Жена моего мужа Донцова Дарья

Глава 6

Домой я ввалилась около девяти вечера, голодная, потная и злая. В гостиной, мирно переговариваясь, сидели свекрови. В руках у них поблескивали крючки. Надо же, нашли общий язык. И та, и другая увлекались вязанием дурацких беленьких салфеточек из катушечных ниток.

– Поздно как приходишь, – заметила Нина Андреевна.

– Кстати, Маша смотрит абсолютно неподходящий для ее возраста фильм, – наябедничала Римма Борисовна.

– Дети сейчас окончательно распустились, а матери только о работе и думают, – вздохнула свекровь номер два.

– Мы своих сыновей в строгости держали, – согласилась с ней свекровь номер три.

Внимательно глядевший на них Снап тихонько гавкнул. Нина Андреевна сунула руку в жестяную коробку с печеньем и с умилением запихнула жирное, сдобное лакомство в подставленную раскрытую пасть. Тут же подлетел Банди и был наделен таким же угощением.

– Кстати, – сообщила Римма Борисовна, – там у Аркашки сидит какой-то мужчина, вроде твой приятель. И скажи мне, ты обращала внимание на желудок сына? За обедом он съел только салат из огурцов, так недалеко до гастрита. Я тебе дам почитать вырезки из газеты «Здоровье» на эту тему, страшно интересно.

– Да она сама отвратительно питается, – вступила Нина Андреевна, – вечно кусочничает и детей не научила по-нормальному обедать. И мне кажется, нельзя разрешать девочке гонять на мотоцикле. Это так вульгарно!

Мило улыбаясь в лицо гарпиям, я стала задом пятиться к двери. Нет, две свекрови сразу – это слишком, никакая нервная система не выдержит.

В кабинете у Аркашки сидел Александр Михайлович. В руках он держал какие-то документы. Я отметила, что перед ним стоят пустая тарелка, усеянная крошками, и нетронутая чашка с непонятной жидкостью светло-коричневого цвета. Легкий смешок вырвался из груди – Кешка угощает полковника «фирменным» напитком. Сын великолепно разбирается в винах и совершенно не умеет готовить кофе. Такого мерзопакостного пойла не удается сделать никому. Аркашка пребывает в счастливой уверенности, что для полной кофеварки достаточно одной чайной ложки молотого кофе. Чтобы придать «кофе» вкус, он щедро сыплет туда сахар и от души доливает молока. Получившуюся жидкость отказывается употреблять даже всеядный Банди.

– Мать, – провозгласил Аркадий, – полковник приехал поговорить о деле Полянского.

Я вздрогнула и с укоризной посмотрела на сына: предатель, взял и растрепал об убийстве! Полковник как ни в чем не бывало мило улыбался и ласково пощипывал Хуча за жирные складки на спине. Мопс блаженно щурился.

Александр Михайлович – старый и верный друг. Много лет тому назад я, нищая преподавательница французского языка, польстилась на дополнительный заработок и нанялась почасовиком в Академию Министерства внутренних дел. Платили там просто отлично и, что было очень немаловажно по тем временам, давали богатый продуктовый набор. Именно с тех пор зефир в шоколаде носит в нашем доме название «милицейский».

Группа курсантов подобралась редкостная. Пятнадцать ничего не понимающих в языке молодых людей. Они великолепно успевали по своим полицейским наукам, но французский стал для них настоящим камнем преткновения.

– Уж лучше неделю в засаде сидеть, чем учить ваши неправильные глаголы, – признался один из слушателей в момент откровенности.

Чем ближе подкатывал экзамен, тем яснее становилось, что основная масса студентов его просто не сдаст. Ладно бы, принимай я экзамен одна. Поставила бы всем четверки, кто проверять станет? Но ректор МВД повелел собрать комиссию. Мои «французы» от страха потеряли последние шаткие знания. Тогда и решились на обман. Каждый получил по одному билету и вызубрил его назубок. Я же обязалась сделать так, чтобы они сумели отыскать в общей куче нужный листок.

Рано утром комиссия, состоявшая из врача-патологоанатома, преподавателя по стрельбе и милой учительницы математики, уселась за длинный стол. Я пристроилась с торца, тихо радуясь, что никто из проверяющих не владеет иностранными языками.

Когда на пороге появилась первая группа сдающих, быстренько всунула им нужные билеты. Экзамен покатился как по маслу. Курсанты бодро читали тексты и ловко отвечали на грамматические вопросы. Пятерки сыпались словно из рога изобилия. Я успокоилась и слегка расслабилась. И, как выяснилось, зря.

Облом случился в тот момент, когда билет вытянул Александр Михайлович, тогда молодой и кудрявый. Он сел на последнюю парту, и по выражению его лица я поняла: что-то случилось. С милой улыбкой, заглядывая в листочки тех, кто готовился к ответу, подплыла к нему и грозно прошипела:

– Ну?

– Не этот билет учил, – шепнул несчастный, – случайно другой взял.

Да, настоящая катастрофа.

– Слушай, – пробормотала я, – тут никто, кроме меня, французский не знает, прочти как-нибудь текст, а грамматику не спрошу.

Потный курсант приблизился к комиссии и судорожно начал изображать чтение вслух. Как он произносил слова! Aujourd'hui в его исполнении звучало как «аужурдоис», est читалось как «ест», но комиссия осталась довольна: быстро и четко, что еще надо? Махнув рукой, я придвинула к себе зачетку страдальца. И именно в этот момент преподаватель стрельбы воскрес от сна и велел: – Теперь переведите!

Курсант затравленно глянул на меня.

– Ну, – подтолкнула я, – не смущайтесь, я видела, как вы переводили письменно, все абсолютно верно, достаньте листок из портфеля и прочтите нам.

Понятливый слушатель выхватил из кейса какую-то бумажку и начал озвучивать доклад «Патологоанатомическое исследование трупа». Если учесть, что у всех остальных были сказки Шарля Перро, впечатление он произвел потрясающее.

– Какой трудный перевод, – покачала головой учительница математики, – неправильно составлены билеты. Одним – «Красная Шапочка», другим – сложнейший профессиональный отрывок. Идите, молодой человек, вы безусловно заслужили пятерку.

Остается добавить, что на следующий день меня долго ругали за идиотский подбор литературы для перевода.

С тех пор мы нежно дружим. Из стройного кудрявого лейтенанта приятель превратился в полного лысоватого полковника. Но на наши отношения подобная метаморфоза совершенно не повлияла. Оказавшись в Париже, мы моментально позвали его в гости. Полковник приехал и тут же подружился со своим французским коллегой комиссаром Жоржем Перье. Мы с Наташкой недоумевали, как мужчины ухитряются договариваться. Жорж не знает ни одного русского слова, Александр Михайлович с жутким акцентом может выдавить из себя классическую фразу: «Москва – столица СССР».

Но тем не менее они чудненько обсуждали профессиональные вопросы и мило посещали многочисленные парижские кафе. Провожая приятеля в Москву, Жорж принес в аэропорт маленькую корзиночку.

– Пусть собачка напоминает тебе обо мне, – сказал комиссар, – его зовут Хуч, и он похож на меня.

Что верно, то верно. Толстенький, с короткими ножками, английский мопсик удивительным образом походил сразу на обоих полицейских – московского и французского.

Сначала Хучик обретался в холостяцкой квартирке полковника, но милицейского начальника целыми днями не бывает дома. Мопс начал скучать, потом заболел от тоски.

Маша пожалела песика, так Хуч оказался у нас. Ольга дала ему второе имя – Федор Иванович. Покладистый кобелек отзывается на обе клички. Хучика в нашей семье любят все, даже суровые кошки.

В идиллических взаимоотношениях с Александром Михайловичем есть одна – зато какая! – ложка дегтя. Он работает в системе МВД, и в поле его зрения попадают самые разные уголовные дела. Несколько раз ему приходилось допрашивать меня, совершенно официально, с оформлением протокола. Но я ей-богу не виновата, что постоянно ввязываюсь в невероятные истории. Ну судьба такая, планида несчастливая! То нахожу труп на помойке, то ближайшая приятельница умирает внезапно, в самый разгар праздника. И уж совсем не моя вина, что сотрудники милиции не хотят расследовать преступления, а быстренько списывают все на самоубийство или несчастный случай. Правда, в последний раз обещала больше «не путаться под ногами». Но ведь не бросать же Макса в беде.

– Надо же, какая интересная случайность, – принялась я мести хвостом, – именно Аркашку Нина Андреевна наняла адвокатом!

– Просто трагическое совпадение, – подхватил полковник, – если учесть, что дело веду я.

Вот это да! Вот уж не повезло, так не повезло, теперь и шагу ступить не даст без разрешения.

– Дашута, – неожиданно ласково завел приятель, – понимаю твой энтузиазм. Все-таки муж, хоть и бывший. Всегда трудно поверить, что человек, с которым жил рядом, – убийца.

– Он не убивал, – тихо, но настойчиво сказала я.

– Слушай, – начал вскипать приятель, – есть дела, вызывающие сомнения, а есть абсолютно ясные. Полянский готовил убийство заранее, обеспечил алиби. Другое дело, что действовал по-идиотски, попался на глаза соседям, измазал брюки, да еще близкому приятелю сообщил о задуманном.

– Кому? – изумилась я.

– Семену Воробьеву. Знаешь такого?

Еще бы не знать. Бывший одногруппник Макса из Литературного института. Приехал поступать в вуз по рабочей квоте чуть ли не в лаптях. Огромный, белобрысый, с поросячьими глазками и неистребимым провинциальным говорком. В первый свой визит до глубины души шокировал Нину Андреевну тем, что высморкался при помощи пальцев, а потом жеманно обтер руки носовым платком. Но меня отталкивало не отсутствие воспитания и манер, а какая-то всепоглощающая зависть, которую Сеня испытывал к Максу. Доходило до смешного. Стоило Максиму купить не портфель, а рюкзак, как Сенька тотчас же обзавелся таким же.

Семен страстно желал по окончании института остаться в Москве. Макс познакомил его с Аделаидой Кляйн, престарелой девицей, потерявшей надежды на замужество. Получив Аду в жены и приобретя московскую прописку, Воробьев устроился сотрудником в многотиражную газету, издававшуюся на мясокомбинате. Сладкое место по голодным годам. Писатель из мужика так и не получился.

– Семену? – повторила я, недоумевая.

– Да, – подтвердил Александр Михайлович, – вот смотри.

И он протянул мне бумагу.

Так, Семен Владимирович Воробьев, год рождения, адрес, паспортные данные, по существу заданных мне вопросов могу сообщить…

Я читала, и остатки волос становились на затылке дыбом.

Макс приехал к Семену первого июня в довольно сильном подпитии.

На замечание приятеля, что в таком виде лучше не садиться за руль, Максим махнул рукой и сообщил:

– Разобьюсь, и ладно, жизнь надоела.

Всегда радостно слушавший о неприятностях Полянского, Семен принялся допрашивать Макса.

Тот пожаловался на неприятности в бизнесе, сообщил, что наделал долгов. Кредиторы включили счетчик, и теперь Полянский должен продавать квартиру, иначе убьют.

– Так отдай им хоромы, жизнь дороже, – посоветовал участливый дружок.

Но Макс сообщил, что не может этого сделать, апартаменты приватизированы в разных долях на него и жену, а Вероника категорически отказывается жертвовать своей долей.

– Я ее убью, – бесновался Полянский, – просто застрелю, суку!

Он так стукнул кулаком по столу, что часы «Ролекс» свалились с запястья и разбили тарелку. И он принялся размахивать перед носом испуганного Семена «береттой». Воробьев кое-как успокоил буяна. Утром Макс позвонил, извинился, сказал, что, очевидно, водка в мозги ударила. Все у него хорошо, все прекрасно. На том и расстались.

– Теперь понимаешь, что Максим – убийца? – вкрадчиво спросил Александр Михайлович.

– Да, – сказала я.

– Обещай больше не лезть в это дело!

– Хорошо.

– Вот и ладненько, – обрадовался полковник. – А нам с Хучиком дадут чай с пирожными или все твои свекрови съели?

Мы пошли в столовую. Мои руки автоматически наливали чай в чашки и передвигали вазочки с выпечкой, рот произносил какие-то слова, но голова была занята совершенно другими мыслями. Улучив момент, когда полковник и Аркашка включили телевизор и самозабвенно погрузились в ужасы, которые у нас называются новостями, я подсела к Нине Андреевне.

– Жаль, что мы не передали Максу его часы. Он так об этом просил. Хотя, думается, туда лучше попроще вещицу. У него, кажется, «Ролекс»?

– Нет, – сообщила Нина Андреевна, – я же тебе показывала. «Лонжин», безумно дорогие, с бриллиантами, почти тридцать тысяч долларов стоили.

Я в задумчивости принялась откусывать эклер, удивляясь неприятному, картонному вкусу. «Лонжин»! Конечно, помню.

Почему же Семен упомянул, что на запястье Макса болтался «Ролекс»? Перепутал марки? Кто угодно, только не Воробьев. Вот уж кто абсолютно точно знает, что носит Полянский. Небось парень обзавидовался, понимая, что никогда не купит себе такие. Интересно, поеду завтра к Сене и выясню подробности.

Почувствовав спиной чей-то взгляд, обернулась. Александр Михайлович ласково спросил:

– Вкусное пирожное?

– Не очень!

– А ты всегда ешь их вместе с упаковкой?

Я посмотрела повнимательней на выпечку и обнаружила, что одновременно с эклером пытаюсь прожевать и обертку. Так вот почему во рту вкус бумаги! Мило прихихикивая, я попыталась проглотить несъедобный кусок. Полковник тоже приятно улыбался, но глаза его не предвещали ничего хорошего.

Глава 7

Ровно в половине восьмого кто-то постучал в спальню. Я села, тряся гудевшей головой. Вчера до часу читала обожаемую Джоржетт Хейер, потом долго вертелась в кровати.

Дверь распахнулась, и в комнату влетела Маня.

– Все ждут тебя завтракать!

– Меня? Зачем это? До сих пор каждый превосходно пил кофе, когда ему удобно.

– Иди, иди, – хихикнула Маруся, – велено без тебя не подавать.

Недоумевая, я натянула халат и потащилась вниз. За огромным круглым столом восседали домочадцы в полном составе. Нина Андреевна укоризненно покачала головой:

– Пыталась узнать, когда вы завтракаете, но Мария сообщила, что каждый ест в свое время. Ужасно! Трапезничать следует вместе, это сплачивает. Давайте с сегодняшнего дня введем традицию – завтракаем в полвосьмого, обедаем в два, ужинаем в семь. И, пожалуйста, Дашенька, надевай платье, а то в халате как-то неудобно.

– Правильно, – поддакнула Римма Борисовна, – только в нормальной одежде. Мы себе никогда не позволяли появиться на людях распустехами.

Я поглядела на Нину Андреевну. Женщина сверкала красивой укладкой и легким макияжем. Элегантная шелковая водолазка скрывала морщинистую шею. Скажите, пожалуйста, всего одна ночь на новом месте, а какая метаморфоза!

– Дети, – продолжала Нина Андреевна, глядя, как я пытаюсь проснуться, – должны иметь перед глазами положительные примеры. Мой сын, например, стал полноценным членом общества только потому, что отец и я всегда учили его добру.

Ага, и поэтому он теперь сидит в Бутырке по обвинению в убийстве.

– Очень приятно, – продолжала вещать старуха, – что Мария оказалась благоразумной девочкой, сняла джинсы и переоделась. Если она еще согласится не ездить на мотоцикле, будет просто чудесно.

– Мусечка, – тихонько зашептала дочь, – она долго у нас проживет, эта зануда эфиопская?

– Совершенно справедливо, – поддакнула Римма Борисовна, – пока мы здесь, попробуем помочь Даше. Аркашенька, что же ты не ешь геркулесовую кашу? Специально велели вашей кухарке сварить на воде, страшно полезно для печени и желудка. Никаких проблем со стулом!

Кеша уставился на ненавистную кашу. Последний раз сей гадкий продукт побывал у него во рту лет в пять! Зайка хихикнула. Сын со вздохом опустил ложку в скользкую жижу и попробовал проглотить. Лицо парня отразило невероятную муку. Мне стало жаль бедолагу.

– К сожалению, у Кеши аллергия на овес, – сообщила я радостно.

Сын с благодарностью глянул на меня.

– Скажите, какая неприятность, – всплеснула руками Римма Борисовна. – А у Машеньки?

– Тоже, – констатировала я, глядя, как Маруська размазывает ложкой овсянку по тарелке, пытаясь создать видимость ее поедания.

Избавившись от ненавистной каши, домашние повеселели. Римма Борисовна и Нина Андреевна завели длительную дискуссию о пользе ежедневной клизмы. В какой-то момент Полянская отвлеклась и сообщила:

– Кстати, что-то случилось с желудком у Банди. Он плохо покакал, очень жидко.

Стараясь сохранить серьезность, я вылезла из-за стола.

– Обед в два, – заявили в унисон старухи.

– У меня занятие в академии, – быстро нашлась Маруся.

– Не успею приехать, занят в консультации, – развел руками Кеша.

– Очень сложный перевод на лето задали, – вздохнула Зайка, – просижу весь день в библиотеке.

Гарпии уставились на меня. Все мало-мальски приличные поводы уже разобрали, пришлось сказать правду:

– Поеду в Бутырку передавать Максу вещи.