Урожденный дворянин. Мерило истины Злотников Роман

Глава 3

В служебном коридоре Саратовской областной психиатрической больницы святой блаженной Ксении стоял густой запах хлорки. Быкоподобный санитар, чья наголо бритая голова напоминала синеватый, обточенный водой камень, усадил Олега на скамью и встал рядом. Санитар помолчал несколько минут, оценивающе оглядывая Олега, затем, не спеша, закатал рукава белого халата, обнажив мощные татуированные предплечья, и лениво выговорил:

– Буйный, значит? Ну смотри. Буянить будешь – я те быстро пятки к затылку подтяну. Тут те не ментовка. Тут – порядок, – голос у санитара был неприятно тонкий, с режущей хрипотцой.

Олег в ответ промолчал. Он смотрел на плакат, прикрепленный к стене напротив: «Насмешки, оскорбления и даже побои персонал обязан сносить безропотно, как проявление болезни пациентов». Полосатая пижама, которую выдали парню после посещения помывочной, ощутимо жала.

Вскоре к скамье подошла медсестра, маленькая и полная, похожая на тумбочку.

– Вставай… пошли, – перебив фразу зевком, сказала она и первая двинула по коридору, обмахиваясь листком бумаги и переваливаясь на ходу с ноги на ногу, как утка.

Сопровождаемый санитаром и медсестрой Олег поднялся на второй этаж больницы. Пахло здесь еще отвратительней – к резкой до свербения в носу вони хлорки примешивались запахи застоявшегося табачного дыма и мочи. Сомнамбулически бродившие по этому коридору люди в таких же, как у Олега, матрасно-полосатых пижамах, при появлении персонала медленно и заученно выстроились вдоль стен, крашенных мутно-зеленой масляной краской. Кому не хватило места у стен – втянулись в палаты. Входные двери в палатах отсутствовали; о том, что они когда-то там были, говорили сохранившиеся на косяках петли.

За поворотом Олегу и его конвоирам преградила путь решетчатая стена от пола до потолка, отсекавшая лежащий впереди участок коридора. Высоко на этой стене, под самым потолком, поблескивала металлическая табличка: «Отделение усиленного надзора». По ту сторону решетки стоял стол с допотопным дисковым телефонным аппаратом.

Санитар громыхнул кулачищем по прутьям запертой на громадный навесной замок двери в центре решетки. Затем шагнул к стене и нажал кнопку звонка. Где-то в глубине полутемного коридора глухо затрещало.

Спустя пару минут из полумрака выплыла невообразимых размеров бабища, завязывая на ходу поясок халата.

– Все гуляем, Зина? – осведомился санитар.

Буркнув что-то невразумительное, исполинская Зина просунула пухлые руки между прутьями и отперла замок.

– В какую? – спросила она, когда Олега ввели в отделение.

– В седьмую, – ответила медсестра, кладя на стол бумажный листок.

Зина протянула санитару ключ с привязанным к ушку грязным обрывком бинта резиновым номерком. В отличие от всей прочей больницы, палаты отделения усиленного надзора были снабжены дверями.

Седьмая палата оказалась последней перед поворотом, через несколько шагов за которым коридор заканчивался тупиком.

Отперев металлическую, снабженную глазком дверь, отличавшуюся от двери КПЗ только тем, что она была покрашена не зеленой, а белой краской, санитар втолкнул Олега в палату.

Парень по обыкновению коротко поклонился, но никто – ни находящиеся в палате, ни санитар – на его поклон никак не отреагировали.

Палата была небольшой, в одно окно (конечно, зарешеченное), на четыре койки. Две койки у окна оказались заняты. На одной лежал похожий на труп иссохший старик с восковым лицом, на другой сидел, несуразно поджав под себя ноги, мужик средних лет, обрюзгло толстый, в грязной и рваной пижаме. Толстяк этот мелко тряс косматой головой и тупо, явно ничего не видя, смотрел прямо перед собой.

Санитар подвел Олега к одной из свободных коек. На крайних продольных скобах этой койки (как и на других койках, впрочем) были закреплены широкие кожаные ремни, по два с каждой стороны – для рук и для ног.

– Ложись, – проговорил санитар и зевнул. – Щас я тебя… зафиксирую…

– Это столь необходимо? – спросил Олег.

– В сопроводилке написано – буйный, – пояснил санитар. – А кто проверять будет, я, что ли? Врачи только в понедельник появятся. А сейчас у нас что? Правильно, суббота. Полежишь немного, отдохнешь… Укольчик тебе сделаем. А к обеду отвяжем. Правила такие в надзорке. Ложись, говорю. Или помочь?

– Не стоит, – сказал Олег и улегся.

Верзила-санитар прикрутил руки и ноги парня к койке. Отступил, вроде как полюбоваться своей работой. И, словно вспомнив о чем-то, цокнул языком:

– На толчок тебя сводить надо было… Прямо из головы вылетело. Ну ладно, потерпишь до обеда.

Отворив незапертую дверь, в палату вошла медсестра со шприцем.

– Мне угодно знать, что это за препарат, – приподнял голову Олег.

– Ишь ты… угодно ему… – безразлично усмехнулся санитар.

– Хлорпромазин, – сказала медсестра.

– Мне угодно знать фармакологические свойства этого препарата, – не отставал Олег.

Медсестра насмешливо посмотрела на привязанного к койке парня:

– Ну, послушай, если угодно. Хлорпромазин блокирует рецепторы допамина в гипотоламусе и ретикулярной формации, контролирует чрезмерную моторную и психическую активность, контролирует мышечный спазм, потенцирует действие анальгетиков, снотворных, алкоголя… Что еще? Обладает также слабым атропиноподобным, антигистаминным, ганглиоблокирующим и хининоподобным действием. Достаточно, сударь?

Санитар хихикнул.

– Я вообще только два или три слова понял! – сообщил он.

А Олег, выслушавший медсестру внимательно, проговорил:

– Вполне достаточно. Но этот препарат мне не надобен.

– Какие пациенты умные пошли! – изрекла медсестра. – Скоро они нас лечить начнут, а не мы их… – и наклонилась, чтобы сделать укол.

Резким рывком Олег поднял правую руку. С хлестким щелчком лопнул в месте прострочки прочный кожаный ремень на скобе. Санитар, вскрикнув, отшатнулся. Медсестра в изумлении уставилась на свою пустую ладонь, в которой только что был шприц. А потом, разинув рот, посмотрела на парня, держащего в кулаке этот шприц. Олег ловко перебрал пальцами, надавил на поршень, выпустив тонкой струйкой из иглы весь препарат без остатка, и протянул шприц обратно медсестре.

– Я ведь говорил – мне не надобен этот препарат, – веско произнес он. – Я совершенно здоров.

– Ты офонарел, козел?! – кинулся было к Олегу санитар, но… остановился на полпути. Видно, сообразил, что человек, с легкостью порвавший такой ремень, способен оказать очень даже не слабое сопротивление.

Впрочем, Олег не выказывал никакого намерения подраться. Он спокойно улегся, удобно положив освобожденную руку под голову. Медсестра, ни слова больше не говоря, выскользнула за дверь. А санитар отошел на несколько шагов, поскреб пятерней бритую макушку и снова вернулся к койке.

– Ты это… братан… – неуверенно начал он. – Ты это… косишь, что ли?

Олег повернулся к нему, непонимающе сощурился.

– Ну, в смысле – не в натуре псих, а просто косишь под психа? – уточнил санитар. Выдержал паузу, на протяжении которой всматривался в лицо парня. – Не переживай, братан! – заговорил он быстрее и четче, вероятно, утвердившись в своем прозрении. – Я тут давно работаю, а ты не первый такой пациент. Недели две назад одного парнягу выписали. Ну, как водится, ментам на лапу сунул, и сюда отдыхать приехал. Главврач тоже от него свое получил. Сто одиннадцатая – умышленное причинение тяжкого вреда здоровью – парняге маячила. Веселый пацан был. Мы тут с ним сла-авно зажигали…

Он коротко оглянулся на больных и махнул рукой:

– При этих придурках можешь свободно говорить. Все равно ничего не соображают. Как тебя, ты говорил, зовут? Меня – Егор.

– Олег Гай Трегрей, – представился Олег, пожимая протянутую руку.

Санитар Егор, хмыкнув, игранул бровями, показывая, что прекрасно понимает: имя парень назвал явно вымышленное.

– Повезло тебе, Олежа, – ласково проговорил Егор, – что я тут работаю. Если чего понадобится – что угодно – курево, пиво, водка… ну или… посерьезней чего, сразу ко мне. Я все достану. Ну, сам понимаешь, не за просто так… А кормят тут нормально. И хавчик человечий, и порции большие. Я уж на что – вон какой – мне двух порций за глаза хватает… Так, значит, по рукам, Олежа?

Олег внимательно смотрел на него.

– Вы напрасно полагаете меня скрывающимся от правосудия преступником, – сказал он.

Санитар подмигнул ему и усмехнулся – уже несколько укоризненно. Мол, чего там осторожничать, я же все-таки свой человек. Со всей душой к тебе, а ты не веришь…

– Но если вам угодно услужить, примите, пожалуйста, просьбу…

– Ага! – навострился Егор. – Валяй. Какую?

– Мне надобны газеты и книги. Какие угодно и как можно больше.

Егор захлопал глазами:

– И только-то?.. Ладно, посмотрю сейчас. В комнате отдыха чего-то такое валялось. Или в магазин смотаюсь, на крайняк. А ты, братан, отдыхай. Насчет препаратов не беспокойся. Витаминчики будешь принимать, я подшустрю. Пока Адольф Маркович не вышел, главврач наш. Он уже в курсе насчет тебя или пока нет?

– Этого я не могу знать наверное, – ответил Олег. Взгляд санитара отвердел настороженностью. Но – только на мгновение. Потом, вероятно, Егор вспомнил о том, какое преимущество дарит прислуживание состоятельным пациентам-псевдобольным, и эти сладкие воспоминания затмили возникшее было подозрение. Он снова улыбнулся Олегу:

– Ну, если еще не знает, так узнает скоро. Пойду я, Олежа…

У самой двери он душераздирающе зевнул и сказал, обернувшись:

– Спать охота – сил нет. Прямо с ног ведет. Больным же нейролептики колят, испарения потом по всей больничке… За то и надбавка за вредность нам, персоналу, полагается. Отдыхай, братан, я скоро…

Вернулся санитар через час. Он приволок с собой целую кипу газет – и старых, и относительно свежих, несколько сильно потрепанных журналов «Советская психиатрия», пару детективов в ярких обложках, с которых целились из пистолетов в читателя железноскулые хмурые парни, и толстенный том без обложки.

– Вместо ножки у шкафа был, – пояснил Егор происхождение тома, усаживаясь на край кровати с явным намерением поговорить.

Олег (к этому времени он освободился от ремней, удерживающих его ноги и левую руку) сел на кровати. Первым делом он взялся за газеты. Принялся ловко тасовать их, рассортировывая заново.

– Почитать любишь? – начал санитар. – Тот, который до тебя был, не очень-то читал… Я ему ноут подогнал, мы фильмы смотрели. Само-собой, под пивасик или дудку. А что тут еще делать-то? Эти-то пассажиры… – он кивнул на двух других больных, – всю дорогу в коматозе. Как мебель. Пару дней полежишь, вообще на них внимание обращать перестанешь. А дня через три их отсюда в обычное отделение переведут. На самом деле в надзорке… то есть, в отделении усиленного надзора – спокойнее всего. Никто по коридорам не шлендает, палаты запираются. Пациенты или обколотые, или к кроватям привязанные. Сюда только тех конопатят, кто набарагозил лишнего. Ну, вроде как карцер в тюрьме. Хотя условия другие, конечно… Тишина и мир… – он замолчал, с удивлением обнаружив, что Олег переложил газеты в новую стопку. Внизу оказались более свежие, наверху – старые, порванные и измятые.

Закончив сортировку, Олег раскрыл газету, которой только что завершил стопку. Не больше секунды он вглядывался в текст, затем перевернул страницу… и еще через секунду перевернул другую.

– А ты что делаешь, Олежа? – осведомился санитар. – Картинки, что ли, смотришь?

– Я читаю, – не поднимая глаз, ответил ему парень.

– Так быстро?

– Это метод масштабного чтения, – оторвавшись от газеты, сказал Олег. – Разве он не знаком тебе?

– Да не… первый раз слышу.

– Постигнуть этот метод не представляет исключительной сложности. Вперво ты учишься видеть разом одну, две либо три строки. Засим – половину страницы. Спустя время – целую страницу, и к концу – весь разворот, – объяснил Олег. – Испробуй.

Он протянул санитару газету. Тот встряхнул ее и, сморщившись, зашевелил губами.

– Не так! – сразу остановил его Олег. – Ты разбираешь каждое слово. Так читают только малые дети. Ты, видно, дурно учился?

Егор нисколько не обиделся. Хмыкнул и вернул газету.

– Нормально учился, как все, – сказал он. – Даже, может, и получше других. Девятилетку, между прочим, кончил…

Олег кивнул и снова взялся за чтение. На каждую газету он тратил около восьми-девяти секунд.

– И что – все запоминаешь? – понаблюдав немного, решился задать вопрос санитар.

– Вестимо.

– Прикольно! – оценил Егор. – Слушай, я давно хотел спросить: а чего ты так странно разговариваешь?

Олег как раз расправился с очередной газетой. Ему осталось прочитать менее половины стопки, которая, когда он начал, была в локоть высотой.

Он посмотрел на санитара прямо, чуть сощурившись. Выпукло обозначился на его виске венозный зигзаг. Олег очень медленно проговорил:

– Ужели тебя это так занимает, Егор?

Егор мигнул несколько раз подряд и ответил, интонируя речь точно так же, как Олег:

– Нимало меня это не занимает.

– Хорошо, – улыбнулся парень.

Санитар дернулся, тряхнул головой и провел рукою по глазам.

– Черт… – сказал он, – башка закружилась. Все от испарений… Хрена ли нам надбавки эти? Здоровье не купишь… О чем мы говорили-то?

– Ты имел милость уведомить меня, что близится время обеда.

– А, ну, да… Через час, даже скорее. Это отделение в столовку не ходит, мы прямо сюда хавчик привозим. Так что – обслуживание тут первый класс. Ну, лады, давай тогда, до встречи…

В очередной раз санитар Егор наведался в палату к Олегу накануне ужина. Принес целлофановый пакет, полный книг, газет и журналов, и эмалированный чайник, из короткого изогнутого горлышка которого поднимались тонкие струйки пара.

– Вот, братан, пользуйся, – сказал он, шлепая пакет на койку и ставя чайник на подоконник. – А это – забирать? – указал Егор подбородком на тумбочку, где громоздилась немалая башня уже прочтенных Олегом печатных изданий.

Получив утвердительный ответ, санитар принялся наполнять только что опорожненный пакет. Справившись с этим, проговорил:

– Гляди, чай спроворил. Не такой, как в столовке, а нормальный – крепкий, горячий, с сахаром, с молоком. Я в Казахстане служил, на Байконуре. Там научился у местных чай заваривать – прямо в чайнике. По-хорошему, надо бы с кобыльим молоком, а не с коровьим, но где ж его взять – кобылье-то?.. Будешь?

– Пожалуй, – согласился Олег. – Не откажусь, – и снова принялся первым делом рассортировывать газеты.

– Все, это последняя порция, – сказал санитар, – со всей больнички сгреб бумажки эти. Больше нет. Любишь ты почитать…

– Да, – согласился парень.

– Не пойму все-таки, Олежа, – хмыкнул Егор. – Обычно люди если что-то любят – занимаются этим с чувством, толком, расстановкой, как говорится. А ты – будто голодный еврей на мацу – на эти книжки накидываешься. Прямо без передыху – одну за одной.

Олег поднял голову и потер покрасневшие глаза. Кажется, беспрерывное чтение несколько утомило его.

– Очутившись в незнакомой ситуации, в первую голову следует с наилучшим тщанием изучить эту ситуацию, – туманно высказался он. – А уж засим – изыскивать пути выхода.

– Как это? – непонимающе наморщился Егор.

Олег улыбнулся.

– Зачитался, что ли? – усмехнувшись на эту улыбку, проговорил санитар. – Во, о чем я и говорю. Хлебни чайку, расслабься…

Егор вытащил из карманов халата два небольших стакана из мягкого пластика, разлил по ним чай. Поднимая свой стакан, охнул – пластиковые борта смялись, обжигающая жидкость плеснула на пальцы.

– Гадство… – зашипел он сквозь зубы, поспешно ставя стакан обратно на тумбочку. – Год назад один больной разбил чашку и осколком вены себе вскрыл. Придурка-то спасли, а вот бьющуюся посуду с тех пор запретили строго-настрого. И железные кружки заодно – чтобы психи черепа ими себе не проломили ненароком. Вот и пьем из такого дерьма. Одно время одноразовые стаканчики были в ходу, но они того… надолго их не хватает, в общем.

Олег с видимым удовольствием пил чай, удобно устроившись на койке, привалившись спиной к стене, и слушал Егора.

– А так-то здесь неплохо, в больничке-то в этой, – ободренный вниманием парня, продолжал санитар. – Зарплата, конечно, грошовая, зато работа непыльная.

Словно иллюстрируя свои слова, Егор подошел к старику на соседней койке, наклонился, прислушался.

– Живой пока что, – констатировал он. – Такие хрены замшелые часто во сне загибаются. Утром зайдешь – а он уже холодный. Только… замшелый-то он замшелый, а на прошлой неделе медсестру покусал в столовке. Да так, что швы ей накладывали.

Проговорив это, Егор, видимо, на всякий случай покосился на толстого мужика, который все так же безмолвно тряс головой, разглядывая на голой стене то, что было видно только ему самому.

– К тому же, – закончил Егор, подмигнув Олегу, – хоть зарплата и грошовая, всегда подработать реально. А?

– Возможно, – сказал Олег. – Как же?

– А то ты не понимаешь, братан! – захихикал санитар. – У нас же препаратов на армию нарколыг хватит. А как списать их, препараты, последний даун догадается. Самое простое – лекарства подменить или вообще пустой физраствор кольнуть. Но это так – мелочевка. Главные дела повыше делаются, – он многозначительно указал пальцем в потолок. – У нас коллектив дружный подобрался. Потому и живем хорошо.

Олег пошевелился. Между бровями у него вновь обозначилась короткая и острая, как стрелка, морщинка.

– Не опасливо ты рассказываешь о своих деяниях, Егор, – медленно проговорил он, внимательно глядя на санитара. – Что мне удивительно.

– А чего ж бояться?! – усмехнулся тот. – Я же и говорю, коллектив у нас дружный подобрался. Да и ты пацан честный; по всему видно, не сдашь…

– Честный, потому и не… сдам? – немного озадаченно произнес Олег. – На серьезе говоришь ли?

– А то! – сказал санитар. Вдруг в глазах у него снова мелькнула искорка подозрительности, которая тут же и погасла. – На понт берешь, что ли? – расхохотался он. – Ты ж сам что тут делаешь-то? Не от тещи ведь прячешься? А? Твои-то дела, наверное, посерьезнее наших будут, а?

Олег не поддержал его веселья.

– Жалованье – есть достойное награждение наших умений и стараний, – сказал он. – Кои всегда можно развить. Тем самым заслужив и более высокое жалованье.

– Чего-о? – усмешливо протянул Егор. – Иди – заслужи! Вон, врачи – с высшим образованием, а чуть побольше меня получают. Ты прямо как маленький, братан. У нас тут везде так: чтобы хоть что-то иметь, нужно похитрить и покрутиться.

– Мне сюминут пришло на мысль, что ты полагаешь государство недругом, у коего блага надобно скрытно похищать?

Санитар недоуменно посмотрел на парня, потом опять расхохотался:

– Прикалываешься! С такой серьезной рожей еще… А что ж мне это твое государство – другом, что ли, это самое… полагать? Государство само по себе, а мы – сами по себе. Государство тебе это кто? Добрый дядя, в Кремле сидящий? Государство – это такие же люди, как и мы… ну, которым еще и повезло больше. Они ведь понимают, что на наши зарплаты нам ни в жизнь не прожить… Они, как и мы, тоже жрать хотят, правда, аппетит у них куда больше нашего. И они хитрят и крутятся, потому что тоже на одну зарплату жить не хотят. И все всё понимают. Такая вот нор-маль-на-я система. Ладно… – свернул он тему. – Я вот чего хотел сказать: я на выходные сменяюсь, выхожу только в понедельник. Если что тебе надо, ты мне заранее скажи. Вот до вечера подумай и скажи, а я притараню в свою смену. А то на выходные Кузин выходит, а он того… неповоротливый. Чего посулится сделать – обязательно спалится, как тот дурак, которого Богу заставляют молиться. Ну, не приспособлен Кузин для таких дел, братан, не приспособлен. Да и напарник его, надо сказать, далеко от него не ушел. И вообще, Олежа, тебе повезло, что ты меня вовремя встретил. Я тут вернее всех на теме сижу. Так что – только ко мне обращайся, от души тебе говорю. Договорились, Олежа? – осведомился санитар Егор, кося в сторону, наверно, для того, чтобы нельзя было прочесть в его глазах неглубокую подоплеку сказанного – что он просто не хотел делить ни с кем предполагаемые барыши.

– Благодарю тебя, но я более ни в чем не нуждаюсь.

– Вона как! Ну, ты подумай все равно. Ладно… Мне сейчас идти надо, а ночью… Я тебе, братан, та-акой сюрприз приготовил – умрешь! Отвечаю, Олежа, тебе понравится.

С хлюпаньем втянув в себя остатки чая, Егор сунул стакан в карман и направился к двери.

– Жди, братан! – обернувшись на пороге, торжественно провозгласил он.

Несколько минут Олег размышлял, поглаживая подбородок. Потом снова взялся за чтение.

Егор явился к полуночи, когда Олег как раз покончил с последней порцией чтива. Санитар выглядел возбужденным. Он то и дело хихикал, просто так, без причины; подмигивал парню и щелкал пальцами.

Они покинули палату, прошли по коридору. Равнодушная великанша Зина отперла им решетчатую дверь отделения.

Первым поднявшись этажом выше, Егор обернулся к Олегу:

– А тут у нас столовая.

На том месте, где должна была быть дверная ручка, в двери красовалось аккуратное отверстие. Санитар извлек из кармана желтую никелированную ручку, вставил, повернул, толкнул открывшуюся дверь… пропустил в столовую парня и щелкнул выключателем. Яркий желтый свет явил просторную комнату, уставленную столами, на которых ножками вверх помещались стулья. Черные окна снаружи были защищены решетками. Зарешеченным оказалось и окошко раздачи.

– Вот мы и на месте, – сказал санитар, снимая со стола один из стульев, – присядь пока, братан. Подожди меня, я быстро. Только я запру тебя. Не в обиду, а сам понимаешь – мало ли что…

Ждать Олегу пришлось недолго. Минут пять спустя дверь открылась. Но не санитар Егор вошел в столовую. Опустив голову, охваченную бинтовой повязкой, из-под которой свисали лохмы грубо обесцвеченных волос, порог медленно и неуверенно перешагнула девушка в длинном халате из такой же серой в синюю полоску ткани, что и пижама Олега.

Парень вскочил, поклонился. Егор, бесцеремонно втолкнув замешкавшуюся на входе девушку, вошел следом и запер за собою дверь.

– Принимай гостей! – хохотнул санитар.

Рядом со здоровенным Егором гостья смотрелась совсем девочкой. Да она и была девочкой, лет пятнадцати-шестнадцати – как убедился Олег, когда она подняла перебинтованную голову. Черты лица ее были наивно-детские, нежные – какие-то кукольные, и оттого несуразным несоответствием смотрелась и нелепая повязка-шапочка, и выглядывавшие из-под нее изуродованные перекисью волосы.

– Знакомьтесь! – скривясь ухмылкой, предложил Егор, для чего-то освобождая ближайший стол от стульев.

– Олег Гай Трегрей к вашим услугам, сударыня, – проговорил парень, снова поклонившись.

Полуоткрытый рот девочки не дрогнул в ответ на приветствие. Олег, нахмурившись, шагнул ближе, заглянул ей в глаза. Окаймленные темными кругами подкожного кровоизлияния глаза девочки оказались пусты и совершенно безмысленны.

– Да не расшаркивайся перед ней, братан! – подсказал санитар. – Сейчас-то под психа косить необязательно – перед ней-то. Я ей галоперидола дозняк кольнул, она не понимает ни хрена. Вон – еле шевелится.

– В таком случае… – спросил его парень, продолжая внимательно всматриваться в лицо незнакомки, – зачем она здесь?

– Прикидываешься или правда не понимаешь?

– Не понимаю, – признался Олег. Вонзив взгляд в глаза девушки, он вытянул руку и коснулся ее щеки. Незнакомка шевельнулась лишь тогда, когда он отнял руку – настолько заторможенны были ее реакции. – Чем она больна?

– Да ничем, – хмыкнул Егор, заложив могучие руки за спину, чтобы развязать тесемки халата, – ее из травмпункта привезли… за день до тебя. Прямо у дверей там валялась с разбитой башкой. Наверно, из машины выкинули. Ни черта не помнит – кто она, откуда, зачем. Башку просветили, вроде ничего такого серьезного не обнаружили. Решили, что шок, и вследствие этого – временная амнезия. К нам отправили. Ну, в понедельник ее Адольф Маркович посмотрит, там дальше решится. А пока она в бессознанке – грех такое дело упустить.

Санитар снял халат, обнажив широченную волосатую грудь и выпуклое брюхо. Пошарил в кармане джинсов, вытащил упаковку презервативов.

– Свеженький бабец, – пробормотал он, вскрывая пачку. – Небось, еще несовершеннолетняя, а уже на тачках катается со всякими… озорниками. Шалава малолетняя. Ты чего столбом стоишь, Олежа? Снимай с нее халат, да укладывай на стол. Не бойся, я ее после ужина в помывочную сводил. Да и гинеколог ее осматривал при поступлении, она чистая. Эти озорники ее даже не попользовали. Видать, брыкалась чересчур – потому и получила по тыкве. Да и резинки у меня есть…

Кажется, только сейчас до Олега дошло, в чем же именно заключается обещанный ему сюрприз. Лицо парня исказилось.

– Я решительно это возбраняю, – сказал он.

Он хотел что-то еще добавить, но… видимо, не нашел слов. Или понял, что слова тут излишни.

Удар, который он нанес санитару Егору, был молниеносен и жесток. Здоровенный детина, не успев понять, что произошло, получил боковой в челюсть – его развернуло на сто восемьдесят градусов, и он рухнул спиной вперед прямо на Олега. Тот в самый последний момент, кажется, инстинктивно, подставил ногу под затылок Егора, что и спасло санитара от неминуемой тяжелой черепно-мозговой травмы.

Девушка с запоздалым испугом медленно закрыла лицо руками и отступила в угол.

Олег подошел к ней. Минуту он внимательно вглядывался в ее лицо, отведя для того ее руки, затем еще несколько минут круговыми движениями водил ладонями над забинтованной головой девушки. Остановившись, парень с явным неудовольствием нахмурился.

Впрочем, странные манипуляции Олега все же возымели какое-то действие. Взгляд девушки несколько прояснился. Она огляделась, увидела неподвижно громоздящуюся на полу тушу санитара и вздрогнула.

– Не бойтесь, сударыня, – мягко приглушив голос, проговорил Олег. – С этой минуты никто более вас не обидит, клянусь честью, – он чуть запнулся, явно припоминая усвоенную недавно формулировку. – Я отвечаю за свои слова.

Девушка молчала.

– Как зовут вас? – осторожно спросил ее парень.

Она несколько раз моргнула и чуть слышно ответила:

– Не помню…

Олег немного подумал, затем взял ее за руку.

– Пойдемте, сударыня, – сказал он. – Вам надобно отдыхать.

Этой же ночью еще два сотрудника областной психиатрической больницы испытали настоящее потрясение.

Во-первых, охранник Вова. Его, мирно дремавшего на проходной, разбудили бесцеремонным толчком в плечо. Испуганно вскинувшись, Вова увидел перед собой пациента в полосатой пижаме. Пациент тут же принялся строго выговаривать ему, пеняя на служебное нарушение. Речь пациента была странна – хорошо знакомые, общеупотребительные слова в ней мешались с какими-то малопонятными. Вова подумал, что он еще спит, поэтому и решил досмотреть диковинный сон до конца. И «снилось» ему дальше, что пациент повел его на второй этаж, в столовую, где на полу сидел, держась рукой за вспухшую челюсть, санитар Егор. В столовой псих в пижаме разразился еще одной речью, из которой охранник Вова понял, что Егор покушался на чью-то честь. Причем сам Егор косноязычно скулил на тему, что больше никогда так поступать не будет и умоляет его простить. Тут Вове неожиданно ударило в голову: все, что происходит с ним, происходит на самом деле, и никакой это не сон. Он вытаращился на нахального психа, потянулся было к дубинке на поясе, но заметил, что санитар молча и отчаянно сигнализирует ему: мол, не перечь. Вова, по своей натуре не отличавшийся сообразительностью, разинул рот и почесал затылок. Но парня в пижаме на всякий случай трогать не стал. Когда пациент покинул столовую, оставив его наедине с Егором, последний в ответ на законный вопрос: «Что такое творится?» – поморщился и пробурчал:

– Не твоего ума дело. Иди, досыпай. Сам разберусь. И никому ни слова, понял?

Охранник Вова сказал, что понял, и побрел обратно на пост.

Во-вторых, дежурная медсестра Зоя Петровна. Отворилась дверь в сестринскую. Подняв глаза от газетки со сканвордами, Зоя Петровна с удивлением увидела, как в кабинет входят новенькая из женского отделения и незнакомый (видимо, тоже новенький) молодой пациент.

– Эт-то почему мы гуляем?.. – начала Зоя Петровна, но не закончила.

Странный пациент, поклонившись, шагнул к столу медсестры и вдруг, ни с того ни с сего, начал говорить – тоном, каким обычно читают лекции. Сначала Зоя Петровна даже подумала, что этот парень – вовсе не пациент, а какой-нибудь невесть откуда взявшийся интерн, по каким-то причинам переодевшийся в пижаму… Мало ли чего бывает. Даже главврач Адольф Маркович, на памяти Зои Петровны, как-то раз, когда больницу ремонтировали, полдня щеголял в брюках от больничной пижамы, потому что на него бестолковый рабочий банку олифы опрокинул… Тем более, что говорил парень очень даже толково… правда, несколько странно интонируя и малость необычно складывая слова в фразы.

– Диссоциативная амнезия, – наставлял парень хлопавшую глазами Зою Петровну, – имеет причиною психологические или эмоциональные перенапряжения. И заглавное место в лечении отводят психотерапии, тогда как лекарственная терапия играет незначительную роль…

Но когда парень в пижаме, закончив вещать, адресуясь к ней, обратился уже к пациентке с вычурными прощаниями и заверениями, что он, дескать, теперь берет ее под свою защиту и в конце даже поцеловал в поклоне вялую руку больной, Зоя Петровна поняла, кто перед ней.

Вслед за этой парочкой она вылетела из сестринской с намерением позвать санитара, но тут же крик застрял в ее глотке. Потому что медсестра увидела Егора, идущего по коридору, пошатываясь и держась рукой за лицо. Парень, проводив девушку до дверей женского отделения, спокойно двинулся по направлению к отделению мужскому, причем Егор шарахнулся от него, прижавшись к стене.

– В чем дело-то? – только и проговорила Зоя Петровна, когда санитар добрался-таки до сестринской. – Семен в комнате отдыха спит, позвать, что ли?

– Не надо… – едва шевеля челюстью, прохрипел Егор. – Все нормально…

– Как нормально? – не понимала все еще медсестра. – Да ты что? С какой стати больные разгуливают по больнице?

– Нормально, я сказал! – зарычал Егор. – С этим субчиком… потом поговорю… я сам, лично. Что он тебе говорил?

– Да он на тебя бросался?! Что с мордой?

– Ничего с мордой… – ответил санитар, трогая пальцами зубы. – Никто на меня не нападал. Что он тебе говорил, я спрашиваю?