Земля лишних. Исход Круз Андрей

– Да вроде как готов, знать бы куда… – усмехнулся я, скрывая мандраж.

– До конца я и сам не знаю, но мне кажется, что вам там самое место.

– Двусмысленно звучит, – хмыкнул я.

– Односмысленно, просто – буквально, – улыбнулся он. – Двинули? – указал он рукой на «тойоту».

Я сел за руль, Зимин обошел машину, сел на пассажирское сиденье.

– Просторно здесь, – с некоторым удивлением сказал он, оглядевшись. – Хорошая машина. Рыбалка там, или охота… Ладно, не будем время тянуть. Поехали.

– Далеко? – уточнил я.

– Да рядом совсем, – показал он рукой. – Вон туда, к этому же зданию с обратной стороны.

– Вторая половина цеха? – догадался я.

– Она самая, – подтвердил он. – Подъезжайте к воротам и посигнальте.

Я завел «тойоту». Холодный дизель затарахтел, по всему кузову прошла вибрация. Я включил первую и плавно тронул машину с места. Игорь открыл нам ворота, и мы выехали в солнечный летний московский полдень. Свернули направо, еще раз направо – и по гравийной дорожке подкатили к таким же воротам, из каких только что выехали.

– Сигнальте, – скомандовал Зимин.

Я дважды надавил на клаксон. Сигнал Игорь тоже поменял – вместо стандартного бибиканья прозвучало что-то вроде корабельного ревуна, только потише разве что. Ворота дрогнули и начали раздвигаться в стороны.

– Заезжайте, сразу направо, – показал рукой мой спутник. – Увидите белую разметку, остановитесь в ней и выходите из машины.

– Понял.

Я закатил машину в полумрак склада, включив фары, свернул резко направо, увидел прямоугольник, ограниченный белыми и как будто даже фосфоресцирующими линиями, и остановился точно в нем.

– Глушите мотор пока, надо еще пару минут поговорить, а вытяжка тут слабая – надымим выхлопом, – сказал Зимин.

Заглушил двигатель, оставил ключи в замке зажигания и вышел из пикапа, оставив дверь открытой. Зимин тоже вышел. Я огляделся.

Помещение было таким же, как и цех за спиной, но ни верстаков, ни шиномонтажа, ни подъемников здесь не было. Было что-то вроде подиума, огороженного леерами, у одной торцевой стены. На подиуме стоял открытый шкаф с несколькими перекидными рубильниками. У ворот была застекленная будка, судя по всему – из бронестекла, в которой сидел мужик в черной униформе с надписью «Охрана» на спине. Возле него стоял, прислоненный к столу, полуавтоматический дробовик «Сайга-12К».

Сразу перед размеченным прямоугольником начиналась невысокая, сантиметров тридцать, ребристая эстакада, грубо сваренная из стальных листов и швеллеров. Эстакада стыковалась с грубо сваренной роликовой платформой на рельсах, на которой вполне можно было поместить большой грузовик. Рельсы уходили под арку, стоявшую неподалеку от задней стены из серого силикатного кирпича.

У стены слева, друг на друге, как обычные складские поддоны, лежал огромный штабель этих самых платформ, а возле них скромно притулился вилочный погрузчик, которым, судя по всему, платформы устанавливались на рельсы. Одноразовые конструкции? А потом их куда?

Арка выглядела ничуть не футуристичней, чем грязноватая кирпичная стена за нею. Здоровая рама, сваренная из листового металла, с какими-то желтыми цилиндрами по наружному периметру. Сама арка была грубо покрашена суриком. На верхней перекладине висел обычный светодиодный светофор, уложенный набок. Разве что подходящие к арке кабели вызывали некоторое уважение, да и то небольшое.

– Не внушает? – угадав мою реакцию, усмехнулся Зимин.

– Не слишком, – честно сознался я. – За бутылку сварили?

– За два ящика, – засмеялся он, и я даже не был уверен, что Зимин не шутит. – Главное, что работает. Впрочем, здесь только портал. Все оборудование во флигеле, несколько человек там еще. Теперь попрошу чуть-чуть внимания. Готовы?

– Готов.

– Тогда даю последние инструкции, – перешел он на деловой тон. – Садитесь в машину, ждете. Я ухожу к стартовому пульту. Загорится красный свет. Возможно, придется немножко подождать. Посидите там, не нервничайте. Загорится желтый – заводитесь. Если что-то случится, не заведетесь вдруг, или еще что – сразу давите на сигнал. Начнем заново. Это не перекресток, зеленого ждать не надо, и вы сразу заезжаете на платформу, пока передние колеса не упрутся в ограничитель. Видите?

Он показал пальцем на поперечную трубу, кривовато приваренную у самого края платформы.

– Вижу, – подтвердил я.

– Прекрасно, – продолжил Зимин. – Глушите двигатель и просто ждете. Загорится зеленый, включится сирена – это начало процесса прохода. Платформа сама поедет вперед. Не боитесь, не волнуетесь, стараетесь просто замереть. Выглядит – как в кривое зеркало въезжаете. Самое главное: никаких движений, никакой паники, все идет как надо. Зеркала, которое появится перед вами, – не пугаетесь. Старайтесь даже не шевелиться в кабине и задержите дыхание, пока сами, в смысле ваше тело полностью зеркало не проедет. Это понятно? Нельзя шевелиться.

– Понятно, – кивнул я.

– Портал односторонний. Попытаетесь что-то сделать – встать, выскочить из машины – никто даже не предскажет, что с вами будет. Только вперед, платформа сама идет с нужной скоростью. Портал вам не повредит, все остальное узнаете на той стороне. Там вас встретят и все объяснят, что делать дальше. Повторите, пожалуйста.

– Жду желтого в машине, заезжаю на платформу, глушу мотор. На зеленый с сиреной меня тащит в кривое зеркало, при проезде которого даже не дышу. Меня встретят, – максимально коротко повторил я инструкции.

– Все. Удачи. – Он хлопнул меня по плечу. – По машинам.

Он направился к подиуму, а я сел в машину. В почти пустом зале было хорошо слышно, как забухало железо под каблуками Зимина, когда он прошел за леера ограждения. Что-то лязгнуло, и возник негромкий шум, как будто включился большой вентилятор. Впрочем, может, это вентилятор и включился. Хотя нет, шум шел от арки. На светофоре вспыхнул красный фонарь.

Ждать желтого пришлось совсем недолго – не больше минуты. Шум усилился и перерос в тонкий, довольно неприятный свист. Светофор загорелся желтым, я завел машину. Снова застучал дизель. Громко, как-то даже нахально, вызывая гуляющее от стены к стене эхо.

«Да куда же я прусь-то, идиот?» – подумалось. Меня бросило в пот, в кровь влетело не меньше литра адреналина, аж в глазах круги пошли. Изображение стены в арке заколебалось, словно там поднимался горячий воздух, только он не поднимался, а собирался к геометрическому центру проема.

Я врубил первую передачу, отпустил сцепление, и тяговитый дизель легко затащил меня на платформу. Машина уперлась в трубу, скрипнув резиной, я заглушил мотор. Желтый горел передо мной как маленькое солнце, звук действовал на нервы, он был как зубная боль в стадии обострения.

Свист ушел куда то в область ультразвука, заставив меня сморщиться, и исчез совсем, сменившись гудением, как от трансформатора. Проем арки на какое-то мгновение прострелило искрами, колеблющаяся поверхность как будто бы подернулась инеем и превратилась в колыхающуюся ртуть. Я увидел отражение фургона, себя за рулем – волнующееся, расплывающееся, двоящееся, разрывающееся на фрагменты и снова сливающееся. Вспыхнул зеленый, и включился ревун, как на больших черных машинах с синими мигалками, посылая в замкнутое складскими стенами пространство требовательное рявканье.

– Да и мать его яти! – крикнул я сам себе, чувствуя, как меня вместе с машиной с металлическим скрипом потащило вперед, внутрь своего собственного отражения. Кенгурятник, затем капот беззвучно погрузились в него, затем стойки лобового стекла…

Волнующаяся ртуть зеркала неумолимо приближалась, мои колени ушли в нее, и я почувствовал… сложно сказать, что я почувствовал… как невесомость, но только там, где меня втянуло в эту самую мембрану между… мирами? Чем и чем? Появилось желание скорее просунуть голову на ту сторону, но я, наоборот, замер и перестал дышать. На меня накатывалось мое собственное уродливое отражение – перекошенное, плывущее все ближе и ближе к лицу, прямо носом в него. Я зажмурился, почувствовал в лице одновременно и жар, и холод, что-то скользнуло по щекам к затылку, звук ревуна неожиданно исчез, как его и не было, наступила тишина, я почувствовал, как что-то так же облизнуло холодом спину. Я открыл глаза, сразу же бросил взгляд в зеркало заднего вида – машина появлялась из ничего, из колеблющегося воздуха!

Меня внесло в бетонный ангар, слева от меня были распахнутые ворота, через которые в помещение щедро вливался солнечный свет. В ангаре не было никого. С гулким металлическим ударом платформа остановилась, лязгнули стопоры, а я перевел дыхание. В ворота забежал высокий крепкий блондин с короткой стрижкой, в униформе песчаного цвета с каким-то шевроном, в малиновом берете с золотой эмблемой, махнул оранжевым светящимся жезлом в сторону выезда и крикнул:

– Туда, туда сразу давай. Заводись и освобождай платформу. Паркуйся на пятом месте, снаружи. Давай, мужик, не тормози!

Остановив пикап на гравийной площадке, под желтым щитом с цифрой 5, я заглушил двигатель и вышел из машины. Огляделся.

Было жарко, но это была не московская июньская жара, зловонная и загазованная. Это была «натуральная» жара, какая и должна быть в тех местах, где она «по штату» положена. Подобная жара бывает на юге Испании, в июле, когда солнце не просто греет, а откровенно пытается тебя или зажарить, или испарить из тебя всю влагу. Пучки чахлой травы, местами выбивающейся из-под гравия под бетонным забором, выгорели до желтизны. В них стрекотали какие-то сверчки, порхали местные мотыльки. Я задрал голову и увидел птиц. Блекло-голубое, почти белое от зноя небо – и много птиц.

На стоянке я был не один. Несколько машин вразброс стояли на площадке, все внедорожные. За мной остался ряд бетонных боксов, как в военном парке для техники, около десятка, с надписями над каждым, выполненными также черным на желтом: «Мск», «СПб», «Ект», «Нвсб», «Кмр». Остальные мне было прочитать сложнее – мешали тень и угол. Двор был огорожен высоченным забором из бетонных плит с витками «егозы» поверху. Выезд был лишь через массивные металлические ворота, над которыми висели две камеры наблюдения. Третья камера красовалась над дверью с надписью «Иммиграционная служба Ордена». Рядом была еще одна дверь с надписью «Караульное помещение».

Парень в форме, берете и с жезлом вышел из бокса и направился ко мне. Я заметил, что через плечо у него на ремне свисает американский карабин М4 с коллиматорным прицелом. Обратился он ко мне тем не менее на чистом русском, козырнув:

– С прибытием вас! Проходите в ту дверь, – указал он на железную дверь иммиграционной службы. – Все ценное спокойно можете оставлять в машине – территория закрыта и охраняется. Если у вас есть огнестрельное оружие, которое до сих пор не находится в опломбированном состоянии или в ящике, то рекомендую положить его туда сейчас. При выезде с территории ящик будет опломбирован, пломбу снимут на контрольно-пропускном пункте на выезде с базы. Проход в помещение иммиграционной службы с оружием является нарушением закона.

– Как скажете, – согласился я.

Чего уж дальше дисциплину нарушать? Все равно меня не обманули, куда-то я явно угодил. Меня не убили за квартиру или машину, золото тоже никто не украл, и нападать на меня пока явно не собираются. Я достал из-под куртки парабеллум, подошел к машине, отпер ящик и положил пистолет внутрь. Затем убрал туда дробовик в чехле. Раз там не пригодился, то уж здесь точно не понадобится.

– Больше оружия у вас с собой нет? – спросил охранник.

– Все в ящике.

– Прекрасно. Проходите в ту дверь.

Я оставил вежливого охранника, принадлежащего к неведомому мне Ордену, на стоянке и направился в иммиграционную дверь.

Дверь выглядела неказисто – обычная металлическая, с крашеной ручкой и глазком. Правда, мощная, как на военном корабле между отсеками. Но когда вошел внутрь, то удивился. Я ожидал классические стойки иммиграционного контроля, как в аэропортах, но внутри оказалось просторное светлое помещение, напоминающее приемную в хорошей клинике, с низкими мягкими диванами, какими-то журналами в стойках, кулером с холодной водой и стойкой ресепшн. За стойкой стояла молодая, очень симпатичная светловолосая женщина в такой же песочной форме, как у охранника, но без берета. Вместо автомата у нее на поясе висела кобура. Мне удалось разглядеть шеврон – такая же пирамида с глазом, как и на новоприобретенном удостоверении личности.

– Здравствуйте, – поприветствовала она меня. – Рады вас видеть в Новой Земле. Могу я посмотреть на вашу идентификационную карту?

Голос был дежурно-вежливый, приятного тембра. Такими озвучивают автомобильные навигационные системы. «Следуйте двести пятьдесят метров вперед, после чего на круге выберите второй поворот», – говорят такие системы, совершенно не заботясь о том, слушаешь ты этот приятный голос или нет.

– Здравствуйте, – поздоровался я в ответ. – Можете, разумеется.

Я достал карточку из нагрудного кармана куртки, протянул ей, а пока она прокатывала карту в каком-то придатке к компьютеру, я снял куртку. Жарко тут все же.

– Пожалуйста, – протянула она мне карточку. – Ваше прибытие зарегистрировано, господин Ярцев. Если у вас сохранились документы из вашей прошлой жизни, но вы хотите расстаться с ней навсегда, можете бросить их сюда, в бумагорезку. Здесь ваше прошлое не интересует никого, и оно исчезнет, превратившись в бумажную труху. Вы в Новой Земле и имеете все права на новую жизнь.

– Спасибо, – отказался я. – Может быть, попозже.

– Как хотите. Это не обязательно, – все так же доброжелательно улыбнулась девушка. – В мои обязанности входит кратко ознакомить вас с основными принципами проживания в Новой Земле, помочь разобраться в финансовой системе и при необходимости снабдить вас первоначальным набором необходимого для жизни здесь. Более подробную информацию вы можете взять из этой памятки.

Она взяла со стенда небольшую глянцевую книжечку в голубой обложке с надписью «Памятка переселенца».

– Почитаете ее на досуге, – протянула она мне брошюрку. – Это действительно необходимо – у нас опасный мир. Кроме того, вы можете купить подробные карты местности и путеводитель по основным населенным пунктам Новой Земли. Если у вас остались какие-нибудь наличные деньги Старой Земли – лучше потратить их. Они здесь невыгодны и дальше не везде принимаются. Набор карт стоит двадцать долларов, путеводитель – десять. Рубли – к доллару по тамошнему курсу, а потом из долларов – по местному.

Я достал из заднего кармана кошелек, протянул ей стодолларовую купюру. Она взяла с той же стойки еще одну книгу, потолще первой, и сложенную в папку стопку карт. Все это она забросила в бумажный пакет, взяла у меня из рук «Памятку», положила ее туда же и отдала пакет мне:

– Сдача составила семьдесят долларов. – Она постучала пальцем по экрану монитора, привлекая мое внимание. – Смотрите, я открыла вам счет в Банке Ордена и зачислила сдачу на счет. По курсу три доллара тридцать центов за один экю Новой Земли. Таким образом, вам зачислено восемнадцать экю и девятнадцать центов.

Экран демонстрировал мне меню какого-то счета, где напротив моей фамилии засветились красные цифры: «Е 18,19».

– Пользоваться счетом вы можете почти в любом населенном пункте Новой Земли – отделения Банка Ордена есть почти везде, – продолжала между тем девушка. – Счет привязан к вашей личной карте, номер карты является и номером счета. В случае утраты идентификационной карты вы можете ее восстановить в любом отделении Банка Ордена с использованием системы паролей и отзывов.

– Карта как кредитка работает? – уточнил я.

Девушка на секунду сбилась, улыбнулась и продолжила все тем же «вещательным» тоном:

– К сожалению, обращение кредитных карт пока еще невозможно в нашем мире, но вы в любой момент в любом отделении банка можете получить наличные с вашего счета и положить их на счет. Оттиск на специальном бланке с вашей идентификационной карты, которую здесь зовут обычно «Ай-Ди» для краткости, в отдельных случаях является персональным чеком.

– Понятно, – кивнул я дежурно-приветливой девушке с мягким голосом. – У вас только один банк в этом мире?

– Разумеется, нет, – покачала она головой так, что ее светлые, недавно подстриженные и вытянутые волосы качнулись. – Но только этот банк имеет сеть, охватывающую всю территорию, и дает возможность пользоваться своим счетом в любом месте. Другие банки являются местными. Пока вы не определились с местом жительства, лучше пользоваться услугами орденского Банка. К тому же отделения орденского Банка являются полномочными представителями Ордена по всем вопросам на тех территориях, где они открыты.

– А если возить наличные с собой?

– Смотря какие суммы, – немного удивилась она вопросу. – У нас это может быть очень опасным. Кроме того, банк не открывает информацию о владельце счета никому и никогда. Здесь не существует судебных постановлений или иных документов, могущих изменить это правило. Кроме того, должна сказать, что именно банк является эмитентом экю – местной денежной единицы. Она обеспечена золотом, поэтому вы можете обменять банкноты на соответствующее количество золота в слитках и монетах в любом отделении орденского Банка в любое время. Золото будет вам выдано в виде золотых монет Ордена.

– Что за Орден такой?

Надо же, какие названия тут завелись. Орден, блин, тевтонский.

– Подробная информация об Ордене имеется в памятке и путеводителе. – Она подняла брошюрку, повернув ее лицевой стороной. – Вкратце же скажу, что Орден – организация ученых, открывших проход, и первых переселенцев, преследующая целью населить этот мир как можно большим количеством людей и старающаяся по мере своих возможностей облегчить процесс становления новой цивилизации.

«Чешет как по писаному. Хорошая девочка, старательная», – подумалось мне.

– Что касается Банка Ордена – вы можете открыть дополнительный депозитный счет, на который внесете имеющееся у вас золото по весу. Необходимое вам количество золота вы можете в любом отделении орденского Банка конвертировать в экю и зачислить их на основной счет.

– Два вопроса, – прервал я ее: – Как конвертируется весовое золото в денежные единицы и могу ли я снять со счета свое же золото по весу?

Она не сбилась, а очень бодро протараторила:

– Золото конвертируется по курсу – одна десятая грамма за один экю минус процент за конвертацию. Изъять ваше золото из банка вы можете в виде золотых монет Ордена за вычетом такого же процента…

– Процент какой?

– Процент рассчитывается исходя из текущего…

– Девушка, милая, процент какой? – чуть надавил я.

– В среднем – около десяти процентов…

– Умный у вас банк, ничего не скажешь, – усмехнулся я. – Десять процентов с любой суммы. Неплохо.

– Если вы вносите деньги в экю или золотые экю – процент не взимается, – заметила она, чуть приподняв светлую бровь. – А прибыль банка расходуется на вполне благие цели, такие как оплата переходов новых поселенцев, подъемные пособия для несостоятельных и другие подобные программы. Если, скажем, у вас имеется килограмм золота, он превратится в девять тысяч экю, которые будут в полной безопасности в банке. Тысяча экю, взятая с вас банком, даст возможность привезти в этот мир еще одного человека и дать ему возможность устроиться.

Я задумался. Черт его знает, какие здесь правила. Если десять процентов – и считай, что влился в местную финансовую систему, то не так страшно. Как божеский налог уплатил, десятину церковную. Потому что про налоги пока никто ничего не говорил.

– Я понимаю, что вы сомневаетесь, – улыбнулась она. – Но поверьте, в нашем мире банки не обманывают клиентов.

– Святыми стали? – усмехнулся я в ответ.

– Как раз наоборот – святых здесь слишком мало, поэтому всегда есть вероятность, что обманутые вкладчики приедут на танке. Чревато, знаете ли…

По крайней мере, сейчас в голосе примерной девушки появились человеческие эмоции. Не все же ей как диктофону запись прокручивать. Впрочем, и к самой девушке я присмотрелся внимательней. Девушка была красивой, а не просто симпатичной, как показалось вначале, просто красота была той, что не сразу бросается в глаза. Светлые прямые волосы были густыми, гладкой волной свисая почти до плеч. Лицо с высокими скулами, немножко курносым аккуратным носом, тонкими прозрачными светлыми бровями над большими, серьезными зелеными глазами. Небольшой рот с полными губами был даже немного маловат для ее лица, но делал его прелестней – как будто немного удивленным. Фигура тоже радовала глаз. Худенькой она не была, ее скорее даже крепкой хотелось назвать, спортивной. Но не слишком – лишь достаточно крепкой для того, чтобы выглядеть здоровой и свежей. Держалась она очень прямо, оттянув плечи назад. Рубашка плотно обтягивала широко расставленные, похожие на перевернутые чаши груди. Кожа в вырезе рубашки была нежной и загорелой тем золотистым цветом, которым обычно загорают блондинки. Короткие рукава рубашки оставляли открытыми руки выше локтя, и они мне тоже понравились – нежные, с маленькими ладонями и изящными пальцами.

Легкие форменные брюки скрывали форму ног, но скрыть совсем не могли – ноги были хорошими, красивыми. В меру широкие, очень правильной формы бедра, великолепный крепкий зад.

– Хорошо. Вы меня уговорили, – кивнул я.

Я решил положить половину имеющегося золота на счет, часть его превратив в местные деньги. Остальное решил оставить в прежнем виде – не дело все яйца в одну штанину запихивать: жизнь может такого пинка отвесить!

– Что у вас здесь с оружием? – перешел я к волнующим материям.

– Оружие вы можете купить прямо у нас, со склада, – показала она рукой на какую-то дверь в дальнем конце зала. – Ничего экстраординарного здесь нет, продаются в основном снятые с вооружения образцы. Зато совсем недорого, по местным меркам. В городах же есть оружейные магазины, где торгуют всем, что в голову придет, но цены там заметно выше.

– Насколько здесь оружие действительно нужно? – спросил я.

– Нужно, – решительно ответила она. – От нашей транзитной базы до ближайшего города – около ста пятидесяти километров. Дорога патрулируется силами Ордена, но дать стопроцентной гарантии безопасности никто не может. Здесь есть банальный дорожный разбой.

– А что за город здесь?

– Порто-Франко.

– Это статус? – немного удивился я.

– И статус, и название, – улыбнулась она. – Здесь много странных или смешных названий. Порто-Франко имеет статус «свободного города» – не экономически, а скорее политически. Это один из основных пунктов, куда вначале попадают переселенцы в страны северней Залива. В дальнейшем большинство их расселяется по полуострову и дальше, но начинают свой путь оттуда. Поэтому там настоящая мешанина из новых переселенцев, тех, кто давно здесь живет, всех рас и народов. Официально он под протекторатом Ордена, главный принцип жизни – абсолютная терпимость ко всему. В других, не орденских, городах вы такого не встроите. Местами здесь вообще никакой терпимости не найти.

– Хорошо, давайте начнем с банка, а потом посмотрим, что у вас с оружием.

– Я рекомендую вам для начала купить часы, – как-то странно улыбнулась она. – У нас продаются неплохие электронные часы Swatch.

– У меня есть часы, – удивился я заявлению. – Лучше, чем Swatch.

Девушка улыбнулась:

– Не могу возразить ничего, но… Местные сутки длятся около тридцати стандартных земных часов. Кроме того, здесь решили продолжительность единицы времени не менять, поэтому продолжительность последнего часа суток – семьдесят две минуты. И в году у нас четыреста сорок дней. Поэтому вопрос о возрасте здесь затруднителен – как считать?

«М-да… – подумал я. – И вот как… А сколько вам лет? Мне тридцать земных и четыре местных… например… Интересно, а как с часами биологическими? Что с ними в таком случае делается?» Это я и спросил.

– Постепенно привыкаем, – пожала она плечами. – Поначалу многим сложно. «Совы» и люди с беспорядочным образом жизни быстрее осваиваются.

– Я – «сова», – обрадовался я. – Очень беспорядочная.

– Повезло. Скажу кое-что еще, что порадует меньше. Вам надо пройти еще курс прививок. Причем прямо сейчас. Здесь есть болезни повышенной пакостности, от которых надо обезопаситься.

– Колоть будут? – уточнил я.

– Боитесь? – усмехнулась она. – Все вперемешку. Колоть, царапать и с ложечки кормить.

– Пить-то после них можно?

– Самый главный вопрос? – вскинула она брови.

– Разумеется! – решительно ответил я.

– У медсестры спросите. Но вроде бы пока никто не запрещал.

На банковские формальности ушло немало времени. Каждую из сданных монет проверяли долго и тщательно, засовывая в какой-то аппарат и ожидая, когда на маленьком экранчике высветятся цифры. Перевели в местную валюту оставшиеся у меня в кармане три тысячи долларов. В результате я стал обладателем сорока пяти тысяч экю на счете и пяти тысяч – в кармане, в местных банкнотах.

Банкноты меня потрясли до глубины души. Больше всего они напоминали игральные карты из очень тонкого, но прочного и упругого пластика. Напоминали и формой, и размером. Одна сторона была у них полностью голографической, переливающейся блуждающими цифрами номинала, с другой стороны голограммы были маленькие и по углам, а номинал напечатан в центре банкноты. Кроме того, номинал был выдавлен рельефно – для расчетов в подвале и под одеялом, наверное, – а заодно и алфавитом Брайля. Видя мою перекосившуюся рожу, в банке мне объяснили, что пластиковые деньги почти не изнашиваются и подделка их невозможна. А к виду, мол, я привыкну. Привыкну, конечно, чего же не привыкнуть? В свое время к цветным раковинам привыкали как к средству платежа.

Все это я наблюдал, почесывая левую руку, куда дважды кольнули пневматическим шприцем. На языке остался вкус чего-то сладко-липкого от ярко-зеленого сиропчика, который мне скормила из трубочки средних лет медсестра в белом халате тоже с орденской символикой. Она же меня предупредила, что к вечеру может подняться температура. Ну это понятное дело.

На выходе из бункера, который изображал банк, меня опять встретила девушка с ресепшена.

– Я должна вас проводить в арсенал, если вы, конечно, не передумали.

– Не передумал. Ведите.

Мы пошли по узкому бетонному коридору с матовыми плафонами светильников в потолке, пока не уперлись в основательную железную дверь. Девушка достала из поясной сумки, напоминающей подсумок, ключи и отперла замок. Шагнув внутрь через металлический порог, она зажгла свет и повернулась ко мне:

– Проходите, пожалуйста.

Я вынужден был немного пригнуть голову, проходя внутрь, при моем метре восьмидесяти пяти. Помещение представляло собой вытянутый вдаль от двери бетонный каземат с голыми стенами, деревянным прилавком и кассой. В помещении, кроме нас, никого не было.

– А продавец? – удивился я безлюдью.

– Я за него, – пожала плечами девушка. – Сегодня немного покупателей – день такой, поэтому я одна справляюсь. Кроме вас сегодня еще один человек переселится, но он будет позже. Больше до завтра никого не ждем. Смотрите, выбирайте.

Основной выбор был не то чтобы очень велик. В длинных пирамидах стояли СКС, АКМ и АКМС. Было какое-то количество первых выпусков АК-74 и АКС-74. Нашлось с десяток АКС-74У, «ксюх». Особняком стояли пять СВД с фанерным прикладом и цевьем, там же – с десяток РПК и РПК-74. Была пара ПК, стоявших на столе на сошках.

Пистолеты были представлены всего тремя моделями – ТТ, ПМ и АПС. В углу были свалены в кучу даже пистолеты-пулеметы ППШ и ППС, с виду совершенно новенькие, в пушечном сале.

Середина зала была занята здоровенным штабелем патронных ящиков и цинков. Вот и весь выбор. Я задумался. С пистолетом все ясно – пока хватит и «парабеллума», а «стечкин» покупать – так, по мне, большого смысла нет. Хоть и двадцатизарядный, но не слишком удобный, тяжелый, а патрон слабоват. И громоздкий он, не по делу. «Макаров» обычный и обсуждать не стоит. Против «парабеллума» он не катит ни по меткости, ни по мощности, разве что по надежности впереди планеты всей. ТТ тоже палка о двух концах – пробивная сила в нем есть, но вот останавливающее действие никакое, и отдача слишком резкая. Так себе пистолет, на мой взгляд.

По-основному, я с СВД в свое время очень неплохо обращался, да и на стрельбище ее любил. Но как оружие самообороны снайперка, пусть даже и самозарядная, никуда не годится. Понятие «ураганный огонь» – точно не про нее, в кабине, случись стрелять из окна, с ней не развернешься. А покупать впрок – смысла нет, несмотря на всю мою запасливость. Мало ли что можно в городах купить? Деньги пока есть еще.

Автоматы… Я сразу решил остановиться на калибре 7,62. Может, у пули настильность поменьше, чем у 5,45, зато если в лесу… И если во что крупное стрелять вроде хищного бегемота, например, или какую другую тварь… Нет, 5,45 не катит.

– Подствольники есть?

– Сейчас нет, – покачала она головой.

Жаль, жаль…

– А гранаты? – продолжал я расспрашивать.

– Гранаты есть. РГД-5 и Ф-1.[1]

Это хорошо, что у них гранаты есть. Гранаты нам всегда пригодятся. Тяжело в деревне без гранаты. И пулемета.

– Гранаты сколько стоят у вас?

– РГД по тридцать, Ф-1 по семьдесят.

– Неслабо, – высказал я мнение.

– Здесь все неслабо, – подтвердила мое мнение девушка. – С той стороны пересылают. В городах еще дороже будет.

Странное ощущение. Гранаты как помидоры в магазине покупаю. Привыкну со временем, наверное. Я решил остановиться на АКМ, благо они были на вид совершенно новенькими, явно со складов длительного хранения. АКМС со складным плечевым упором отпал сразу – приклады люблю нормальные.

– С магазинами как у вас? – спросил я. – Я обычные имею в виду, по тридцать, рожки.

– Есть тоже сколько угодно. По десять за штуку – пластмасса, по пятнадцать – металлические. Вон там набирайте, – указала ее рука на большой открытый ящик в дальнем углу каземата.

– Хорошо, – кивнул я. – Давайте считать. АКМ сколько?

– Пятьсот пятьдесят.

– АКМ. Вот этот, – ткнул я пальцем в один из автоматов. – Десять металлических магазинов. Цинк патронов. Патроны почем?

– Обычные – сорок центов за патрон. Стальная гильза, оболочечные.

Насколько понимаю, тут даже прямой конвертацией доллара в экю не пахнет. Цену они ломанули беспощадно. Спрос родил предложение? Или как?

– Скидки за цинк? – уточнил я.

– Скидок нет, – вежливо улыбнулась она.

Я вздохнул: что еще остается, как согласиться? Что-то я последнее время только и делаю, что соглашаюсь.

– Хорошо, цинк патронов, четыре «эфки», четыре РГД… Ножи я там вижу. Что это?

– Ижевского завода, обычные армейские. Сто экю.

Неплохо. Кусаются цены, кусаются.

– Тоже давайте, – вздохнул я.

Девушка постучала ладонью по столу, на котором были разложены пистолеты, спросила:

– Пистолеты не нужны? Здесь все второе оружие носят. К тому же в некоторых городах ношение длинноствольного и автоматического запрещено, а пистолеты разрешены.

– Пистолет есть. Посчитайте, пожалуйста.

Девушка пощелкала клавишами кассового аппарата.

– Тысяча четыреста пятьдесят. Полагается подарок, если больше тысячи потратили. Рекомендую пломбирующуюся сумку для оружия.

– Это что? – уточнил я.

– В некоторых городах запрещается открыто носить оружие, – объяснила она. – Как и здесь в общем-то. Можно держать в машине, в оружейном ящике, или в сумке. Их пломбируют на въезде, и снимают пломбу на выезде из города. В сумке безопасней: из машины проще украсть. А в большинстве гостиниц есть сейфы, возьмут на хранение.

– Полезно, – согласился я, чувствуя, что Игорь меня развел на установку инструментального ящика. – Давайте тогда сумку.

Девушка вытащила из-под прилавка сумку из плотной синтетики, с ремнем и металлическими петлями по краю, в которые был вплетен тонкий тросик, выложила на прилавок.

– Пока она вам не нужна, можете просто сложить все в свою машину. На базе, тем более в зоне безопасности, не воруют. А в дальнейшем может пригодиться.

– А где можно набить магазины и пристрелять оружие? – поинтересовался я.

Чего тянуть? Пусть уж все в готовности будет. А пристрелка – вообще первое дело.

– Снарядить рожки можете здесь, а пристрелять – наверху. У нас есть стометровое стрельбище, я вас провожу.

К пяти часам местного времени я закончил пристрелку, снарядил рожки и притащил все покупки к машине, свалив их в оружейный ящик. Затем вновь зашел в дверь иммиграционного контроля. Девушка сидела за стойкой, раскладывая пасьянс на экране компьютера. Работы у нее явно не было.

– Девушка, скажите… простите, так и не знаю вашего имени…

– Светлана, – улыбнулась она, подняв глаза.

– Очень приятно, – разулыбался я в ответ. – Светлана, у меня вопрос вопросов имеется. Где можно пообедать, выпить и переночевать?

Она махнула рукой в сторону двери за моей спиной, куда я пока еще не ходил, и объяснила:

– Выйдете вот в эту дверь, сразу свернете налево. Через сто метров упретесь в маленькую круглую площадь с фонтанчиком посредине. Слева увидите небольшое двухэтажное здание отеля. На первом этаже – бар «Рогач». Бармен заодно и хозяин гостиницы. Можете оставаться на базе до трех ночей. Больше не разрешается – все же закрытая зона.

Я хотел уже поблагодарить и идти, как она сказала:

– В любом случае никогда не выезжайте из населенных пунктов ночью, если только не в составе колонны. Даже если вы оказались где-нибудь нежелательным гостем, вас все равно не отправят из города ночью – только с утра.

– Спасибо.

Я вернулся во двор, где стоял пикап, вытащил из него сумку с одеждой и маленький рюкзак с туалетными принадлежностями и прочими предметами личного обихода. Надев рюкзак и закинув ремень сумки на плечо, я прошествовал через приемную Светланы, одаренный ее вежливой улыбкой, и вышел на улицу.

Огляделся вокруг и приятно поразился. Все не так плохо в общем-то, не то что в глухом бетонном дворе, а вовсе очень симпатично. Заасфальтированная улочка уходила направо и примерно в двух сотнях метров упиралась в здание, на котором было написано «Станция». Улочка была вплотную застроена двухэтажными кирпичными домиками из какого-то зеленоватого и голубоватого кирпича, тянулась налево еще метров на сто, после чего разбегалась на три стороны, окружая маленький, выложенный светлым камнем фонтанчик. Такая же маленькая, почти игрушечная площадь тоже была окружена теми же веселыми домиками.

Я пошел в сторону фонтана. На улице было даже не так жарко, как в замкнутом дворе, дул легкий ветерок. Хотя все равно жара под сорок примерно. Ну чуть меньше, может быть. Мало не кажется, к точке плавления меня близко.

Светлана не обманула: действительно фасад одного из домиков слева от фонтана украшала надпись: «Гостиница. Hotel». Первый этаж переходил в маленькую веранду, над которой висел невероятный по размерам череп с шестью разной длины рогами и пугающими размером то ли клыками, то ли бивнями. Я прикинул объем черепа – зверушка-то со слона должна быть ростом. Ничего так себе. Под черепом была еще одна вывеска – «Бар «Рогач».

Я прошел через пустующую веранду, заставленную столиками, в бар. Такой простой сельский стиль. Деревянные столы, тяжелые стулья, полумрак, тележные колеса вместо люстр. За стойкой никого не было, зато на стойке был колокольчик, по которому я и постучал. За стойкой распахнулась дверь, из которой вылетело облако кухонных запахов, и в облаке выплыл толстый человек с ярко выраженной армянской внешностью.

– Здравствуйте, чего вы хотели? – приветливо спросил он меня.

– И вам не болеть. Мне бы комнату на одну ночь и пообедать, – вкратце изложил я список планов на будущее.

– Всегда рады, – развел он толстыми волосатыми руками. – Вам комнату с ванной или с душем? С ванной – пятнадцать за ночь, с душем – десять. С ванной и номер немножко побольше. А кровати везде одинаковые. Телевизор, всю ночь кино крутим по второму каналу, программка под телевизором лежит.

– Давайте с ванной. Телевидение у вас тоже есть?

– Дорогой, вы о нас плохо думаете, – улыбнулся хозяин. – Вот вас как зовут?

– Андрей.

– А меня – Арам. – Он слегка поклонился. – Так вот, Андрей, в нашей Новой Земле целых четыре телевизионных канала! Чувствуете, какой прогресс? Правда, не везде принимает, – вновь усмехнулся армянин.

– Прекрасно! – восхитился я. – А Интернет есть?

– А теперь вы слишком хорошо о нас думаете. Вот вам ключ… – Арам взят с крючка за спиной один из болтающихся там ключей с бронзовыми бирками, – … и поднимайтесь в двести второй номер. Располагайтесь, бросайте вещи – и спускайтесь сюда. Я вас долмой покормлю и отбивными. Долму любите?

– Если вкусная.

– У меня – да и не вкусная? – слегка обиделся он. – Идите уж.

– Еще вопрос: с пивом у вас как? – поинтересовался я о животрепещущем.