Год крысы: Путница Громыко Ольга
– Эй, тетка! – окликнул Альк, свесившись с седла. – Подай-ка сытный с мясом.
Рыска ошеломленно глядела, как саврянин кидает торговке монету и жадно впивается зубами в длинный поджаристый пирог.
– Здра-а-асте! – возмутился Жар. – Три дня нас своей голодовкой изводил, а теперь жрет как ни в чем не бывало!
– Неужто ты так из-за меня переживал? – с интересом покосился на него Альк.
– Ну Рыску изводил, – поправился вор. – У нее самой из-за тебя кусок в горло не лез!
– Вовсе даже лез, – запротестовала уличенная и смутившаяся девушка. – Просто… беспокоились за тебя! Немножко.
– С чего бы это? – Альк критически изучил пирожную начинку, но счел безобидной и снова в нее вгрызся.
– Ты ж ходил такой смурной, будто вконец сдался! Если б не мы, так бы на дубу и повесился! – сгоряча выпалила Рыска свое потаённое опасение, не покидавшее ее всю дорогу и заставлявшее следить за каждым шагом саврянина.
– Я?! Девка, ты меня с кем-то путаешь. – Белокосый уставился на нее высокомерно-жалостливо, как на больную.
– А кто деду «прощай» сказал?! – настаивала разобиженная девушка.
– И что? Он же совсем старенький, больной, вряд ли долго протянет.
У Рыски не нашлось слов. Альк нагло глядел ей в лицо, жуя пирог. Пришлось, как ни позорно, потупиться.
От волны сдобного духа у девушки подло проснулся аппетит, но было поздно: торговка успела раствориться в толпе.
– Не надейтесь. – Саврянин вытер жирные пальцы о коровью шею. – Скорее все дубы в округе попадают, чем я какой-нибудь из них осчастливлю.
Рыска вздохнула, не зная, радоваться или огорчаться. Она уже немножко изучила Алька, и целеустремленный блеск, вновь появившийся в желтых глазах, наводил на нехорошие мысли о собственно цели. Не пирожок же так его взбодрил. Девушка подозревала, что это как-то связано со встреченным путником, – но ведь Альк отказался от его помощи! Нет, понять, что творится в дурной саврянской башке, было совершенно невозможно…
– Это еще что такое?! – перебил Рыскины мысли суровый оклик стражника. – Тут людям места мало, а они со скотиной приперлись, чужие ноги давить! Вон там коровязь платная, туда и ведите!
Пришлось подчиниться и вернуться на площадь пешком. Торговка пирогами снова орала где-то неподалеку, как кулик в камыше, но увидеть ее больше не удалось. Тогда Жар купил себе с подругой по берестяному кульку жаренных в меду орехов, золотистых и хрустящих. Рыска впервые попробовала это лакомство, и оно привело ее в восторг. Да и вообще – хорошо здесь! У всех лица веселые, довольные, поневоле в ответ улыбнуться хочется. Кто семечки лузгает, кто языки чешет, кто на карусели катается: к макушке столба крутящееся колесо приделано, а с него веревки свисают; ухватишься за одну, разбежишься, подожмешь ноги – и лети по кругу! Но туда только с тараном пробиваться – столько желающих.
Невдалеке стоял еще один столб, высокий и такой гладкий, что аж лоснится под солнцем. Может, даже чуток намаслен для пущей сложности – призы-то знатные, от огромного копченого окорока до красных сапог с подковками, снизу видно, как блестят. Возле него народу было поменьше, только глазели завистливо.
– Залезешь? – с подковыркой спросил Жар у Алька.
Тот брезгливо дернул левым углом губ:
– Делать мне больше нечего.
– А башмаки тебе уже не нужны?
– Не такой ценой. – Альк почесал левую ногу о правую. Подошвы у него были чернющие, еще и посбивал с непривычки, наверное, но ни за что ж не признается!
– Так бесплатно же, – не поняла Рыска. – И заодно потеха, весело!
– Вот именно, – проворчал саврянин. – Один идиот корячится, а остальные смотрят и ухохатываются. Жуть как весело. Я лучше босиком похожу.
– Странно, крысы должны бы хорошо по столбам лазить, – с невинным видом заметил вор, сплевывая случайную ореховую лушпинку.
– Я не «не могу», – раздраженно повысил голос Альк, – а «не хочу».
– Так докажи!
– Своих дружков на «слабо» подбивай, ворюга. Меня твои подначки не волнуют.
– Врешь, вон как желваки на лице играют!
– Это меня от твоей компании тошнит. – Саврянин отвернулся, намекая, что иначе точно вырвет.
На противоположной стороне площади словно махровые маки расцвели: из переулка пестрой лентой выползал табор. Цыганки взмахивали юбками, как яркими крыльями, и пускались в пляс по кругу, звеня бубнами и браслетами. Зоркая Рыска узнала идущего впереди вожака и, наклонившись вбок, гулко щелкнула Жара по гитаре:
– Иди верни!
Вор чуть слышно застонал. Он-то надеялся, что этот вопрос уже утрясли и благополучно забыли.
– Не бойся, – неправильно истолковала оный звук Рыска. – Скажи, что нечаянно взял. Он обрадуется, вот увидишь!
Жар в этом как раз не сомневался и предпочел бы влезть по столбу. Но подруга неумолимо жгла его желто-зелеными глазищами, так что пришлось подчиниться.
Альк с Рыской остались вдвоем. За время пути в Зайцеград это случилось чуть ли не впервые, Жар оберегал подружку с ревнивой пылкостью брата, не выпуская из виду дольше чем на пять щепок. Рыске казалось, что она уже притерпелась к саврянину, но сейчас все равно ощутила какую-то неловкость и поспешила перенести внимание на площадь.
Акробат уже закончил выступление, и его место занял заклинатель с толстой желтой змеей, взирающей на хозяина с усталым отвращением. Змей Рыска побаивалась и даже на ручных глядеть не хотела. Немножко послушав музыкантов и честно кинув им монетку за усердие, девушка начала проталкиваться к третьему помосту.
– А здесь что?
– Ерунда, уличные сказители, – нехотя отозвался Альк из-за ее спины. – Одни бездельники языками мелют, другие уши подставляют.
– И что, любой может сюда влезть и рассказать сказку? – поразилась Рыска.
– Сказку, историю, поэму, поучительную байку… да хоть свежую сплетню. Если какая-нибудь мура окажется, слушатели его мусором закидают, если интересно – монет в шапку насыплют. Пошли назад к коровязи, там дружка твоего и подождем.
– Погоди, – остановилась девушка, – давай хоть немножко послушаем!
Нынешний сказитель выглядел благообразно и располагающе: невысокий, в возрасте, но крепенький, хорошо одетый, с набегающей со лба лысиной и узкой, но не редкой, а просто подбритой с боков бородой. Мягкий голос ручьем журчал над толпой, заставляя ее то слаженно охать, то смеяться. Рассказ шел к концу, и уловить его суть Рыска не успела: вокруг захлопали, засвистели, зазвенела медь по доскам, и сказитель, откланявшись, величественно спустился с помоста. Несколько человек бросились ему наперерез, просительно взмахивая веревочками, чтобы завязал по узелку на память. Мальчишка-ученик остался подбирать монеты, торопливо сгребая их в кучу, пока уличные сорванцы не похватали те, что с краев.
– Кто это? – шепотом спросила Рыска у ближайшей женщины.
– Знаменитый странствующий мудрец Невралий, – благоговейно ответила та. – Он знает одиннадцать языков, владеет шестью видами оружия и пешком обошел восемь стран! Книги с его творениями хранятся в доме у каждого богача, и любой менестрель почитает за честь сложить песню на его стихи!
– Ой! – восхитилась девушка, глядя на сказителя совсем иным, почти влюбленным взглядом. Надо же, какой великий человек! Не каждому выпадает честь его хотя бы увидеть, а тут – послушать! – Альк, у тебя веревочки нет?
– Попроси, чтоб на косе завязал, – буркнул саврянин, на которого слова горожанки почему-то произвели обратное впечатление, глаза презрительно сощурились мудрецу в спину. – И год не расчесывайся.
– Злой ты, – обиделась девушка. – Завидуешь, наверное.
– Я? Ему?! – неподдельно возмутился Альк. – Чему тут завидовать-то – бороде козлиной?
– Уму!
– Борода и то завиднее.
Впрочем, сказитель так и так скрылся в толпе, догонять поздно. Сменять его на помосте никто не спешил, хотя веселая компания парней пыталась выпихнуть туда самого говорливого, но для похабных частушек тот выпил слишком мало, а для приличных – слишком много.
А на Рыску внезапно накатила тоска по хутору – особенно по длинным зимним вечерам, когда батраки и служанки собирались на кухне вокруг стоящей на полу плошки с жиром и поочередно рассказывали байки. Отблески пламени превращали лица в загадочные красно-черные маски, а за спинами шевелились тени, подслушивая и так мастерски воплощая сказочных чудищ, что боязно было обернуться. Однажды кот уронил прислоненный к печи ухват, так даже Цыка заорал от страха: Рыска как раз про медведя-оборотня рассказывала.
– На, подержи! – Девушка сунула Альку кулек с недоеденными орехами, ухватилась за край помоста и легко на него вспрыгнула. Чья-то сильная нахальная рука успела пихнуть ее под зад, больше помешав, чем подсадив. Рыска поспешно выпрямилась и развернулась, но кто это был, так и не поняла.
На новую сказительницу тут же уставились сотни глаз – одни с интересом, другие недоверчиво. Некоторые, особенно мужчины, разочарованно разворачивались и отходили, даже не дождавшись начала: ну что эта девчушка-простушка им рассказать может? Бабские истории только бабам и интересны, про любовь там или злую свекруху…
Смотрел и Альк, метко кидая в рот орехи из ее кулька. «Пока я тут стоять буду, все сожрет!» – мелькнуло в голове у Рыски, но тут же напрочь вылетело. Парни, которых она опередила, громко перебрасывались шуточками, от которых начинали хихикать и окружающие. Девушки-ровесницы глядели ободряюще, шикая на дружков. Что же им рассказать-то? Рыска торопливо перебрала в памяти свои лучшие байки. Страшные и печальные, пожалуй, не стоит – не то у людей настроение. Надо что-нибудь веселенькое и всем – а не только хуторянам – понятное…
Тут Рыска заметила девочку лет семи, прижавшуюся к самому помосту и росточком едва ли с него. Бедно, но чистенько одетая, гладко причесанная, а на конопатой, обращенной к сказительнице мордашке такое восхищение, что грех обмануть ожидания.
– В одной… – Рыска сразу поняла, что говорить надо намного громче, почти кричать. – В одной маленькой веске жила-была девочка, круглая сирота…
Толпа притихла, как дикий зверь, завороженный человеческим голосом. Можно было уже не так рвать глотку, изобразить и хрипатое лесное чудище, и визгливую бабу…
Первой шутке сдержанно улыбнулись, вторая заслужила несколько смешков, а потом словно снежный ком с горки сорвался. Чем охотнее отзывались на байку люди, тем искусней становилась рассказчица. Обилие народа уже не смущало – напротив, наполняло вдохновением, как птичьи крылья ветром. Рыска больше не стояла столбом: махала воображаемым мечом, скакала по помосту за корову, «чаровала» скрюченными пальцами за злого колдуна и за него же падала на колени, моля добру девицу не убивать его, почти совсем раскаявшегося…
Тем временем великий мудрец – видать, привлеченный громовым хохотом – вернулся и встал у помоста, внимательно слушая. Вокруг него тут же образовался почтительный кружок.
– …и вернулась она домой с победой. – Девушка закончила и выпрямилась, переводя дыхание и убирая с мокрого лба выбившиеся из косы и налипшие прядки.
Восторженный рев толпы стал Рыске лучшей – но не единственной наградой. Не успели отзвучать хлопки, крики и свисты, как по помосту застучали монетки. Одна подлетела к самым ногам сказительницы, и девушка, нагнувшись, подобрала ее и сжала в кулаке. Вот оно счастье – получать деньги за то, что умеешь и любишь больше всего!
Кто-то швырнул и тухлое яйцо, расквасившееся о доски и запачкавшее несколько монет, но это почти не омрачило Рыскиного торжества. Жар, невесть когда присоединившийся к зрителям, расторопно стянул шапку и начал собирать в нее выручку. Даже из яичной лужи не побрезговал вытащить.
– Еще, еще! – одобрительно орали вокруг. – Что там дальше с девкой было-то? А корова так и ускакала?
Воодушевленная Рыска не прочь была продолжить, но тут на помост степенно, по ступенькам, поднялся мудрец Невралий. Зорко осмотрелся, гася шум, как ворвань волны, и мягко, по-отечески обратился к благоговейно уставившейся на него девушке:
– Очень, очень похвально, милая. Язык у тебя хорошо подвешен, да и история забавная, необычная. У тебя определенно есть дар сказительницы, и немалый…
Рыска зарделась, чувствуя себя так, будто сама Хольга спустилась с небес, дабы похвалить ее за праведную жизнь.
– …поэтому мне больно глядеть, как ты растрачиваешь его впустую, – со вздохом закончил мудрец.
– Где ж впустую? – опешила девушка. – Вон как мне хлопали! Боль… Не меньше, чем вам, – деликатно поправилась она.
– Верно – потому что ты говорила то, что они хотели услышать, – грустно укорил мудрец. – Шуточки, прибауточки, герои даже перед боем друг друга поддразнивают… Пена на волнах истины.
Рыска по-прежнему ничего не понимала.
– А разве это плохо? Мне нравится веселить людей, им нравится смеяться, все довольны…
– Девочка! – в праведном возмущении воздел руки сказитель. – Свинья тоже довольна, когда ей чешут пузо. Людей же надо не развлекать, а увлекать! Пробуждать их разум, заставлять задумываться о вечном, просвещать и прививать мораль!
– Но это же была сказка, – растерянно пробормотала Рыска. – Разве она не может быть просто доброй и веселой, чтоб люди хоть ненадолго забыли о своих бедах?
– Настоящий мастер, – мудрец нравоучительно поднял палец, – не должен растрачивать талант на такую ерунду. Если ты не будешь работать над собой, он уйдет, как вода сквозь пальцы, оставив в горсти только избитые шуточки, над которыми не станут смеяться даже самые преданные в прошлом слушатели… И тогда ты наконец захочешь сотворить истинный шедевр красноречия, но уже не сумеешь и с горя повесишься на вожжах в коровнике.
Рыске показалось, что ее щеки превратились в два угля, пышущие жаром на три шага вперед. Как это – ерунда?! Да она в детстве только такими сказками от «вожжей» и спасалась! Девушка хотела возразить, даже слова половчее друг к другу в уме пригнала, но тут мудрец все с той же благожелательной улыбочкой ткнул пальцем в монетку, которую Рыска безостановочно крутила в пальцах, и заметил:
– А ты нервничаешь, девочка! Значит, сама чувствуешь, что неправа.
Это было так подло и обидно, что ответная речь застряла у Рыски в горле, а взамен из глаз брызнули слезы. Ну конечно, она нервничает: незнакомый город, первое в жизни выступление, беседа с таким великим и уважаемым человеком… Но какое отношение это имеет к предмету спора?! А вокруг ехидно захихикала толпа – та самая, что минуту назад так горячо ей рукоплескала. И начала поддакивать: верно-верно, куда тебе, весковой синичке, до благородного журавля. Самодовольное лицо мудреца поплыло у Рыски перед глазами, в ушах зазвенело.
Доски под ногами дрогнули: на помост вскочил еще один человек. Подошел к Рыске со спины, вежливо оттеснил ее в сторону и, широкой улыбкой призвав собеседника к вниманию, выдал длинную витиеватую фразу на саврянском языке.
Похоже, оный входил в число известных мудрецу одиннадцати, ибо сказитель потрясенно разинул рот, но им не воспользовался.
Альк улыбнулся ему еще раз, отвесил ироничный поклон и, ухватив девушку под локоть, свел с помоста и потащил сквозь толпу. Вслед им понесся многоголосый гогот, но над кем – непонятно.
– Что ты ему сказал? – Рыска неуверенно упиралась и оглядывалась, но саврянин неумолимо тянул ее прочь с площади.
– Да так, всего понемножку. О прелестях юной самки коровы, резвящейся на весеннем лугу после сытного обеда. О долгом и извилистом пути, который, несомненно, приведет уважаемого собеседника к исполнению его тайной мечты. О совершенстве ствола тополя, чья форма идеально подходит для…
– Альк!!! – наконец осенило Рыску. – Ты что, обложил мудреца матом?!
– Вообще-то я собирался оттягать его за бороду, – с сожалением признался саврянин, – но ради праздника решил проявить вежливость и тактичность.
– Ты с ума сошел! – Рыска остановилась. Альк – нет, и теперь девушка ехала башмаками по гладкой брусчатке, как волокуша за волом. – Это же великий мыслитель, он старше и мудрее нас, вместе взятых!
Саврянин жалостливо покосился на спутницу:
– Рыска! Этот тип мудрее тебя лишь потому, что лучше треплет языком! А нес он полную чушь, облекая ее в красивые выспренние слова.
– Мы должны вернуться и извиниться! – настаивала девушка. Она даже попыталась сесть на землю, но оказалось, что ткань штанов скользит еще лучше, а протирается в разы быстрее. К тому же саврянину одобрительно засвистели и заорали из окон какие-то пьянчуги: «Так ее, потаскушку! Ишь строптивая какая попалась!»
– Мы? – Альк, мерзавец, показал им победно согнутую руку.
– Хотя бы я!
– Чтобы он снова начал над тобой издеваться?
– Слово нужно побеждать словом, а не кулаком!
– А я что сделал?
– Я имею в виду – мудрым словом!
Переулки надежно погребли вид на площадь, и Альк наконец остановился, выпустил Рыскино запястье.
– Мудрость рождается в споре равных, а это было избиение младенца, да еще на потеху публике. Такие велеречивые узлы безнадежно распутывать, их можно только хорошенько рубануть.
– Но толпа…
– Что – толпа? Она как ребенок: тянется за цветастым фантиком, даже если внутри полное дерьмо. Ручаюсь – девять из десяти слушателей вообще не поняли, о чем вещал этот «мудрец», но им очень хотелось показаться умными.
Рыска понурилась, чувствуя себя выжатой, как виноградный жмых – одни царапучие семечки да горькие шкурки. Сок же остался там, на площади, жадно выпитый толпой.
– Зря я вообще туда полезла… – пробормотала она.
– Да ладно, – отмахнулся Альк, – я тоже постоял, послушал. Здорово треплешься, тебе бы в балагане выступать. Надеюсь, твой дружок успел прихватить шапку? Там вроде даже серебро блестело.
– Тебе правда понравилось? – недоверчиво встрепенулась Рыска. – А мудрец сказал…
Саврянин фыркнул:
– Еще бы, он ведь тоже в шапку заглянул. Которая могла бы быть его. Выбрось из головы, у тебя там и так мало места для умных мыслей.
Тут Рыску с Альком наконец догнал Жар – он действительно задержался, собирая монеты, а потом еще прохожих пришлось расспрашивать, куда саврянин с девицей пошли.
– Там до сих пор потеха, – с гнусным хихиканьем сообщил вор. – Мудрец принялся какой-то стих читать, прочувственный – аж зубы сводит. А в толпе нет-нет да как захохочут! Сказитель-то улыбается, едко отшучивается, а глаза злые-презлые.
Рыска до конца так и не успокоилась, но повеселела. Особенно когда Жар торжественно вручил ей шапку с деньгами.
– Может, вправду сказительницей заделаться, а? Мне понравилось! И доходно так, оказывается…
– Если бы, – разочаровал ее Жар. – Сегодня праздник, вот толпа и собралась, веселая да щедрая. А ежели каждый день тут байки травить, то хорошо если десяток человек остановится. К тому же тогда помост выкупать придется, а еще стражникам платить, чтоб пьянь и дураков гоняли… Ну его к Сашию!
– А это что? – возмутилась девушка, указывая на по-прежнему болтающуюся у Жара за спиной гитару.
– А? – Вор крутанулся, решив, что Рыска заметила кого-то позади. Злосчастная покража мотнулась вместе с ним. – Ах это… Слушай, совсем про нее забыл! Ничего, в следующий раз отдам.
– А вдруг мы этих цыган больше не встретим?!
«Вот и прекрасно», – читалось в глазах Жара.
– А я купца нашего нашел! – поспешил сообщить он. – Ну то есть узнал, где он живет. Тут недалеко, даже коров можно не забирать. Идем?
– Ага, – согласилась Рыска, покосившись на Алька. Саврянин резко помрачнел, но, не сказав ни слова, развернулся в указанную вором сторону.
Идти действительно пришлось недолго, десять щепок и два поворота, однако на месте кредиторов поджидало разочарование: дверь скобяной лавки была заперта на висячий замок, даже стучаться нет смысла.
– А это точно его дом? – усомнилась Рыска.
– Точно-точно, сказали – над лавкой живет, вход один. – Друг так обиженно уставился на замок, словно лично у него, Жара, с Матюхой было уговорено о встрече, а тот подвел.
– Да он, наверное, на заячьи бои подался, – сообщила не в меру любопытная и болтливая соседка, вытряхивающая половик из чердачного окна дома напротив. – Раньше полуночи не вернется.
– Полуночи?! – изумился-возмутился Жар. – Чего там столько времени делать-то, сейчас же только-только за полдень перевалило?
– Ну так вначале на гулянье, оттуда на боевище, а потом в кормильню, горе заливать, – пояснила горожанка и так взмахнула плотной тряпкой, что Рыску обсыпало песчинками, а на вора свалился дохлый таракан.
– Горе?
Женщина рассмеялась, втянула половик назад в окошко.
– Так он же невезучий, как первый блин, вечно не на того ставит!
– Невезучий купец? – подняв брови, пробормотал Жар. – Это что-то новенькое.
– Про торговлю ничего не скажу, вроде гладко идет, – признала соседка. – А с зайцами этими у него ну никак не складывается, хоть он их всех по кличкам и в морды знает. В этом году вообще решил свою зайчатню завести, заказал полдюжины аж в самом Шипоне, отдельного слугу клетки чистить нанял…
– Ага, спасибо, тетушка! – Про зайцев Жару было уже неинтересно. А вот страсть купца к ставкам сильно обеспокоила – вор знавал случаи, когда на таких боях спускались целые состояния. Особенно если своего зверя выставляешь, считая его лучшим из лучших. Надо ловить должника, покуда не проигрался в пух и прах! – А где то боевище?
– Да вон туда, под горочку и до самого канала. – Соседка захлопнула окно.
– Ой, а я никогда заячьих боев не видела! – округлила глаза Рыска. – Это как?
– Вот заодно и посмотришь. – Жар поправил шапку, покосился на Алька. Саврянин подозрительно вглядывался в узкий переулок, затемненный общей крышей между домами. Даже несколько шагов к нему сделал. – Чего там?
Из тени, будто отвечая на вопрос Жара, выбежали две крысы, большая и поменьше. Без видимой цели покрутились по мостовой и шмыгнули обратно.
– Ничего, – отвернулся от переулка Альк. – Уже ничего.
Глава 3
Крысы обожают зрелища и, если в доме происходит что-то необычное, непременно выглядывают из нор.
Там же
Заячьи бои, оказывается, начинались только с темнотой, когда зайцы входили в полную силу. До этого на боевище шло обычное гулянье, и в шатер с клетками стража никого, кроме хозяев, не пускала. Жар немного послонялся рядом, отлавливая всех выходящих, и выяснил, что Матюхи внутри нет, его зайцев – тоже и с утра купца никто не видал. Впрочем, все уверяли, что Матюха вот-вот непременно придет, без него ни одни бои не обходятся, тем более – главные ежегодные.
Но прошло две лучины, а купец-зайцелюб так и не появился.
– Может, он нарочно прячется? – с досадой предположил Жар.
– Откуда ему про нас знать-то? – удивилась Рыска.
– А если дедок нашего крыса, – вор зыркнул на Алька, – успел его оповестить?
– Тогда бы Матюха сам меня искал, – отгавкнулся саврянин. – Чтобы общине заложить.
– Так, может, мы с ним и разминаемся весь день?
– Не дури голову. На кой приплетать купца, если за нами и без того путник тащится?
– Отстал же вроде… – неуверенно напомнила Рыска.
– Этот – не отстанет, – зло бросил Альк.
– А что тогда делать? – Девушка не уточнила с кем – купцом или путником, и саврянин выбрал ответ на свое усмотрение:
– Подождем начала боев. От них, судя по слухам, Матюху только смерть удержит.
– А может, попробуем еще погулять, поискать его? – Рыска устала, но какое-то неясное беспокойство мешало ей согласиться с Альком. После разговора с мудрецом никак не успокоится, что ли?
– В этой каше? – фыркнул саврянин, обводя рукой заполоненные людьми улицы. – Мы даже не знаем, как он выглядит.
Жар промолчал, признавая его правоту, и Рыска тоже сдалась. Найти свободные места в кормильне в разгар праздника было не легче, чем беглого купца, и пришлось устроиться просто под стенкой дома, как последним бродягам. Впрочем, таких сегодня было много, даже стража смирилась и не гоняла. Стоило Жару попасть в тенек и вытянуть усталые ноги, как он начал задремывать, клонясь головой к Альку на плечо. Саврянин зло отпихнул его раз, другой, потом не выдержал и пересел по другую сторону от Рыски. Жар тут же сполз окончательно, уютно устроившись щекой у подруги на коленях. Девушка шутливо потрепала его по пыльным кудрям, спящий друг расплылся в улыбке, чмокнул губами и пробормотал что-то отнюдь не братское. Рыска смущенно отдернула руку, хотя обращался Жар явно не к ней.
Идущие мимо люди их словно не замечали, только какой-то оборванец запнулся об Алькову ногу и в сердцах бросил что-то насчет падали и саврян. Альк лениво смерил его взглядом – этого хватило. Жара потихоньку шла на спад, сверху, из ящика на подоконнике, доносился одуряющий аромат каких-то цветов, легкое похрапывание друга действовало убаюкивающе, и вскоре девушка тоже начала клевать носом.
Темнело. Еще лучина – и неясно будет, где тут полено, а где его тень. Цыка поставил на колоду очередной чурбачок, но рубить не спешил. Утер щекочущий брови пот, потянулся, не выпуская из рук топора, и чуть не уронил его на ногу. Вечно так: покуда работаешь – никто твоего старания не видит, а едва улучишь щепочку передохнуть – хозяин тут как тут!
Но на сей раз Сурок не кинулся браниться, даже улыбнулся ласково и рукой махнул: мол, умаялся, труженик, сядь передохни! А я тебя беседой развлеку.
Садиться батрак не стал – постеснялся. Только топор в чурбак воткнул, задом чуя: что-то тут неладно. С Рыскиного бегства уже неделя прошла, а хозяин никак не мог простить Цыке с Михом, что упустили девчонку. Вначале грозился вообще без платы выгнать, потом вроде поостыл, но все равно отравлял жизнь, придираясь по каждой ерунде. Миху-то как с гуся вода, а у Цыки жена беременная, дом недостроенный, сейчас ругаться с Сурком ну никак нельзя, надо хоть до зимы доработать.
– Дружок твой уже к отъезду готовится, – кашлянув, начал хозяин.
– Ага, – осторожно поддакнул батрак. Еще как готовится: прихватил кувшин ледяного вина и утопал в веску к девкам, чтобы душу напоследок отвести. Даже Муха ворчать не посмела – последний же денек вольной жизни, а как оно дальше обернется, неведомо. Гонец с тсецами и путниками дождались конца жеребьевки, записали имена «везунчиков» и уехали, велев добираться в Макополь своим ходом и быть там не позже завтрашнего вечера. Назад поедут – проверят.
– А мои бабы во-о-оют, – вздохнул Сурок, присаживаясь на лавочку под стеной. – Мол, на кого ты нас, кормилец-поилец…
Цыка промычал что-то согласно-сочувственное. Жена с женкой, узнав о постигшем их горе, действительно подняли крик: дурак, пень бородатый, почему сразу с весчанами не договорился?! Небось посулил бы каждому по полсребра, чтоб без него тянули, – с радостью бы согласились! Нет, пустил дело на волю Сашия, потащился с путником советоваться, выгоды искать – а в итоге все потерял!
– Экая глупость, – продолжал Сурок, распаляясь, – хозяина хутора на тсарскую стройку отправлять! Да тсарь больше налогу с прибыли недополучит, чем на моем черном труде заработает! Чтоб я камни на старости лет ворочал, позор!
– Так вас небось командовать поставят, – льстиво предположил батрак.
– Да на бычий корень оно мне! – выругался хозяин. – У меня сенокос на носу, пруд копать надо, скот клеймить и разбирать, что на племя, а что на продажу! А если тсарь нас там до морозов мурыжить будет, это ж вообще развал хутору… – Сурок поерзал на скамеечке, вперил в работника тяжелый взгляд и уже без обиняков предложил: – Слышь, Цыка, пошел бы ты вместо меня, а?
– Да ты что, хозяин, Фесське ж моей рожать через месяц! – растерялся батрак. – Как я ее брошу?
– Тю, эти бабы как кошки, – махнул рукой Сурок. – Родит, никуда не денется. Я ей лучшую шептуху в округе позову. Зато вернешься с прибытком.
– С чего бы это? – не понял Цыка. Тсарь на деньги скуп, хорошо если по паре медек в день заплатит, а то и вовсе зажмет, скажет: на благо государства. Поди возрази – сразу изменником родины объявят, тогда хоть бы вообще домой вернуться.
– Так я ж тебя не так прошу, а по-хорошему! – появственней намекнул Сурок. – Будет твоему первенцу подарок: овечка молоденькая, тонкорунная.
– Да нам вроде как от вески ярку обещали, – почесал затылок Цыка, старательно отводя взгляд. Разговор здорово его тяготил: и отказывать хозяину неловко, и ох как не хочется куда-то уезжать. Избу доделывать надо, жена опять же вот-вот…
– Тогда барашка в пару, – продолжал соблазнять хуторянин. – По весне уже с приплодом будете.
– Да ее в общем стаде и так оседлают…
Сурок и не рассчитывал дешево отделаться – но торги следует начинать с заведомо малой суммы, тем ощутимей будет разница с серьезным предложением. К тому же, чем Саший не шутит, порой находятся дураки, которые даже на гнутую медьку соглашаются.
– А теленка – хочешь?
– Да ты нам и так две… – Батрак настороженно глянул на хозяина. Не сумел купить – так теперь начнет грозить, что заработанное не отдаст? Пусть только попробует, тогда Цыка точно не поленится до города дойти, к судье. Сурково-то имя в тсецкие бумаги вписано, не отопрешься!
Но хозяин это тоже прекрасно понимал.
– Ну надо же – все у них есть! Счастливые, – в шутку позавидовал он. – Только деньги-то – их ведь много не бывает. Вечно на что-то нужны – то корове новый хомут, то бабе платье, то ребенку пряник. Давай, покуда ты там за меня работаешь, я тебе как себе и платить буду? По сребру в день, а?
Цыка медленно присел на край колоды. Сурку удалось-таки его огорошить. Положим, в день хозяин зарабатывал далеко не один сребр, но это все равно было в двадцать раз больше того, что платили батраку. Если подумать, что тут такого страшного? Ходят же весковые мужики на заработки, плоты вон гоняют, лес за рекой рубят. Чем тсарская стройка хуже? Жена вот только… ну другие же бабы как-то справляются!
– Так… это… – кашлянул он. – Записано ж: Колай, Мих и Викий.
– А кто узнает? Скажешь, что ты этот самый Викий и есть, – заухмылялся Сурок, поняв, что рыбка заглотила крючок – осталось только осторожно подтянуть к берегу.
– Колай с Михом знают.
– Это уж моя забота – память им замутить. Так что, договорились?
– Ну… вообще-то… можно, конечно, только…
– Вот и отлично. – Сурок встал, довольно похлопал батрака по плечу и ушел в избу.
Цыка машинально взялся за ручку топора, расшатал его и выдернул из колоды. Поглядел на полено, поглядел на небо, где уже проклевывались звезды, плюнул и снова засадил.
Надо теперь как-то с Фессей объясняться. Вот дуры-бабы, ради них же стараешься, и все равно – слезы, упреки… Пойти, что ль, Миха догнать, покуда тот все вино не вылакал?
Рыска проснулась первой, не сразу поняв, где находится и какое сейчас время суток. То ли смеркалось, то ли светало, ныли спина и затекшая шея, а левое плечо вообще онемело от лежащей на нем тяжести. Девушка возмущенно трепыхнулась, и Альк, мигом очнувшись, выпрямился. Потер щеку, на которой четко отпечатался рубчик Рыскиного воротника.
Улица почти опустела, даже побирушки и бродячие псы исчезли. Редкие прохожие – все в одну сторону – распугивали сизые клубочки пыли; те откатывались к стенам, будто сдутые ветром, но, стоило человеку пройти, снова начинали сновать по мостовой, подбирая насеянные толпой орехи, семечки и пирожные крошки.
«Да это же…» Девушка с писком поджала ноги.
– Ты чего? – недоуменно покосился на нее Альк. Один из «клубков» как раз обнюхивал его пятку, но саврянин лишь досадливо дрыгнул ногой, шуганув нахала.
– Кры-ы-ысы!
– И что с того? Отвыкла за три дня?
– Их много, и я с ними незнакома!
– Надо же, нашлась дама из высшего света, – ухмыльнулся саврянин. – Что, представить вас друг другу по дворцовому этикету?
– Да ну тебя! – набычилась Рыска.
– Это еще немного, – проснулся и Жар. Сел, смачно потянулся. – И мелкие, тьфу. В макопольских подворотнях порой не знаешь, куда ногу поставить, чтоб не на хвост; сбегаются к отбросам, как тараканы. Тут-то чистенько, жиреть им не с чего…
– Вот и хорошо! – Освобожденная девушка вскочила, навсегда зарекшись жить в Макополе. Крысы шарахнулись, но не слишком убедительно. Как будто из вежливости.
Мужчины тоже поднялись, осмотрелись. Гулянье стекло за мост, к боевищу – теперь пели и шумели там. В окнах реденько горели огоньки – домой вернулись только женщины с маленькими детьми да старики, которым сон уже дороже ночных забав.
– Началось? – прислушался Жар.
– Нет еще, – машинально отозвался саврянин. – Двадцать три к одному.
Рыска тоже была уверена, что можно не спешить, но такая точность показалась ей настоящим волшебством.
– Расскажи, как ты это считаешь? – пристала она к Альку уже по дороге к боевищу. Даже вперед забежала, с надеждой заглядывая саврянину в лицо.
Читать бесплатно другие книги:
