Шанс для неудачников Злотников Роман

Глава 4

Несмотря на то, что за время нашей беседы Реннер поведал мне много удивительного, последняя новость меня попросту ошеломила.

Я познакомился с Асадом ад-Дином во время партизанской войны в джунглях Новой Колумбии. Он был сложным человеком и очень любил осложнять жизнь другим.

Внесение моего имени в список наследования было чистой воды фикцией, при помощи которой Асад намеревался извлечь выгоды из текущей политической ситуации, и мы оба знали, что трон Леванта мне не светит ни при каком раскладе. Собственно говоря, если бы все шло по плану Асада, то я должен был погибнуть вскоре после того, как мое имя оказалось в этом списке, и тот факт, что я таки умудрился выжить, вызвал «небольшие разногласия», о которых упоминал Реннер. Суть разногласий заключалась в том, что Асад хотел видеть меня мертвым и прилагал к исполнению этого желания вполне конкретные усилия, а я в свою очередь делал все, что мог, желая остаться в живых.

Понятное дело, что, когда наступил период изоляции, Асад посчитал меня мертвым. Я на его месте тоже бы так посчитал.

Но похоже, что теперь из-за этой небольшой оплошности я на самом деле могу претендовать на место правителя звездной системы, состоящей из трех планет. Прошло много лет, и никто на Леванте этого не ожидает. Скорее всего, нынешний калиф сочтет мои претензии смехотворными и просто укажет на дверь. Опять же, я бы на его месте тоже бы так поступил, и это был бы самый вероятный исход моего визита на Левант, если бы не одно «но».

Если я теперь приду на Левант, я приду не один. За моей спиной будет поддержка вновь набирающей мощь Кленнонской Империи, силы, с которой нельзя не считаться. Если уж они нашли меня здесь, после стольких лет, не стоит сомневаться, что такую поддержку они мне окажут, причем едва ли ребята будут просто стоять за спиной. Скорее, они будут подталкивать меня в спину.

– Чего конкретно вы хотите? – спросил я. – Чтобы я отправился на Левант и вручил его вам?

– Только как союзника. Поверьте мне, это обоюдовыгодный союз.

– Я-то верю, – сказал я. – Насколько я понимаю, проблема в том, чтобы в это поверило население Леванта.

– Население пойдет за калифом.

– Вы в этом уверены?

– Да. Мы проводили социологические исследования. Сорок три процента подданных Калифата уже сейчас считают, что союз с Империей им жизненно необходим.

– Тем не менее калифа вы в этом убедить не смогли.

– Керим верит в неприступность их орбитальных укреплений и считает, что они способны выдержать любой натиск. У меня порой складывается такое впечатление, будто он живет в какой-то иной реальности.

– Докажите ему, что он ошибается, – предложил я. – Или… он не так уж и ошибается?

– Левант очень хорошо укреплен, – сказал Реннер. – Но неприступных планет нет. Я мог бы взломать его оборону даже сейчас, когда у Империи мало кораблей. Но штурм не обойдется без потерь, а в ситуации, когда каждое боевое судно на счету, мы не можем позволить себе эти потери.

– Что ж, по крайней мере, это честно.

– Кроме того, нам не нужен сам Левант. Нам нужны его ресурсы, его производство, отлаженное и функционирующее. Если мы возьмем Калифат силой, вряд ли его население будет радо нас видеть. Нам придется завозить своих специалистов, ставить охрану… Нет, дружба между нашими государствами куда более выгодна.

– И какой план?

– Как только мы закончим наши дела здесь, мы отправимся на Левант, – сказал Реннер. – Там вы заявите свои права на трон, а имперский супердредноут послужит достаточным основанием, чтобы левантийцы отнеслись к вашим требованиям всерьез.

– Хороший план, – одобрил я.

– Я расскажу вам подробности, пока мы будем лететь. Если вы согласитесь, конечно.

– А у меня есть выбор?

– Я надеюсь, что нет, – развел руками кленнонец. – Речь идет не о моих интересах, не о ваших интересах и даже не об интересах Империи. На кону стоит нечто большее, как бы пафосно и высокопарно это ни прозвучало.

Прозвучало это довольно пафосно и высокопарно, но если ситуация именно такова, какой ее описывал Реннер, то он прав.

– Раз уж мы союзники, то почему бы вам не разблокировать терминал корабельной Сети в моей каюте? – поинтересовался я.

– Вы читаете по-кленнонски?

– Со словарем, – фыркнул я. – Неужели у вас нет программы-переводчика?

– Может быть, и есть, – сказал Реннер. – Это новый корабль, и мне точно не известно, что загружено в его базу данных. В любом случае, я отдам приказ, и, когда вы вернетесь в свою каюту, терминал уже будет разблокирован и готов к работе.

– Чудесно, – сказал я. – Но, пока я не вернулся в свою каюту, мне хотелось бы прояснить еще пару вопросов.

Реннер кивнул:

– Спрашивайте.

Мне показалось, или он на самом деле немного напрягся?

– Известно что-нибудь насчет девушки, о которой вы спрашивали? Капитан Штирнер, я просил, чтобы ваши люди достали ее из холодильника…

– Она еще на «Одиссее», – сказал Реннер. – Ее доставят на «Таррен», как только это будет возможно по медицинским показаниям.

– Но с ней все нормально?

– Насколько мне известно, да.

– Это хорошо, – у меня немного отлегло от сердца. – Как вы поступите с генералом Визерсом?

– Это решать не мне, а императору, – сказал Реннер.

– А что насчет остальных? И как вы намерены поступить с «Одиссеем»?

– Мы не можем тащить его за собой. Полагаю, мы оставим его здесь.

– С экипажем в состоянии криостазиса?

– Они смогут продолжить свой путь, куда бы они ни направлялись, – хмыкнул кленнонец.

– А как быть с теми, кто уже разморожен? Вы отправите их обратно?

– Скорее всего. Естественно, девушки, о которой мы говорили, это решение не коснется. Или вы хотите попросить за кого-то еще?

– Вообще-то да, – сказал я. – Хочу. Меня беспокоит судьба полковника Риттера. Я хотел бы, чтобы он отправился на Левант вместе с нами.

– Зачем вам это?

Чертовски хороший вопрос.

Отчасти потому, что полковник Риттер попросил меня не дать кленнонцам отправить его обратно на «Одиссей», причем сделал это по-русски. А отчасти потому, что в этом мире осталось не так уж много людей, которых я знаю. Вторую причину я и озвучил Реннеру.

– Не вижу в этом проблемы, – кивнул он. – Но, по сути, этот человек бесполезен. Организации, в которой он работал, больше не существует, его оперативная информация устарела почти на два века, а его физическое состояние оставляет желать лучшего.

– Значит, я вполне могу назначить его своим великим визирем, – заявил я. – Вид у него достаточно зловещий, а это главное требование для кандидата на сию должность.

Реннер скупо улыбнулся, давая понять, что оценил мою шутку, а потом посмотрел на часы:

– Должен сказать, я проголодался. Не отобедаете со мной?

– Сочту за честь, – кивнул я.

Надо же мне начинать учиться дипломатическим манерам.

Обеденный стол накрыли в каюте Реннера. Теперь, когда мое зрение почти полностью восстановилось, я мог рассмотреть ее получше, хотя, честно говоря, особо рассматривать там было нечего. Кленнонцы вообще предпочитают вести аскетический образ жизни, и отставной адмирал отнюдь не являлся исключением. Даже дарованный титул не смог на это повлиять.

Обстановка была простой и функциональной. Ни ковров на полу, ни коллекции оружия на стенах, нет даже портрета любимого императора. Единственным украшением каюты был несколько видоизмененный кленнонский герб: все та же планета, наполовину прикрытая щитом, только добавлено изображение космического корабля, висящего над северным полюсом. Эмблема военно-космического флота Империи.

Едва мы уселись за стол, как Реннер отпустил прислугу.

– Думаю, мы сможем сами себя обслужить, – сказал он.

– Не сомневаюсь. – Поерзав на слишком низком для меня стуле, я нашел более-менее удобную позу и обратил взор на слишком низкий для меня стол.

Предложенный выбор яств отнюдь не поражал воображение. Похоже, герцог предпочитает питаться тем же, чем и все остальные.

– Мясо синтезировано, – сказал Реннер. – Но овощи свежие. Корабль достаточно велик, чтобы мы могли позволить себе секцию гидропоники.

Но недостаточно велик, чтобы разбить на нем пастбища и завести стада тучных коров. Какая жалость, черт побери. Я уже очень давно не пробовал настоящего бифштекса. Примерно сто восемьдесят лет.

Я положил в тарелку порцию салата и взял хрустящую булочку. По крайней мере Реннер не попытался накормить меня сухим пайком.

– Разве секция гидропоники не является роскошью, излишней для боевого корабля? – поинтересовался я.

– Нет.

– Правильное питание – залог успеха в бою?

– С некоторых пор я не летаю на кораблях, на которых нет секций гидропоники, – сообщил Реннер. – Так что теперь я предпочитаю очень большие корабли.

– Какой-то личный пунктик?

– Можно и так сказать. – Реннер отправил в рот порцию тушеной синтезированной говядины. – Хотите услышать, что случилось со мной после гиперпространственного шторма?

Я кивнул.

Мне было очень интересно узнать, как он выжил, ведь, насколько мне известно, во время гипершторма адмирал должен был находиться в космосе, и, по всем расчетам, ему положено было умереть, но задавать этот вопрос самому мне было неудобно. Хотя я и не был причастен к созданию прототипа Визерса и даже пытался ему помешать, я все равно испытывал некоторое чувство вины по отношению к тем людям, которым довелось пережить период изоляции и порожденные им трудности. Наверное, потому что сам я все это время провел в относительном комфорте и полном неведении.

– Эскадра, которой я командовал, находилась на границе звездной системы Веннту, – начал свой рассказ Реннер. – Мы охотились на одиночные корабли скаари, которые уходили от планеты. Когда шторм уничтожил стержни Хеклера, наши гипердвигатели взорвались. На малых кораблях это провоцирует взрыв ходового реактора, а взрыв ходового реактора означает…

– Что кораблю конец, – закончил я.

– На моем флагмане гипердвигатель и ходовой реактор находились достаточно далеко друг от друга, так что мы смогли избежать второго взрыва. Нам достаточно быстро удалось изолировать поврежденную часть корабля, – продолжал Реннер. – Примерно половину. Кроме флагмана уцелел еще один корабль, десантный транспорт, который мне навязал генштаб и который мне всюду приходилось таскать за собой, независимо от того, какие задачи я выполнял. Временами это сильно ограничивало мобильность моей группы…

Реннер помолчал. Я не стал торопить адмирала, вряд ли эти его воспоминания относились к разряду самых приятных.

– Нам удалось установить связь между нашими кораблями, но дальняя связь не работала, – продолжал Реннер. – Обе причальные палубы флагмана были уничтожены, так что сообщения между судами не было. Мы не знали, что произошло, но понимали, что вряд ли помощь прибудет очень скоро. Также существовала вероятность, что мы проведем на этом корабле весь остаток нашей жизни. Для многих именно так и произошло.

– Мне жаль, – сказал я.

– Да, мне тоже. У нас была энергия, но не было никаких шансов восстановить корабль, и мы принялись обустраивать его для жизни. Законсервировали ненужные помещения, чтобы экономить кислород, пытались восстановить систему дальней связи, пытались достать из поврежденной части корабля дополнительные рециркуляторы и гравикомпенсаторы. В каком-то смысле нам повезло: на борту нас осталось не очень много, и поначалу у нас не было проблем с едой. Второму кораблю повезло куда меньше. Часть экипажа погибла при взрыве, однако десантный корпус уцелел почти в полном составе.

Десантный транспорт несет на борту на порядок больше народу, чем обычный боевой корабль. Помимо экипажа и боевых расчетов, на судне присутствует толпа вооруженных людей, которым во время полета совершенно нечем заняться. Из-за своей близости к смерти и большой ротации кадров десант менее дисциплинирован, чем профессиональные космонавты, и гораздо хуже обучен. Полагаю, что имперским штурмовикам было куда тяжелее смириться с открывающимися перед ними перспективами, нежели экипажу флагмана.

– Поскольку людей на транспортнике было гораздо больше, а обученного управляться с кораблем персонала гораздо меньше, они первыми столкнулись с теми проблемами, которые в будущем ожидали и наше судно, – сказал Реннер. – Но сначала там возникли трудности с организацией. На транспорте не оказалось ни одного офицера с… моей репутацией, капитан погиб, а авторитет остальных членов экипажа оказался под вопросом. Наметилось противостояние между командой корабля и десантом, я пытался исправить положение, но это оказалось невозможно. К концу первого года это противостояние вылилось в открытый конфликт с применением оружия. Десант победил, но главное, в ходе конфликта были повреждены резервные рециркуляторы и энергетическая система. Оставшееся корабельное оборудование начало выходить из строя, а людей, умеющих его ремонтировать, на борту не осталось. На второй год начали происходить поломки работающих на повышенных мощностях синтезаторов пищи. Сначала они сократили порции еды. Потом они сократили количество едоков. На третий год вышел из строя последний синтезатор, и они принялись есть друг друга. Правда, перед этим они попробовали взять на абордаж наш корабль, но десантные катера плохо приспособлены к маневрированию в открытом пространстве, а мой флагман сохранил часть бортовых орудий, так что эта попытка была обречена на провал. Мы расстреляли их еще до того, как они преодолели половину дистанции.

Я уже пожалел, что согласился поддержать этот разговор. Тема была не из тех, что принято обсуждать за обедом. Я вообще не уверен, что, будь я на месте Реннера, захотел бы это обсуждать.

Адмиралу пришлось очень нелегко. Он наблюдал, как люди, чьи жизни были отданы под его ответственность, стремительно скатывались в дикость и варварство, он видел, как они убивают друг друга, и в конце концов именно ему пришлось обречь их на смерть.

– Мы не могли им помочь, – сказал Реннер. – Их было слишком много, и то, что осталось от нашего корабля, не смогло бы их прокормить. Когда вышел из строя их последний рециркулятор, я приказал расстрелять корабль. Мы израсходовали на это массу энергии, но возражавших против моего приказа на борту не нашлось.

Наверное, это было правильно. Лучше уж умереть в мгновенной вспышке, чем долго и мучительно хватать ртом затхлый корабельный воздух, содержание кислорода в котором сокращается с каждым вдохом. Но несмотря на то, что это было правильно, я был уверен – такие решения даются нелегко. А Реннер все говорил:

– На флагмане не возникло проблем с рециркуляторами. У нас были запасные установки, были запчасти, были люди, способные провести ремонт. Первый синтезатор пищи вышел из строя через пять лет, но к тому моменту мы сумели восстановить и расширить гидропонную секцию и часть еды могли выращивать самостоятельно. Благо, запас семян входит в стандартный аварийный комплект любого крупного корабля. К этому времени мы уже не верили, что Империя придет к нам на помощь, и смирились с тем, что флагман станет нашим последним пристанищем.

Юный энсин Бигс сказал, что первый гипердвигатель нового поколения был создан через пятьдесят шесть лет после шторма. Сколько же времени экипаж Реннера провел в заточении на дрейфующем в открытом космосе судне?

– Шестьдесят четыре года, – сказал Реннер, отвечая на мой невысказанный вопрос. – Империя пришла через шестьдесят четыре года. К тому времени от двух с половиной сотен, которые пережили шторм, осталось четыре десятка человек. Были несчастные случаи, дуэли, кто-то покончил с собой, кто-то попросту сошел с ума. Я старался нагружать людей работой, чтобы у них оставалось меньше времени на праздные мысли, но… срок слишком велик. Трудно заставить кого-то увидеть смысл в его действиях, если сам его там не видишь.

– Но Империя все-таки пришла за вами.

– После стольких лет в это сложно было поверить, – сказал Реннер. – Мы ведь даже не были уверены, что Империя все еще существует. Нам так и не удалось починить систему дальней связи, и не было гарантии, что аварийный маяк все эти годы посылал сигналы о помощи. Но он посылал.

Я подумал о множестве боевых кораблей Альянса, которые тоже могли уцелеть во время шторма и за которыми так никто и не пришел. Потому что приходить было некому.

– Мы были спасены в рамках рекламной кампании «Империя своих не бросает», – сообщил Реннер. – Вокруг нашего возвращения подняли большую шумиху, и я совершенно неожиданно оказался в фаворе у императора. Заодно вспомнили про мои былые заслуги. Поскольку я уже был слишком стар для официального продолжения военной карьеры, Таррен даровал мне титул и зачислил в дипломатический корпус, назначив своим особым представителем.

Судя по выражению его лица, новоиспеченный герцог принял новое назначение без особого энтузиазма. Возможно, свою роль сыграло и то, что он попал в фавор к императору не за военные заслуги, а за те испытания, которые ему пришлось пережить на закате своей военной карьеры.

– Много еще людей уцелело? – спросил я. – Из тех, кто тогда был в космосе?

– До прибытия спасательных команд продержались экипажи лишь трех кораблей, – сказал Реннер. – Включая мой.

Я вспомнил о Гастингсе, который отказался ложиться в криокамеру и предпочел состариться и умереть на борту «Одиссея», вспомнил, что в шутку, – по крайней мере, наполовину в шутку, – предлагал такой вариант и для нас с Кирой. Целый корабль для нас двоих. Троих, если считать и Гастингса.

Наверное, правильно, что мы не стали этого делать. Реннеру и его экипажу пришлось пройти через ад. Немногим удалось продержаться шесть десятков лет до прихода помощи. Полагаю, мы бы сошли с ума гораздо раньше, тем более что в нашем случае помощи ждать было неоткуда, а надежда дожить до конца полета отсутствовала бы изначально.

– А как вы нашли «Одиссей»? – задал я вопрос, который тревожил меня с самого начала. – Мы ведь не должны были включать никакие аварийные маячки, и вообще о нашем присутствии в этой части пространства никто не должен был знать.

– Да, это было посложнее, чем разыскать остатки нашего собственного флота, – согласился Реннер. – Но не так уж сложно, если задаться конкретной целью. Вы забываете, что Веннту была планетой кленнонцев, пусть и не находилась под властью императорского дома.

– Нельзя ли с этого места поподробнее? – поинтересовался я, увидев, что легендарный адмирал не стремится развивать эту тему.

– Сначала мы и не думали, что катастрофа на Веннту как-то связана с гиперпространственным штормом, – не стал артачиться кленнонец. – Но позже, когда в наши руки попала часть архивов СБА, мы сложили их с некоторыми уже имевшимися в нашем распоряжении данными и пришли к выводу, что и к тому и к другому приложил руку генерал Визерс. Наша разведка была хорошо знакома с послужным списком генерала и давно составила его психологический портрет.

– Аплодирую вашей разведке, – сказал я. – Сколько бы я ни пытался разгадать генерала Визерса, ему раз за разом удавалось преподнести мне сюрприз.

– Нам было известно, что к тому моменту, как генерал закончил службу в СБА, в его распоряжении оказался крейсер, – продолжал Реннер. – Мы знали, что генерал готов пожертвовать собой, но обязательно постарается этого избежать, если ему предоставится такая возможность. Тогда мы снова проверили все снимки, полученные нашими разведывательными спутниками в системе Веннту, и обнаружили, что незадолго до катастрофы планету покинул корабль, явно не принадлежащий ни флоту скаари, ни собственному флоту планеты. Боевое судно, собранное на верфях Альянса. Мы предположили, что этот корабль принадлежал генералу Визерсу, и, поскольку генерал знал о надвигающемся шторме, он наверняка предпринял определенные шаги, чтобы избежать его последствий. Остальное было несложно. Единственным обитаемым миром, находящимся в обозримом пространстве, был Борхес, и мы поняли, что корабль, если он уцелел, надо искать где-то на этом курсе.

– И вы начали прочесывать космос?

Реннер кивнул:

– Вооружившись сканерами энергетической активности. Четырем отряженным для этого задания кораблям понадобилось чуть меньше двух лет, чтобы завершить поиски.

– Все равно вам пришлось затратить много усилий.

– Император очень хотел знать правду, – сказал Реннер. – И, учитывая далеко идущие последствия катастрофы, я его в этом всецело поддерживал.

– Но откуда вы знали, что найдете на этом корабле не только Визерса, но и меня?

– Наверняка мы этого и не знали. Однако полностью такой возможности не исключали. Нам было известно о ваших контактах с генералом, и вас видели на Веннту еще до начала вторжения скаари. Тот факт, что вам удалось покинуть планету во время первого их штурма, нам был неизвестен. Мы предполагали, что, учитывая характер ваших отношений с генералом, вы вполне можете оказаться на борту его корабля.

– Вы не знали, что я улетел, вы не знали, что я вернулся, и в итоге нашли меня именно там, где рассчитывали найти. Бинго!

– Но мы до сих пор не понимаем, почему генерал так с вами носился и для чего он сохранил вам жизнь, – сказал Реннер.

– Боюсь, что это загадка и для меня.

Кленнонец одарил меня внимательным взглядом.

– Как бы там ни было, для чего бы он ни хотел вас использовать, сейчас это уже неважно.

Я согласился. Так было безопаснее.

Глава 5

Реннер сдержал свое слово. Когда я вернулся в свою каюту, то обнаружил юного энсина Бигса, возившегося с терминалом корабельной Сети.

– Общий доступ, – сказал он. – Я установил программу-переводчик, так что вам надо будет просто выделить текст и нажать кнопку. Но с устройством ввода, боюсь, проблемы, на нашем корабле есть клавиатуры только с кленнонской раскладкой.

– Ничего страшного, – сказал я. – Я знаю ваш алфавит, а скорость ввода не имеет большого значения. Я тут не «Войну и мир» по памяти восстанавливать собираюсь.

– Вы знаете наш алфавит, сэр?

– Вас это удивляет?

– В школе нас учили, что в старые времена люди считали кленнонцев существами второго сорта, сэр.

– Я из очень старых времен, энсин. У меня нет этих предрассудков.

– Как скажете, сэр.

– А вы сами не считаете людей существами второго сорта? – поинтересовался я.

– Нет, сэр.

– Даже несмотря на ваше физическое превосходство?

– Нас учили, что это не главное, – сказал Бигс. – Главное – то, что внутри.

– И что же внутри?

– Мы равны, сэр. Мы принадлежим к одному и тому же виду.

– Это не мешало нам воевать друг с другом.

– На Земле люди воевали друг с другом и в докосмические времена, сэр. Это ничего не значит.

– Кроме того, что все мы чертовски агрессивны.

– Тем не менее на Земле людям удалось не истребить друг друга окончательно, сэр, – сказал Бигс. – Возможно, и мы могли бы научиться жить в мире.

– Или по крайней мере мы могли бы объединиться перед лицом общей угрозы, – добавил я.

– От Альянса мало что осталось, сэр.

– Да, я знаю.

– В день, когда наш корабль был спущен со стапелей, император произнес речь. Он сказал, что наш долг заключается в том, чтобы не только сохранить Империю, но и постараться защитить остатки человечества по всей галактике. Запись хранится в корабельном архиве, и я могу ее вам перевести.

– Не стоит, – сказал я. – Я слышал много таких речей.

– Но я действительно в это верю, – сказал Бигс. – У нас общее происхождение, у нас общая родина…

– Сколько вам лет, энсин?

– Двадцать четыре.

Да не такой уж он и юный, но все еще верит в идеальное мироустройство. К его возрасту я уже распрощался с большей частью подобных иллюзий. Формула «человек человеку – друг, товарищ и брат» на практике никогда не срабатывала. Ибо правы были древние римляне: «Хомо хомини люпус эст», что значит – «Человек человеку волк». И он не может не «эст».

– Поговорим об этом, если нам удастся пережить нашествие скаари, – предложил я. – Возможно, этот опыт научит наши народы чему-то новому.

– Вы так говорите, словно сами в это не верите.

– Я стар, устал, и меня только что достали из холодильника, – напомнил я. – Тебе вовсе необязательно слушать всю чушь, которую я несу.

– Да, сэр, – согласился он. – Вам нужно от меня что-нибудь еще, сэр?

– Нет, энсин. Вы можете идти.

– До завтра, сэр.

– До завтра.

Когда дверь за энсином закрылась, я сел в кресло перед терминалом и пробежался пальцами по клавишам. Компьютер работал, но у меня не было никакого желания рыскать по общей Сети корабля. Реннер и так вывалил на меня кучу фактов, которые предстояло осмыслить, но и о них мне думать не хотелось.

Обед и беседа с Реннером меня вымотали, но главную мысль я усвоил.

Дивный новый мир оказался лишь чуточку видоизмененным старым.

Риттер, которого я навестил следующим утром, действительно выглядел хуже, чем во время нашей прошлой встречи. Он лежал в кровати, был бледен, и его снова подключили к передвижному медицинскому агрегату кленнонцев. Меня предупредили, что наша встреча не должна длиться слишком долго.

– Привет, – произнес я.

– Привет. Какие новости?

– Я договорился, чтобы тебя не отправляли обратно на «Одиссей», – сказал я по-русски.

– Ты сейчас с кем разговаривал? – поинтересовался Риттер.

– С тобой.

– А на каком языке?

– На русском. Ты меня не понял?

– С чего бы мне тебя понимать? Я не владею мертвыми языками.

– Странно, – сказал я. – Потому что под занавес нашей прошлой встречи именно на этом языке ко мне и обратился.

– Ты шутишь?

– Нет.

– И что я сказал?

– Попросил, чтобы тебя не отправляли обратно на «Одиссей». Я договорился с Реннером, тебя не отправят.

– Я не помню, – сказал Риттер. – У меня криоамнезия.

– Криоамнезия обычно захватывает период времени до стазиса, а не после.

– Значит, мой мозг некорректно разморозили. Довольно поганое ощущение, знаешь ли. Но моего знания твоего древнего языка этот факт не объясняет.

– Это верно.

– А ты уверен, что проблемы на моей стороне? – поинтересовался Джек. – Может быть, тебе показалось?

– Уверен, – сказал я. – Моя память никогда меня не подводила.

– Это я знаю, – вздохнул Риттер.

– Однажды девушка шла по улице, и ей на голову свалился цветочный горшок. К удивлению врачей, когда девушка пришла в сознание, она заговорила на французском языке, который никогда раньше не изучала.

– И что это было? – спросил Риттер.

– Это была байка из моего времени, – сказал я. – За достоверность я, впрочем, не поручусь.

– Теперь ты должен добавить, что человеческий мозг – это загадка.

– Человеческий мозг – это загадка, – сказал я.

– Спасибо. Мне немного полегчало.

– Обращайся еще, ежели что.

– Как тебе удалось добиться того, что меня решено оставить здесь?