Запутанные отношения Алюшина Татьяна

– Вот именно! – обменявшись с братом заговорщицкими взглядами, с нажимом произнесла она. – Мы, конечно, скучаем по маме и рады с ней встретиться, но хотим хоть раз съездить куда-нибудь с тобой! Скажем, зимой на горные лыжи на курорт какой-нибудь!

– Я не катаюсь на лыжах, Соня, ты же знаешь, – заставил себя вернуться в разговор с детьми Бойцов.

– Ну, не на лыжах! Вот сейчас лето, могли бы махнуть втроем на море.

– Дети, по-моему, вы больше всех в курсе, что летом у меня самая запарка.

– Тогда зимой, в Египет, да хоть куда к морю! Но вместе!

Он возражал весело, так, для проформы, воспитательной направленности.

Неожиданно почувствовал приятное, странное тепло в груди, окатившее мягкой волной от Сониных настойчивых уговоров.

Он ни разу, никогда не проводил с детьми отпуск. Да какой отпуск, мало-мальскую неделю отдыха вместе! Каждые каникулы, от самых маленьких, в недельный срок, до больших летних, дети, по обоюдному уговору с Лилей, проводили с ней. Сначала возил сам, передавая с рук на руки матери, а когда подросли, стали летать самостоятельно. И никто до поры не спорил с такой жизненной установкой.

А тут вдруг…

– Па, мы давно об этом думаем, – подхватил инициативу разговора Максим. – К маме, ясный перец, летать будем. Но то, что я сейчас на два месяца, последний раз!

– Ультиматум? – улыбнулся отец.

Брат с сестрицей переглянулись, и мальчик кивнул утвердительно.

– Ну, что-то типа. Нам там неинтересно. У мамы своя жизнь, Костя, конечно, классный мужик, но они в делах, заморочках, у них работа и разговоры только о ней. Они же не перестают трудиться, когда мы приезжаем. И Лена с Лариской нормальные девчонки, но старше нас, со своими понтами. Когда пересекаемся, все время пытаются нами руководить. А нам неинтересно. Мы с тобой хотим. И тебе, вот сто пудово, давным-давно пора научиться отдыхать, хоть иногда! И мы научим! Вместе классно будет, вот увидишь!

Дети всегда так действовали – долго обсуждали что-то, шушукались, а решив, приступали к моральному штурму отца. Начинала младшая, Соня, Макс поддакивал, они переглядывались, поддерживая друг друга, окончательный вердикт подводил сын, излагая полную версию совместно придуманных и принятых решений.

– Так, – перешел к начальственному тону Кирилл. – С аргументами согласен, где, как и когда можем отдохнуть вместе, обсудим потом. Соня, разрешение на работу дам, но только после того, как вместе съездим в эту булочную и я лично поговорю с администратором. Все! Я на работу!

И встав из-за стола, отец коротко поцеловал детей по очереди в макушки.

– Так вы не доели, – искренне расстроилась домработница.

– А вот скажи мне, Валентина, ты-то чего затихорилась? Слова не вставила и почему не проболталась раньше? Ты ж наверняка знала про Сонино: «в народ – работать»? – вкрадчиво-пугающе поинтересовался господин Бойцов.

– Кудась? – уточнила спрашиваемая.

– Куда! – хором поправили дети.

– В народ! – засмеялся Кирилл – Ну, во французский народ! Работать!

– Так Соня сказала, что наваляет, если проболтаюсь! – отрапортовала женщина.

– Что-что?

И расхохотался вовсю, до слез.

Валентина являла собой чудо природы, оду былинной русской богатырше – имела рост под метр девяносто, монументальное телосложение – широкая кость, сплошные мышцы и выдающийся, вызывающий трепетное уважение бюст впечатляющего размера. С такими «дарами» природы совершенно диссонировало кристальной воды простодушие, навевающее подозрение в идиотизме. Она патологически не умела хитрить, изворачиваться, говорить неправду, понимая все буквально, или просто умалчивать что-либо. Но Кирилл давно убедился, что внутренняя народная мудрость у нее врожденная, и, когда дело касалось чего-то серьезного, Валентина умела вовремя вмешаться, выслушать, промолчать до поры. А вот детские секреты сдавала враз, искренне не понимая: «А чо такого? Так от отца-то какие секреты!» Не действовали никакие страшные предупреждения и обещания последствий не менее «страшных».

Как в этот раз удержалась?

Ах да! Дочка обещала «навалять», еще наверняка страшные глаза делала.

Субтильную Соню, пятнадцати годов, росточком метр пятьдесят пять, Валентина в легкую могла проносить весь день на одной руке и не запариться. Посему заявка на применение физических действий имела гротескный характер, но понимавшая почти все буквально домработница к угрозе прислушалась.

– Она пошутила, – успокоил Кирилл.

– Та, я тоже так думаю, – призналась Валентина, с сомнением посмотрев на девочку Соню, изобразившую невинный взгляд.

Бойцов ехал на работу, думал о детях и улыбался.

Он обожал их, любил до щемящей, физически ощущаемой нежности. То, что они поставили сегодня ультиматум, явилось неожиданным и самым большим подарком и оттого невероятно значимым.

Они договорились с Лилей, когда та собралась замуж за Константина, что дети остаются с ним, с отцом, но все каникулы проводят у нее. Каждый раз, когда он отправлял детей к матери, улыбался, шутил, подбадривал их, а больше себя, стараясь придать легкость и непринужденность расставанию. Но чувствовал такую тоску, стискивающую сердце, и немного обиду, что они так легко и радостно торопятся улететь.

Несколько дней после расставания старался приезжать домой как можно позже и бродил по опустевшей, притихшей квартире из комнаты в комнату, как волк-одиночка, проживая всем существом чувство собственного одиночества, брошенности, пусть временной, но ненужности. Все эти восемь долгих лет, каждый раз одинаково мучаясь расставанием с детьми.

С Лилей они поженились очень рано.

Он окончил четвертый курс института, она – второй. Такая вот любовь накатила, ударив гормонами в голову, вызвав желание объявить официально государству, что они спят вместе, прекратив вечный судорожный поиск мест, где можно заняться любовью, перенеся данные упражнения в супружескую кровать.

Но на молодую семью сразу же свалились несчастья и испытания одно труднее другого, буквально через месяц после развеселой студенческой свадьбы. Если придерживаться точных формулировок, то свалился Кирилл, в прямом смысле, со строительных лесов, став испытанием для всех родных, особенно для молодой, восемнадцатилетней, жены Лили.

Год тяжелейшей реабилитации, параллельно с учебой, его дипломом и, чтобы мало не показалось, «нечаянная» беременность, рождение Максима.

Да. Не самым радужным образом началась семейная жизнь. И оба чувствовали, как что-то надломилось в них, с самого этого злосчастного падения надломилось!

Ну, еще бы! Когда вместо ожидаемого секса-секса-секса, радости-радости-радости, любви-любви-любви – больницы, безысходность, диагноз, как приговор, борьба за полноценную жизнь, безденежье, развал страны и будущего, грудной ребенок, как водится, в самый неподходящий момент, и – куда же без него! – извечный квартирный вопрос!

Наверное, надо уж очень сильно, по-настоящему, искренне любить, чтобы, пройдя через все это, только закалиться, стать ближе, роднее, опорой, поддержкой и самыми необходимыми друг другу.

Наверное, у них не было такого глубокого истинного чувства – ну, любили, хотели друг друга, и жизнь вместе прожить, и детей родить, но это было чувство не той силы и красоты, которое, закаляясь, становится глубже и прекраснее.

А-а-а! Да что там…

Вы много семей знаете, где есть такая любовь и поддержка при любых обстоятельствах? Ну, вот именно!

В стране творился полный амбец, но либо судьба смилостивилась, либо устала тюкать его по голове, так как Кириллу повезло, если, конечно, можно назвать везением точный расчет профессионала, неимоверный риск с туманной перспективой, больше склоняющийся к потере всего! Бог его знает, что это было, но он рискнул!

При полном государственно-хозяйственном беспределе, наступившем в стране в те годы, когда можно было купить что угодно и продать что угодно.

Бойцов закончил архитектурно-строительный институт, и не ради диплома для проформы и чтобы иметь высшее образование – это было призвание, то, что нравилось бесконечно, и то, что он по-настоящему умел делать.

А еще Бог одарил его интуицией особого рода – умением верно просчитывать перспективы и чувствованием момента.

Кирилл зарабатывал где мог – ночами бомбил на отцовской машине, днем работал прорабом, на грозящей в любой момент закрыться стройке. И каждый вечер, возвращаясь домой, подолгу стоял и рассматривал брошенный недострой жилого дома в их районе.

Стоял, смотрел, думал, считал.

Навел через все имеющиеся связи и знакомства справки о разорившемся подрядчике, о землеотводе, о принадлежности в данный момент замороженной стройки, обо всем, о чем можно только было узнать.

И снова считал. Прикидывал. Думал.

И решился.

Через родного дядьку, отцовского брата, работавшего тогда в одном из первых коммерческих банков на не последней должности, под совершенно мифический проект взял кредит, предварительно оформив и зарегистрировав собственную фирму.

Раздав все возможные и невозможные взятки, получил разрешение и лицензию на строительство и стал (чудеса, чудеса – небывальщина!) возможным только в те времена, благослови их Господи, владельцем – владельцем!! – присмотренного недостроя.

Рисковал ужасно!!

Причем при любом исходе аферы! Не сможет сдать дом и за кредит придется расплачиваться пожизненно, еще большой вопрос как и чем! Достроишь, сдашь госкомиссии, продашь квартиры – тут же налетят братки с требованием делиться!

Куда ни кинь в этой стране, всегда попадешь безошибочно в то самое!..

Помог точно рассчитанный риск, «авось», вывозившее столетиями мужиков нашего государства, каторжный труд без сна и отдыха и приобретенные связи – как родни, так и его личные.

Найти и укомплектовать толковые бригады строителей, когда большая часть населения сидела без работы и денег, даже призрачной перспективы того и другого в обозримом будущем, особенно зная, где и кого искать, не составило труда.

Жесточайший запрет пить на стройке, еще более жестокий личный контроль соблюдения этого правила и того, чтобы не тащили ничего по углам и домам. Кого ловил – безжалостно изгонял! К нему на работу наниматься в очередь становились, Москва слухами полнилась. А то, что платит ежемесячно, «прошелестело» среди строителей до самых до окраин – было из кого выбирать!

Наезды чиновников и братвы, бесконечные «разборки», шантажи, ультимативные предложения взять «в партнеры», в долю, «подвинуться», отдать за хорошие деньги, полный дефицит стройматериалов, поиск клиентов и покупателей на готовые площади, и так далее, так далее, так далее…

Стояла, блин, развалина, никому на хрен не нужна была, стоило одному толковому мужику делом заняться, из говна поднимать, так поналетело – делись!

Мать вашу, ну что за страна?! А-ах!!

Выжил, выстоял! И построил!!

Он не помнил, как прожил те восемь месяцев – не ел, не спал практически, не жил вообще – строил, строил, строил, не останавливая процесса ни на час, ни днем, ни ночью. Похудел на пятнадцать килограмм, ничего не видел, не знал, не понимал вокруг, кроме стройки, хронически сорвал горло от крика и матюгов. Спасли только ежедневные обязательные тренировки, а так бы сдох, точно! Или надорвался.

Как он, двадцатичетырехлетний пацан, мог во все это влезть, убедить чиновников, родственников, друзей, что справится?! Да так убедить, чтобы не просто поверили, а и кредит дали, и взаймы, и документы подписали!

Что в нем было такое, что его безропотно слушались бывалые мужики – строители, прорабы, начальники участков, тонны цемента сожравшие на коммунистических стройках, знавшие все лазейки, все ходы-выходы, все «святые» откаты?!

Не просто слушались, а исполняли неукоснительно приказы, уважительно называя «Степаныч», и верили его словам: «Если эту поднимем, то дальше попрем вместе, обещаю!»

В двадцать один год, приняв первое выстраданное мужское решение на больничной койке, сцепив зубы, Бойцов поспорил со смертью и самой жизнью, с диагнозом пожизненной инвалидности, в одночасье превратившись из романтического юноши в сурового волевого мужика.

Ну, это другая история…

А тогда…

Они жили двумя семьями с родителями Кирилла в двушке-распашонке на Пролетарской. Как пролетели три месяца жизни его сына Максимки, отец не знал и не помнил. В тот период единственным ярким, запечатлевшимся в памяти на всю жизнь воспоминанием, не касающимся строительства, было то, как он встречал жену из роддома и взял на руки кулек с младенцем.

Маленький человечек не заплакал, не зашебуршался в своем кульке от незнакомых рук, а посмотрел серьезным взглядом, сдвинув невидимые бровки. А Бойцова затопила небывалая волна теплоты, нежности и осознания: «Мой сын!»

Вот ведь только-только это случилось, и он держал Максимку первый раз на руках, а уже три месяца прошло!

Все мимо!

А через неделю-другую после важной даты, три месяца сыну, Лиля достучалась до его сознания и, рыдая, сообщила, что снова беременна!

«Откуда?» – подумалось Кириллу влет. Он даже не помнил, что занимался с нею любовью! Нет, факт сам по себе, что занимался – помнил! А как, когда и что чувствовал – нет!

Доработался.

– Рожай! – отреагировал он тогда тоном приказа. – Теперь все будет хорошо!

Что может быть хорошо в стране, которая, треснув, развалилась на ломти и жила в полной уверенности, что уже никогда ничего хорошего не будет, в отсутствии завтрашнего дня, в постоянном ожидании неприятностей любого уровня, вплоть до потери жизни, особливо тех, кто хоть пытался работать и что-то делать?

Он ведь тоже по лезвию ходил – могло произойти что угодно, любое дерьмо – от госчиновников, само собой, до рэкета.

Убить могли запросто! Так, между прочим. Да и семье его бизнес не улучшением здоровья и благосостояния грозил в те времена, а ровно наоборот!

Но Бойцов почему-то точно знал, чувствовал – теперь все будет хорошо!

Откуда?! Да, господь знает!

Жена рыдала, озвучивала все возможные ужасные перспективы, приводила обоснованные аргументы, призывала на помощь его родителей.

Какой ребенок?!

Но он повторил приказ:

– Лиля! Мы будем рожать! Никаких абортов! Все!

Она смирилась, не решившись тайно пойти против его воли, да и родители, повздыхав, вспомнив, что и России не было бы, если б бабы в войны да лихолетья рожать перестали, да и не такие мы уж старики – поможем!

Когда родилась Соня, Кирилл уже сдал дом, и пошли первые деньги от продаж. И какие! По тем-то временам!!

И кредит он о-очень удачно выплатил – половину! Банк, выдавший ему денежки, ликвидировали, дядька помог попасть в программу погашения и ликвидации. И с чиновниками Бойцов «плавно» разошелся, без потерь, помогли старые связи отца, который имел звание «почетного строителя», проработав начальником и участков, и самих строек по всей стране. И с «братками» полюбовно договорились о минимальной мзде, помог друг дворового детства, в те времена член, и не последний, в данном сообществе граждан, героически расстрелянный через два года в одной из разборок.

Наверное, большинство из тех, кто начинал в те времена и проходил все эти «прелести» дикого зарождающегося бизнеса, скажут: по-вез-ло!

Скорее всего, да, повезло, но у него не было ни сил, ни времени на осмысление и даже на банальное: «Спасибо, Господи!»

И – поехало дальше!

Теперь вложился в два объекта – риск, опять-таки офигенный, в двойном тарифе! Какое строительство, когда все разрушают – жизнь, страну, людей, здания, производства?!

Но знал, чувствовал чем-то потусторонним, идущим дальше за интуицией – пройдет пара-тройка лет, и строительство попрет, как тесто из кастрюли – только успевай!

Ну, прошли не пара-тройка, а чуть поболе лет, но строительный-то бум вот он тебе, прогноз-то был верным!

Как прошли следующие полтора года, Кирилл не помнил, двадцать четыре часа в сутки проводя на своих объектах, на пределе физических, моральных сил, днюя и ночуя, в буквальном смысле, на площадках. Оказалось, и дети подросли и вовсю топают ножками, а Максимка и того хлеще – болтает без умолку! А он их и не видел вообще: уходил – они еще спали, приходил – уже спали.

А изменить ничего не мог и не хотел: ни остановить процесс, ни бросить, ни выключиться хоть на час!

Тогда он и потерял Лилю, не в прямом смысле – ушла и не вернулась – потерял!

И неведомо, какая должна быть жена, чтобы сносить и спокойно, не ропща, принимать полное игнорирование себя, детей, семьи, да просто постоянное отсутствие мужа. Декабристка, разве! А может, именно такая и должна быть, чтобы все понять, принять, простить, поддерживая своим пониманием?

Не ему судить.

С детьми помогали родители Кирилла, те с Лилей вообще очень дружно жили, любили друг друга, уважали, из семьи выпадал только он. Но и работал только один Бойцов, на всю большую семью.

Постепенно деньги в доме его стараниями стали прибывать и прибывать. Уровень жизни рос, не вот тебе в один момент, но ощутимо споро. Он купил большую квартиру в «сталинке», в хорошем районе, куда и перевез все семейство, после перепланировки и евроремонта. В этой квартире они прожили около пяти лет – родители, Лиля, дети, и Кирилл, как приходящий гость, в перерывах между работой.