Схватка с преисподней Зеленский Александр

2

То был странный день для Виктора Воробьева. ОН ПЕРЕСТАЛ ВИДЕТЬ ЛЮДЕЙ… На улицах города передвигались одни монстры, люди без лиц!.. Он не знал, что думать, что делать. Голова раскалывалась от пустоты. Да, именно так. Казалось, что ее наполнили водородом под самую завязку, как воздушный шарик, и она сию минуту лопнет, взорвется, разлетевшись лоскутками на четыре стороны света. Он не мог сосредоточиться ни на одной дельной мысли. Точнее, нет! Одна мысль все же гвоздем засела у него в голове и постоянно прокручивалась, как заигранная пластинка: «Я схожу с ума!..»

Он сам не знал, как очутился на станции Водники.

Выйдя из вагона электрички, Воробьев прошел несколько десятков метров по путям до железнодорожного моста, а потом… Рыбаки, удившие мелкую рыбешку с парапета набережной, с содроганием увидели, как неизвестный перелез через перила ограждения на мосту и прыгнул с большой высоты вниз…

О самоубийстве Виктора Воробьева я узнал во время приема пациентов в медицинском центре «Панацея», которым руковожу уже несколько лет. Эту печальную весть сообщила по телефону моя бывшая жена Татьяна, у которой давно уже была новая семья, но с которой мы по-прежнему поддерживали дружеские отношения. Дело в том, что Виктор Воробьев был ее родным братом и потому я его хорошо знал.

Здоровенный детина, прошедший огонь и воды, по крайней мере, двух региональных войн, когда служил срочную в пограничных войсках, а теперь старший лейтенант милиции, мастер спорта международного класса по римско-греческой борьбе Воробьев никак не походил на тех хлюпиков-интеллигентов, которые при первых житейских неудачах норовят вскрыть себе вены.

– Татьяна, а ты уверена, что это самоубийство? – уточнил я. – Может быть, имеются какие-то следы, которые могли оставить на месте преступления убийцы?

– Какие там убийцы, Знаменский! – Бывшая супруга всегда называла меня только по фамилии. – Не было и в помине никаких убийц. Все бы тебе в детские расследования играть. – Из-за этих самых расследований, кстати говоря, Таня и оставила меня в свое время. – Витю видели десятки людей. Он зачем-то поехал на электричке по Савеловской дороге, а потом… потом…

Она больше не могла говорить, видимо, спазмы душили горло.

– Он сошел на станции… – подсказал я.

– Водники. А потом бросился с моста в речку… Извини, но я больше не могу об этом! Это такой удар для меня и моей мамы… После гибели отца в шахте мы еще никогда такого не испытывали… Извини, я вешаю трубку!

Отложив все дела, я помчался к матери Виктора, которая переехала в Москву из небольшого городка Новомосковска Тульской губернии и теперь жила в семье дочери возле метро «Октябрьское поле». Но до дома бывшей тещи я так и не доехал, свернул с полпути. Сделав пересадку на другую линию метро, я направился в сторону станции «Савеловская».

Водники встретили меня моросящим дождем и порывистым ветром.

«Топиться в такую погоду… – подумал я. – Нет уж, дудки! Не дождетесь… Хотя это самая невыносимая погода для таких ищеек-любителей, как я! И все же мы еще покувыркаемся, побегаем и попрыгаем!..»

Я поднял воротник своего плаща и спрятался под навес пристанционной торговой палатки. Там я простоял минут десять в ожидании, что дождь вот-вот кончится.

Пока я так стоял, мне припомнилось то, что я знал о жизни Виктора еще до его приезда в Москву. Он любил свой провинциальный шахтерский городок, в котором начал заниматься спортом. Он часто и взахлеб рассказывал мне, как однажды на тренировку к ним в спортшколу пришел сам прославленный полутяж Александр Медведь – трехкратный олимпийский чемпион по вольной борьбе. Он-то и «благословил» его на серьезные занятия спортом, порекомендовал хорошим тренерам из большого спорта. А еще Виктор часто вспоминал, как его отец – метр с кепкой – спокойно поднимал мешок угля одной рукой после трудового дня и тащил его домой. «Здоровый был мужик, хотя по виду и не скажешь», – по-доброму улыбаясь, часто говаривал он.

Наконец дождь перестал сеяться и я решил, что с меня не убудет, если я добегу до моста и вернусь обратно до нового «приступа» непогоды.

Конструкции длинного железнодорожного моста, на который я взошел, гудели и постанывали от ударов ветра. Мимо промчался товарняк, обдав меня с ног до головы водяной пылью, но я на это даже не обратил внимания.

«Вот здесь это и произошло», – подумал я. Откуда мне стало известно, что именно с этого самого места Воробьев бросился в свинцово-мутные воды Клязьменского водохранилища, перешагнув даже не просто мостовое ограждение, а черту, отделявшую жизнь от смерти? Не знаю, но я всегда достаточно точно узнаю места, где недавно произошли несчастья. Бывает, идешь-идешь по дороге в толпе других людей, спешишь по делам и вдруг – раз! – и остановишься, как вкопанный. Тебя толкают, клянут на чем свет стоит, а ты стоишь столбом и видишь, что в этом самом месте несколько часов назад человека ударили ножом в сердце…

Все это началось у меня еще в студенческие годы, когда мы с друзьями часто отправлялись с рюкзаками бродить по Подмосковью, проводя бессонные ночи у костра с песнями под гитару. Именно во время одного такого похода мне и «посчастливилось» очень близко познакомиться с шаровой молнией… Позже, когда я немного очухался, друзья сказали мне, что уже и не чаяли моего возвращения в этот суетный мир, поскольку на лицо были все признаки клинической смерти: отсутствие дыхания, остановка сердца и все такое прочее. Говорят, первое, что я сделал, когда открыл глаза, то указал пальцем на одного из сокурсников по медицинскому институту по прозвищу Лепила и провещал: «Тебе срочно надо показаться врачу-специалисту по поводу начинающегося опухолевого процесса в головном мозге». При этом Лепила так перепугался, что тут же собрал свои вещички и уехал в город. Позднее выяснилось, что я не ошибся с диагнозом, чем, возможно, спас жизнь приятелю…

Я оперся о перила и свесился вниз, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь туманную дымку. Но с такой высоты увидел только гладь воды, будто внизу не гуляла крупная рябь, порожденная северным ветром. Еще я увидел трех рыбаков на берегу, спрятавшихся под мостом от непогоды. Но потом я перестал все это видеть, осознавать. Во мне толчком проросло видение из подсознания, как еще живое человеческое тело, падает вниз. И еще, мельком, уголком своего глаза я заметил чьи-то мертвенно-холодные глаза, безучастно взиравшие на нарочито замедленный полет человека к воде. И когда воды, потревоженные телом, накрыли Виктора с головой, я опять заметил этот взгляд, но на этот раз глаза сияли от радости…

Вот только теперь я понял, что не зря совершил эту поездку. Виктор не сам покончил счеты с жизнью. Его вынудили, заставили это сделать. Кто? С какой целью? На эти и многие другие вопросы мне теперь и предстояло найти ответы.

Для контроля я еще раз ввел себя в состояние экстравосприятия и перед моим внутренним взором снова промелькнули эти холодные глаза. Только теперь в них сквозило некое удивление. Они смотрели прямо на меня, в упор, из небытия… Потом все исчезло. И снова внизу шумел ветер, бились о парапет набережной волны, а рыбаки…

– Эй, мужик! – услышал я голос сквозь шум ветра, обращенный явно ко мне. – Ты тоже пришел топиться?.. Все с ума посходили от пьянки. Иди домой! Проспись! Мужик, ты меня слышишь?!

…Стоя сбоку от автоматических дверей метропоезда и не обращая внимания на входивших пассажиров, я прикидывал свои возможные действия по выяснению обстоятельств, предшествовавших гибели Виктора. «Мне необходимо будет проследить буквально шаг за шагом, день за днем жизнь Воробьева, – думал я. – А начинать надо с визита к Роману Братееву, который когда-то служил вместе с Виктором в Московском уголовном розыске». Воробьев в свое время знакомил нас и потому я мог приехать к нему без предварительной договоренности о встрече. К тому же Братеев жил недалеко от моего дома и это меня особенно устраивало.

Купив в «комке» у метро «Кантемировская» бутылку водки, я свернул к длинному шестнадцатиподъездному дому, возведенному на моей памяти на месте большого оврага.

Братеев «на мое счастье» оказался дома. Он даже не удивился моему приходу, проговорив: «Я уже слышал про Виктора…»

– Надо его помянуть, – сказал я, доставая из кармана плаща бутылку.

– Пошли на кухню, чтобы жену с дочкой не беспокоить.

Мы выпили по сто граммов и больше до конца разговора не притрагивались к бутылке. Я внимательно слушал и запоминал все, о чем рассказывал Братеев.

…Начальник отдела МУРа полковник милиции Касьянов выглядел уставшим и не выспавшимся. Роман даже шепнул Виктору:

– Касьянов вторую ночь в управлении. Нас ему в помощь определили. Состоится важная операция!..

Кроме молодых сотрудников в кабинете находилось еще двое опытных оперов, которых прикрепили старшими к практикантам, пришедших в милицию после увольнения из армии.

– Квартирные кражи одолели, – сетовал полковник, приглаживая редкие курчавые волосы на голове. Это как эпидемия. Представляете, какой расклад? Каждые две минуты на просторах России происходит очередное ограбление квартиры. А через каждые пятнадцать минут случается вооруженное нападение на самих хозяев квартир.

– Это когда преступники застают хозяев дома, – дополнил капитан Вишин, покосившись на стажеров.

– А мне подчас даже странным кажется, что еще попадаются нам в руки невооруженные грабители… – подал голос и старший лейтенант Федоров. – Холодное оружие я уже в расчет не беру. Пистолеты, обрезы охотничьих ружей, а теперь все чаще и чаще автоматы – вот с чем теперь берут квартиры преступники.

– Жулье обнаглело, – согласился полковник, кивнув большой лобастой головой. – Лезут-то они в квартиры почему? Надеются, что хозяева держат доллары в чулках, а не в банках.

– К тому же суды нас крепко подводят, – с кислой миной на лице проговорил капитан Вишин. – Есть, видишь ты, такая статья в новом Уголовном кодексе – скупка краденого. Если ее применять с умом, то за такие «покупки» виновные должны сидеть в тюрьме хорошо и долго. Однако в последние годы что-то не припомню случая, когда бы эта статья оглашалась в судах.

– Это факт! – поддержал его старший лейтенант Федоров. – Известно ведь, что любое ограбление только тогда чего-нибудь стоит, когда есть кому украденное или награбленное сбыть.

Капитан Вишин стукнул кулаком по столу:

– Да я лично знаю в лицо некоторых скупщиков краденого, а что толку!.. Возьмешь их за шкирку, приведешь в суд, но любой самый бездарный адвокат сразу тычет тебе фразу из УК, которая гласит, что наказанию подвергается только тот скупщик, который точно знает, что покупает краденое. Доказать же это практически нереально.

– Невозможно! – поддакнул старший лейтенант.

Вести долгие разговоры «за жизнь» сотрудникам отдела не пришлось. Поступил вызов, и они тут же выехали на место преступления, захватив с собой, хотя и не очень охотно, практикантов.

В машине полковник Касьянов, лично возглавивший концовку сложной многоходовой операции, ввел практикантов в курс дела:

– Мы давно следим за двумя квартирными ворами. Один из наших подопечных «вор в законе». Удалось даже установить, кого и когда они грабанут. Кстати, там наверняка сработал наводчик, хорошо знавший богатую семью. Тут уж никакие металлические двери не спасут, никакие секретные замки не уберегут. Если «законник» пошел на дело – пиши пропало. Он обделает его непременно. В данный момент воры уже в квартире, как нам сообщила «наружка». Нашими людьми блокирован выход из подъезда. Преступников необходимо взять с поличным…

Роман и Виктор непосредственно не участвовали в операции по захвату квартирных воров. Они просто сидели в салоне «Волги» и с любопытством наблюдали за тем, как развивались события.

Все было, как в кинодетективе. Осторожно приоткрылась дверь, из-за нее появился белобрысый парень лет девятнадцати. Не заметив опасности, он снова исчез за дверью, а затем вышел опять, согнувшись под тяжестью набитого до отказа рюкзака. Следом за ним появился высокий мужчина с желтым болезненным лицом и в кепочке-американке, сдвинутой на глаза.

И тут же к подъезду с четырех сторон подскочили оперативники.

Мужчину в кепочке обезоружил опер Федоров. А вот капитан Вишин сплоховал. Молодому вору удалось вырваться из его рук, стукнуть кастетом по голове второго милиционера и скрыться за домом.

Не дожидаясь приказа, Воробьев выскочил из машины и со всех ног бросился догонять беглеца. Вор пытался как можно быстрее достичь противоположного конца улицы, где стоял грузовик. Но оттуда ему навстречу выскочили трое сотрудников милиции. Он резко остановился, выхватил из кармана пистолет и трижды выстрелил в сторону грузовика. Затем он крутанулся на месте и ринулся в ближайшую подворотню.

Воробьев преследовал его минут десять, не давая передышки. Наконец вор окончательно выдохся, забежал в проходной дворик и, спрятавшись за мусорными баками, открыл огонь по Виктору.

Сколько раз уже за свою, в общем-то, недолгую жизнь слышал бывший старшина-пограничник посвист пуль над своей головой! Но то было в горах Чечни и Таджикистана, где он проходил срочную службу. А здесь, в центре Москвы, услышать такое он никак не предполагал. И отвечать ему было нечем. Пока еще младшему лейтенанту милиции, только-только зачисленному в штат, оружия не выдали. И тогда Воробьев решил схитрить и повторить трюк, который проделал однажды в горах Чечни, выкуривая из-за укрытия боевика. Он начал «качать маятник», то появляясь из-за угла дома, то прячась за соседним. Каждый такой «качок» заставлял белобрысого делать два-три выстрела. Когда же, по расчетам Воробьева, у того кончились патроны и он должен был, по крайней мере, перезарядить обойму, Виктор одним броском достиг укрытия, где сидел вор, и ударом ноги выбил у него из рук оружие, а затем передал задержанного подскочившим сотрудникам.

Когда практиканты возвращались в управление, Братеев поинтересовался у Виктора:

– Ты спортом занимаешься профессионально?

– А что?

– Да так! Хватка у тебя, как у истинного профи. Да и тренированность чувствуется. Столько пробежал и не задохся… Хочешь продолжить занятия в нашем «Динамо»?

– А я уже…

– Что «уже»? – не понял Роман.

– Занимаюсь. Скоро на первенство России выступать поеду.

– Иди ты! – не поверил Братеев. – И каким же видом спорта ты занимаешься?

– Борьбой. Выступаю в сборной Москвы в категории «до семидесяти девяти килограммов».

– Так ты тот самый Воробьев… – удивленно проговорил Роман. – Тогда все ясно! Как же я тебя сразу не узнал? Я же видел, как ты месяц назад нашего Гогу сделал. Это была классика!

…Прощаясь со мной, Братеев сказал:

– Александр Григорьевич, хорошо бы вам встретиться с бывшим тренером Воробьева. Он сейчас как раз у нас в «Динамо» работает. А когда мы впервые познакомились с Виктором, он сборную Москвы тренировал. Уникальный мужик!

– Да, я знаю, – сказал я. – Мне о нем Виктор рассказывал. Это Владимир Алексеевич Поддубняк.

– Так точно! – по-военному ответил тот.

Я пожал руку Роману и вышел на лестничную площадку.

«Вот таким образом началась служба Виктора в милиции, – подумал я. – А завтра, прямо с утра, надо будет наведаться к Поддубняку. Попробую побольше узнать о Викторе и его спортивных успехах…»

Думая так, я спустился вниз и, выйдя из подъезда, остановился, чтобы оглядеться вокруг. Не знаю, что подсказало мне отпрыгнуть в сторону. Но только в то самое место, где я только что стоял, врезался самый что ни на есть обыкновенный кирпич.

«Откуда он взялся в крупноблочном доме?» – задался я вопросом, задрав голову вверх. Кирпичу было взяться просто неоткуда. Разве что из воздуха…

Ночью мне привиделись люди без лиц. Точнее, нет. Лица этих людей скрывали маски, белые гипсовые маски с дырками для глаз и рта. Они окружали стройного мускулистого мужчину, в котором я без труда узнал Виктора Воробьева. Он не обращал на них внимания, его взгляд был устремлен поверх их голов, куда-то вдаль. А они, пытаясь привлечь его, размахивали руками, что-то наперебой тараторили, подпрыгивали, отталкивали друг друга…

3

Домой Рафаэль вернулся только на следующий день. Переживания и бессонная ночь отразились на нем так, что жена сразу заметила его осунувшееся лицо, темные круги под глазами.

– Иди, поешь, – сказала она.

– Не хочу, – вяло отмахнулся Рафаэль, скидывая с плеч пальто прямо на руки жены. – Пойду спать…

– А что это у тебя в кармане?.. – спросила Мария Ивановна через пару минут, когда Рафаэль, переодевшись в уютную пижаму, развалился на шикарном двухместном супружеском ложе из дорогого итальянского гарнитура.

Рафаэль открыл глаза и увидел в руках жены трусики их дочери.

– Это Каришины… – сонно пробормотал муж.

– Вижу, что не мои! – грозно сверкнув глазами, повысила голос Мария Ивановна. – Ты чего это себе позволяешь, старый кобелина?!

– Да ты что, Машка?.. – даже привстал на постели Рафаэль. – Это ж я взял их специально, чтобы отнести в милицию…

– Что же не отнес? – сбавила тон жена.

– Замотался с делами… Совсем про них забыл… Понимаешь?

– Не понимаю! – отрезала Мария Ивановна. – О дочери ты должен помнить всегда и всюду при любых обстоятельствах!

– Я о ней всегда помню! – твердо и даже как-то зло проговорил Рафаэль. – И поверь мне, больше ее никто и никогда не обидит!

– Вот как раз об этом нам с тобой и надо поговорить, – сказала Мария Ивановна, теребя девичьи трусики в руках. – Ты понимаешь, что Карише нельзя будет вернуться назад в школу? Пойдут всякие сплетни, слухи. Ей там житья не дадут всякие насмешники.

– Я об этом также думаю. Давай переведем нашу дочурку в другую школу. А что? Это идея! Новые люди, новые впечатления… Мы сможем даже устроить ее в какую-нибудь частную элитную школу в другом конце Москвы.

– Есть предложение получше, – заметила супруга Рафаэля, проходя в спальню и присаживаясь на край кровати.

– Слушаю тебя, – Рафаэль в настоящий момент олицетворял собой само внимание.

– Главврач больницы, где сейчас лежит Кариша, предложил поместить ее в закрытый частный центр для девочек, переживших насилие. Там очень хорошо: индивидуальные занятия, развитие способностей, изучение иностранных языков, а главное – психологические… Как это он сказал? «Психологическая кор-рек-ти-ров-ка», – по слогам произнесла Мария Ивановна трудное для нее слово.

– Об этом мы подумаем, – кивнул Рафаэль.

– Ты, наверное, не все понял… – продолжала жена. – Этот центр ре-а-би-ли-та-ции находится в Англии!

– Ух, ты! Это даже лучше, чем я мог вообразить, – обрадованно улыбнулся Рафаэль. – Я согласен! Слышишь ты? В Англию нашу дочурку – и никаких гвоздей!.. А мать твою немую, – улыбаясь чему-то, добавил он, – мы отправим в деревню к твоей младшей сестре, Василисе Ивановне. Там ей будет лучше…

– Нашел повод, чтобы избавиться от мамы… А что будем делать с милицией? – спустила с небес на землю Рафаэля жена. – Ты им ничего не сообщил, насколько я могла понять? Это им может показаться странным. Ведь врачи из больницы, куда доставили нашу дочку, должны были уже известить компетентные органы о факте изнасилования. Что ты на это скажешь?

– С этим я как-нибудь сам разберусь. Придумаю что-нибудь. Скажу им, например, что не буду требовать возбуждения уголовного дела против насильников. Зачем ломать юношам будущую жизнь? Да и в милиции брать на себя лишнюю работу, думаю, не захотят. Раз нет заявления от родителей потерпевшей, значит, нет и самого преступления…

– Нет, Рафик, что-то тут не так… – недоверчиво покачала головой жена, и это вызвало бурную реакцию со стороны мужа:

– Сколько раз тебе можно повторять, чтобы ты никогда не называла меня этим дурацким именем. Рафаэль я, понятно?

– Что ты орешь, оглашенный?! – завелась в свою очередь Мария Ивановна. – Я тебе дело говорю!

– Молчи, дура! Будешь тут мне еще на мозги капать!

– Ну и черт с тобой! – произнесла жена, резко встав с кровати. – Делай, как знаешь, умник! В одном ты прав, маму, пока у нас все не уладится, мы должны отослать в деревню к Василисе. Там ей будет лучше…

Дядя Петя, как понял впоследствии Лепила, был человеком невредным. Да, он любил хватить лишку под хорошую закуску, посудачить за столом с умным собеседником, пофилософствовать, вспоминая старые времена. А вспомнить дяде Пете было что, ведь он прожил на этом свете семьдесят шесть лет и навидался всякого.

– Я тебе авторитетно заявляю, что прежняя жизнь была куда интереснее, чем нынешняя, – разливая по стаканам водку на кухне своей однокомнатной квартиры, говорил дядя Петя, обращаясь к сидевшему напротив него Лепиле, сразу после того как Тимур, оставив несостоявшегося покойника под присмотром своего старого приятеля, отбыл в Москву по каким-то неотложным делам. – Воздух был куда свежее, вода гораздо вкуснее, а пища значительно здоровее. Вот взять хотя бы водку… И та была лучше! Не в пример этой. Вздрогнули!..

Лепила только отпил из стакана всего один глоток. Дядя Петя же выпил водку всю до последней капли, занюхал ее собственным волосатым кулаком, напоминавшим боксерскую перчатку, и только после этого добавил к уже сказанному:

– Лучше была, зараза! Вот ты не пьешь, а зря. Ты думаешь, почему это дядя Петя все еще живой, коптит на этом свете как старый паровоз-«овечка»? Только благодаря вот этой самой заразе! – И он ласково огладил ополовиненную поллитровку. – Правильно кто-то из древних умников сказанул: «Вино – кровь стариков». Если бы не эта зараза, я бы давно копыта откинул. Конечно, здоровье хреновое, прямо надо сказать! Но все же, все же! Еще не покойник! – И дядя Петя со смехом похлопал себя по жирным телесам, синим от татуировок.

– А ведь у вас цирроз печени… – осторожно заметил Лепила.

– Это почему же? – обиделся хозяин квартиры.

– Сами посмотрите на себя в зеркало. Видите? – спросил Лепила, когда дядя Петя, встав из-за стола, прошел в ванную и стал там себя рассматривать в зеркале, ощупывая свои телеса. – Живот как у девятимесячной роженицы.

– Ну и что такого? Это трудовая мозоль!..

– Да нет, уважаемый! Это циррозная водянка – самый явный признак того, что ваше «депо ядов» уже не справляется с алкогольными токсинами…

– Ах, да! Тимур же говорил, что ты врач, – сказал дядя Петя, возвращаясь за стол.

– Точно, – согласно кивнул Лепила.

– А раз ты врач, то ответь мне на такой вопрос: почему это я совсем спать перестал? Если не выпью, то ни за что не засну. Просто наказание Господне, да и только! – дядя Петя тяжело вздохнул, закатив глаза, а потом продолжил излагать свои жалобы: – Опять же отдышка замучила. Бывалоча, на свой пятый этаж птичкой взлетал, без остановки, а теперь пока доплетусь до квартиры из магазина, десять раз остановлюсь, чтобы отдышаться.

– Надо завязывать с водкой и ложиться в больницу, – посоветовал Лепила, вспоминая, что со вчерашнего дня ничего не ел. Подвинув к себе поближе тарелку с жареной мойвой, он принялся уплетать ее за обе щеки прямо с костями.

– А чего со мной делать будут в больнице? – пригорюнившись, поинтересовался дядя Петя.

– Прокол будут делать.

– Какой еще, прости господи, «прокол»? – не на шутку испугался дядя Петя.

– Ну, жидкость надо выкачать оттуда или нет? – Лепила показал пальцем на живот собеседника и сам же ответил на свой вопрос: – Обязательно надо, а то еще родишь, чего доброго… двойню!

– Шутишь, а еще доктор! – невесело проговорил дядя Петя, наливая себе очередную порцию из поллитровки. – Скажи лучше, ты спец по каким болезням? Чему тебя, так сказать, в институте обучали?

– По специальности я венеролог, а вообще приходилось быть и хирургом, и даже акушером. Всякое бывало в жизни. Особенно когда в армии служил. У нас, понимаешь ли, военная кафедра была. Ну и после окончания вуза пришлось два года в военном госпитале прослужить.

– Да, армия! – протянул дядя Петя, и Лепила сразу почувствовал, что настроение у его собеседника резко улучшилось. – Я, будет тебе известно, армии тридцать лет жизни отдал. Как призвался в том сорок первом, так всю войну в десанте и прокувыркался. Трижды ранен. А как только война закончилась, так стали всех увольнять подчистую. А мне куда идти? В живых никого из родных не осталось, деревню, где родился, фрицы пожгли. Что тут делать? Вот и решил я тогда остаться в армии навсегда. Пошел поступать в офицерское училище. А мне там и говорят: «Тебе образования не хватает, чтобы на офицера учиться!» И точно, я ведь среднюю школу так и не закончил. Тогда мне и предложили стать старшиной курсантской роты в воздушно-десантном училище…

– Это вас в училище так раскрасили? – усмехнулся Лепила, кивая на наколки.

– А, это? Нет, это по глупости. Еще до армии. Я тогда чуть было не загремел под фанфары туда, куда Макар телят не гонял. Впрочем, это все по молодой дурости, – отмахнулся дядя Петя. – Ты лучше популярно мне разобъясни, что это за фигня такая: венерические заболевания? И почему это сейчас по «ящику» только и долдонят: «Безопасный секс, безопасный секс!» А что раньше он был опасный, что ли?

– Что такое венерические заболевания? – переспросил Лепила, устраиваясь поудобнее на стуле. Заморив червячка, он вытер пальцы и губы своим носовым платком, собираясь усыпить хозяина квартиры длинной лекцией, а затем попытаться выбраться из этого места, которое все еще не внушало ему особого доверия. – Во Франции когда-то жил один врач по фамилии Бетанкур. Он и умудрился назвать несколько болезней именем Венеры – богини любви. Но он, на мой взгляд, обидел ее совсем не заслуженно, ведь в половые отношения люди вступают далеко не всегда только по любви…

– Это факт! – согласился дядя Петя, опустошая свой стакан. – Это я помню…

– Вообще-то, венерология изучает четыре болезни: сифилис, гонорею, мягкий шанкр и лимфогранулематоз, который еще называют «четвертой венерической болезнью».

– Что, всего четыре? – подивился дядя Петя. – А как же СПИД? Сейчас все только его и боятся.

– Ну, СПИД выявлен сравнительно недавно. Недаром же его называют «чумой двадцатого столетия». А вот другие венерические болезни, те куда древнее. Тысячу лет назад жил такой ученый Авиценна. Так он в своих трудах уже тогда упоминал о симптомах болезни, сходных с сифилисом. Правда, тогда ее называли «половой чумой». В Средние века эпидемия этой болезни заставляла враждующие армии заключать перемирия.

– Во как! Клин клином…

– А в Россию эту заразу занесли при Иоанне Третьем в пятнадцатом веке. Ее так и назвали «французская болезнь», хотя сами французы пользовались другим обозначением, называя половую чуму «неаполитанской болезнью»…

– Ну, да, это я как раз понимаю! Мол, я – не я и болезнь не моя!.. – поддакнул хозяин квартиры.

– Вам лучше прочитать об этом в популярной книге доктора Знаменского, которая называется «Болезни века». Кстати, я хорошо знаком с автором этой книги. Мы вместе учились, а потом наши дороги разошлись. Но совсем недавно я снова с ним повстречался у одного общего знакомого на похоронах. Доктор Знаменский предложил мне сотрудничество. В общем, если бы не он, то мы с вами сейчас здесь вряд ли бы разговаривали…

Лепила еще долго рассказывал о медицинской науке, которой занимался, о своем друге – докторе Знаменском, писавшем не только научно-популярные книги, но и так называемые «медицинские детективы», издававшиеся в крупнейших коммерческих издательствах, и в результате сумел добиться своего – дядя Петя начал клевать носом. В конце концов, он захрапел прямо за столом, облокотившись на свой здоровенный кулак, больше смахивающий на головку новорожденного ребенка.

«Пора и честь знать, – подумал Лепила, осторожно вставая из-за стола. – Будет гораздо лучше, если я остаток дня и ночь проведу у себя дома. Там можно будет спокойно обмозговать все, что со мной произошло в этот день и попытаться найти ответ на этот непростой вопрос: кто мог меня настолько невзлюбить, что додумался подослать ко мне наемного убийцу?»

Лепила на цыпочках подошел к входной двери и попытался отпереть ее, но не тут-то было – в замочной скважине не было ключа. Видимо, хозяин квартиры куда-то запрятал ключ, чтобы не позволить гостю покинуть его дом без разрешения.

Проклиная все на свете, Лепила вернулся на кухню и снова сел на свое место, скрипнув стулом. Дядя Петя сразу встрепенулся, словно услышал команду дневального: «Рота, подъем!»

– Да! – будто и не прекращал разговора, произнес он. – А после службы в армии я еще работал в Кремле! Вот где интересная была работенка, доложу я тебе. Со всеми, почитай, руководителями партии и правительства за ручку здоровкался. Да! А ты как думал! Вот эту руку самолично пожимал Брежнев. Черненко с Андроповым, правда, не пожимали – слишком гордые были. Да! Но мне что до того? Я же все равно многое мог. О-го-го!

– И кем же вы там трудились? – не скрывая изумления, спросил Лепила. – В каком, так сказать, качестве?

– А это, доктор, секрет. Военная и государственная тайна!..

Больше всего в этой жизни Валет боялся двух вещей: одиночества и алкоголизма. Последнее особенно его беспокоило, поскольку он еще в детстве насмотрелся на то, как его отчим, напившись до полного оскотиневания, лупцевал почем зря и чем попало его родную мать – тихую и богобоязненную женщину, которая предпочла умереть от побоев, но ни словом не обмолвиться даже соседям о том, что ее муж – зверь и садист. Пьяного отчима Валет, хотя нет, тогда его звали просто Аркаша Буков, бандитскую кличку Валет он получил гораздо позже, самолично придушил на следующий же день после того, как собравшаяся немногочисленная родня помянула его мать на сороковинах. Сделал он это легко и просто с помощью подушки-думки, наволочку для которой с красивыми петушками вышивала еще его мать-покойница. Было ему тогда всего пятнадцать лет. С тех самых пор вся его жизнь покатилась под уклон, пошла под откос, полетела в тартарары. Правда, со временем он как-то притерпелся, сумел свыкнуться с тем, что всегда за ним кто-нибудь охотился, гонялся, выслеживал, поскольку постоянно числился в милицейском розыске за самые разные преступления.

За свои тридцать три года Валет добился многого, недаром же некоторые мужики в зоне, бывшие гораздо старше его по возрасту, проникались к нему дикой завистью, так как даже в зоне кореша-уркаганы всегда устраивали его на самые хлебные места и относились к нему, как к авторитетному вору. Но короноваться Валет так и не успел. Чуть-чуть, самую малость не хватило ему сроку во вторую ходку. В общей сложности же он мотал два срока и оба за разбойные нападения. По первому разу он отделался всего тремя годами лишения свободы, а вот во второй раз его закатали на шесть лет как рецидивиста.

При этом нанятый адвокат сказал на последнем свидании перед тем, как Валету этапироваться из следственной тюрьмы в исправительно-трудовое учреждение:

– Тебе, парень, здорово повезло. Сто шестьдесят вторая статья Уголовного кодекса предусматривает в твоем случае лишение свободы на срок до пятнадцати лет с конфискацией. Считай, что в рубашке родился, поскольку тебе дали всего ничего…

Да, тот адвокат был неплохим специалистом, хорошо знавшим свое дело. И Валет отплатил ему добром за добро, сделав тому неплохую рекламу, рекомендуя его своим корешам, временно гулявшим на свободе.

«Структуру» Валет организовал года три назад, когда «выздоровел» от второй ходки. Уж как-то так получилось, что в то время на свободе оказались его самые близкие друзья, с которыми он вместе боролся против ссученных на Колыме. Так уж подгадало, что именно эти проверенные в серьезных делах зэки и создали костяк «структуры», которую возглавил Валет. Четверо из них – Кила, Струг, Стольник и Федька Барин – стали бригадирами и только Васька Буерак остался при главаре за «замполита». Всего же в «структуре» Валета было пять бригад, которые занимались тем, что «следили за конституционным порядком» на нескольких подмосковных рынках, а также «работали крышей» для примерно двух десятков разных коммерческих предприятий, находившихся на территории Юго-Восточного административного округа Москвы.

За четыре бригады, которыми заправляли друзья-товарищи, у Валета душа была спокойна, а вот пятая бригада доставляла ему немало беспокойств. Дело в том, что возглавлял ее Славик по кличке Лось, который еще ни разу не сидел, а тем не менее ставил себя выше совнаркома, вступая в споры даже с самим Хозяином. Но это было бы полбеды, Валет умел прощать молокососов, понимая, что вся их бравада и выпендреж идут только от глупости и неопытности. Лось и вся его «великолепная семерка» возомнили себя непобедимыми героями из какого-то американского вестерна. Дважды они устраивали разборки с местной шпаной и один раз даже открыли стрельбу по каким-то там заморышам из Текстильщиков. Этого Хозяин спустить им никак не мог.

– Эти сучьи дети подведут нас всех под монастырь! – заволновался Валет.

– Не бери в голову, – как мог, успокаивал его «замполит». – Все обойдется!

– Нет, зёма, не обойдется! – жестко проговорил Валет. – Сегодня они «стволами» машут без толку, а завтра руку на нас поднимут. За это надо карать! Каждая гнида должна знать свое место в «структуре», а иначе к ногтю ее – и весь разговор!

– Погодь, спешка хороша только при ловле блох, – не унимался Васька Буерак. – Я сам поговорю с этими отморозками, и если они меня не поймут, тогда делай с ними что хочешь…

– Лады! – неохотно согласился Валет.

Разговор у Васьки Буерака с Лосем не получился. «Замполит» притащился на блатхату побитый и общипанный, как петух перед варкой.

– Прав ты, зёма! Мочить надо этих сученышей беспощадно! Ты только подумай! Они решили к нацменам прибиться…

– От кого узнал? – вскочил с любимой тахты Валет.

– Мокрый настучал.

– А, этот тот самый ублюдок, что у Лося за шестерку ходит?

– Не, Мокрый – наш пацан, свой в доску. Я его еще осенью в свою веру обратил. Он давно за Лосем присматривает…

– Так! И что же? – нетерпеливо стукнул правым кулаком о левую ладонь Валет.

– А то, что Лось на днях встречался с «арами», которые на нашу территорию давно глаз положили.

– Собирай «кворум»! – злобно блеснув глазами, коротко бросил Валет, подумав про себя: «За это я им устрою “проверку на вшивость”. Надо было давно это сделать».

Всю бригаду Лося Валет и его пятерка самых доверенных людей, состоящая все из того же Васьки Буерака, а также бригадиров Килы, Струга, Федьки Барина и Стольника, вооруженных новенькими пистолетами-пулеметами, застала в самом отдаленном месте Кузьминского парка, куда обычно не заходили гуляющие парочки. Там находился полуразрушенный кирпичный дом, построенный еще в прошлом веке, где дирекция парка раньше хранила всевозможный уборочный инвентарь. Теперь же про эту развалюху все забыли, и это место стало любимым для Лося и его людей.

Визит Валета оказался для Лося полной неожиданностью. Он как раз занимался тем, что, сидя за импровизированным столом в кирпичной развалюшке, допивал, причмокивая, пиво из большой пол-литровой кружки, при этом то и дело, прикладываясь к аппетитной спинке вяленого леща. За столом, уставленным пустыми и еще полными бутылками из-под чешского пива, расселась и вся его братва.

– Славик, – тихим голосом позвал Валет, заходя в донельзя захламленное помещение, где пировала молодежь. – Ты, что же, уже меня в упор не видишь?..

– А ты что, голая краля из кордебалета, чтобы на тебя пялиться? – нахально хохотнул Лось. – Смотрите, братки! К нам пожаловал дядя Валет, собственной фигурой. Ну-ка, освободите место Хозяину, чтобы он не устал стоять…

– А ведь я с тобой, Славик, за один стол не сяду, – держа руки в карманах плаща, так же негромко проговорил Валет.

– Это почему же такая ко мне немилость, ваше степенство? – дурашливо раскланиваясь, осведомился Лось.

– Просто ты забыл все, что я для тебя сделал, и продался, как последняя сука, черным. Только и всего…

Славик пожевал губами, обдумывая, как получше ответить Хозяину, но так ничего и не придумал.

– Дружище! – неожиданно заорал один из ближайших корешей Лося по кличке Драченый, который, видимо, уже здорово налакался «ерша». – Валет один на разборки приперся, гадом буду! Замочить его, суку! Делов-то! На раз!..

Драченый, вскочив с места, выхватил из-за ремня ТТ и навел его на Хозяина. Правда, выстрелить он не успел, его прошила очередь из пистолета-пулемета, выпущенная Барином прямо через незастекленное окно. Взвыв от боли, Драченый закрутился на месте, расшвыривая бутылки и кружки со стола, а потом, еще несколько раз дернувшись, застыл на месте, сунувшись мордой в тарелку с очистками от рыбы и креветок.

– Они его пришили! – по-бабьи тонким голосом завизжал Лось. – Они нас всех порешат!

– Нет, – усмехнулся Валет, – сегодня сдохнут только те, кто нарушает наш конституционный порядок!

Сказав это, он ткнул пальцем в сторону Лося и тот тут же, получив свою порцию пуль в грудь из соседнего окна, как-то странно зевнул и рухнул под стол мертвым.

– Остальные могут получить прощение, если, конечно, сумеют доказать свою лояльность… – начал было объяснять Валет жавшимся друг к другу совсем еще молодым пацанам, но его перебила новая очередь со стороны все того же Барина. На этот раз пули настигли бритоголового здоровяка, который тихой сапой попытался достать свой дамский браунинг из-за отворота ботинка, где его хранил, и пустить его в дело.

– Раз, два, три, – посчитал Валет, загибая пальцы левой руки. – Трое! На тот свет пока, прямо без пересадки, отправилось только трое. Хватит, как вы думаете? – вежливо обратился он к позеленевшим от страха мальчишкам, у которых даже и мысли не возникло оказать сопротивление.

– У меня для вас есть кое-какая информация, – тихо произнес один из пятерки по кличке Мокрый, кланяясь, словно японский болванчик.

– Послушаем. Вон отсюда все, кроме Мокрого! – приказал Хозяин.

– К «арам» приехали долгожданные гости, – задыхаясь от усердия, проговорил Мокрый. – Это «ишаки». Они из Душанбе. И прибыли не с пустыми руками. У них партия «стволов» для черных. Лось должен был завтра встретиться с Бабаяном и вместе с ним устроить для «ишаков» хороший стол в одном злачном месте. Туда же соберутся еще несколько черных и пять-шесть шустрых девочек…

– Место и время? – коротко спросил Валет, при этом злобно сжав губы в тонкую полоску.

– Они соберутся в сауне в Южном порту. Там еще плавучий ресторан на бывшем пассажирском судне устроили… Ровно в двадцать два ноль-ноль. Я слышал, как Лось и Драченый сговоривались с Бабаяном…

– Я тебе верю, сынок! И смотри, если хоть что-то ты мне соврал, то я из тебя шашлык сделаю. Можешь мне поверить!

Обычно «мусор» на предприятие Рафаэля привозил Васька Буерак. Вот и на этот раз он сам сидел за рулем «газели», когда машина, миновав проходную, въехала на заводской дворик, где его уже поджидали двое рабочих-бетонщиков из ночной смены.

– Выгружайте, хлопцы! – распорядился Буерак, показывая на кузов, задернутый брезентовым тентом. – А я должен повидать Рафаэля. Он на месте?

– Тю на тебя! Да где ж ему еще быть? – ответил один из рабочих, причем Буерак сразу определил по его акценту, что тот – гастарбайтер с Украины.

Когда Буерак вошел в кабинет начальника цеха, тот говорил по телефону, сделав знак Ваське, чтобы тот немного обождал.

– …Ничего страшного, Машка! – продолжал начатый ранее разговор Рафаэль. – Ты говоришь, он сегодня звонил? Повтори еще раз все то, что он сказал… Спросил, почему семья не подала заявление о насилии? А ты что ответила? Правильно! Всякий мент еще в душу лезть будет! Так и надо! В конце концов, жалко юношей. Им ведь в армию идти… Все правильно сказала, молодчина! Что еще он спросил? Не знаем ли мы, куда подевался бывший одноклассник Кариночки по фамилии Добудько? А кто это такой? Мы его знать не знаем… Ты так и ответила милицейскому следователю? Хорошо! Все правильно сказала, говорю! А, черт! Плохо слышно… Связь ни к черту! Что еще он сказал? Будет возбуждено уголовное дело по факту изнасилования?.. И передано в прокуратуру? Но мы же… Ах, так… Ладно, я со всем этим сам разберусь, не волнуйся. Да. Ты лучше готовь Кариночку к отъезду, как доктор прописал. Ну, все, это уже не телефонный разговор. Да, я задержусь. У меня опять ночная смена. До утра, дорогая!

Рафаэль положил трубку на аппарат и некоторое время о чем-то размышлял, не обращая внимания на вошедшего. Васька же, подсмотревший в прошлый раз то, где находился засекреченный бар, вертелся возле шкафа, пуская в потолок дым от длинной черной сигареты.

– Чего тебе? – наконец повернул голову в сторону Буерака Рафаэль. – Выпить хочешь, что ли?

– Неплохо бы… – облизнулся Буерак.

– Так ты же за рулем, – напомнил Рафаэль, поднимаясь с места.

– Да я много не буду. Так, слегка понюхать…

– И что именно будешь «нюхать»? – съязвил Рафаэль.

– А что есть в меню?

– Сам выбирай! – махнул рукой Рафаэль, у которого не было сейчас настроя говорить даже с таким человеком, как Замполит, являвшимся правой рукой самого Валета. Он нажал на какую-то потайную кнопку за шкафом и тот раскрылся, словно лепестки тюльпана, радуя глаз множеством бутылок с разными этикетками.

– Ух ты, мать моя женщина! – восхищенно причмокнул Буерак. – Прям как в кино!.. Можно, я вот из этой малость лизну, из граненой?

– Это «финка», – пояснил Рафаэль, доставая бутыль с полки, откупоривая и наливая из нее в рюмку Замполита.

– В каком смысле? – не понял Буерак.