Дорога Мамин-Сибиряк Дмитрий

Спасти моего ребенка можно было только Там.

И нигде больше.

Но единственная дорога туда была нелегкой, так как пролегала через пустыню миражей и соблазнов. Да и дорогой-то ее можно было назвать с большой натяжкой, так как состояла всего-навсего из одного рельса и ржавой Вагонки, закрепленной на нем.

Каким образом эта Вагонка держалась на этом рельсе и не падала, было непонятно никому, даже нашим заумным ученым.

И никакой иной транспорт, кроме этой Вагонки, не мог даже двигаться в той пустыне, не то что пересечь ее.

Моторы глохли, паруса падали, животные умирали.

И перелететь ее тоже было невозможно. Самолеты с вертолетами разбивались, а птицы туда просто не залетали.

Сам человек вне Вагонки в этой пустыне, состоящей из мелкого камня и жаркого обжигающего воздуха, не мог прожить и часа.

Поэтому пересечь пустыню можно было только в этой ржавой Вагонке по одному единственному рельсу, который прямой стрелой уходил Туда, где было всё, где исполнялись все желания рискнувших.

А мне надо было спасти моего больного ребенка.

Здесь у нас все было напрасно. Здесь от этой болезни вылечить не могли. А это означало скорую смерть. А какая мать может спокойно ждать смерти своего ребенка?

Поэтому надо было ехать. И ехать немедленно.

Одна я ни за что бы не решилась на это. Но с моим ребенком, за него, я готова была на все – на любую тяжкую меру и на любое испытание.

И, собрав всю информацию о всех пересечениях пустыни решила рискнуть.

Но эта Вагонка на рельсе стояла пустая и не востребованная уже очень давно. Даже заржавела. Люди неохотно и не очень часто пользовались ею, хотя у каждого были заветные мечты и желания.

Весь секрет этой удивительной невостребованности заключался в том, что Вагонка трогалась в путь через пустыню только в том случае, если в нее садились, а вернее вставали (сидений не было), ровно, пятьдесят человек.

Наивно было думать, что желающих не было. Желающих были тысячи, даже миллионы. Поэтому казалось, что собрать для поездки каких-то пятьдесят человек проще простого. Но на деле это было самым сложным. Для того, чтобы Вагонка тронулась, эти пятьдесят человек должны были крепко взяться за руки и не разжимать их до конца пути.

Вагонка трогалась с места и с огромной скоростью мчалась сквозь пустыню, но только тогда, когда создавалась или, вернее, накапливалась энергия жизни пятидесяти человек, взявшихся за руки. Но стоило хотя бы одному человеку отпустить сжатую в ладони руку соседа, как Вагонка вставала намертво в любой точке пустыни. И затем возвращалась назад. Только уже медленно и нудно.

А пустыня она и есть пустыня. В ней долго находиться нельзя. Оттого через какое-то время Вагонка возвращалась с не солоно хлебавшими, полумертвыми (а случалось, что и с мертвыми) путешественниками.

Вот поэтому так сложно было найти сорок девять попутчиков в это жизненно необходимое и мне, и моему ребенку путешествие.

Но я решила рискнуть и сама стала собирать команду.

Я валялась в ногах, упрашивала, унижалась, пугала, льстила, лгала, плакала и выворачивалась наизнанку в желании заполучить новых спутников в заманчивое, но рискованное путешествие.

Но наконец я их собрала.

Все сорок девять.

Кого только среди них не было: профессор, убийца, вор, насильник, поэт, картежник, проститутка, по парочке лесбиянок и гомиков, две школьницы, шахтер, водитель трамвая, генерал, медсестра, спившаяся скрипачка, разорившийся банкир, висельник, сирота, многоженец, искатель кладов, космонавт, астроном, могильщик, министр, мать, потерявшая сына, секретарша, вахтер, милиционер, два военных младшего звена, штукатур, маляр и каменщик, три бабушки со своими великовозрастными внуками-наркоманами, дамский парикмахер, немой, косоглазый, безногий, бешеный и носатый, а также мой одинокий верный Друг, который сам предложил себя в попутчики, видя мои мучения.