Полет летучей мыши Несбё Ю

Биргитта вздохнула. Может, подумала, что рассказала этому навязчивому норвежцу слишком много?

– Не знаю, как объяснить. По дороге мы, наверное, что-то потеряли. То, что раньше принимали как само собой разумеющееся. Со временем мы перестали замечать, а потом забыли друг друга. Просто попутчики. Было хорошо. Ведь и номер на двоих снимать дешевле, и в палатке вдвоем ночевать спокойнее. Он нашел себе в Нузе богатенькую немку, а я поехала дальше, чтобы лишний раз не напоминать о себе. Наплевать на все. Когда он приехал в Сидней, я сказала, что встречаюсь с одним американцем, фанатом серфинга. Не знаю, поверил ли он, а может, понял, что я просто пытаюсь поставить в наших отношениях точку. В том сиднейском мотеле мы пробовали ссориться, но и это не спасло наши отношения. Я попросила его уехать в Швецию и сказала, что приеду следом.

– Наверное, он уже заждался.

– Мы были вместе шесть лет. Веришь, я даже не помню, как он выглядит.

– Верю.

Биргитта снова вздохнула.

– Не думала, что все так получится. Я была уверена, что мы поженимся, заведем детей и поселимся где-нибудь в предместье Мальмё. И у нас будет дом с садиком, и каждое утро перед дверью будет лежать свежая газета. А теперь… теперь я уже почти забыла, как звучит его голос, или как хорошо нам было вместе, или как… – Она посмотрела на Харри. – Или как он из вежливости терпел мою болтовню после пары бокалов вина.

Все это время Харри улыбался. Бутылки вина ему явно не хватило, но Биргитта это никак не прокомментировала.

– Я не из вежливости, я из интереса, – сказал Харри.

– Ну тогда расскажи что-нибудь о себе, кроме того, что ты работаешь в полиции.

Биргитта наклонилась к нему, и Харри заставил себя не смотреть в вырез ее платья. Но теперь он почувствовал легкий запах ее духов и жадно втянул его носом. Стоп, стоп! Держать себя в руках! Эти сволочи у Карла Лагерфельда и Кристиана Диора знают, как свести мужчину с ума.

Запах был волшебный!

– Значит, так, – начал Харри. – У меня есть старшая сестра, мать умерла несколько лет назад, сам я живу в Осло – снимаю в Тёйене квартиру, едва свожу концы с концами. Долгих романов в моей жизни не было, кроме, пожалуй, одного.

– Правда? И сейчас у тебя тоже никого нет?

– Ну, не совсем. Так, пара женщин, с которыми я играю в какие-то глупые и бессмысленные игры. Иногда я звоню им, иногда они – мне.

Биргитта нахмурилась.

– Что-то не так? – спросил Харри.

– Не знаю, как я отношусь к такого рода мужчинам. И женщинам. В этом я несколько старомодна.

– Но теперь все это, естественно, в прошлом, – поднял бокал Харри.

– Не сказать, чтобы мне понравились твои блестящие ответы.

Они чокнулись.

– Что же ты прежде всего ценишь в мужчинах?

Приняв позу мыслителя, она какое-то время молча смотрела в пустоту, прежде чем ответить:

– Не знаю. Наверное, легче будет сказать, что мне в мужчинах не нравится.

– Так что же? Помимо блестящих ответов.

– Мне не нравится, когда мне устраивают проверки.

– Тебя это сильно задевает?

Биргитта улыбнулась:

– Мой тебе совет, Казанова: если хочешь очаровать женщину, дай ей понять, что она уникальна, что к ней у тебя особое отношение, не такое, как к остальным. Парням, которые цепляют девушек в барах, этого не понять. Да и развратникам вроде тебя – тоже.

Харри рассмеялся:

– Говоря «пара», я имел в виду «две». А «пара» я сказал потому, что это звучит немного иначе, вроде как… «три». Одну недавно бросил молодой человек, ну, по ее словам. В последний раз она благодарила меня за то, что я такой… неискусственный, а наши отношения – такие… наверное, ни к чему не обязывающие. Другая – это женщина, с которой я давно уже поддерживаю ненавязчивые отношения, и она настаивает, что поскольку начал их я, то я же обязан обеспечивать ее каким-то минимумом личной жизни, пока один из нас не найдет себе что-то взамен. Погоди, а с чего это я оправдываюсь? Я обычный парень, мухи не обижу. Думаешь, я кого-то здесь пытаюсь очаровать?

– Конечно. Ты пытаешься очаровать меня. И не отрицай!

Отрицать Харри не стал.

– Ладно. И как у меня получилось?

Она задумчиво взяла бокал, отпила из него и ответила:

– Нормально. Во всяком случае, сносно. А вообще нет, отлично. Вполне.

– Звучит как «на пять с минусом».

– Вроде того.

Рядом с заливом было темно и почти безлюдно. Дул свежий ветер. На лестнице Оперного театра фотограф что-то объяснял необычайно тучным новобрачным. Тем явно не нравилось то и дело переходить с места на место, да и неудивительно при их телесах. Но наконец идеальный вариант был найден, и они закончили фотосессию с улыбками, смехом и, возможно, слезами.

Харри и Биргитта наблюдали эту картину с балюстрады.

– Вот что значит лопаться от радости, – сказал Харри. – Или по-шведски так не говорят?

– Почему нет? Бывает, человек так счастлив, что и по-шведски можно сказать: он лопается от радости. – Биргитта вынула из волос заколку и подставила лицо ветру. – Бывает, – повторила она чуть слышно.

Она стояла лицом к морю, и ветер развевал ее огненные волосы, так что они походили на щупальца огромной медузы.

Харри раньше и не подозревал, что медузы бывают такими красивыми.

4

Городок Нимбин, Коре Виллок и Элис Купер

Самолет приземлился в Брисбене, когда у Харри на часах было одиннадцать, но стюардесса по громкой связи настаивала, что всего десять.

– Здесь, в Квинсленде, время не делят на зимнее и летнее, – объяснил Эндрю. – Были настоящие политические баталии, но в итоге фермеры собрались на референдум и высказались против.

– Такое чувство, что это большая деревня.

– Вроде того. Еще недавно парней с длинными волосами сюда просто не пускали. Это было запрещено.

– Шутишь?

– Квинсленд – особая статья. Скоро отсюда погонят бритоголовых.

Харри улыбнулся и провел рукой по бритому затылку.

– Что еще?

– Да, если ты привез с собой марихуану, оставь ее лучше в самолете. В Квинсленде к наркоманам относятся строже, чем в остальных штатах. Неудивительно, что фестиваль «Аквариус» проводили именно здесь – прямо на границе с Новым Южным Уэльсом.

Первой их целью было найти машину. В конторе по прокату оказалась свободной и исправной только одна.

– Зато в Квинсленде есть места вроде острова Фрэзер, где познакомились Ингер Холтер и Эванс Уайт. По большому счету остров этот – просто огромный пляж, но есть на нем и тропический лес, и озера с чистейшей в мире водой. А песок до того белый, что пляж кажется мраморным. Такой песок называют силиконовым – из-за повышенного содержания кремния. Из него можно сразу лепить компьютеры.

– Страна изобилия, верно? – Парень за стойкой протянул ключ.

– «Форд эскорт»? – Эндрю в задумчивости потер нос, но потом все-таки согласился, спросив только: – Неужели они еще существуют?

– Особое предложение, сэр!

– Не сомневаюсь.

Солнце добела раскалило Тихоокеанское шоссе, и построенные из стекла и бетона небоскребы Брисбена светились, как хрустальная люстра.

– Красиво, – сказал Харри. – Так правильно и чисто. Как будто этот город кто-то нарисовал.

– Ты недалек от истины. Брисбен в общем-то молодой город. Не так давно здесь было просто большое село со стотысячным населением. Если хорошенько приглядеться, у местных до сих пор ноги колесом. Сейчас город похож на подновленную кухню в крестьянском доме: блестящий, броский и деловой. А вокруг бродят задумчивые коровы.

– Ты нарисовал симпатичную картину, Эндрю.

– Не выпендривайся.

Они ехали по шоссе на восток. Вокруг простирались зеленые холмы, перемежавшиеся лесом и возделанными полями.

– Добро пожаловать в австралийскую деревню, – объявил Эндрю.

Миновали пасущихся коров, проводивших их безразличным взглядом.

Харри рассмеялся.

– Что еще? – спросил Эндрю.

– Видел карикатуру Ларсона[13], где две коровы стоят на задних ногах, разговаривают, курят и одна кричит: «Осторожно, машина!»?

Пауза.

– Кто такой Ларсон?

– Ладно, проехали.

Мимо проносились низенькие деревянные домики, непременно с верандами, сетками от комаров и пикапами перед дверью, меланхоличные рабочие лошади с широкими крупами, пасеки и блаженствующие в грязи свиньи. Дорога становилась все уже. Перевалило за полдень, когда они остановились на заправку в маленьком городке. Если верить вывеске, он назывался Юки и уже два года претендовал на звание самого чистого города в Австралии.

– Ну и ну! – воскликнул Харри, когда они приехали в Нимбин.

Центр города (около ста метров) был разукрашен во все цвета радуги. Харри увидел персонажей, знакомых ему по фильмам Чича и Чонга.

– Это же семидесятые! – выдохнул он. – Смотри, там стоит Питер Фонда и обнимается с Дженис Джоплин.

Они медленно поехали по улице, провожаемые застывшими взглядами изображений.

– Фантастика! Не думал, что такие места еще существуют. Умереть со смеху!

– Почему? – спросил Эндрю.

– Тебе это не кажется забавным?

– Может быть, – пожал плечами Эндрю. – Сегодня, конечно, легко смеяться над этими чудаками. Я знаю, что ребята, которые верили во flower-power generation[14], были дуралеями, они только и делали, что бренчали на гитарах, читали стихи собственного сочинения и трахали друг друга. Что организаторы фестиваля в Вудстоке разгуливали, нацепив галстуки, и давали смехотворные интервью, над наивностью которых потешаются до сих пор. Но еще я знаю, что без их идей наша жизнь была бы совершенно другой. Может, сегодня такие лозунги, как «мир» и «любовь», кажутся затертыми, но мы, те, кто вырос в то время, в них верили. Всей душой.

– А не староват ты был для хиппи, Эндрю?

– Да. Староват. Я был опытным и коварным хиппи, – улыбнулся он. – Но скольким девочкам дядя Эндрю открыл двери в волшебный мир любви!

Харри похлопал товарища по плечу.

– Старый развратник, мне-то казалось, ты только что толковал про идеализм.

– Это и был идеализм! – возмутился Эндрю. – Не мог же я доверить эти нежные бутоны какому-то неуклюжему прыщавому подростку, чтобы девушка до конца семидесятых страдала от душевной травмы.

– Так вот в чем важнейший вклад семидесятых в развитие общества?

Эндрю покачал головой:

– Дух, приятель. Это наш дух. Дух свободы. Веры в человека. В возможность построить что-то новое. Пусть Билл Клинтон заявляет, что в то время не курил марихуану, – он вдыхал тот же воздух, тот же дух, что и все мы. А это как-то влияет на то, кем ты станешь. Черт возьми! Нужно было вообще не дышать, чтобы не вдохнуть частичку того, что витало в воздухе! Так что смейся, Харри Хоули. Через двадцать лет, когда забудутся клёши и глупые стихи, мысли того поколения предстанут совсем в другом свете, попомни мои слова!

Но Харри все равно рассмеялся:

– Не обижайся, Эндрю, но я принадлежу к уже другому, следующему поколению. И как вы смеялись над узкими рубашками и бриллиантиновыми проборами пятидесятых, так и мы смеемся над вашими «махатмами» с цветами в волосах. Думаешь, современные подростки не смеются над такими, как я? Так было всегда. Но здесь, кажется, семидесятые затянулись?

Эндрю махнул рукой:

– Думаю, у нас в Австралии просто очень хорошие почва и климат. Движение хиппи никогда не исчезало – оно изменилось, влившись в Новую эру. В любой книжной лавке хотя бы одна полка отводится для книг об альтернативном образе жизни, целительстве, контакте с внутренним «я» и о том, как избавиться от вещизма и жить в гармонии с самим собой и окружающим миром. Но разумеется, не все курят травку.

– Нет, Эндрю, это не Новая эра. Это старые добрые обкуренные хиппи, ни больше, ни меньше.

Эндрю выглянул в окно и усмехнулся. На скамейке у дороги сидел человек с длинной седой бородой и в куртке и на пальцах показывал им букву V – знак победы. Рядом была вывеска с изображением старого желтого вагончика хиппи и надписью «Музей марихуаны». И ниже – маленькими буквами: «Вход один доллар. Если нет таких денег, все равно заходи».

– Местный музей наркоты, – объяснил Эндрю. – В основном барахло, но есть пара интересных фотографий из мексиканской поездки Кена Кизи, Джека Керуака и других бравых ребят, которые экспериментировали с галлюциногенными наркотиками.

– ЛСД тогда считали безопасным?

– И секс тогда был безопасным. Славное было времечко, Харри Хоули. Тебе бы понравилось.

Остановившись в начале главной улицы, они вышли из машины и повернули обратно. Харри снял полицейские очки «рэй-бен» и постарался ничем не походить на стража порядка. Денек в Нимбине, очевидно, выдался тихий, и Харри с Эндрю шли сквозь строй торговцев, кричащих: «Хорошая травка!», «Эй, ребята, лучшая травка в Австралии!», «Травка из Папуа – Новой Гвинеи, уносит только так!»

– Папуа – Новой Гвинеи! – фыркнул Эндрю. – Даже здесь, в столице марихуаны, некоторые воображают, будто за границей травка лучше. Хочешь совет? Покупай австралийскую!

Сидящая на табурете перед «музеем» беременная, но все равно тощая женщина помахала им рукой. Ей могло быть от двадцати до сорока. Одежда просторная и цветастая, причем рубашка застегнута только на верхние пуговицы, так что виден круглый, с туго натянутой кожей живот. Харри показалось, что он ее уже где-то видел. Зрачки сильно расширены, поэтому сомневаться не приходится: на завтрак было что-то покрепче марихуаны.

– Looking for something else?[15] – спросила она, видя, что парни вовсе не собираются покупать марихуану.

– Н-нет… – начал Харри.

– Acid. Кислота. Хотите ЛСД? – Она наклонилась вперед и говорила быстро и настойчиво.

– Нет, ЛСД мы не хотим, – тихо и уверенно ответил Эндрю. – Мы здесь за другим. Ясно?

Она продолжала сидеть, уставившись на них. Эндрю уже собрался идти дальше и потянул за собою Харри, но женщина вдруг вскочила с табуретки (необычайно резво для беременной) и ухватила Эндрю за рукав.

– Хорошо. Но не здесь. Встретимся в пабе через дорогу. Я подойду минут через десять.

Эндрю кивнул, и женщина с круглым животом быстро зашагала вниз по улице в сопровождении маленького щенка.

– Знаю, о чем ты думаешь, Харри. – Эндрю зажег сигару. – О том, что нехорошо обманывать сердобольную мадам: мол, нам нужен героин. И что в ста метрах отсюда – полицейский участок, где мы можем все разузнать об Эвансе Уайте. Но у меня есть чувство, что так пойдет быстрее. Пойдем глотнем пива и посмотрим, что из этого всего выйдет.

Через полчаса в почти пустой бар зашла та самая сердобольная мадам в сопровождении парня, на вид такого же запуганного, как и она сама. Парень смахивал на графа Дракулу в исполнении Клауса Кински: весь в черном, бледный и тощий, с синими кругами вокруг глаз.

– Вот это забота о покупателях, – прошептал Эндрю. – Самолично проверять качество товара.

Сердобольная мадам и «Дракула» торопливо приблизились к столику. «Вампиру» явно не хотелось проводить много времени при свете дня, поэтому он сразу перешел к делу:

– Сколько заплатите?

Эндрю демонстративно продолжал сидеть к нему спиной.

– Мне лишних ушей тут не надо, – бросил он, не оборачиваясь.

«Дракула» зыркнул на сердобольную мадам, и та, сделав недовольное лицо, удалилась. Очевидно, она получала с каждой сделки какую-то долю, и, как большинство наркоторговцев, они с «Дракулой» не особо друг другу доверяли.

– У меня с собой ничего нет, а если вы копы, я вам яйца отрежу. Покажите сначала бабки, и я вас кое-куда отведу. – Он говорил быстро и нервно, а глаза у него беспрестанно бегали.

– Далеко? – осведомился Эндрю.

– It’s a short walk but a lo-ong trip[16], – и он коротко осклабился.

– Ладно, хватит. Заткнись и сядь, – приказал Эндрю и показал ему полицейский значок.

«Дракула» ошарашенно посмотрел на него. Харри встал и сунул руку за спину, будто собираясь достать из кобуры пистолет. Но «Дракуле» не захотелось проверять, есть ли у него оружие. Он послушно плюхнулся на стул перед Эндрю.

– Что за беспредел? Я ж говорю, у меня ничего с собой нет!

– Полагаю, ты знаком с местным шерифом и его помощником? Они, думаю, тоже с тобой знакомы. А вот знают ли они о том, что ты занялся «большой дурью»?

«Вампир» пожал плечами:

– А кто тут говорил о «большой дури»? Я думал, вы за травкой…

– Ну еще бы. О «герике» никто и не заикался. И не заикнется, если ты потрудишься кое-что нам рассказать.

– Да вы рехнулись? Стану я башкой рисковать и стучать только потому, что два нездешних копа, у которых ничего на меня нет, вламываются и…

– Стучать? Мы встретились, не смогли договориться о цене на товар, и все. К тому же у тебя есть свидетель – она подтвердит, за каким делом мы явились. Если будешь паинькой, больше нас не увидишь. Мы вообще здесь больше не появимся.

Эндрю закурил, щурясь, посмотрел на бедного «вампира» и выпустил дым ему в лицо.

– А вот если не будешь паинькой, мы выйдем отсюда с полицейскими значками на груди. Потом тут кого-нибудь арестуют, и сомневаюсь, что после этого к тебе станут лучше относиться. Не знаю, как часто здесь, как ты выразился, отрезают яйца стукачам, potheads[17] – обычно ребята мирные. Но они ведь кое-что про тебя знают, и я не удивлюсь, если в один прекрасный вечер к тебе завалится шериф с обыском – так, ни с того ни с сего – и перевернет все вверх дном. Potheads не любят конкурентов, торгующих тяжелыми наркотиками. К тому же стукачей. А что тебе светит, если у тебя найдут столько героина, думаю, ты знаешь.

Он снова пустил дым в лицо «Дракуле». Не каждый день выпадает такое удовольствие, подумал Харри.

– Итак, – сказал Эндрю, так и не дождавшись ответа. – Эванс Уайт. Где он? Кто он? И как его найти? Ну!

«Дракула» затравленно огляделся. Большая голова со впалыми щеками и тонкая шея делали его похожим на грифа, который присел полакомиться падалью, но боится, как бы не вернулись львы.

– Это все? – спросил он. – Или еще что-нибудь?

– Больше ничего, – бросил Эндрю.

– А откуда мне знать, вдруг вы вернетесь и потребуете чего-нибудь еще?

– Ниоткуда.

«Дракула» кивнул, будто именно такого ответа и ждал.

– Хорошо. Он пока не бог весть какая шишка, но, слышал, идет в гору. Работал на мадам Россо, здешнюю королеву марихуаны, а сейчас вот открыл свое дело. Травка, ЛСД… морфий, наверное. Травка у него та же, что и у нас всех, местная. Но у него в Сиднее какие-то свои связи. Он возит травку туда, а оттуда привозит дешевую и хорошую кислоту. ЛСД сейчас особо ценится.

– А разве не экстези и героин?

– С чего бы? – скривился наркоторговец.

– Ну, так обстоят дела там, откуда я приехал: считается, что половина английских подростков старше шестнадцати после волны «хауса»[18] пробовали экстези. А после фильма «На игле» героин стал наркотиком номер…

– Что? «Хаус»? «На игле»? – «Вампир» непонимающе уставился на него.

Харри уже замечал, что о последних событиях в мире наркоманы не имеют ни малейшего представления.

– Как можно найти Эванса? – потребовал Эндрю.

– Он часто бывает в Сиднее, но на днях я видел его здесь. У него есть сын. От телки из Брисбена, которая раньше тут ошивалась. Не знаю, где она сейчас, но сын живет у папаши, тут, в Нимбине.

И он вкратце рассказал, как найти дом Эванса.

– Какой из себя этот Уайт? – продолжал Эндрю.

– Да как бы объяснить… – Вампир почесал гладкий подбородок. – Смазливый придурок. Кажется, теперь это так называют.

Ни Эндрю, ни Харри понятия не имели, как это теперь называют, но оба понимающе кивнули.

– Общаться с ним легко, но не завидую его девушке, если вы понимаете, о чем я.

Оба непонимающе помотали головами.

– Он ведь бабник и одной телкой не довольствуется. Бабы его вечно скандалят – кричат и орут. И никто не удивляется, когда какая-нибудь из них ходит с фингалом.

– Хм. Ты не знаком с одной норвежкой, блондинкой по имени Ингер Холтер? На прошлой неделе ее труп нашли в заливе Уотсона в Сиднее.

– Да? Ни разу о ней не слыхал. – Газет он, видно, тоже не читал.

Эндрю затушил сигару. Они с Харри встали.

– Я точно могу рассчитывать на ваше молчание? – недоверчиво спросил «Дракула».

– Конечно, – ответил Эндрю и направился к выходу.

Полицейский участок тоже располагался на главной улице, метрах в ста от музея, и походил на обычный жилой дом. Однако вывеска, пусть и убогая, ясно указывала, что это именно полицейский участок. Внутри, в просторной комнате, за огромными столами сидели шериф и его помощник. Кроме того, в помещении обнаружились диван, кофейный столик, телевизор, премилая коллекция комнатных растений в горшочках и в уголке – книжная полка, на которой стояла кондовая кофеварка. В довершение всего занавески в мелкую клеточку делали полицейский участок как две капли воды похожим на норвежский дачный домик.

– Good day[19], – поприветствовал коллег Эндрю.

Харри вспомнил, как в восьмидесятых то же самое сказал американским телезрителям тогдашний премьер-министр Норвегии Коре Виллок. На следующий день норвежские газеты обрушились на премьера, заявляя, что тот позорит страну своим скверным английским.

– Good day, – ответили шериф и его помощник, которые норвежских газет, очевидно, не читали.

– Меня зовут Кенсингтон, а это – Хоули. Полагаю, вам звонили из Сиднея? Объяснили, кто мы и зачем приехали?

– И да и нет, – ответил тот, кто, по-видимому, был шерифом, бодрый загорелый мужчина лет сорока, с голубыми глазами и крепким рукопожатием. Харри он напомнил папашу из «Скиппи» или какого-нибудь другого сериала, этакого надежного, принципиального и славного австралийского героя. – Мы так до конца и не поняли. Вы, кажется, хотите найти одного типа, но не желаете, чтобы мы его арестовали и отправили к вам? – Шериф встал и подтянул брюки. – Боитесь, мы сядем в галошу? Думаете, здешняя полиция работать не умеет?

– Ничего подобного, шеф. Просто мы знаем, с этой марихуаной у вас своих забот по горло. Вот и решили сами заняться этим делом. Чтобы вас лишний раз не беспокоить. У нас есть адресок, и мы только хотим задать парню пару вопросов.

– Что Сидней, что Канберра – без разницы, – проворчал шериф. – Отдаете приказы, шлете своих людей, нас даже в известность не ставите. А на кого потом все шишки валятся?

– Вот-вот, – поддакнул со своего места помощник.

Эндрю кивнул:

– И не говори. У всех такая же беда. Куда ни посмотри, нигде начальство носа на улицу не сунет. Вот и нами, оперативниками, заправляют какие-то канцелярские крысы с посредственными дипломами юристов и заветной мечтой о повышении по службе.

Харри поспешно кивнул и печально вздохнул в подтверждение его слов.

Шериф недоверчиво посмотрел на них, но лицо у Эндрю было непроницаемо честным, и в конце концов провинциальный блюститель закона радушно предложил гостям по чашечке кофе.

– Из этого агрегата? – Харри кивнул на огромную кофеварку.

Шериф окончательно уверовал в порядочность своих гостей.

– Готовит литр кофе в минуту, – гордо сказал он и добавил краткий технический комментарий.

После пары чашек они пришли к выводу, что «Медведи», команда Северного Сиднея по регби, – жуткие снобы, а Юхан Косс, дружок пловчихи Саманты Райли, – отличный парень.

– А вы видели в городе лозунги демонстрантов? – спросил помощник шерифа. – Людей призывают пойти завтра на посадочную площадку и разломать наш вертолет. Мы, мол, не имеем права фотографировать частную собственность. А вчера пятеро приковали себя к нему, так что вылететь удалось только к вечеру.

Шериф и его помощник усмехнулись. Значит, они еще не сломлены.

После очередной чашечки кофе Эндрю и Харри встали, сказали, что пора бы побеседовать с этим Эвансом Уайтом, и, пожав блюстителям руки, поблагодарили за кофе.

– Кстати, – обернулся Эндрю в дверях. – Я тут выяснил, что кое-кто у вас в Нимбине промышляет героином. Такой тощий парень с черными волосами. Похож на вампира на диете.

Шериф вскинул брови:

– Героином?

– Это, наверное, Мондейл, – предположил его помощник.

– Мондейл, чертов выродок! – выругался шериф.

Эндрю взял под козырек, хотя козырька, конечно, никакого не было.

– Просто подумал, что вам будет интересно узнать.

– Ну, как поужинал со свидетельницей из Швеции? – спросил Эндрю по дороге к дому Уайта.

– Неплохо. Специй было многовато, а так – ничего, – небрежно ответил Харри.

– Дубль два, Харри. О чем вы разговаривали?

– О разном. О Норвегии и Швеции.

– Ну-ну. И кто победил?

– Она.

– А что есть в Швеции, чего нет у вас в Норвегии? – поинтересовался Эндрю.

– Ну, для начала, у них есть пара хороших кинорежиссеров. Бу Видерберг, Ингмар Бергман.

– А, кинорежиссеров, – хмыкнул Эндрю. – Их везде полно. А вот Эдвард Григ – только у вас.

– Ого, я и не знал, что ты интересуешься классической музыкой. Кроме всего прочего.

– Григ был гением. Возьми, к примеру, вторую часть его Симфонии до минор, там…

– Извини, Эндрю, – прервал его Харри. – Я в детстве слушал панк-рок и из симфоний лучше всего помню «Йес» и «Кинг Кримсон». Я не слушаю древнюю музыку, понимаешь? Все, что исполняли до тысяча девятьсот восьмидесятого, – каменный век. У нас в Норвегии есть группа «DumDum Boys», так вот они…