – «пещера попугая».

Когда Бхагаван перешел в Шри Раманашрам, Эчамма продолжала приносить бхикшу. Однако ее еда уже была не нужна, так как в ашраме уже было все необходимое для того, чтобы готовить сотни порций еды в день. Но даже несмотря на это Эчамма и Мудальяр Патти продолжали делать свои ежедневные подношения. Некоторые люди были против того, чтобы Эчамма приносила еду, обосновывая это тем, что она не может соблюдать в своей кухне необходимую гигиену. Сам Бхагаван пытался убедить ее прекратить приносить еду – не из гигиенических соображений, а лишь потому, что она уже сильно состарилась и ослабела. Эчамма проигнорировала и его совет, и жалобы преданных, и продолжала делать свое дело.

Аннамалай Свами («Жизнь с Раманой Махарши») приводит еще одну причину, по которой преданные хотели, чтобы Эчамма перестала каждый день кормить Бхагавана:

Вначале, когда Бхагаван жил на горе, большую часть еды приносили преданные-женщины – Мудальяр Патти, Эчамма и другие. Они готовили еду у себя дома и приносили ее в пещеру Вирупакша или в Скандашрам. Когда в ашраме начали готовить еду, они обе продолжали свои ежедневные подношения. Мудальяр Патти приносила еды человек на четверых, Эчамма – на двоих. Обе они приносили еду к полуденной трапезе и лично преподносили ее Бхагавану и преданным. Поскольку эти женщины старели, а кухня ашрама становилась все больше, Бхагаван пытался уговорить их оставить это занятие, но ни одна из них не пожелала отказаться от своей привилегии, заработанной с таким трудом, – привилегии каждый день лично подносить пищу Бхагавану.

Когда Бхагаван пытался отговорить Эчамму приносить еду, у него был один скрытый мотив. Несмотря на то что она была хорошей ученицей, поварихой она была никудышной. Ее обычное подношение – рис и дал – как правило, были недоварены и зачастую пропитаны прогорклым гхи (топленым маслом). Каждый день она подавала Бхагавану эту довольно неаппетитную еду в виде скатанного шарика. Эта пища обычно была настолько недоваренной, что Бхагаван с трудом разламывал шарик на куски, достаточно маленькие для того, чтобы их можно было проглотить. Примерно через час после обеда у Бхагавана начинались проблемы с пищеварением. Он гладил себе живот и громко стонал.

Когда кто-нибудь спрашивал, что с ним, он отвечал: «Моя судьба – терпеть эти страдания».

Помощники много раз пытались убедить Эчамму готовить как следует и использовать свежее гхи, но она не обращала на их просьбы никакого внимания. Сам Бхагаван несколько раз просил ее перестать приносить еду, но она была упрямой и редко слушала окружающих. «Если вы силой заставите меня прекратить готовить, – сказала она Бхагавану, – я покончу жизнь самоубийством, и моя смерть будет на вашей совести».

Бхагаван признал свое поражение. «Что я могу сделать? – сказал он. – Видимо, моя судьба – есть это».

Сури Нагамма упоминает о той же самой проблеме в «Письмах из Шри Раманашрама» (письмо 27 от 1 января 1946 г.), но в тот раз Бхагаван высказался мягче:

Эчамма никогда не готовила хорошо. В ее блюдах овощи и специи были не в нужных пропорциях. Для Бхагавана ее преданность была вкуснее, чем ее стряпня, и он никогда не жаловался. Но люди, которым не нравилась эта еда, время от времени намекали на это, когда Бхагаван рано утром резал овощи на кухне. Выслушав достаточно этих жалоб, Бхагаван сказал: «Не знаю. Если вам не нравится еда, можете ее не есть. Я считаю ее хорошей и всегда буду так считать».

Кришна Бхикшу: Однажды она [Эчамма] пришла в ашрам больной, и ее начало рвать возле площадки, которая раньше была перед алтарем Матери. Кто-то спросил ее, почему она не сообщила об этом Бхагавану. Она запальчиво воскликнула: «Ха! Почему я должна сообщать ему об этом? Разве он и без того не знает, что со мной? Неужели он мне не поможет?»

Один из преданных сообщил Бхагавану о плохом самочувствии Эчаммы и передал ее слова. Он ответил: «Да, да, она должна страдать. Такова ее судьба. Я много раз говорил ей, чтобы она не утруждала себя стряпней и подношениями, но она не слушает меня. Сейчас у нас много еды. Она может есть вместе со мной и быть счастлива весь остаток дня. Но она не слушает, что я ей говорю. Что же мне делать?»

Когда этот преданный передал его слова Эчамме, ее рвота уже прекратилась.

Один раз между руководством ашрама и Эчаммой по недоразумению произошел конфликт. Они попросили ее перестать приносить еду. Страшно опечаленная Эчамма пришла с корзинкой к Бхагавану и сообщила ему о приказе руководства.

«Я состарилась, служа вам. Мои волосы поседели. Ради служения вам я отдала всё, и вот моя награда! Вы – совсем как ваш отец Аруначала. Он превратился в камень, и вы тоже превратились в камень. Что мне делать? Я возвращаюсь в город».

Когда прозвонил колокольчик к трапезе, Бхагаван даже не пошевелился.

Его помощники пригласили его в столовую, но он проигнорировал их. У него был отсутствующий взгляд, и по его глазам нельзя было понять, слышал он их или нет. В конце концов помощники поняли, что он ведет себя так из-за Эчаммы. Они решили, что она – единственный человек, который сможет уговорить его сдвинуться с места. К ней отправили человека, но поначалу она отказывалась идти с ним. Она согласилась только тогда, когда ей сообщили, что Бхагаван будет продолжать голодовку, пока она не явится. Эчамма посвятила большую часть своей жизни тому, чтобы кормить Бхагавана, и мысль о том, что он голодает по ее вине, сразу же заставила ее изменить свое решение. Она вернулась в ашрам и попросила Бхагавана поесть. Бхагаван сразу же встал и отправился в столовую.

Хотя Бхагаван часто уговаривал ее перестать кормить его, онне поддерживал пытающихся помешать ей приносить еду или передавать свое ежедневное подношение. Он не принимал пищи, если замечал, что на его тарелке нет подношения Эчаммы. Следующий эпизод взят из книги «Письма из Шри Раманашрама», письмо 27 от 21 января 1946 г.:

Когда Эчаммы не было в городе или она плохо себя чувствовала, по неделе или по десять дней кряду, она передавала еду с кем-нибудь другим. Однажды повара, раздав всё, что было приготовлено в ашраме, забыли подать еду, присланную ею. Бхагаван, который обычно давал знак к началу трапезы, а затем начинал есть сам, в этот раз сидел, подперев левой рукой подбородок, а правую положив на лист [служивший тарелкой]. Люди, сидевшие в столовой, начали переглядываться, а работники кухни стали шепотом спрашивать друг друга, в чем дело. Внезапно они вспомнили, что не подали блюдо от Эчаммы.

Когда они подали его со словами: «Ой, мы забыли», он дал всем присутствовавшим знак приступать к еде, и начал есть сам. Он всегда с бльшим удовольствием ел сырой арахис, преподнесенный преданным, чем изысканные десерты и сладости, принесенные богачом, – подобно Господу Кришне наслаждался пресным рисом, принесенным ему Кучелой.

Кришна Бхикшу: Эчамма страстно желала принять санньясу, но Бхагаван был против этого. Однако он позволил ей носить оранжевое одеяние.

Вишалакшамма, жена Ганапати Муни, в «Шри Рамана Гите» задает вопрос: «Можно ли женщинам становиться санньясинами и продолжать джняна-вичару (вопрошание об истинном знании)?»

Бхагаван ответил: «О да, женщины могут становиться санньясинами. Их тела следует хоронить так же, как хоронят тела святых». Хотя Бхагаван сказал это несколькими годами ранее, Эчамме принять санньясу[81] он не разрешал.

Годы спустя, за несколько лет до своего ухода, два или три вечера подряд Бхагаван сидел в своем зале в абсолютном безмолвии. Его окружало сияние, и это изумляло новых посетителей. Кто-то спросил, всегда ли было это сияние, и один из преданных ответил: «Нет, не всегда. Свет обычно появляется в трех случаях: в Картикай, в день Махапуджи и в день джаянти. Это особенное явление – оно означает, что должно случиться что-то очень важное[82]».

В ночь на 28 декабря 1945 г. Эчамма испустила последний вздох. Она готовила еду и внезапно почувствовала себя плохо. После многих лет преданного служения она спокойно и тихо ушла… На следующий день Локамма пришла к Бхагавану и попросила разрешения отправиться в город, чтобы посетить дом покойной.

Она сказала: «Кажется, Эчамма ушла от нас».

Бхагаван ответил серьезно и печально: «Да, она ушла. Я тоже хочу уйти, но еще не время. Что поделаешь?[83]»

Все, кто был в зале, вздрогнули. Это было начало конца. Бхагаван провожал всех своих любимых преданных, прежде чем уйти самому[84].

В заключение следует сказать, что Эчамма обращалась со всеми младшими преданными Бхагавана как со своими [родными]. Моя мать умерла в ту же ночь, чуть раньше Эчаммы. Телеграмма, в которой сообщалось об этом, вначале попала к Бхагавану. Бхагаван послал за мной и рассказал мне, что произошло. На следующий вечер я отправился в дом матери, предварительно рассказав администрации ашрама о ее смерти во всех подробностях.

Бхагаван заметил: «Кришнайя за одну ночь потерял двух матерей». Это замечание в полной мере передает любовь, которую Эчамма питала к младшим преданным Бхагавана.

Мудальяр Патти

Кунджу Свами: Настоящее имя Мудальяр Патти – Аланкаратханни. Она выросла в шиваитской семье в Карайкале. Она, ее сын Суббья Мудальяр и невестка Камакши Амма в первые годы этого [XX] века были горячими преданными одного святого, жившего недалеко от Карайкала. Все они служили ему с огромной любовью.

Когда этот святой умирал, Аланкаратханни пожаловалась ему: «Мы всегда были счастливы служить вам, и в наших душах царил покой. Как нам обрести его потом, когда вы нас покинете?»

Святой ответил ей: «Тебя ждет еще большее счастье. Ты получишь даршан джняни, пребывающего в гораздо более возвышенном состоянии, чем я, и ты получишь великую возможность служить ему».

Когда его спросили, где искать этого великого человека, святой ответил, что он живет в Тируваннамалае под именем Брахмана Свами. Несколько дней спустя святой умер.

Через пару месяцев Суббья Мудальяр отправился в Тируваннамалай и получил даршан Шри Бхагавана, которого тогда называли Брахмана Свами. Он простерся перед Шри Бхагаваном, а когда поднялся, ощутил покой и блаженство, которых никогда раньше не испытывал. Он от всего сердца поблагодарил святого из Карайкала, сообщившего о великом джняни Шри Бхагаване. Вернувшись в Карайкал, он доверил управление своими землями кому-то из знакомых и переехал в Тируваннамалай с матерью и женой. Шел 1909 год; они сняли дом на Норд-тауэр Стрит и оставались там многие годы. С того самого дня они начали ежедневно приносить Шри Бхагавану пищу. Кроме того, Суббья Мудальяр каждый день приходил в большой храм и оставался там до окончания полуденной пуджи. Перед тем как идти домой, он приглашал в дом двух или трех садху и кормил их.

Аланкаратханни и ее невестка Камакши Амма приносили еду Шри Бхагавану в пещеру Вирупакша, получали даршан Шри Бхагавана, подносили ему пищу и возвращались.

Когда Шри Бхагаван перешел жить в Скандашрам, там установили его портрет. Аланкаратханни собирала цветы тумбай из цветочного сада храма Аруначалешвары, плела из них замысловатые гирлянды, складывала в цветочную корзину, приносила в Скандашрам, помещала перед портретом Шри Бхагавана, водила перед ним зажженной камфорой и простиралась перед ним. Таким образом, почитая этот портрет, она удовлетворяла свое желание почитать Шри Бхагавана[85].

Прошло несколько лет. Доход от земель Суббьи Мудальяра, находившихся в Карайкале, постепенно уменьшался из-за отсутствия хозяйского контроля и из-за безответственности тех, кто смотрел за этой землей. Поскольку доход уменьшился, стало труднее содержать семью в Тируваннамалае.

Суббья Мудальяр, не желая оставаться в Тируваннамалае, ушел в матх Тирупанандал и остался там в качестве тамбирана (санньясина-шиваита). С того момента мы называли его «Тамбиран Свами», а его мать, Аланкаратханни, стали называть Мудальяр Патти (бабушка Мудальяр).

После того как Суббья Мудальяр ушел в матх Тирупанандал, его жена и мать стали покупать семена кунжута, очищать их и жать из них масло. Они зарабатывали на жизнь, продавая кунжутное масло, домашний папад и другую еду собственного приготовления. На деньги, зарабатываемые этим трудом, они питались сами и делали бхикшу для Бхагавана.

Спустя несколько лет (в 1938 г.) Камакши Амма умерла, но даже после этого Мудальяр Патти не перестала приносить еду Шри Бхагавану. Видя, как ей тяжело одной и в какой нищете она живет, управляющий ашрама и преданные убеждали ее прекратить снабжать Шри Бхагавана едой и начать самой питаться в ашраме[86].

Сури Нагамма: У Мудальяр Патти не было денег, и не было никого, кто помогал бы ей по хозяйству.

Видя ее в таком безотрадном положении и жалея ее, Ниранджанананда Свами, Кунджу Свами и другие стали давать ей советы: «Ты уже старая и не в состоянии нести на своих плечах тяготы этого служения – подношений Бхагавану. В ашраме уже живут и питаются несколько человек; ты тоже питайся там, а потом сиди в присутствии Бхагавана, закрыв глаза и наслаждаясь покоем. Или, если хочешь, мы будем присылать тебе еду домой. Ешь эту еду и живи дома».

Она ответила: «Как бы ни было тяжело, я не брошу это святое дело. Если у меня нет денег, я пойду, опираясь на палку, постучусь в десяток домов, попрошу еды, поднесу ее Бхагавану, и только потом стану есть сама. Я не могу наслаждаться покоем». Сказа это, старая женщина ушла со слезами на глазах[87].

Кунджу Свами: Рангасвами Гоундер в это время находился в ашраме. Он понял, что как бы ни была бедна эта женщина, у нее независимый характер, и сказал мне, что Патти может поселиться на другой половине его собственного дома, расположенного рядом с ашрамом.

Он также согласился оказывать ей любую помощь и поддержку.

Когда Патти от старости стала совсем слабой, женщина по имени Парвати Амма стала ухаживать за ней. Ей помогали еще пара женщин. Патти каждый день приходила в ашрам с подношением пищи и получала даршан Шри Бхагавана. Однажды из-за плохого зрения она в столовой случайно наступила на лист, служивший тарелкой.

Заметив это, Рамакришна Свами и Ниранджанананда Свами сказали ей: «Твое зрение уже слишком слабое. Поскольку ты уже не можешь видеть Бхагавана, тебе незачем приходить – ты можешь передавать еду с кем-нибудь другим. Можешь оставаться дома и думать там о Шри Бхагаване».

Она сразу же отпарировала: «Что с того, что я не вижу Бхагавана? Зато Бхагаван видит меня! Этого достаточно».

Случайно услышав этот диалог, Шри Бхагаван рассмеялся: «Ну что я могу на это сказать?»

Со временем Патти полностью потеряла зрение и стала такой слабой, что не могла пройти даже короткое расстояние до ашрама. Тем не менее она продолжала готовить еду и каждый день передавала ее Шри Бхагавану. До самой своей смерти в 1949 г. она ежедневно готовила еду для Шри Бхагавана, не пропуская ни дня, в течение сорока лет. И Шри Бхагаван всегда принимал ее. Даже когда ашрам расширился настолько, что там ежедневно готовилась еда на сотни человек, она продолжала вносить свою скромную лепту, и Шри Бхагаван всегда настаивал на том, чтобы часть ее подношения обязательно была на его тарелке[88].

Аннамалай Свами, хорошо знавший Мудальяр Патти в 1920–х и 1930-х гг., любил пить воду, остававшуюся в чашке Бхагавана после того, как он заканчивал обедать. Он считал это прасадом. Если Аннамалай Свами задерживался к обеду, наблюдая за строительством очередного помещения ашрама, Мудальяр Патти забирала эту воду и приносила ему. Аннамалай Свами записал еще одну историю о ней.

Аннамалай Свами: Каждый раз, когда Бхагаван видел, что к нему пришла [Мудальяр Патти], его лицо расплывалось в улыбке. Часто после того, как она подавала ему пищу, он просил у нее добавки.

Иногда он даже звал ее, когда она заканчивала свое подношение, и съедал остававшееся в ее в корзинке. Это было очень необычно. Бхагаван часто упрекал разносчиков еды в том, что они кладут слишком много на его тарелку, и очень редко просил добавки – лишь когда еду подавала Мудальяр Патти. Все мы понимали, что Бхагаван проявляет свою милость в ответ на ее любовь и преданность[89].

В главе, посвященной Раманатхе Брахмачари, упоминалось одно замечание Бхагавана: «Я боюсь только двоих преданных – Раманатху Брахмачари и Мудальяр Патти». Аннамалай Свами прокомментировал это так: Бхагаван не мог отказать им ни в одной их просьбе, поскольку они испытывали к нему огромную любовь и преданность. Я подозреваю, что именно любовь Мудальяр Патти, которой невозможно было сопротивляться, каким-то образом вынуждала Бхагавана просить добавку пищи. Когда ему подавали пищу другие люди, он часто выговаривал им за то, что они накладывают ему слишком много. Следующая история очень хорошо иллюстрирует ее отношение к Бхагавану и его реакцию:

Мудальяр Патти, ежедневно кормившая Шри Бхагавана, всегда старалась дать ему больше вареного риса, скатывая из него тугой шарик. Однажды Шри Бхагаван, заметив ее уловку, сказал: «Она очень умна. Думает, что если порция будет выглядеть меньше, чем есть на самом деле, она сможет дать мне больше риса. Я знаю эту хитрость!»

Бхагаван показал, как она сминает пальцами рис. Она сразу же ответила ему в его же стиле: «Бхагаван! Что есть больше, а что есть меньше? Нет ничего – ни большого, ни малого. Всё – лишь наша бхавана (умонастроение)». И она повторила за Бхагаваном его же движения пальцами. Бхагавану понравилась ее шутка, он сказал: «Смотрите, смотрите! Как ладно она отвечает мне моими же наставлениями!»[90]

Из рассказов, записанных другими людьми, работавшими на кухне и в столовой, становится ясно, что Бхагаван был очень строг с преданными, пытавшимися обращаться с ним по-особенному или давать ему слишком много еды.

Таким людям доставался строгий выговор, и Бхагаван часто по нескольку дней отказывался от определенного вида пищи, если видел, что ему дают больше, чем нужно или чем он просил. Однако Мудальяр Патти, по всей видимости, была исключением из этого правила.

Некоторые брахманы, заметив, как высоко Бхагаван ценит преданность и подношения Мудальяр Патти, иногда переходили в ту часть столовой, которая предназначалась для не-брахманов, чтобы получить подношение из ее рук. Не принадлежа к касте брахманов, она не имела права подавать пищу в части помещения, предназначеной для брахманов.

Следующую историю рассказал мне Рамасвами Пиллай:

Бхагаван часто ждал, когда ему подадут пищу, приготовленную Мудальяр Патти, и его невозможно было уговорить есть, пока не принесут ее подношение. В ранние годы, когда Бхагаван совершал круговой обход горы и даже когда он поднимался на ее вершину, она шла за ним, чтобы убедиться, что ее подношение принято. Во время кругового обхода горы у Бхагавана были излюбленные места для отдыха, и Мудальяр Патти знала их все. Она часто поджидала Бхагавана с корзинкой еды в каком-нибудь отдаленном месте у дальнего склона. Однажды, уже будучи совсем старой, она взобралась на гору одна с двумя большими сумками и корзиной еды, потому что знала, что Бхагаван ушел на гору с несколькими преданными. В конце концов она заметила его у Семи Источников – это примерно две трети пути до вершины. Похоже, ничто не могло заставить ее пропустить ежедневное подношение. Даже когда весь город был эвакуирован из-за эпидемии чумы, Мудальяр Патти нашла какое-то укрытие на горе и умудрялась найти еду, чтобы предложить ее Бхагавану[91].

В начале 1940-х гг. Бхагаван страдал желтухой и полностью потерял аппетит. Несколько дней он питался почти одной воздушной кукурузой – единственная еда, которую он охотно ел. Зная о клятве Эчаммы и Мудальяр Патти, что они не будут принимать пищу, пока он не съест часть их подношения, он обязал их обеих приносить одно-два зернышка риса каждый день и смешивать их с его кукурузой[92].

В конце концов Мудальяр Патти потеряла зрение. Сури Нагамма описывает ее визит к Бхагавану незадолго до того, как она полностью ослепла:

Последние два-три года (1946–1949) Мудальяр Патти передавала еду с другими – она перестала сама подносить ее Бхагавану, так как лишилась зрения. Наверное, кто-то сказал ей, что Бхагаван сильно исхудал. Ей показалось, что это из-за того, что она перестала лично приносить ему еду. И однажды она пришла к Бхагавану, подошла к нему и, закрывая глаза ладонями, сказала с огромной печалью: «Как исхудало это тело!»

«Кто тебе сказал это, бабушка? Со мной всё в порядке. То, что ты слышала, – неправда», – сказал Бхагаван.

Старушка переместилась в то место зала, где сидели женщины, и села в переднем ряду. Через некоторое время Бхагаван поднялся со своего места, чтобы выйти. Как вам известно, когда Бхагаван встает, остальные тоже встают. Она стояла в проходе, опираясь на дверь. Приблизившись к ней, Бхагаван сказал со смехом: «Бабушка, разве я исхудал? Посмотри, в какой я хорошей форме. Жалко, что ты не можешь видеть». С этими словами он вышел.

В последнее время она совершенно ослепла. И все же, когда примерно через четыре месяца она выразила желание увидеться с Бхагаваном, кто-то из преданных привел ее к нему.

Когда человек, находившийся рядом с Бхагаваном, сказал: «Бабушка, ты же совсем слепая и не можешь видеть Бхагавана, зачем же ты пришла?», он ответила: «Хоть я и не могу видеть тело Бхагавана, Бхагаван может видеть мое тело, и для меня этого более чем достаточно».

Невозможно описать горе, которое она испытала, узнав, что Бхагаван перенес операцию на руке из-за опухоли[93].

С. С. Коэн описывает реакцию Бхагавана на известие о смерти Мудальяр Патти в 1949 г.

Старенькая Мудальяр Патти, сорок лет приносившая Махарши рис, который она покупала на свои деньги и готовила у себя дома, умерла около полуночи. Как только весть о ее смерти дошла до Шри Махарши, он начал говорить о ней, и целый день рассказывал историю ее жизни, начиная с 1908 г., когда она впервые пришла к нему в пещеру Вирупакша через год после Эчаммы. Он говорил о том, как она была рядом с ним все эти годы, как служила ему от всего сердца, с неослабевающей преданностью. Он спросил, где ее собираются похоронить. Когда ему сказали, что ее кремируют на общей площадке для индуистского ритуала кремации, он сказал, что это нужно сделать на том месте, где она умерла. Его приказ нельзя было не выполнить, и яму вырыли на участке земли у ее дома, недалеко от ашрама. Ее посадили со скрещенными ногами в позе лотоса, как это обычно делают с умершими санньясинами. Затем на нее возложили гирлянды из цветов, посыпали священным пеплом и камфорой и похоронили[94].

Я думаю, если бы не вмешательство Бхагавана, ее бы не похоронили, а кремировали. Приказав похоронить ее на ее собственной территории с полным соблюдением ритуалов, предусмотренных для похорон санньясина, Бхагаван тем самым сделал прямое публичное заявление о ее высоком духовном статусе. Бывший президент Раманашрама Шри Т.Н. Венкатараман на средства преданных построил настоящее самадхи на месте захоронения Мудальяр Патти.

Я больше не знаю ни одного случая, чтобы Бхагаван подобным образом вмешался, когда умирал кто-то из его преданных.

У этой истории есть интересное и немного странное продолжение.

Через несколько лет после смерти Бхагавана землю, на которой была погребена Мудальяр Патти, купил человек, не знавший, как высоко Бхагаван ценил эту женщину. Ему сказали (я не знаю, кто именно), что самадхи на его земле может принести несчастье. Он разрушил его, вырыл тело Мудальяр Патти, раздробил останки и выкинул далеко от этого места. Совершить эту чудовищную процедуру порекомендовали ему те же люди, посоветовавшие убрать самадхи. Через несколько лет, возвращаясь в Тируваннамалай, он погиб при крушении поезда. Удар был таким сильным, что его разорвало на куски.