Игра Эндера Кард Орсон Скотт

5. Игры

– Прими мое восхищение. Сломанная рука – это штрих настоящего мастера.

– Все произошло случайно.

– Неужели? А я-то уже объявил тебе благодарность в приказе.

– Это было чересчур. Тот гаденыш чуть ли не в герои выбился. Это могло напрочь сорвать подготовку остальных. Я надеялся, Эндер позовет на помощь.

– На помощь? Я думал, ты больше всего ценишь в нем то, что он сам справляется со своими трудностями. Когда он там, в космосе, столкнется с вражеским флотом, ему никто не придет на помощь, как ни зови.

– Да кто ж мог знать, что чертов сосунок вылетит из кресла и врежется прямо в переборку?

– Еще один красочный пример идиотизма военных. Если бы у тебя были хоть какие-то мозги, ты сделал бы настоящую карьеру. Стал бы страховым агентом, например.

– Можно подумать, ты у нас супермозг.

– Нам нужно свыкнуться с тем, что мы – второй сорт. И что судьба человечества в наших руках. Зато какое восхитительное ощущение власти, не правда ли? В частности, потому, что, если на сей раз мы проиграем, нас просто некому будет критиковать.

– Никогда об этом не думал. Но лучше не проигрывать.

– Посмотрим, как Эндер справится. Если мы его уже потеряли, если он не сможет, кто следующий? Кто еще?

– Я составлю список.

– Заодно подумай на досуге, как спустить Эндера с привязи.

– Я тебе уже говорил. Его нужно держать в полной изоляции. Он должен твердо уверовать, что ни при каких обстоятельствах ему никто никогда ни в чем не поможет. Если он хоть на мгновение заподозрит, что есть какой-то другой выход, более легкий путь, он потерян для нас раз и навсегда.

– Ты прав. Если он вдруг решит, что у него есть друг, – это будет конец.

– Ему можно иметь друзей. Но не родителей.

Когда Эндер появился в комнате, все остальные уже выбрали себе койки. Он остановился на пороге, глядя на единственную незанятую кровать, нижнюю у двери. Потолок был низкий. Эндер мог достать до него, подняв руку. Нижние койки были установлены прямо на полу. Мальчики исподтишка наблюдали, делая вид, будто занимаются чем-то своим. Согласившись на худшее место в комнате, Эндер тем самым провоцировал их на новые издевательства. Это было очевидно, но и поменяться с кем-либо кроватями вряд ли получится.

Поэтому он широко улыбнулся.

– Вот спасибо, – сказал он без всякого сарказма, так искренне, словно ему досталось лучшее место. – А я уж думал, придется кого-то просить, чтобы мне уступили нижнюю койку у двери.

Он сел и заглянул в открытый шкафчик у изголовья кровати. С внутренней стороны дверцы была приклеена инструкция:

ПОЛОЖИТЕ РУКУ НА СКАНЕР, РАЗМЕЩЕННЫЙ В ИЗГОЛОВЬЕ, И ПОВТОРИТЕ СВОЕ ИМЯ ДВАЖДЫ.

Эндер отыскал сканер (лист туманного пластика), положил на него левую руку и произнес:

– Эндер Виггин. Эндер Виггин.

Сканер на мгновение загорелся зеленым светом. Эндер закрыл шкафчик и попробовал открыть его. Не смог. Тогда он снова положил руку на сканер и сказал:

– Эндер Виггин.

Шкафчик распахнулся. Но в нем открылись еще три отделения.

В первом лежали четыре таких же комбинезона, как и тот, что был на нем, плюс один белый, парадный. Во втором отделении оказался маленький комп, совсем как в школе. Значит, с учебой не покончено. А в третьем, самом большом, находилась необыкновенно шикарная вещь. На первый взгляд она напоминала скафандр, настоящий скафандр, со шлемом и перчатками, только не герметичный, не предназначенный для работы в открытом космосе. Костюм был скроен так, чтобы плотно облегать все тело – даже специальная толстая прокладка присутствовала, – а снаружи он был достаточно жестким.

И еще там лежал пистолет. Выглядел он совсем как лазер – с дулом из цельного куска толстого прозрачного стекла. Но вряд ли детишкам выдадут настоящее боевое оружие…

– Это не лазер, – объяснил кто-то.

Эндер поднял голову. Этого человека он раньше не встречал. Молодой. С добрыми глазами.

– …Но испускает достаточно плотный, сфокусированный луч дюйма три диаметром, – продолжал тот. – И бьет как минимум метров на сто.

– А зачем эта штуковина нужна? – спросил Эндер.

– Для одной из игр, в которые мы играем во время отдыха. Кто-нибудь еще открыл свои шкафчики? – Незнакомец огляделся. – Вы должны закодировать свои имена, последовав инструкции внутри на дверце. Без этого вы свои шкафчики открыть не сможете. Здесь вы будете жить весь первый год учебы в Боевой школе, так что выбирайте себе место и осваивайтесь. Обычно мы разрешаем вам самим выбрать старшего офицера и поселить его на нижней койке у двери, но, как я заметил, это место уже занято. Кодировка изменению не подлежит. Так что решайте сами. Обед через семь минут. Пойдете по световым точкам на полу. Ваши цвета – красный, желтый, желтый. Куда бы вас ни хотели направить, это всегда будут красный, желтый, желтый – три точки рядом, и вы должны следовать за ними. Итак, парни, какой у вас световой код?

– Красный, желтый, желтый.

– Очень хорошо. Меня зовут Дэп. На ближайшие несколько месяцев я ваша мама.

Мальчики рассмеялись.

– Смейтесь сколько хотите, но помните. Если вы потеряетесь, заблудитесь в школе, что вполне возможно, не пытайтесь соваться во все двери подряд. Некоторые из них ведут в открытый космос. – (Снова смех.) – Лучше найдите кого-нибудь и скажите, что ваша мама Дэп, и меня сразу отыщут. Или назовите ваши цвета, и вам высветят дорожку, ведущую домой. Если у вас есть проблемы, приходите ко мне, поговорим. Помните: я здесь единственный, кому платят за то, чтобы он обращался с вами хорошо. Но наглеть не стоит. Наглецу я бью по лицу. О’кей?

Все опять засмеялись. Дэп сразу обрел полную комнату друзей. Сердца перепуганных ребятишек нетрудно покорить.

– А теперь скажите, где сейчас низ?

Ему показали.

– Отлично. Но там, куда вы показали, располагается космос. Корабль вращается, и это заставляет вас думать, будто низ – там. На самом же деле пол заворачивает вот так. И если идти в том направлении достаточно долго, то вернешься к тому месту, откуда отправился. Только я не советую. Потому что в той стороне живут учителя, а еще дальше, за ними, – ученики постарше, которые очень не любят, когда всякие залетные шатаются по их владениям. Вы рискуете получить пинок под зад. Впрочем, этих самых пинков вам в любом случае не избежать. Но насчет этого ко мне не бегать, понятно? Тут Боевая школа, а не ясли.

– А что же нам делать? – спросил очень маленький негритенок, занимавший верхнюю койку рядом с Эндером.

– Не хотите, чтобы вас пинали, придумайте сами, как этого избежать. Но предупреждаю: никаких убийств. И членовредительств. Это против правил. Я слышал, по дороге сюда уже имело место покушение на убийство. Правда, дело закончилось всего лишь сломанной рукой. Но если подобное повторится, кое-кого отправят на лед. До всех дошло?

– А что значит «отправиться на лед»? – спросил мальчик с загипсованной рукой.

– Это когда ваше личное дело замораживают. Закрывают. А вас отправляют обратно на Землю. Это значит вылететь из Боевой школы.

Все избегали смотреть на Эндера.

– Так что, парни, пакостничать тут нужно с умом. Намек понят?

Дэп ушел. На Эндера так никто и не посмотрел.

Эндер чувствовал, как откуда-то изнутри поднимается страх. Ему было не жалко того парня, которому он сломал руку. Очень уж тот напоминал Стилсона. И, как Стилсон, уже собирал свою банду, в основном из ребят покрепче. Они сейчас смеялись чему-то в дальнем конце комнаты, и время от времени кто-нибудь из них поворачивался, чтобы глянуть на Эндера.

Эндер всем сердцем рвался домой. Происходившее здесь не имело ничего общего со спасением мира. Теперь у него нет монитора. Он беззащитен. И ему снова придется противостоять банде, только живут они теперь в одной комнате. Снова Питер, но уже нет Валентины.

Страх не покинул его и во время обеда: в столовой никто не подсел к нему. Ребята болтали обо всем понемногу: о большом табло на стене, о еде, об учениках постарше. Эндер мог только наблюдать из своего угла.

На табло светился рейтинг армий. Число побед и поражений, результаты недавних игр. Некоторые из ребят постарше, очевидно, держали пари на результат следующей игры. Ячейки напротив двух армий, Мантикор и Гадюк, сейчас мигали – там должен был высвечиваться счет последней игры, но пока было пусто. Эндер решил, что эти армии, должно быть, играют прямо сейчас.

Затем он заметил, что старшие ребята все делятся по цвету формы. Иногда двое или трое в формах разного цвета заговаривали друг с другом, но, как правило, все старались держаться своих. Залетные, самые младшие – те, что прилетели с Эндером, – и две-три группки мальчишек чуть постарше были одеты в простые голубые комбинезоны. Но старшие ученики, те, кто уже был разделен на команды, одевались куда более ярко. Эндер попробовал угадать, какая форма какой армии принадлежит. С Пауками и Скорпионами было проще всего. Затем он вычислил Пламя и Прилив.

Большой мальчик подошел и сел рядом с ним. По-настоящему большой, лет двенадцати или тринадцати. Совсем взрослый.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – отозвался Эндер.

– Я Мик.

– Эндер.

– Это правда твое имя?

– Когда я был маленький, меня так звала сестра.

– Неплохая кликуха для этого места. Эндер. Финиширующий. Тот, кто все заканчивает.

– Надеюсь.

– Но похоже, Эндер, ты в своей группе за жукера.

Эндер пожал плечами.

– Я заметил, ты ешь совсем один. В каждой залетной команде есть такой. Тот, кого все избегают. Иногда мне кажется, учителя это нарочно подстраивают. Сволочи они. Скоро ты и сам это поймешь.

– Ага.

– Так ты жукер?

– Наверное, да.

– Ну и наплюй. Великое дело. – Он отдал Эндеру свою булочку и забрал у него пудинг. – Ешь калорийную пищу, набирайся сил.

Мик набросился на пудинг.

– А ты? – спросил Эндер.

– Я? Я ничто. Пук в системе кондиционирования. Я всегда рядом, но большую часть времени никто об этом не знает.

Эндер слабо улыбнулся.

– Да, смешно, но это не шутка. Я тут так ничего и не добился. Да и вообще, слишком большой уже. Скоро меня отошлют в следующую школу, но не в Тактическую – это не про мою честь. Видишь ли, лидером я никогда не был, а туда попадают только те, кто может им стать.

– А как стать лидером?

– Эх, если б я это знал, думаешь, сидел бы тут? Вот сколько здесь парней моего возраста ты видишь?

Немного. Но Эндер не сказал этого вслух.

– Мало. Хотя это значит, что не один я пойду на мясо для жукеров. Таких, как я, хватает. А остальные – они все теперь командиры. У всех парней из моей залетной команды теперь собственные армии. Только не у меня.

Эндер кивнул.

– Послушай меня, малыш. Я хочу дать тебе добрый совет. Обзаводись друзьями. Целуй задницы, если потребуется, только так можно стать лидером. Но если тебя начнут презирать… В общем, ты меня понял?

Эндер снова кивнул.

– Не-а, ни фига ты не понимаешь. Все вы, залетные, одинаковы. Ничегошеньки не знаете. Космос в башке. Вакуум. Но стоит в вас чему-нибудь попасть, как вы сразу рассыпаетесь на кусочки. Кончишь, как я, не забудь: кое-кто тебя предупреждал. Это единственное, что я могу для тебя сделать. И больше ничего хорошего ни от кого лучше не жди.

– И чем же я тебя так растрогал? – спросил Эндер.

– Что, сильно умный? Заткнись и жри.

Эндер заткнулся. Мик ему не понравился. И он знал, что ни при каких обстоятельствах не кончит так, как он. Может, учителя планировали для него именно такую судьбу, но Эндер не собирался следовать их планам.

«Я не буду жукером в своей группе, – подумал Эндер. – Не для того я оставил Валентину, маму, папу и прилетел сюда, чтобы меня отправили на лед».

И, поднимая вилку ко рту, он вдруг представил, что вся семья рядом, как раньше, как всегда. Он точно знал, куда повернуть голову и как поднять глаза, чтобы увидеть маму, которая пытается уговорить Валентину не хлюпать. Знал, где сидит отец, уткнувшись в свои новости, но все же притворяясь, будто участвует в беседе. А вон там Питер, который делает вид, что вытаскивает из носа раздавленную горошину. Некоторые шутки у Питера все же были смешными.

Напрасно он о них вспомнил. Эндер почувствовал, как изнутри поднимается плач, и с усилием проглотил комок в горле. Тарелка перед глазами расплывалась.

Нет, плакать нельзя. Участия тут ждать не от кого. Дэп никакая не мать. А любое проявление слабости покажет всем здешним стилсонам и питерам, что этого парня можно сломать. И Эндер сделал то, что делал всегда, когда Питер принимался мучить его, – начал возводить двойку в степень. Один, два, четыре, восемь, шестнадцать, тридцать два, шестьдесят четыре. И дальше, дальше, все дальше, пока числа в голове держатся: сто двадцать восемь, двести пятьдесят шесть, пятьсот двенадцать… На шестидесяти семи миллионах ста восьми тысячах восьмистах шестидесяти четырех он засомневался, ему показалось, что он пропустил ноль. Здесь должны получиться десятки миллионов, сотни миллионов или просто миллионы? Он начал удваивать снова и снова сбился. Надо начать сначала. Надо удваивать, пока сможешь удержать в голове числа. Боль ушла. Слезы высохли. Он не станет плакать…

И он продержался до ночи, до той самой минуты, когда потускнел свет и другие мальчишки начали звать своих матерей, отцов или собак. Только тогда Эндер не выдержал и едва слышно окликнул Валентину. Он слышал, как вдалеке, там, внизу, в холле, звенит ее голосок, видел, как мама подходит к его двери проверить, все ли в порядке, слышал, как отец смеется перед телевизором, и вдруг четко осознал, что этого больше никогда не будет. «Я увижу их снова только в старости, мне будет по меньшей мере двенадцать. Почему я согласился? Почему повел себя как дурак? Ходить в школу – да это же пустяк. Каждый день видеть Стилсона. И Питера. Ну и что? Питер просто маленький мальчик. Я не боюсь его».

– Хочу домой, – прошептал он.

Таким шепотом он обычно кричал от боли, когда Питер мучил его. Этот шепот никому не был слышен, порой даже самому Эндеру.

И непрошеные слезы могли сколько угодно литься на простыню, ведь всхлипы были настолько слабыми, что даже одеяло не дергалось, настолько тихими, что никого не могли потревожить. Но боль была здесь, стояла комком в горле и пеленой перед глазами, горела в груди, жгла лицо. «Хочу домой!»

Дэп вошел в спальню и тихо заскользил между кроватями, тут поправляя свисающую руку, там касаясь чьего-то лба. Но везде, где он проходил, плач не угасал, а становился сильнее. Одного доброго прикосновения в этом пугающем месте было достаточно, чтобы заставить разрыдаться любого. Но не Эндера. Когда Дэп приблизился, слезы высохли. Такую притворную маску он надевал при родителях, когда Питер был жесток с ним, а он не смел это показать. «Спасибо тебе за это, Питер. За сухие глаза и беззвучный плач. Ты научил меня скрывать свои чувства. Сейчас мне это нужно больше, чем когда бы то ни было».

Здесь была школа. Каждый день занятия. Чтение. Цифры. История. Видеозаписи кровавых сражений в космосе, когда морские пехотинцы размазывали свои внутренности по стенке корабля жукеров. Голографические имитации чистых и бескровных звездных битв, когда корабли просто превращались во вспышки света, а истребители ловко уничтожали друг друга в глубокой тьме. Было чему поучиться. Эндер трудился так же напряженно, как все. Все они впервые в жизни участвовали в некоем бою, и впервые в жизни соперниками были одноклассники, по меньшей мере равные им по интеллекту.

Но жили они ради игр. Ради игр, которые заполняли часы между сном и пробуждением.

Дэп повел всех в игровую комнату на второй день. Она находилась на самом верху, куда выше тех палуб, на которых мальчики жили и учились. Они долго поднимались по лестницам туда, где гравитация была слабее, пока наконец не увидели пещеру с зазывно мерцающими огнями.

Некоторые игры были им известны, в такие они играли дома. Были простые игры и трудные. Эндер сразу прошел мимо двухмерных автоматов и направился к голографическим, туда, где парили в воздухе объекты и играли мальчики постарше. Он оказался единственным залетным в этой части комнаты, и время от времени кто-нибудь из старших пихал его в спину: «А ты что тут делаешь? А ну, ноги в руки и низенько над полом отсюда». И он действительно улетал прочь – тут ведь была очень низкая гравитация, – порой довольно далеко, пока кто-то или что-то не останавливало его полет.

Каждый раз, однако, Эндер возвращался, разве что старался сменить позицию, чтобы посмотреть на игру с другой стороны. Он был слишком мал ростом и не видел клавиш, с помощью которых старшие управляли игрой, но это и не имело значения. Он считывал движения игроков по тому, что происходило в воздухе. Видел, как игравшие роют в темноте световые туннели, как корабли противника ищут эти туннели, а отыскав, идут по ним, чтобы уничтожить врага. Игрок мог ставить ловушки: мины, плавающие бомбы, делать мертвые петли, попадая в которые вражеский корабль бесконечно крутился на месте. Некоторые играли очень хорошо. Другие быстро проигрывали.

Эндеру больше нравилось, когда двое играли друг против друга. Им приходилось пользоваться туннелями друг дружки, и вот тут очень быстро становилось понятно, кто из них чего стоит как стратег.

Через час или около того стало скучновато. К тому времени Эндер уже разобрался в правилах игры, вычислил принципы, которыми руководствовался компьютер, и был уверен, что сможет обыграть кого угодно, главное – освоить клавиатуру. Когда противник ведет себя вот так, уходи в спираль; когда ведет себя этак, делай петлю. Заляг у ловушки и жди. Или расставь семь ловушек и замани туда врага. Ничего сложного – играй себе, пока компьютер не перейдет на такой уровень быстродействия, что человеческие рефлексы за ним просто не поспеют. Никакого удовольствия. Ему куда больше хотелось сыграть с другими ребятами. Которые так долго играли с компьютером, что теперь пытаются имитировать его, даже когда играют друг с другом. Думают, как машины, а е как дети.

«Я могу разбить их вот так. А могу вот так».

– Давай сыграем, – предложил он мальчику, который только что выиграл.

– Будь я проклят, это еще что такое? – воскликнул тот. – Жучок или жукер?

– Мы только что приняли на борт груз свежих гномов, – пояснил второй.

– Да, но оно разговаривает! Ты вообще знал, что они умеют разговаривать?

– Понятно, – сказал Эндер. – Боишься, что даже две из трех у меня не выиграешь.

– Выиграть у тебя, – усмехнулся парень, – легче, чем поссать в душе.

– И вполовину не так приятно, – добавил кто-то.

– Меня зовут Эндер Виггин.

– Слушай меня, ты, мелкая рожа. Ты никто. Понял? Никто, въезжаешь? Пока не застрелил своего первого, ты вообще не человек. Дошло?

У сленга больших мальчишек был собственный ритм, и Эндер быстро подхватил его:

– Если я никто, чего боишься? Думаешь, не сделаешь меня в двух из трех?

Теперь уже все остальные начали терять терпение.

– Пришиби этого сосунка по-быстрому, и дело с концом.

Эндер занял место за незнакомой клавиатурой. Его руки были очень малы, но, к счастью, управление оказалось несложным. Чуточку экспериментов – и он разобрался, какие клавиши каким оружием управляют. Корабль передвигался при помощи стандартного крутящегося во все стороны шара. Сначала у Эндера игра шла туго. Его противник, имени которого он все еще не знал, вырвался вперед. Но Эндер быстро учился и к концу играл уже много лучше.

– Доволен, залетный?

– Две из трех.

– Ага, щас. Мы на это не договаривались.

– Ну да, ты разбил меня в моей первой в жизни партии, – ответил Эндер. – Нашел чем гордиться. Попробуй сделать это еще раз.

Они начали вторую партию, и к ее середине Эндер достаточно разобрался в управлении, чтобы продемонстрировать парочку маневров, с которыми его противник явно никогда раньше не сталкивался. Они совершенно не укладывались в привычную схему боя, и он не знал, что делать. Победа далась Эндеру нелегко, но все же он победил.

Большие мальчишки сразу перестали смеяться и подшучивать. Третья игра прошла в полном молчании. Эндер выиграл быстро и уверенно.

Когда игра закончилась, один из старших сказал:

– Пожалуй, пора заменить эту машину. На ней любой олух выиграет.

Ни одного поздравления. Только полное молчание, когда Эндер уходил.

Но ушел он недалеко, просто отошел в сторонку и оттуда стал наблюдать, как следующая пара игроков пытается освоить трюки, которые он им только что продемонстрировал. «Олух, значит? – Эндер внутренне усмехнулся. – Они меня не забудут».

Он чувствовал себя превосходно. Он выиграл, выиграл у тех, кто был старше. Наверное, не у самых лучших, но победа сняла близкое к панике ощущение, что он залез не на свою территорию, что Боевая школа слишком тяжела для него. Оказалось, все, что нужно, – это изучить игру, разобраться, как что работает, а потом можно использовать систему. Или даже улучшить ее.

Но именно времени у него и не было. Ожидание могло обойтись слишком дорого. Мальчик, которому он сломал руку, жаждал мести. Его звали Бернард, как вскоре выяснил Эндер, но свое имя он произносил на французский манер, без последней буквы. Французы славились своим стремлением к исключительности и настаивали на том, чтобы их дети изучали стандартный язык только с четырех лет, лишь после того, как усвоят французский. Акцент делал Бернарда интересным и экзотичным, сломанная рука придавала ему ореол мученика, а его садизм притягивал всех любителей чужой боли.

И Эндер стал их врагом.

Его донимали мелочами: пинали его койку всякий раз, когда входили или выходили в дверь, били под локоть, когда он шел с полным подносом в столовой, ставили подножки на лестницах. Эндер быстро научился не оставлять ничего вне шкафчика. А еще он научился оглядываться по сторонам и быть всегда настороже. Однажды Бернард назвал его Раззявой, и на некоторое время эта кличка прилипла, правда потом об этом забыли.

Порой Эндер очень злился. Не на Бернарда, конечно. Злиться на него было глупо и бесполезно, такова уж была его природа – природа палача. Эндера доводило до бешенства то, как охотно большинство подчинялось этому самому палачу. Они ведь знали, что месть Бернарда несправедлива, это же он первым ударил Эндера, а Эндер только отвечал на насилие, но почему-то все вели себя так, как будто не присутствовали при этом. Так или иначе, при первом же взгляде на Бернарда становилось понятно, что он просто гадина. Куда же все смотрели?

Кроме того, Эндер не был его единственной мишенью. Бернард создавал свое королевство.

Со своей окраины Эндер наблюдал, как Бернард выстраивает иерархию. Некоторым ребятам, полезным ему, он беззастенчиво льстил. Другие охотно становились его слугами и выполняли все желания, несмотря на презрительное обращение.

Но некоторых правление этого некоронованного монарха раздражало.

Эндер внимательно наблюдал за всеми, кто не хотел мириться с властью Бернарда. Шен был малорослым, амбициозным и вспыльчивым. Его легко было поддеть. Бернард быстро обнаружил это и прозвал Шена Червяком.

– Это потому, что он такой ма-аленький, – объяснял Бернард, – а еще он все время извивается. Полюбуйтесь, как он виляет задом при ходьбе.

Шен взрывался, но все только громче смеялись.

– Только посмотрите на его зад! Настоящий червяк!

Эндер ничего не сказал Шену, чтобы никто не подумал, будто он, Эндер, пытается создать собственную конкурирующую банду. Он просто сидел в углу со своим компом на коленях и всем своим видом демонстрировал, будто с головой погружен в занятия.

Вот только занятия эти не имели ничего общего с учебой. Он программировал комп так, чтобы тот каждые тридцать секунд посылал некое сообщение. Сообщение адресовалось всем, было кратким, а главное – метким. Главная сложность состояла в том, чтобы скрыть свое авторство. Только послания учителей были анонимными, а на записках мальчиков автоматически проставлялось имя. Эндер пока не взломал систему защиты школы, поэтому учителем прикинуться не мог, но он придумал другой выход из положения: завел в систему дело несуществующего ученика, которого смеха ради окрестил Богом.

И только когда послание было готово, Эндер попытался привлечь внимание Шена. Тот, как и все остальные, наблюдал за весельем Бернарда и его шестерок. Они сейчас передразнивали учителя математики, который имел привычку вдруг обрывать себя на полуслове, останавливаться и оглядываться с таким видом, будто сошел с поезда не на той станции и теперь не знает, где находится.