Странница Веткин Илья
– Вот она, репутация-то! – заухмылялся Байкер и сделал некий знак рукой двум кисам.
– Такое возможно лишь в двух случаях, – рассудительно сказал Зануда Глеб, – либо человек отследил, куда ты иногда направляешься из офиса, либо его навел кто-нибудь из наших. Тут ведь многие бывают. И телефон офиса твоего у него вроде есть… Так ведь?
– Ладно, разберемся, – пробормотал Корней и подцепил вилкой оливку.
Еще какое-то время обсуждали женский теннис. Основная герлфренд Байкера пару лет занималась им профессионально. Теперь она тащила его на Кубок Кремля.
Потом еще вяло поговорили – опять же применительно к Байкеру – о наилучшем для мужика времени для вступления в брак.
Час спустя, выбравшись под сырое, мрачное небо, Корней сразу же повернул влево и зашагал в глубину переулка, слабо высвеченную фонарями. Переулок упирался в Т-образный перекресток и в церковь Иоанна Предтечи, тускло белевшую впереди в дождевой мгле. Он успел сделать шагов десять. Сбоку, из проема между домами, выступила темная фигура под зонтом.
5
– Господин Велес?
Корней пережил мгновенную, почти болезненную оторопь. Конечно, измышления Вадима Петелина о киллерах не стоило воспринимать всерьез, но жизнь, как известно, дарит нам совершенно непостижимые сюрпризы. Некоторые из них прекрасно служат ее заключительным актом. Корней взглянул в пол-оборота и ответил очень отчетливо, но уклончиво:
– Вам нужен Корней Евгеньевич Велес?
Человек под зонтом, кажется, сам почувствовал, что внес своим появлением некую дисгармонию. И потому, сделав пару шагов к Корнею, остановился и произнес отрывисто:
– Я вас узнал. Вы уж извините. У меня к вам короткий разговор. Но очень важный. Минут пятнадцать займет.
Вежливость этих слов была холодной. Тяжелый, надтреснутый голос впечатления не улучшал, но вполне соответствовал крупной фигуре. Человек был, возможно, той же комплекции, что и Велес, но выше его по крайней мере на полголовы. Фигура его казалась, впрочем, рыхлой и как бы разбухшей от влаги. Дождь между тем все сильнее щелкал по глянцу асфальта. В мелкой ближней луже тонкие скрюченные окурки от дамских сигарет корчились, как белые черви.
Корней почти инстинктивно качнул головой в сторону мерцающих оранжевых огней над входом в заведение – там было все же светло и надежно.
– Может, вернемся, присядем?
Незнакомый мужчина протестующее выставил открытую ладонь.
– Мне не хотелось бы там еще раз показываться. Да и, наверное, лучше как-то так – с глазу на глаз. Вы – к метро? Ну, давайте я дойду с вами… По дороге поговорим. Не возражаете?
Корней пожал плечами, вглядываясь в широкое мясистое лицо мужчины. С провисших краев его зонта сбегали капли. Мужчина провел по мокрой щеке тыльной стороной ладони и произнес:
– Меня зовут Арсен Уразов. Я – первый муж Инги. Мы с вами не виделись никогда.
Теперь, когда он оказался ближе, Корней учуял несильный запах алкоголя и чего-то еще – тягостного, несвежего. Он вспомнил замечание Байкера о незнакомце и сухо сказал:
– Ну, пойдемте.
Приметив, что мужчина, назвавшийся Арсеном Уразовым, держит зонт в левой руке, сохраняя свободной правую, Корней аккуратно сместился и двинулся по внутренней стороне тротуара – слева от собеседника. Тот после недолгого молчания произнес:
– Я, в общем-то, хотел вас просить об одной вещи… Точней, так: когда я уезжал, ну, когда съезжал с квартиры, забыл забрать одну вещь. Теперь вот вспомнил… Прошло, конечно, немало времени, четыре года, но все же…
Он сделал короткую паузу и, покосившись, спросил – тоном, подразумевавшим единственный вариант ответа:
– Вы ведь по-прежнему живете в ее квартире, да? В Измайлове?
Корней хмуро кивнул. Данный факт ему, конечно, не льстил.
Помнится, поначалу двухкомнатное жилище в Южном Измайлове выглядело на редкость удобным. Оно давало ощущение воздуха и простора. Отчасти ощущение было связано с немалой площадью – немалой для московского двухкомнатного жилья, но в большей степени с видом, открывающимся из трех окон на пятнадцатом этаже. Дом был выстроен у кромки большого московского парка, и, стоя на балконе, Корней мог легко представить, будто живет в крохотном поселке на самом краю плато, уходящего крутым известняковым склоном в зыбкую зелень. Буйно-зеленая пена лесопарка простиралась едва ли не до горизонта, на котором громоздились коробчатые силуэты больших кварталов у Щелковского шоссе. К своему дому и к этому виду из окна Инга была привязана. Она могла провести час, стоя с чашкой кофе на балконе и глядя завороженно на лес и на небо. Прямо на нее, как с экрана исполинского кинотеатра, ветер гнал над зеленой чащей зыбкие сероватые груды. Корней иногда любовался профилем Инги на этом буквально сказочном фоне.
Но, несмотря на удобную планировку, большой холл и вид из окна, жилище по мере взросления Майи казалось все более тесным.
– Да, – произнес Корней вслух, – мы по-прежнему живем в Измайлове. А что за вещь?
Арсен Уразов глухо закашлялся и снова вытер щеку и губы тыльной стороной кисти.
– Пять лет назад мы ездили в Турцию вместе с моими родителями. Впятером. Я сделал тогда по итогам поездки два фотоальбома. Два одинаковых. Один для нас, ну, для Инги, а второй – матери. Но так ей и не подарил… У нас там начались проблемы, я и забыл про этот альбом… Где-то он там завалялся…
Он замолчал, и пару минут мужья Инги Уразовой – первый и второй – шли молча, обходя лужи и соприкасаясь иногда зонтами.
– Ну и?.. – спросил, наконец, второй муж.
Первый снова откашлялся. Он все более производил на Корнея впечатление человека, отягощенного многими недугами.
– Мать умерла год назад, – сказал он глухо, – там, в альбоме этом, на половине фотографий она и отец, ну и дочь, конечно… В общем, я бы хотел альбомчик этот вернуть… Если он цел… Но я думаю, цел, а у Инги точно такой же есть. Вот. Просьба небольшая и, по-моему, вполне… понятная.
Корней пожал плечами. Ситуация все же выглядела странно, если не сказать – нелепо.
– А к Инге-то вы обращались с этой просьбой? – задал он самый естественный вопрос, хотя тут же отметил про себя, что такой контакт его бы, очевидно, не обрадовал.
– К ней бесполезно, – сразу ответил Арсен, – ну, по хрену ей эти мелочи. Сантименты. Она точно скажет, что и не помнит его. И искать не будет…
Корней задумался. Он, надо сказать, ожидал каких-то скользких вопросов, связанных с Майей. Шел и размышлял. Велес должен был признаться себе в том, что за эти четыре года не имел серьезных поводов вспоминать о первом браке Инги. Разговоры на эту тему не велись: Инга, по-видимому, без особых мук и колебаний исключила из повседневной жизни упоминания о первом муже. В самом начале, года три назад, она, впрочем, сообщила (как-то между делом) о том, что он не изъявлял и не изъявляет желания видеться с дочерью. Корнея это, безусловно, обрадовало. В детали он лезть не стал. Он ни разу не слышал, чтобы об этом человеке говорила Майя, и не видел его фотографий. Фотографическая летопись прежней Ингиной жизни имела место, хранились три пухлых альбомчика, но она обрывалась на той странице, где круглолицая юная Инга с короткой стрижкой получала диплом в медучилище.
Суть семейного конфликта, обернувшегося разводом, он себе представлял смутно. Довольствовался несколькими четкими и жесткими формулировками Инги, представленными ему в самом начале их встреч.
– А где… где этот альбом может храниться? – спросил Корней после паузы.
Они дошли до перекрестка, увенчанного церковью. Дождь вкрадчиво шуршал по поверхности зонтов. Вдоль тротуаров струились грязноватые ручьи. Арсен Уразов остановился, будто ждал этого вопроса, и, придерживая зонт второй рукой, заговорил чуть громче и чуть отчетливее:
– Я думаю, есть только одно место, где она может хранить вот такие… ну, старые документы. Конечно, в стенке, где все альбомы, этот искать бесполезно… что вы так смотрите? Ну, я ж помню. Есть такое место, в прихожей. Там, знаете, над входной дверью антресоль, но это не та, а вот напротив нее, прямо напротив – еще антресоль, она как бы над дверью, которая ведет в холл. Если заглянуть вглубь, у самой стены, вот прям у самой…
– Заглядывал я туда, – перебил Корней, – там хлам всякий. Пара старых дорожных сумок, старая настольная лампа…
– Там не только хлам, – живо возразил Уразов, – надо заглянуть в одну из сумок. Не помню точно, кажется, в самую здоровую. Ну, такая, типа спортивной… Там, раньше по крайней мере, она хранила всякие старые бумаги: письма ее родителей, когда они еще вместе были, газеты старые. Мои письма старые она вроде тоже там хранила.
Последнюю фразу он произнес, отделив ее зыбкой паузой. Корней спохватился.
– Ладно, идем, что мы тут застряли?
Когда они спустились по улице Заморенова к скверу перед станцией метро «Краснопресненская», Велес, покосившись, резюмировал:
– Посмотреть я, конечно, могу, почему нет… Найду, так отдам. А нет, так нет.
Он уже быстро шагал по направлению к зданию станции. Грузный Уразов поспевал, но дышал тяжко.
– Если откопаешь, – сказал он отрывисто, – то… это… поймешь. Там родители мои… Пять лет назад… У меня таких и не осталось… Ну, считай, я – сентиментальный.
– Да понял я.
Они миновали небольшой застекленный павильон – простецкую забегаловку с бегущим по краю крыши оранжево-огненным пунктиром. Уразов неожиданно придержал Корнея за рукав.
– Слышь, Велес, – проговорил он, все так же громко дыша, – давай, что ли, на минуту заглянем. По стопарику. За знакомство.
Это было определенно лишним – Корней чуть не выругался.
– Я спешу, – сказал он сухо. – Все. Счастливо.
Уразов отпустил его рукав, промолвил негромко:
– Ну, знакомство – хрен с ним, давай хоть за Майю, за здоровье ее.
Корней сжал губы, потом, нахмурившись и не говоря ни слова, с щелчком сложил зонт, вошел в павильончик, прошествовал к стойке.
– Что будешь? – спросил через плечо. – Водку, коньяк?
– Коньячок лучше, – проговорил Уразов, подходя.
– Три по пятьдесят, – заказал Корней. – «Метакса» есть? Ну, давайте.
Он бросил скользящий взгляд, потом еще один и, в общем, понял, почему сентиментальный первый муж Инги не пожелал вести беседу в более или менее приличном заведении на Большом Предтеченском. Его крупное тело было упаковано в очень старую черную кожаную куртку, уместную разве что в сумерки и в дождь. «Молния» была затянута до упора, под горло, в просвет выглядывало вялое кашне. При этом Уразов, безусловно, был мужчиной видным: крупные черты отечного лица все еще оставались выразительными, в спутанных черных волосах было не так уж много седины. Что-то все же стряслось, размышлял Корней, поглядывая в сторону предшественника и пытаясь вызвать в себе некую степень сочувствия.
– Майя сейчас, кстати, как? – подал голос предшественник. – Ничем не болеет? Нет? Ну, тьфу-ть фу-тьфу. Давай за то, чтоб росла здоровой… давай.
По тому, как он тяпнул первую рюмку, а потом почти сразу же – вторую, Корней кое-что опять же понял. Он понял, что пора домой. Арсен Уразов, однако, легко захмелел и стал вспоминать их последнюю поездку в Турцию. Это было невыносимо. Корней хмуро смотрел в пол либо собеседнику в грудь, но уже знал, как поступить. Уразов сделал внезапную паузу.
– Слышь, Велес, – сказал он уже другим тоном, – вот ты крутой. Скажи, а ты чего-нибудь боишься… в этой жизни?
– Болезней, – ответил Корней безразлично и поманил бармена: – Еще сто граммов… Вот ему. Ладно, пошел я.
– Спасибо… Сочтемся. Не, правда… О чем это я? А… Болезни – это понятно. А вот чего-то такого… Слушай, если ты крутой, почему на метро ездишь?
– Бывай, – сказал Корней, – выпей еще… за здоровье, за общее.
– Подожди. Я все как-то не спрашивал. Как там Инга-то?
– Нормально.
Уразов тяжело покивал, поворачивая в пальцах пустой стаканчик и будто не замечая, что бармен держит наготове бутыль «Метаксы». Потом поднял голову.
– Такая же свежая? Ну-ну… Все так же луне молится? И голой по дому ходит?
– Бывай, – повторил Корней и, резко повернувшись, вышел.
Встреча, особенно последние пятнадцать минут, оставила странный и скорее неприятный осадок. Вспоминая в вагоне отдельные мелочи, Корней морщился. Когда они шли к метро, его еще занимал едкий вопрос, а не нужно ли считать странноватую просьбу первого мужа замысловатым отвлекающим маневром?
Теперь этот вопрос почему-то уже не вызывал интереса.
Дома он был в начале двенадцатого. Заварил чай, включил телеящик и некоторое время слонялся по пустой квартире, раздумывая, не позвонить ли детективу – с учетом насыщенности дня событиями. Но отложил. Инге на мобильный он звонить тоже не решился. Она пришла около полуночи – бледная и усталая, но ласковая. Поцеловав его сзади в шею, сообщила:
– Когда уезжала, вроде жива была. И давление стабильное.
Имелась в виду больная из реанимации, ставшая причиной вечерних забот.
– Слава богу, – отозвался Корней, не отрывая глаз от экрана телевизора.
6
Назавтра сыскное агентство снова числилось у него на повестке дня. Собирался заехать или хотя бы позвонить. Но не заехал и не позвонил. День выдался хлопотливым: Корней заканчивал меморандум одному крайне въедливому клиенту из кондитерской фирмы.
Детектив Антон Сергеич обнаружился сам. Он возник в сотовом телефоне Корнея ближе к вечеру и предложил встретиться. Объяснил, что подъедет сам, остановится в двух кварталах от дома Корнея на Большом Купавенском и перезвонит из машины. В конце уточнил: «Вам так удобно?» Корней уверил, что вполне и что будет ждать звонка.
Инга заявилась домой раньше обычного, то есть в нормальное время – в пять. Сразу затеяла давно планировавшуюся стирку и к приходу мужа загрузила в машину третью или четвертую порцию.
Когда он заглянул на кухню, безмятежная Инга, сидя на табурете у стены, посасывала зубочистку и ждала окончания стирального процесса. Сама она была без халата и имела на смугловатом теле два предмета туалета из белого шелка – бюстгальтер и узкие трусы. Эстетически это смотрелось безупречно, и с учетом исполняемой функции – даже как-то естественно. Лицо казалось умиро творенным. Корней несколько секунд пристально всматривался.
Майя, как ни удивительно, все еще возилась с уроками – то ли с физикой, то ли с химией. И тем и другим необразцовая десятиклассница занималась без явного энтузиазма. В фаворитах числилась география с биологией, но и их положение не было прочным. Майя казалась чрезмерно нервной и болезненно ранимой девочкой. Обида на конкретную одноклассницу – мелкую гадкую стервочку (Корней пару раз видел) – всякий раз грозила разрастись до масштаба обиды на весь белый свет. Велес убеждал, что так нельзя. Белый свет, может быть, и не заслуживал бы доброго слова, если бы ему имелась внятная симпатичная альтернатива. Стервы же, по его наблюдениям, составляли если не большинство, то по крайней мере стабильно широкий слой, с коим Майе надлежало в любом случае поддерживать пожизненный вооруженный нейтралитет.
Само собой, его аргументы не были востребованы, хотя и хмуро выслушивались. Как всякий обычный пятнадцатилетний подросток – тут падчерица никак не выделялась, – Майя не была убеждена в пригодности родительских наставлений в ее трудной повседневной жизни. Как тягловая рабочая сила, Корней изредка рекрутировался для исполнения некоторых деликатных миссий, как то: проверка пересказа английского текста, проверка того же самого, но в письменном виде, а равно утренняя доставка Майи в школу за три квартала на борту темно-синего «ниссана».
Инга из кухни громко спросила:
– Майя, ты почему не доела торт?
– Я мучное пока не буду. Оно мне вредно.
– Ты что, с ума сошла? – Инга встала со своего табурета. Теперь в дверях кухни появилась и Майя. Она была хрупкой худенькой черноволосой девочкой, понятие «девушка» как-то к ней пока не лепилось. И трудно было пока представить, что когда-нибудь ей удастся достичь плотности и округлости мамы Инги.
– Мама права, – высказался Корней, – рано о диетах думать.
– Давай, доедай. – Инга повернулась к раковине. – Корней, ты тоже садись.
– Мы, кстати, сегодня знаешь с кем обедали? – начал Корней, но тут в кармане у него ожил мобильный телефон. Его будто ударило током.
Он поговорил очень коротко и быстро стал одеваться.
– Ты куда? – вяло поинтересовалась Инга.
– Клиент сейчас подъедет, – объяснил Корней, – в офис сегодня ко мне не успел. Мы с ним быстро…
Машина Антона Сергеича стояла не в трех, а в четырех кварталах от дома, на противоположной стороне улицы. Корней уселся на переднее сиденье. После рукопожатия Антон без предисловий протянул ему пачку фотографий. Заметив, как у клиента изменилось лицо, быстро пояснил:
– Тут ничего интимного. Отбытие – прибытие. Чтобы вы могли представлять…
Корней слушал напряженно, но в общем был спокоен. Он настроился. Антон говорил тихо и отрывисто.
– Итак, мы проследили три случая. Три раза она называла вам поводы для отсутствия, которые не соответствовали действительности. Вот, по датам… Ну, вы помните. Во всех этих случаях она уезжала с работы около четырех. И отбывала всегда по одному и тому же адресу. Причем отбывала не одна…
Он сделал короткую паузу.
– Около половины пятого она встречалась с вашей дочерью… и дальше ехала с ней. Все три раза они вместе были в одном и том же доме на окраине города Истра… Ну, километров пятьдесят от Москвы, знаете… Там они оставались довольно долго. Нам было трудно установить точное время… Наблюдение велось издалека. К тому же у машин, почти у всех, которые оттуда выезжали, были тонированные стекла. Но, так или иначе, дочь она доставляла к матери, к вашей теще, примерно к половине двенадцатого… Домой же, как вы сами помните, возвращалась примерно к полуночи. Дальше. В двух случаях они добирались до Истры на такси или частных машинах. От Тушина. Мы отследили. Как ваша жена договаривалась – вот, видите. А вот, в стороне, стоит дочь.
– Кто хозяин дома? – глухо спросил Корней.
– Это пробить было как раз нетрудно. Но это нам, увы, пока мало что объяснило. Собственником дома, вот по этому адресу, числится Дубровская Анастасия Егоровна. Домохозяйка. Не замужем. Все… Ну, это довольно частое явление – конечно, у этой Дубровской есть покровитель или… или фактический муж, который не хочет оформлять собственность на себя. Ну, по тем или иным причинам… Но мы выясним, кто он. Выясним. Если, конечно, хотите… Но это немного другая работа, отдельная.
– Понимаю, – сказал Корней, глядя сквозь ветровое стекло на дорогу.
Они помолчали. Потом Антон, взглядывая искоса и осторожно, произнес:
– Можно, конечно, в самом общем приближении рассмотреть некоторые версии. Мотивы этих отъездов… Начиная с самих безобидных. Например. Не может ли ваша супруга ездить с дочкой… к врачу, к какому-то редкому специалисту? Знаете, некоторые специалисты принимают за городом, ну, в общем, дома… По-разному бывает… Майя в последние месяцы ничем не болела?
– Она болезненная девочка, – сказал Корней медленно, – но как бы то ни было, неясно, зачем – если это, конечно, болезнь… скрывать ее от меня… Это непонятно…
Он сжал губы.
– А… а чем болела Майя?
– У нее был острый пиелонефрит, – Корней устало потер подбородок, – три года назад… Мы намучились. Он, конечно, мог перейти в хронический. Но вот уже три года вспышек не было, почки вроде нормально работают… Я вот что хотел еще уточнить…
Он свел брови, пытаясь сосредоточиться.
– Машины, которые выезжали из этого дома, в этот временной промежуток… Вы не узнавали, кому они принадлежат?
– Пока нет. Узнаем. Номера, марки – все это есть… Одна машина отмечена у нас во всех трех случаях – «лексус» темно-синего цвета. Вот ее прежде всего…
Детектив снова сделал паузу, взглянул пытливо, быстро листнул блокнот.
– По ее первому мужу, в общем, ничего особенного… Наш сотрудник отфильтровал его во всех трех случаях ее отъездов. Похоже, он не имеет к ним отношения. Был или у себя на работе – у него небольшой магазин мебельный… еле сводит концы с концами, как видно… или в кафе неподалеку… У этого Арсена Уразова проблемы с алкоголем. Вот примерно все.
Антон Сергеич закрыл блокнот.
– Этот Арсен со мной недавно встретился, – проговорил Корней, – был такой занятный разговор… Наверное, он тут и вправду ни при чем… В общем, я еще разберусь. Ну, бог с ним… Значит, все?
– Не совсем. – Детектив, повернувшись, взял с заднего сиденья прозрачную папку, вытащил из нее пару листов с текстом, отпечатанным неровным столбцом.
– Мы это не отразили в договоре, – сказал он вкрадчиво, – но клиент, кажется, выразил желание послушать некоторые телефонные разговоры…
– Клиент выразил, – хмуро подтвердил Корней.
– Поскольку такая практика противоречит закону… а клиент должен об этом знать и поскольку это связано с рядом трудностей технического характера…
– Все будет учтено, – перебил клиент, – мы же обсуждали это.
Антон извлек из кармана куртки диктофон и заговорил деловито:
– Обслужить удалось только стационарный аппарат, установленный в квартире Ираиды Авенировны Асадовой – вашей тещи. Подавляющее большинство диалогов носят сугубо хозяйственно-бытовой характер… Кстати, вы обращали внимание, что ваша жена называет свою мать по имени – Ира? Вас это не удивляет?
– Обращал, – сказал Корней, – удивляло. Она объяснила это тем, что так привыкла с детства. Мать родила ее очень молодой и хотела видеть в ней подружку… У меня молодая теща…
– Да, сорок девять лет, – подтвердил знание предмета детектив, – так вот… Интерес, на мой взгляд, представляет один-единственный разговор, который состоялся не далее как вчера. Вы знаете, он вроде бы не имеет прямого отношения к задаче поиска, но… он показался мне значимым… Я вам дам сейчас прослушать, он короткий, а вот расшифровочка, можете сверять… Но сначала хотел вам задать один вопрос. Можно?
– Ну…
– У вас нет никаких семейных планов на ноябрь? Вот таких четких представлений о том, что вы собираетесь сделать в ноябре?
Корней покривил ртом, поскреб подбородок. Потом сосредоточился.
– Ну, предположим. Предположим, план был. Но именно был. В первых числах ноября мы собирались втроем в Египет. Или на Кипр… Ну да, хотел купить тур. Но вот недавно Инга попросила перенести… Там у нее на работе что-то не выходит…
– Ага, – быстро сказал детектив, – ну ладно… Разговор коротенький. Занял всего тридцать две секунды. Звонок был в 22.15. Звонивший говорил очень тихо. Голос пожилого человека, довольно низкий, не всегда разборчивый, так что следите по тексту…
Он нажал клавишу. Сквозь шипение Корней услышал голос тещи – первую реплику:
«…Слушаю».
После паузы прозвучал незнакомый низкий голос, прозвучал довольно тихо:
«Ира?»
«Да. Здравствуй».
Корней готов был поклясться, что голос тещи дрогнул. Впрочем, Ираида Авенировна вообще была дамой нервной и впечатлительной. Возможно, именно ее характер передался внучке.
«Слышишь меня?»
«Слышу, да, да, конечно».
«Инга у тебя?.. Позови».
Голос жены тоже прозвучал напряженно, но в нем не было того трепета, который чувствовался в голосе тещи.
«Здравствуй. Я слушаю тебя».
Последовала секундная пауза. Потом тихий голос произнес три скрипящих слова с вопросительной интонацией.
«Как у нее?»
«Все так же», – отрывисто и резко сказала Инга.
«А он? Ну, этот?»
«Не знаю…Стараюсь не дергаться. Не думать. Я зарок дала».
«Жалеешь? Зря…»
«До начала ноября время есть. Будем считать, что столько отпущено». – Голос Инги прозвучал непривычно жестко.
На этом ее собеседник прервал связь. Крохотный диктофон издавал тихое шипение. Антон Сергеич нажал клавишу. Минуту они сидела молча, потом Антон кашлянул и осторожно поинтересовался:
– Кого, как вы полагаете, они имели в виду?
Корней пожал плечами. Покосившись на клиента, детектив аккуратно резюмировал:
– Все прочие диалоги не содержат, на мой взгляд, никакой дополнительной информации, связанной с этими ее поездками в Истру. Распечатки я готов представить… М-да. Что касается последнего разговора… Знаете, объективно говоря… может ли ваша жена быть как-то заинтересована в нанесении вам вреда? Я такого интереса не вижу… Ну, не знаю. Никакого смысла найти не могу.
– А субъективно? – спросил Корней. – Ладно…
– Кстати, а вам хоть как-то знаком этот голос?
– Нет, – твердо ответил Корней, – похоже, какой-то пожилой человек. Мужчина или женщина?
– Я бы сказал, скорее мужчина. Можем отдать нашим экспертам… Вообще можем, если, конечно, хотите, копнуть поглубже.
Корней молчал и смотрел на дорогу. Через несколько минут ему предстояло снова увидеть Ингу, Майю, ужинать, потом вместе смотреть нечто по восьмому каналу, шутить, что-то отвечать, о чем-то спрашивать, укладываться спать…
Дачные хлопоты
7
От обычного ежесубботнего выезда на дачу глава семейства уклоняться не стал, хотя поначалу намеревался манкировать. После разговора с детективом его мироощущение слегка изменилось.
Он вел машину излишне нервно. Инга наблюдала искоса, пару раз сказала:
– Давай потише, а?.. Не обгоняй его, не надо… Ой.
Корней взглянул на нее отстраненно и промолчал.
Дача была куплена и достроена в последние полтора года совместной семейной жизни. Место выбрали под Чеховом, километрах в пяти от города, на реке Лопасня. До сделки Корней с Ингой немало поколесили по югу области, присматривая участок с домом близко от леса и быстрой речки. Устойчивый заработок главы семейства конвертировался в добротный, хотя и нешикарный двухэтажный дом из пеноблоков и бревенчатую при строй ку-баню. Больше всего возни было именно с этой баней, с внешней и внутренней ее отделкой, со строительством ее второго этажа, где была устроена гостевая комната, а еще – с водоотведением.
…День прокатился пустовато. Хозяин дачи не мог настроить себя ни на одно из привычных занятий. Насыщенный ссылками на статьи и пункты текст для клиента, понятное дело, не рождался. И более того, клиента – представителя добротной немецкой компании г-на К. Йобса – хотелось послать. Отвлеченное чтение, остановленное на 83-й странице неделю назад, тоже не шло. Детективный жанр временно вызывал ненависть. Сбором малины и черной смородины он заниматься отказался.
Все выглядело хмуро, во всем ощущался подвох.
Около четырех поучаствовал в экспедиции до продуктового киоска у околицы, составил компанию Инге и Майе. И сразу же оказался свидетелем неприятной сцены. У моста через речку, на обочине дороги, навстречу им из зарослей пижмы вышла большая желтая собака и, неожиданно ощетинившись, страшно и низко зарычала на Майю. Корней слегка растерялся, его бы воля – он перестрелял бы большую часть бродячих псов в поселке (котов бы не тронул), но в данный момент ничего стреляющего в руках не было.
– Стой спокойно, – скомандовал он испуганной Майе.
Но в это время Инга бесстрашно сделала шаг из-за спины дочери и каким-то не своим, резким металлическим голосом приказала собаке: «Пошла!» Псина дернулась и, щерясь, бросилась в сторону – прямо на середину дороги, где тут же угодила под жесткий удар проезжавшей машины. Глухой стук, скрип тормозов, вскрик Майи и дикий вой собаки прозвучали в шокирующе молниеносной последовательности. Потом еще минуту они и ошарашенный седой водитель наблюдали за агонией хрипящей псины.
Все-таки дошли до киоска, накупили там всякой всячины, но настроение, конечно, было уже не то. Особенно у Корнея. От короткой предвечерней вылазки в лес по грибы он решительно отказался. Оставшись один, после некоторых колебаний и бесцельных блужданий по участку извлек из холодильника бутылку можжевеловой водки. Выпив стакан, вспомнил о просьбе Инги, затопил баню, вернулся за стол и накатил себе еще полстакана.
Инга с Майей вернулись к восьми – уставшие, исцарапанные и, кажется, повеселевшие. Высыпав на кухонный стол добычу – всего-то два десятка сизых сыроежек да глянцевитых маслят, отправились в баню. Инга, походя, мимоходом, охватив взглядом ополовиненную бутыль на столе, сказала с полувопросительной интонацией: «А завтра – за руль…» Вернее всего, она была озадачена не самим фактом пития, но тем, что действо совершалось в одиночестве. К тому же водку Корней пил редко, предпочитал вино.
После бани мать и дочь довольно долго занимались сопутствующими приятными процедурами. Майя, окружив себя лосьонами, изучала с помощью настольного зеркальца распаренное лицо. Инга, стоя в прихожей совершенно обнаженной перед большим напольным зеркалом, сушила феном густую растительность под животом. Корней, давно изучивший послебанный ритуал, на сей раз неожиданно для себя неуверенно заметил:
– Ну, ты как-то… Ушла бы в спальню, что ли. Перед Майей как-то… не очень…
Она легонько тряхнула распущенными черными волосами, рассеянно покосилась через плечо.
– Так мы ж мылись только что вместе… Ты чего?
Она стояла крепко расставив ноги, на спине между лопаток рдела царапина, выпуклые ягодицы хранили два симметричных следка от пупырчатого пуфа, покинутого Ингой пятью минутами раньше.
Подумав, добавила:
– Для дочери не должно быть секретом тело матери. Я так думаю. Лучше быть для нее… как бы старшей подругой. Чтобы она тебе доверяла. Ты не согласен?
– Да согласен, согласен… – Корней вышел на крыльцо, жалея, что сделал никчемное замечание. То смутное, что бродило в душе, не могло, да и не должно было найти словесного выражения. С крыльца работающая феном Инга была так же хорошо видна.
– Хорошо еще – по имени тебя не называет, – сказал Корней, – все же это, по-моему, перебор.
– Да, может быть, – отозвалась Инга, – у меня с матерью все немного по-другому было. Время было другое.
Она некоторое время вяло распространялась на темы воспитания. Корней в какой-то момент осознал, что в течение ее монолога он, почти не слушая, вглядывался пристально в ее гладкую смугловатую спину и соотносил мысленно талию и ширину бедер, наблюдая, как маленькая округлая кисть сноровисто почесывает поясницу. Внимание скользило – от смыслов к формам. И это напоминало болезнь.
Неожиданно вспомнил их первую близость, первое потрясение его достаточно зрелой чувственности. Он тогда заявился к ней в отделение поздно вечером, в начале ее обычного ночного дежурства. Инга быстро нашла какую-то кургузую вазу для его трех роз, потом, сияя глазами, сказала: «Я – на минуту», – выскочила в палату в середине коридора, вернулась в ординаторскую и, плотно закрыв дверь, позволила себя обнять. Его тогда восхищало и волновало в ней многое: белизна халата с короткими, до локтей рукавами и кокетливыми голубыми вставками, сочетание этой тугой белизны с темно-вишневым цветом ее водолазки, нежность лица, нежность талии, которую он находил под расстегнутым халатом. Ее чуть раскосые зеленые глаза, когда он злоупотреблял поцелуями, расширялись, приобретали выражение шалое и веселое. Это была их третья встреча, он всякий раз заявлялся к ней на работу, но в первый раз она стала так пылко отвечать на его поцелуи. Мнимое ощущение их уединенности взволновало его необычайно. Он позволил себе чуть больше, чем следовало. Когда расстегивал пуговицы у нее на халате, желая добраться до тела, она, кажется, даже возражала. Потом произошла мгновенная перемена. Помрачнев, она быстро подошла к двери и двумя поворотами ключа закрыла ее. Вернувшись к нему и подставив губы для поцелуя, неожиданно положила руки ему на ягодицы и крепко сжала. Тело Корнея мгновенно отозвалось на это движение. Он дал несколько больше воли рукам, все еще колеблясь, но тут Инга вывернулась из его объятий и, обратившись к нему спиной, спокойно подняла юбку вместе с халатом и спустила колготы. Под ними, между прочим, не оказалось трусов. Она опустилась локтями на стол, шелестяще сказала через плечо: «Не сдерживайся». Он не совсем понял эту фразу, вероятно, она подразумевала, что ему сейчас не следует показывать чудеса выносливости и что в данный момент и в данном месте они весьма уязвимы. Целуя те части ее тела, которые оказались обнажены, он испытывал совершенно непредсказуемое, умопомрачительное возбуждение.
Потом он размышлял над тем, что такие ощущения должны быть временны, преходящи и обусловлены новизной впечатления. Но он заблуждался. Спустя четыре года и сколько-то там месяцев ее тело, ее кожа и ее запах по-прежнему имели над его волей очевидную власть. Его воля находилась в подчинении, довольно, впрочем, сладком.
8
В итоге он допил бутылку можжевеловой. Но от этого легче не стало, просто потянуло в сон, и он отправился в постель неприлично рано. Инга с Майей на веранде еще долго смотрели телевизор.
Ночью проснулся от сердцебиения. Поворочавшись, встал, натянул на себя шорты и вышел в темный двор. У бани справил нужду в заросли крапивы, а затем зашел внутрь. Постояв в душистом тепле, пустил душ, подставил голову под бьющие струи. Произнес громким шепотом роковую фразу:
– До начала ноября время есть.
На ум ему пришло банальное сравнение: явь нескольких последних дней напоминала сон. Хотелось проснуться так же, как он проснулся десятью минутами раньше. Проведя широкой влажной пятерней по лицу, встряхнул головой. Поднял глаза, рассчитывая встретить свое отражение в круглом зеркале, прилаженном на кирпичной стене. На секунду замер. Зеркало висело на месте, но почему-то было укрыто, завешено кружевным носовым платком – темно-сиреневым с разводами. Корней, помедлив, очень осторожно, пугая самого себя сиплым дыханием, удалил платок. Матовый овал привычно открылся, засиял. В душевой царил полумрак, поэтому отразились прежде всего его воспаленные белки.
Корней снова помотал влажной головой и вышел из бани в ночную прохладу. Он покосился на часы, отметив, что три часа назад наступил новый день – 22 августа.
Когда он на цыпочках вернулся в дом, Инга сидела на постели. Смотрела встревоженно.
– Плохо себя чувствуешь? С сердцем что-то?
– Все нормально. В туалет ходил.
Утром пришлось выпить пива. После чего Инга решительно заявила, что за руль сядет она. Корней был вял, лишь пожал плечами, хотя обычно в подобных ситуациях возражал решительно. И все, кстати, обходилось.
– По дороге забрось меня в офис, – попросил хмуро, – я не успел ни черта за выходные… Придется собраться.
– До ночи там будешь? – вздохнула Инга. – Ладно, нет проблем.
С учетом вечерних планов он предложил выехать пораньше – скажем, в три. Инга напомнила, что где-то в это время должна прикатить теща, замышлявшая в доме большую уборку. Она собиралась остаться на даче, и у нее не было ключей.
Читать бесплатно другие книги:
