Четыре сезона (сборник) Кинг Стивен

– Мама тоже так считает.

– Хм-м… – повторил Дюссандер, не зная, что и думать.

– А книги в библиотеке оказались классные! – продолжил Тодд. – Только о концлагерях их было, наверное, не меньше сотни, и это в обычной городской библиотеке. Похоже, читать про это интересно очень даже многим. Правда, фотографий там

оказалось меньше, чем в журналах отца Лиса, а во всем остальном – просто атас! Кресла с шипами, торчащими из сидений. Вырывание золотых зубов плоскогубцами. Газ, который пускали из душевой установки. – Тодд покачал головой. – Вы, ребята, отрывались по полной!

– «По полной», – повторил Дюссандер, думая о своем.

– А я действительно написал реферат, и знаете, что мне за него поставили? Пять с плюсом! Конечно, я проявил осмотрительность и изложил все в нужном свете. Осторожность еще никому не повредила.

– Вот как? – Дюссандер взял трясущимися пальцами новую сигарету.

– Ну да! Все те книги в библиотеке написаны так, будто авторам самим было противно об этом рассказывать. – Тодд нахмурился, пытаясь выразить мысль. Слово тональность не входило в его словарный запас, что только осложняло задачу. – Они писали так, будто ночами не могли спать от кошмаров. Будто хотели сказать: нельзя, чтобы такое повторилось. Мой реферат в таком же духе, и учитель мне поставил пять с плюсом, наверное, потому, что я читал первоисточники и меня не вывернуло наизнанку. – На лице Тодда снова заиграла торжествующая улыбка.

Дюссандер глубоко затянулся, кончик сигареты в руках заметно дрожал. Выпуская дым через нос, старик сильно закашлялся.

– Поверить не могу, что все это происходит наяву, – сказал он и, подавшись вперед, устремил на мальчика пристальный взгляд. – Ты знаешь, что такое «экзистенциализм»?

Тодд, не обратив внимания на вопрос, задал свой:

– А вы знали Ильзу Кох?

– Ильзу Кох? – еле слышно переспросил Дюссандер. – Да, я знал ее.

– Она была красивая? – оживился мальчик. – В смысле… – Он изобразил в воздухе контур песочных часов.

– Неужели ты не видел ее фотографии? – удивился Дюссандер. – При твоей-то одержимости?

– При моей чего?

– Одержимости, – повторил Дюссандер. – Это когда человек чем-то очень сильно увлечен. Когда от чего-нибудь просто… балдеет.

– Да? Круто! – Озадаченный вид Тодда снова сменился торжествующей улыбкой. – Конечно, я видел ее фотографию. Но сами знаете, как снимки выглядят в книгах. – Он говорил так, будто у Дюссандера все эти книги стояли в шкафу. – Черно-белые, нечеткие… обычные любительские фотографии. Никто и не подозревал, что делает их для истории. У нее и правда была обалденная фигура?

– Она была толстой, коренастой и с плохой кожей, – коротко ответил Дюссандер и потушил недокуренную сигарету о тарелку, заполненную окурками.

– Надо же! – Лицо Тодда вытянулось от огорчения.

– Чистая случайность! – отвечая своим мыслям, задумчиво произнес Дюссандер. – Ты увидел мою фотографию в журнале и оказался рядом в автобусе. Ну и ну! – Он с досадой несильно стукнул кулаком по подлокотнику кресла.

– Нет, сэр. Не просто случайность, а гораздо, гораздо больше! – возразил Тодд, всем своим видом излучая уверенность.

– В самом деле? – Густые брови Дюссандера поднялись – он явно сомневался.

– Еще бы! Я хочу сказать, что снимки в моем альбоме были тридцатилетней давности, а то и более старые. Ведь сейчас у нас семьдесят четвертый год.

– У тебя есть… такой альбом?

– Да, сэр! Он потрясающий! Там сотни фотографий. Я вам как-нибудь его покажу. Вам точно понравится!

Дюссандер с отвращением поморщился, но промолчал.

– Сначала я сомневался, что это вы. А потом как-то шел дождь, и вы сели в автобус в блестящем черном плаще…

– Так вот оно что! – выдохнул Дюссандер.

– Ну конечно! На вас был точно такой же на одной фотке из гаража Лиса. И еще в одной библиотечной книге был ваш снимок в шинели СС. И в тот день сомнения отпали, и я сказал себе: «Точно! Курт Дюссандер собственной персоной!» И начал за вами следить.

– Ты начал что?

– Следить за вами. Я мечтаю стать частным детективом вроде Сэма Спейда из «Мальтийского сокола» или Менникса из телесериала. И мне нужно было вести себя осторожно. Я не хотел вас спугнуть раньше времени. Показать снимки?

Тодд вытащил из заднего кармана конверт. Глаза у него горели предвкушением праздника, как у мальчишки накануне дня рождения, Рождества или перед салютом на День независимости.

– Ты меня фотографировал?

– Конечно! У меня есть портативный фотоаппарат, «Кодак». Он тонкий, плоский и умещается в руке. Если приноровиться, можно запросто снимать, зажав его в ладони и держа объектив между пальцами. А кнопка затвора нажимается большим пальцем. – Том скромно потупился. – Сначала я никак не мог приспособиться, и все время получались одни пальцы. Но я упорный и не сдавался. Настойчивостью можно добиться всего, что хочется. Это, конечно, ни для кого не секрет, но зато верно.

Курт Дюссандер побелел и съежился.

– А снимки ты отдавал печатать в фотоателье?

– Что? – Тодд возмущенно затряс головой. – Конечно, нет! Вы что же, думаете, я совсем идиот? У отца есть темная комната, и я сам проявляю пленки и печатаю снимки с девяти лет.

Дюссандер промолчал, но явно обрадовался и даже чуть порозовел.

Тодд передал ему несколько глянцевых снимков, неровные края которых подтверждали: их действительно печатали в домашних условиях. Дюссандер, нахмурившись, стал их изучать. Вот он сидит в автобусе возле окна; в руках – роман Джеймса Миченера «Столетие». Вот он на остановке «Девон-авеню» с зонтиком под мышкой; подбородок надменно вздернут, как у Шарля де Голля, принимающего военный парад. На следующем снимке он запечатлен в очереди возле кинотеатра «Маджестик», там он явно выделяется в толпе подростков и невзрачных домохозяек с завивкой ростом и статью. А вот он заглядывает в свой почтовый ящик.

– Когда я это снимал, то очень боялся, что вы меня засечете, – признался Тодд. – Но все-таки решил рискнуть. Я стоял

на другой стороне улицы. Эх, будь у меня «Минолта» с телеобъективом… Когда-нибудь… – Тодд мечтательно вздохнул.

– Не сомневаюсь, что ты заранее заготовил правдоподобное объяснение. На всякий случай.

– Я бы спросил, не видели ли вы мою собаку. В общем, я печатал снимки и сравнивал их с этими.

Он передал Дюссандеру три ксерокопии. Тот уже видел эти фотографии раньше, причем много раз. На первом снимке он был в своем кабинете в лагере для перемещенных лиц в Патэне. Фотография была обрезана так, что на ней остался только он сам и нацистский флажок со свастикой на столе. Второй снимок был сделан в день зачисления на военную службу. На третьем он обменивался рукопожатиями с Рихардом Генрихом Глюксом, подчинявшимся только самому Гиммлеру.

– Я уже тогда практически не сомневался, что это вы, но из-за проклятых усов не мог разглядеть заячьей губы. И чтобы убедиться окончательно, раздобыл вот это.

Тодд достал из конверта последний, сложенный в несколько раз листок и развернул его. На сгибах чернела грязь, края обтрепались от долгого хранения в кармане, как всегда бывает у мальчишек, имеющих много разных дел и забот. Это было израильское извещение о розыске Курта Дюссандера. Старик с горечью подумал о мертвых, которые никак не упокоятся в своих могилах.

– Я снял ваши отпечатки, – с улыбкой сообщил Тодд, – и сравнил с теми, что на листке о розыске.

– Этого не может быть! – не поверил Дюссандер и выругался по-немецки.

– Может! Родители подарили мне на Рождество набор для снятия отпечатков пальцев. Настоящий, а не игрушечный. Там были порошок, три кисточки для различных поверхностей и специальная бумага для снятия отпечатков. Родители знают, что я хочу стать частным детективом, когда вырасту. Понятно, что всерьез они это не воспринимают, но все же… – Он равнодушно пожал плечами. – В инструкции сказано, как сравнивать всякие там завитки, линии и папиллярные узоры. Чтобы суд принял отпечатки в качестве доказательства, они должны совпадать не меньше чем по восьми пунктам. Однажды, когда вы

были в кино, я приехал сюда, обработал порошком почтовый ящик, дверную ручку и снял отпечатки. Ловко, верно?

Дюссандер промолчал. Он судорожно цеплялся за подлокотники кресла, губы беззубого рта мелко дрожали. Тодду это не понравилось. Казалось, старик вот-вот расплачется. Что за глупость? Кровавый Мясник из Патэна в слезах? Да это все равно что ожидать банкротства от «Шевроле» или что «Макдоналдс» перестанет кормить гамбургерами и перейдет на икру с трюфелями.

– У меня появилось два комплекта отпечатков, – продолжил Тодд. – Один из них не имел ничего общего с тем, что на листовке о розыске, и я решил, что это «пальчики» почтальона. Зато другой оказался вашим! Больше восьми совпадений. Я насчитал четырнадцать. – Он ухмыльнулся. – Вот так я убедился точно.

– Ах ты, маленький гаденыш! – не выдержал Дюссандер, и его глаза недобро блеснули.

У Тодда от страха засосало под ложечкой, как недавно в прихожей. Но после вспышки неконтролируемого гнева старик снова обмяк.

– Кому ты об этом рассказывал?

– Никому.

– Даже своему другу? Этому Кролику Пеглеру?

– Его называют Лис. Лис Пеглер. Нет, он бы точно проболтался. Я никому не рассказывал. Не тот случай.

– Чего тебе нужно? Денег? У меня их нет. В Южной Америке деньги водились, правда, с наркотиками или чем-то опасным и романтичным это никак не связано. В Бразилии, Парагвае и Санто-Доминго есть, вернее, была своего рода община из бывших вояк, скрывавшихся после войны. С ее помощью я сколотил состояние на природных ископаемых – олове, меди, бокситах. А потом наступили новые времена – национализм, антиамериканизм. Может, перемены и коснулись бы меня, но на мой след напали люди Симона Визенталя. Одно несчастье притягивает другое, как течная сучка – кобелей. Дважды меня чуть не схватили, один раз эти жиды уже были за стеной в соседней комнате… Они повесили Эйхмана, – прошептал старик, непроизвольным движением потирая шею. Его глаза округлились от