Берегиня Иансы Ефиминюк Марина

– Чего к полу приросли?! – заголосил Главный, подгоняя молодчиков. – Забирайте девку! Немедленно!

– Я не сказал «девку», Архип Матвеевич! – холодно отозвался Николай, потом вынудил меня подняться со стула, сжав руку чуть повыше локтя.

– Ну… да… – опять сконфузился Главный и неловко откашлялся. – Уведите госпожу… в ее спаль… камеру.

– Наташа, если решишь признаться, то просто позови меня. – Савков проникновенно заглянул мне в глаза. – Просто позови.

– Спасибо, мой спаситель, – криво усмехнулась я, вырываясь. – Я всенепременно позову тебя, когда буду стоять на виселице.

– Глупая маленькая идиотка, – хмыкнул он, отчего-то довольно улыбаясь. – Ведь ты ни капли не изменилась. Видать, жизнь не набила тебе шишек.

– Набила. Одну. Чуть больше года назад. Да такую, что до сих пор ноет, – зло отозвалась я.

Потом меня закрыли в крохотной камере-клетке, здесь же, при конторе Стражьего предела. Ее холодные каменные стены истекали ледяной влагой, сбегающей, как струйки пота, от самого потолка до грязных плит пола. В углу зияла дыра для естественных нужд, невыносимо воняющая нечистотами и заглушающая даже запах жасмина от магии, окутывающей прутья. Вместо ложа имелся грязный соломенный тюфяк, переживший ни одно поколение арестантов. К крюку в стене была прикреплена цепь, к ее концу приковали медный кувшин с вонючей зеленоватой водой. Пить хотелось невыносимо, но отведать здешней водицы отчего-то не тянуло. Соня тихо поскуливала в соседней клетке, окончательно измученная диметрилом. В голову приходила шальная мысль, что до рассвета ведьма не доживет – камень, перекрывающий любую магию, убивал колдунов и посильнее нее.

Наручники мне сняли, подозреваю, по велению Савкова, услужил друг разлюбезный по старой памяти. И теперь я со страхом наблюдала, как будто бы живой браслет, поблескивая зеленоватой дымкой, медленно уменьшает диаметр, все сильнее и сильнее сжимая запястье. Уверена, Лопатов-Пяткин специально затягивает поводок, чтобы не забыла о нашем договоре и помалкивала, когда следует.

Я поскребла зачесавшуюся ногу и задрала штанину, заметив красный волдырь от укуса клопа. Великолепно! Такой маленький тюфяк, что с блохами нам не поместиться. Поднявшись, я подошла к прутьям, окутанным магическим разрядом, и вдохнула привычный запах жасмина. Голова гудела от мыслей.

Колдуны. От них одни несчастья. Савков. Не думала, что мы когда-нибудь еще увидимся. Окия, какая же ты огромная, а, оказывается, оглянуться некуда!

В душе пышным цветом распускалась новая обида. Возможно, мы и не расстались друзьями, но после страстного признания в любви во время последней нашей встречи я рассчитывала на его понимание. Только Николай, не задумываясь, посадил меня в клетку под арест, уверенный в моем приговоре к смертной казни.

Я попала в незавидное положение, и исход меня тоже ждал нерадостный. Теперь я точно знала, что с Лопатовым-Пяткиным мы на одном берегу. Если бы Авдей, старый хрыч, прости, Господи, мое сквернословие, заблокировал удар стражей и не позволил меня обездвижить, то не попала бы я сюда. Видно, на меня сил не хватило, сам, поди, едва ноги унес. Ну что ж, придется ему потесниться на теплом местечке рядом с Василием. Осталось только избавиться от старика. Как говорила моя незабвенная мамаша, доверять колдуну – все равно что греть гадюку в кармане. Вот уж не поспоришь. Когда я уберу его с дороги, то никто не помешает нам с графом дружить против Савкова и Давидыва. А уж слова я как-нибудь подберу.

В карцере стояла тишина, разбавляемая лишь сиплым дыханием Сони в соседней камере да редкими шагами стражей по узкому тюремному коридору.

Одуряющий животный вой налетел неожиданно, он будто вторгся в каменный мешок вместе с разбитым стеклом и сыплющимися острыми осколками, заполнил все вокруг, оглушая, волной ударил в голову. Пол дрогнул, уходя из-под ног, стены зашлись в нервной дрожи. Меня отбросило. Откуда-то издалека доносился тоненький жалостливый визг ведьмы. Решетки внезапно согнулись дугой, а потом, заскрежетав, вернули прежний вид. Тряска усиливалась как по спирали, и меня невесомой букашкой бросало из стороны в сторону. Сверху сыпались раздробленные камни, в воздухе повисло удушающее облако пыли. Стоял жуткий грохот, заглушающий даже звериный вой за трясущимися стенами. На меня посыпались мелкие камни, особенно большой осколок с размаху саданул по плечу. От боли я вскрикнула и тут же сильно закашлялась.

Стена карцера, выходящая на вымощенную площадь, обрушилась, и через проем был виден бушующий пожар, охвативший соседнее здание городского казначейства. Едкий дым тянулся в мою темницу, удушая и заставляя слезиться глаза. Из последних сил я поднялась на ноги и кинулась к свободе, пахнущей гарью и заполненной драконьим воем.

– Она уходит! – донесся испуганный крик.

Уже неловко перепрыгивая расколотые камни стены, я оглянулась. Рядом с моей клеткой метались стражи. Бешено жестикулируя, они старались снять с решетки магический заряд. Но из-за тряски в заговоренном замке слетела какая-то пружинка, и любой, кто пытался вставить в замочную скважину ключ, получал приличный разряд по пальцам.

Среди прочих через сизую дымку я увидала и перекошенное лицо Савкова, уже отдающего приказ своим остолопам не пытаться выломать прутья, а постараться поймать меня на улице. Прежде чем убраться из карцера, я послала ему воздушный поцелуй и припустила по разгромленным улицам к выездной площади, где высились стены Первостепенного храма.

В городе творилось страшное: площади и проспекты наводнила испуганная бурлящая толпа. Через людские вопли и гвалт прорезались резкие обрывочные выкрики военных, пытавшихся придать хаосу видимость порядка. Вокруг все горело и рушилось: что не разнесли драконы и Хранители, то разобрали на кирпичики обнаглевшие, не страшившиеся кары мародеры. В торговых лавках били стекла, выламывали двери. Тащили все, что возможно унести.

Колокола били тревожный набат. Стоило одному суматошному кличу успокоиться, как в какой-нибудь низенькой колоколенке нервно дергали за веревки, и снова разносился перезвон, подхватываемый другими звонарями. Так шавки в ночной деревне поддерживают общий визгливый лай, услыхав протяжную волчью песню.

Растолкав локтями плотную стену народа, я выбралась в полупустой неосвещенный переулок. Где-то за особняком, покинутым своими хозяевами, раздался скрежет, а потом улицу накрыл мощный истошный визг толпы, разбавленный колокольным звоном. Мои волосы тронул теплый ветерок, и впереди, как сухой уголь, вспыхнула перевернутая телега. От мощной ударной волны огненного шара она подлетела на пару саженей. Я нагнулась, закрывая голову, а потом глянула вверх, ожидая увидеть в отблесках пламени огромное крылатое чудовище. Пустое небо, словно в насмешку над царящими на земле суматохой и ужасом, было заполнено несметным количеством желтых блестящих глазков, но рванул порыв ветра – и все заволокло серым облаком гари.

Я бежала, задыхаясь и не чувствуя усталости. На площади перед Первостепенным храмом было безлюдно. Мои шаги разлетались в странной угнетающей тишине, усиливаясь звенящим эхом. Проезд был абсолютно пуст, это обстоятельство показалось мне неправильным и противоестественным. Я сделала еще три неуверенных шага и остановилась. От пылающей телеги ввысь уходил столб дыма. Въезд перекрывала брошенная подвода. Оставленные открытыми купеческие лавчонки пялились безжизненными темными окнами. По площади были раскиданы картофель и раздавленные убегающими людьми пирожки. Лоток, сломанный, без продавца, валялся тут же.

Крылья хлопнули внезапно, этот звук резанул слух, даже спина взмокла. Я вскинулась – дракон сидел на главном облезлом куполе Первостепенного храма и беззвучно разевал пасть, скалясь в мою сторону и дыша смрадным паром. Его злобные желтые глаза блестели в ночи двумя светильниками. Попятившись, я почувствовала спиной чье-то присутствие и осторожно оглянулась. Второе чудовище стояло в нескольких саженях от меня и раздувало широкие ноздри, выдыхая струйки дыма. Дракон сделал ко мне медленный, будто ленивый шаг и махнул по брусчатке длинным хвостом. Я в панике сорвалась с места и услышала, как, царапнув камни длинными когтями, монстр припустил за мной. Когда он душераздирающе завыл, меня швырнуло ниц. Подставив руки, я кувыркнулась вперед, в кровь расцарапав ладони, и едва не свернула себе шею. В глазах потемнело, казалось, что жуткий вопль развеет меня на кусочки. Первый монстр сорвался с купола храма, разгоняя по площади мусор и пыль. Вот он опустил голову, и я увидела, как где-то в глубине черной глотки блеснул крохотный язычок пламени.

– Нет!!! – Ужасающий крик сам вырвался из моего горла. – Нельзя!!!

Я выставила вперед пораненные руки, словно бы защищаясь от смертельной опасности, и вдруг многопудовое драконье тело отшвырнуло неизвестной силой. Чудовище кувыркнулось, как я минуту назад, и впечаталось в посеревшую стену Первостепенного. Раздался жуткий грохот, на землю полетели камни и куски штукатурки. Второй змей внезапно отскочил от меня на добрый десяток саженей, а потом вдруг ощетинился, подобно испуганной кошке, вытягивая шею и выгибая спину с топорщащимися на ней крыльями.

Тяжело дыша и скользя каблуками по брусчатке, я быстро поднялась на ноги и осторожно попятилась в сторону пустующего переулка, стараясь не спускать с чудовищ настороженного взгляда. Драконы шипели, скалились, но попыток напасть не делали. Не заметив фонарного столба, я с размаху налетела на него. Где-то в высоте задрожал стеклянный, чудом сохранившийся колпак, а потом раздался хриплый разозленный лай. Болотный демон, подобно мелкой подзаборной шавке, брехал на жавшихся драконов и делал в воздухе наскоки, впрочем не приближаясь к чудовищам ближе чем на десяток саженей. Как только я скрылась от опасности, он сиганул мне на плечо и лизнул в ухо.

Я резко столкнула его, за что он пребольно тяпнул меня за палец.

– Поганка! – Только и вышло охнуть. – Ты где был, когда на меня напали?! Шавка несчастная! – Демон, заливаясь лаем, кружил надо мной. Схватить его не вышло, Страх оказался проворнее. – Чтоб ты замяукал, гад! – плюнула я в сердцах. – Браслет отдай, тварь неверная!

Демон на прощание последний раз обиженно тявкнул и скрылся за крышей соседнего особняка, пугающего разбитыми окнами и свисающими ободранными занавесками, а я выскочила на большую площадь в самую толчею растерянных обездоленных горожан.

Широкая главная улица Торуси превратилась в живую реку. Нагруженные повозки и кареты с привязанными к крышам сундуками выстаивали бесконечный затор. Верховые, едва удерживая коней, от нетерпения поносили на чем свет стоит хмурых озабоченных постовых, безрезультатно пытающихся регулировать движение.

Над городом повисла угроза, а внизу царила паника. На каждом лице был начертан священный страх за свою жизнь, за жизнь своих детей, родных и близких.

Из тихих, как будто осторожных шепотков я смогла понять, что Хранители налетели на Торусь подобно саранче, сметая все на своем пути. Это нападение оказалось фатальным. Городская стена не уцелела, королевский дворец стерли с лица земли.

– Они и на людей-то вовсе не похожи, – едва слышно шептала испуганная растрепанная женщина, прижимавшая к груди захлебывающегося плачем младенца. – Ну тихо, тихо, – уговаривала она его и в промежутках добавляла благодарным слушателям: – Глаза у них нечеловеческие, и сами похожи на демонов, а уж про драконов страшно вспоминать.

– Вот все думали, что они погибли, – вклинился в ее монолог невысокий мужичишка в потертом кафтане и с узелком в руках, – а они, гадюки, затаились по своим деревням и теперь напали…

Внезапно площадь накрыл испуганный людской визг, толпа качнулась, в ужасе устремившись к южным городским воротам. Началась давка, меня несло в потоке помимо моей воли. Я только боялась потерять равновесие. Стоит упасть под ноги обезумевших, больше похожих на взбесившееся стадо людей, как тебя моментально затопчут. Визг становился все громче, пока не перерос в одуряющий драконий вой, пронесшийся над головами. В толпу, как острие ножа в мягкое масло, врезались первые Хранители, отсекая испуганных, как кролики, горожан от выезда. Подкованные копыта коней подминали под себя несчастных, давили, словно бессильных букашек.

Утянутая в толчею, я следовала за людским потоком, не пытаясь сопротивляться.

– Вот она, мы нашли ее наконец! – Сильные руки за шкирку подняли меня в воздух, а в следующее мгновение перебросили через седло, и я уткнулась лицом в твердое колено Степана Тусанина.

Переход от площади, наводненной испуганной толпой, к тихой ночной поляне, озаренной кострами, произошел настолько стремительно, что зарябило в глазах и закружилась голова. Сначала в лицо ударил ветер, потом кожу остудил влажный туман… И вот уже свежесть весеннего леса овеяла меня. Степан разжал руки, я рухнула в объятия Лопатова-Пяткина, прижавшись спиной к его широкой груди. Вокруг нас собирался взволнованный народ. Василий опустил меня на землю и накрыл мои плечи горячими ладонями.

– Чего собрались? – проворчал мне в макушку граф, приказывая воякам: – Расходитесь! Завтра будем сниматься!

Хранители стали разбредаться. Ноги у меня совсем ослабели, в голове били барабаны.

– Как все прошло? – спросил Василий, когда Тусанин спешился.

– Все хорошо. Сейчас вернутся остальные.

Внезапно на поляну, взметая пожухлые листья и ветки, налетел резкий, пахнущий жасмином ветер. Шатры качнулись, костры, затухая, стали стелиться по земле. В звездном небе, будто потревоженные пенистые волны, заклубился зеленоватый магический туман, и из него показались окруженные колдовским свечением силуэты всадников в развевающихся длинных плащах. Меня взяла оторопь, едва колени не подогнулись. Но вот копыта коней-призраков коснулись земли, и через темноту я увидала знакомые лица вояк из отряда Степана Тусанина. Действие магии прекратилось, оставив легкий горьковатый привкус и зеленоватые световые круги перед глазами.

Хранители спешились и почтительно поклонились Василию.

– Пойдем, – Лопатов-Пяткин схватил меня под руку и потащил к большому шатру, – расскажи мне, что было.

– Меня даже не избили, как видишь, – пожала я плечами. – Почему ты не спрашиваешь про Соню?

И без того хмурое лицо графа стало еще мрачнее, он упрямо сжал губы и ничего не ответил. Двое охранников отодвинули полог шатра, пропуская нас. Внутри горела чадящая лампа, стоял широкий топчан, покрытый бараньей выделанной шкурой, и большой старый сундук, окованный серебром с невиданным орнаментом.

– Соня умрет к утру, – убежденно заявила я и без спросу завалилась на топчан, чувствуя, как по уставшему телу разливается блаженная истома. Тут же захотелось спать.

– Черт с ней, с ведьмой! – проворчал граф. – Она оказалась настолько глупа…

– Она была твоей наперсницей долгие годы заточения, – возразила я, не испугавшись ярости, блеснувшей в его глазах. – На твоем месте я бы не разбрасывалась старыми друзьями, а вот новых побоялась бы… – Василий прищурился, уперев руки в бока. – Знаешь, почему я оказалась в Торуси? Твой колдун даже щита не поставил, когда нас в подвале осыпали заклинаниями. Сам убежал, а меня бросил на растерзание. Послушай, Василий, – я села, – будь с ним осторожен. Мой тебе совет – не доверяй ему. Он убьет нас всех.

– С каких пор ты стала доброхотом? – хмыкнул граф.

– С тех самых, когда поняла, что у нас с тобой общие враги. – Я поднялась и подошла к графу, пытаясь отогнать навязчивый образ Николая Савкова, будто витающий надо мной. – Мы с тобой составим неплохой тандем.

– Ты так считаешь? – хмыкнул он, подняв брови.

– Друзья? – Я протянула руку в знак наивысшего расположения.

– Браслет не сниму.

– А я и не прошу. – Я убрала руку в карман, чувствуя себя оплеванной. В душе колыхнулось возмущение, поэтому улыбка вышла несколько фальшивой. – Доверие приходит не сразу.

– Ну хорошо, – кивнул Василий. По всему было видно, что внутри у него происходит настоящая битва и он всеми силами пытается разгадать, какое же коленце я выкину в следующую минуту. – Только что ты будешь с этого иметь?

– Ну у меня свой резон. Отомстить. – Я сделала вид, что заинтересовалась букашкой, мельтешащей вокруг лампы, и выдержала паузу, достаточную, чтобы с достоинством спросить: – А какой у тебя был резон, заставивший искать меня по всей Окии? Ведь не для того, чтобы убить. Ты меня, конечно, позабавил этим своим заявлением, но не обманул.

– Я очень хочу, чтобы ты составила мне компанию в моем путешествии в Иансу. – В продолжение своих слов Василий так многозначительно улыбнулся, что не осталось сомнений: все непросто. Очень непросто.

В ответ я растянула губы в ленивой улыбке:

– Какие у тебя странные, право, желания. Для меня дверь в деревню закрыта на тридцать три запора. Меня оттуда выставили и назад вряд ли пустят.

– Неужели ты думаешь, что мы будем стучаться? – хмыкнул граф.

Я тут же поняла, что, без сомнения, кто-нибудь еще и погибнет.

– Я очень хочу, чтобы они все увидали нас вместе, друг мой, – многозначительно добавил он.

Так и есть, кого-нибудь обязательно убьют, и надо надеяться, этим «кем-то» стану не я. В идеале пусть им окажется старый колдун Авдей.

Наш небольшой отряд ехал в Иансу по скрытым тропкам, подальше от основных трактов.

Лично я считала, что Авдей мог бы и перенести нас поближе к пологу скрытой деревни, как переправил из замка Лопатова-Пяткина, но колдун после ночной ворожбы чувствовал себя на редкость отвратительно и без сил лежал на подушках в карете. Через некоторое время Василий тоже перебрался в экипаж, утомившись от долгой езды верхом, и теперь изредка высовывался в окошко, предлагая мне присоединиться к их теплой компании.

– Да нет, – махнула я рукой, – здесь воздух свежее.

А погода и вправду стояла редкостная. Зимний холод совсем сошел, и солнце дарило тепло, заставляя очнуться леса да веси. Весеннее небо было пронзительно-голубым с ватно-белыми облаками. У моих попутчиков обгорели лица, но они все же радовались редкому яркому дню. Только усталые лошади томились и исходили потом, недовольно отгоняя спутанными хвостами надоедливых мух. Страх Божий окончательно сбросил шерсть и теперь нежился на солнышке, прогревая бока и сладко потягиваясь у меня на плече.

Настроение соразмерно погоде у всех было приподнятое.

Черт возьми, знать бы, какая трагедия разыграется, не торопились бы так…

Мы остановились на ночлег у большого торгового Вьюжного тракта, всего в двадцати верстах от неназванной столицы Заокии. Тихая прохладная ночь пахла странной смесью костра и влажной земли. Темные облака скрыли зарождающийся месяц и делали тьму почти непроглядной. Я совсем плохо спала, за время нашего путешествия удавалось лишь перед рассветом забыться на блаженные минуты, но стоило заре пробиться тонкой лентой на горизонте, как сон улетал, не давая отдыха утомленным душе и телу. Все, кроме меня да дозорных, расставленных по периметру лагеря, блаженно храпели. Даже накормленные овсом лошади дремали над своими кормушками. Демон и тот причмокивал во сне, а я сидела в темноте, таращилась на черное небо и зевала до хруста в челюстях, не в силах закрыть глаза.

Никогда не страдала бессонницей, а тут мучилась как проклятая с момента побега из пылающей Торуси. Конечно, можно было подойти к колдуну за магическим порошком, но кто сказал, что он не попытается меня отравить? Так, прикорнешь на минуточку и больше никогда не проснешься.

Охранники едва слышно переговаривались, настырно жужжали комары, в темноте ухнул филин, разбередив тишину.

Чужой костер полыхнул в нескольких десятках саженей от нашего лагеря. Я насторожилась, вытянулась в струнку, стараясь рассмотреть неожиданных соседей. И действительно, там, за деревьями, были люди. Скажу больше: один из них обладал магической силой. Колдовской перстень на его руке сверкал так ярко, что подобно солнечному зайчику, выпущенному шкодливым ребенком из осколка зеркала, слепил глаза.

Я покосилась на расслабленных охранников. Те давно махнули рукой на излишнее бдение, собрались у костра и, пока не видел командир, Степан Тусанин, передавали по кругу бутыль с вином. Стараясь ступать как можно тише и замирая от каждой хрустнувшей под сапогом ветки, я пробралась к чужакам и притаилась в темноте. Они остановились у самого тракта (мы-то следовали по параллельно идущей проселочной дороге, настолько разбитой, что ось кареты уже два раза чинили), на обочине высился экипаж. Распряженные лошади, привязанные к деревьям, единственные почувствовали мое присутствие и разволновались, но их хозяева, занятые приготовлениями ко сну, не обратили на их тревогу никакого внимания.

Четыре фигуры застыли вокруг костра, и по мрачным усталым лицам скользили желтоватые тени от всплесков пламени. В воздух поднимался сноп искр и опадал затухающим дождем.

– Не стоило останавливаться, – донеслось до меня.

Говорящий нагнулся и пошевелил палкой угли.

– Все утомились, – отозвался другой, сидевший спиной ко мне, хрипловатым, будто бы простуженным голосом.

Я чуть не крякнула от удивления. Савков Николай Евстигнеевич собственной персоной! Надо же, какое совпадение! Судьба привела колдуна в наши теплые дружеские объятия. Я тихонечко повернула обратно в лагерь, а стоило отдалиться на приличное расстояние – припустила что было мочи.

– Степан!!! – Я затрясла храпящего Хранителя, завернувшегося в потрепанное, пропахшее сыростью стеганое одеяло. – Тусанин!

Тот что-то промычал в ответ, закрылся с головой.

– Степан! – Я хорошенько толкнула мужчину в бок и, едва уклонившись от ответной оплеухи, неловко уселась в прошлогоднюю листву. – Да вставай ты! – рявкнула я, поднимаясь и отряхивая порты.

– Пришлая? – Степан сонно прищурился. – Чего тебе надо?

– Дело есть, ты должен на это посмотреть!

– Ты вообще спишь когда-нибудь, сноброд? – зевнул он, натягивая одеяло.

Он почмокал губами и блаженно закатил глаза.

– Здесь Главный маг королевства Серпуховичей и Тульяндии! – прошипела я, ткнув его под ребра сапогом.

– Где маг? – Тусанин быстро сел и стал тереть глаза.

– Здесь! Рядом с нашим лагерем, – осклабилась я.

– С Серпуховичами война пока не затевается, – насторожился Хранитель.

– А я думаю, Василий будет в восторге, если с утра найдет рядом с Главой республики Главного мага Объединенного королевства.

Что бы ни говорил граф и какую бы хорошую мину ни строил в моем присутствии, он был шибко зол на нас троих – меня, Давидыва и Савкова. Мы единственные из случайных пленников замка смогли выбраться на свободу и по сей день оставались живыми свидетелями плачевного положения, в котором пребывал Лопатов-Пяткин долгие годы.

Меня он тронуть не мог. Пока. Ведь я сказалась его союзником, к тому же до прибытия в Иансу убивать Берегиню по меньшей мере неразумно.

Давидыва он не прикончил по единственной причине – за Главу Окской Магической республики граф рассчитывал получить пуд золота и пустить его на вооружение своей грозной армии.

А Савков? Савкова, скорее всего, порешит и успокоится. И мне вовсе не жаль колдуна. Подсобил бы в Торуси – подумала, а так… «Просто позови меня…» Позови теперь меня, дрянь!

Дозорные, едва успевшие спрятать полупустую бутыль, второпях вернулись каждый на свой пост, провожаемые злобным взглядом невыспавшегося командира.

– Сколько их там? – обратился Степан ко мне, убирая в ножны небольшой широкий клинок из бейджанской стали.

– Я видела четверых.

– Тимофей, Матвей! Вставайте! – отдавал он тихие приказы, стараясь не потревожить лагерь.

Спящие рядом с костром вояки недовольно поднимались, широко зевая. Едва продрав глаза, они без слов и лишних обсуждений завязывали пояса и заряжали арбалеты. Вчетвером мы прокрались к соседней стоянке. На сборы у нас ушло немного времени, но путники уже спали, только дозорный сидел у огня, не давая ему погаснуть. Тихий лес ухал филинами и шумел ветром, мужчина зябко ежился и вглядывался в темноту, будто чувствовал наше присутствие.

Степан, не спуская с него взгляда, кивнул одному из Хранителей. Матвей, плечистый бородатый здоровяк, положил на локоть арбалет, прицелился и плавно нажал на спусковой крючок. С тихим щелчком железный болт-кругляш вырвался из гнезда, и через мгновение мужчина у костра с глухим стоном завалился на спину. Меня прошиб пот. Одно дело злорадствовать, что сейчас твоего недруга посадят в клетку, а другое – видеть, как погибает ни в чем не повинный человек.

Хранители стремительно кинулись к стоянке, будто серые тени. Я стояла, схватившись за дерево, и не могла заставить себя сделать хотя бы шаг в их сторону. Горло перекрыла противная слизь, и желудок жалобно сжимался в спазмах. До меня доносились далекие крики, чей-то свист, растревоживший дремлющий лес. Потом я услышала: «Он уходит!» Вспыхнул зеленый огонек, затрещало, ломаясь, дерево. На меня нахлынула жасминовая волна. Раздалось испуганное лошадиное ржание и крик Степана:

– Коней!

Я развернулась и бросилась в лагерь, уже из леса горлопаня, как обезумевшая:

– Колдун от наших уходит!!!

Лагерь моментально взбурлил и запенился. На тихой поляне в одно мгновение началось невиданное движение, больше похожее на хаос. Клянусь, ни один из Хранителей не разобрал, что за колдун, для чего и от кого он уходит, но ровно через три минуты все были в седлах и ордой кинулись к торговому тракту, загоняя лошадей.

– Куда? – заорал мне в спину взлохмаченный Лопатов-Пяткин, ошалело выскочивший из своей палатки. От злости он превратился в желтоокого уродца.

– За колдуном! – крикнула я ему, стараясь унять танцующую кобылу, и поспешила за отрядом.

Поднимая пыль, я пронеслась по тракту, следуя за маячившими впереди всадниками. Ветер бил в лицо, пузырил на спине широковатую душегрейку, заставлял жмуриться. Лошадь мчалась как сумасшедшая, заражаясь всеобщим безумием. Хранители давно превратились в демонов, скалились черными раздвоенными жалами и пялились змеиными глазами. Где-то вдалеке, громыхая, взрывались зеленоватые энергетические шары, посылаемые отбивающимся колдуном. На горизонте вспыхивало магическое зарево. Небо, затягиваемое дождевыми облаками, уже стало светлеть, заменяя ночь и превращая ее в серые неприветливые сумерки.

Вот первые преследователи резко повернули на развилке дороги и припустили через поле за одиноким всадником. Я осторожно спустила лошадку с дорожной насыпи, но все же отстала на приличное расстояние от своих подельщиков, скрывшихся в лесу, и догоняла их, лишь ориентируясь на отдаленные крики, разносившиеся эхом по округе.

Как назло вместе с налетевшим ветром хлынул настоящий весенний ливень. Укатанная широкая тропинка моментально стала скользкой, хрипящая лошадь спотыкалась и поскальзывалась. Дождь лил как из ведра, заменяя чуть занявшийся рассвет холодной полумглой. Одежда моментально вымокла, волосы налипли на лицо и лезли в глаза.

Глубокий овраг пересек лес настолько неожиданно, что я едва успела осадить разошедшуюся кобылку. Хранители стояли по краю обрыва, вскинув арбалеты и целясь в мечущегося внизу человека, захваченного в плотное кольцо. Савков, прихрамывая, будто загнанный зверь остервенело метался, боясь удара в спину. Его конь, упавший с обрыва, поломал хребет и теперь издавал душераздирающие вопли.

Степан наклонил арбалет и в тот момент, когда Николай сложил руки домиком, готовый послать магический удар в ответ, пристрелил жеребчика. Тот последний раз дернулся и застыл навсегда. От неожиданности Николай отпрыгнул от мертвого коня и, споткнувшись о корягу, грохнулся в ледяную жижу.

Сверху лил дождь, резкие порывы ветра студили и без того закоченевшие пальцы. Степан кивнул и, кашлянув в рукав, приказал:

– Его надо заковать в диметрил, и возвращаемся в лагерь.

Деревня Дудинка, наш последний рубеж, располагалась всего в пятнадцати верстах от Иансы. Здесь уже давно квартировал один из крупнейших отрядов боевиков Лопатова-Пяткина в ожидании своего предводителя. С приближением к заветной цели Василий заметно нервничал и становился раздражительным. К тому времени как наш маленький отряд достиг наконец деревеньки, граф был мрачнее тучи.

Когда мы рано поутру миновали деревянный указатель с побледневшими буквами, то заметили, что нас уже встречают: местные жители вышли к нам крестным ходом с молитвами. Необразованный и суеверный деревенский люд искренне считал Хранителей, распоясавшихся на бесплатных харчах, демонами, посланными на землю за грехи правителей. Лопатов-Пяткин был хорошо наслышан о нелепых слухах. Поэтому, когда его, задремавшего в карете, разбудило громкое пение церковного хора, он пошутил – вышел и, беспрестанно крестясь, низко поклонился иконе в руках тщедушного дьячка. Шествие остолбенело, а я расхохоталась до слез, сгибаясь в седле и норовя рухнуть под копыта своей кобылки. Завидев моего демона, который сделал над головами селян красивый круг, заливаясь отвратительным лаем, толпа замолкла, сжалась и поспешно освободила дорогу. Страх спикировал мне на плечо и смачно лизнул щеку, после чего бородатый дьячок бессильно опустил икону, смирившись с нашим приездом.

– Наташа, заткни свою шавку! – рявкнул граф, брезгливо оглядывая заляпанные грязью и навозом сапоги. – А то всех местных перепугаем, придут ночью с вилами!

– Они и так придут, – пожала я плечами и широко зевнула в кулак.

От бессонницы горели огнем глаза, будто в них песку сыпанули, голова беспрерывно гудела, и в теле поселились непроходящие усталость и ломота. Настрой колебался от плохого до отвратительного. Иногда хотелось завыть в серое небо, как это делал Страх Божий тоскливыми ночами.

Вновь прибывших разместили на постой по деревенским избам. Кому не хватило лавки в горницах, отправлялись на сеновалы. Меня же поселили в одной избе с графом и Авдеем. Немощный колдун, на глазах превращающийся в иссохшую мумию, сразу ушел в свою жировку, приказав перетащить туда кованый сундук, закрытый на большой амбарный замок и воняющий жасмином.

Граф быстро поднялся на крылечко. Деревянные ступеньки жалобно заскрипели под его тяжелыми сапогами, а хозяйка избы, крохотная старушка, подбоченясь, внимательно рассматривала гостя.

Я спешилась, передав поводья конюху Василия, который торопливо потащил мою уставшую лошадку к покосившимся сараям, чтобы затем распрячь четверку Лопатова-Пяткина. Вслед за нами приехала и старая телега, в которой вместе с походным скарбом в балаганной клетке для медведей, прикрытой от нежелательных соглядатаев кожухом, везли связанных меж собой Дениса и Николая.

Граф кивнул на клетку:

– Наталья, оформи этих двоих и готовься, скоро поедем в Иансу! Бабка, умыться подай!

От названия «Ианса» у меня все перевернулось в странном волнующем предчувствии, я кивнула и крикнула вознице, указывая пальцем на серое шаткое строение, видневшееся из-за угла дома:

– Надо этих двоих в тот садовый сарай рядом с нужником определить! Вызови Степана, пусть его ребята помогут!

Тусанин с двумя своими приближенными, Матвеем и Тимофеем, появились тут же. Мужчины резко стянули тяжелый кожух, раскрывая наших пленников. Несчастные, отвыкшие за время поездки от дневного света, жмурили воспаленные глаза.

Оба приятеля выглядели отвратительно. Один, с кляпом во рту, после долгого утомительного пути перестал даже мычать, полагая, что доживает последние дни. Второй, измученный диметрилом, своим осунувшимся, белым как простыня лицом с черными тенями под глубоко посаженными глазами походил на поднятого из могилы усопшего.

Граф уже вошел в горницу, а бабка все еще стояла у перилец, осуждающе покачивая головой.

– Милая, – позвала она и буквально отшатнулась от моего тяжелого взгляда, полоснувшего по ее морщинистому лицу, – за что ж вы так касатиков?

– За дела хорошие, – коротко ответила я.

Денис злобно буравил меня глазами, не в силах исправить свое положение. Их с Савковым, тяжело переставлявшим ноги, сопроводили через затоптанный лошадиными копытами двор к саду. Пленники горделиво вырывались из рук Хранителей и, гремя тяжелыми кандалами и длинными цепями, шли сами, поддерживая друг друга.

Все-таки излишний снобизм не красит, особенно людей. Попросили бы, поселила б на сеновале, где сухо, мягко и тепло.

– Савков! – Я стояла – руки в карманы – рядом с садовой тропинкой и следила за переправкой узников в сарай. – Если захочешь чего-нибудь, просто позови меня. – Николаю будто пощечину влепили, в его глазах промелькнула неприкрытая ненависть. Усмешка тронула мои губы. – Слышишь, – повторила я им притворно сладким голосом, – просто позови.

– Да пошла ты, сука! – прохрипел Николай. Я безрезультатно старалась спрятать улыбку. – Позови меня, когда могилы себе будете копать. С радостью помогу.

Я с удивлением глянула на безобразие у себя под ногами и пожала плечами:

– Копать могилы так копать могилы. Покамест ведите их в сарай! – Приказала я Хранителям, остановившимся в замешательстве.

Старуха-хозяйка по-прежнему стояла на крылечке, охала и вытирала краем косынки слезы, выступившие от ветра в ее прозрачных глазах.

– Ироды, – прошамкала она.

– Ох, и не говори, бабуль, – печально покачала я головой. – А тебе новые компостные ямы нужны? Две. Выкопаем в один счет. Только покажи где. – Бабка от удивления открыла беззубый рот. – И дай лопаты.

– Ой, лапушка, – обрадовалась она и тут же спохватилась, всплеснув руками. – А лопатка-то у меня одна! Ну ничегось, я чичас у Еремки-соседа возьму.

Смотреть на то, как высокопоставленные пленники будут копать на огороде у Прасковьи Ефремовны компостные ямы, собралась добрая часть деревенской братии, прежний дьячок и изумленные Хранители (те, что видели меня впервые и не совсем понимали, отчего девка, полюбовница графа, так шибко командует). Неповоротливый мальчишка Петр охранял хлипкие двери старого сарая. Когда я с лопатами в обеих руках подошла к сараюшке, то он поспешно отскочил, будто боялся быть шарахнутым огородным инвентарем.

Сам маленький домик, полутемный внутри и с текущей крышей из-за давно не перестеленного дерна, пах старьем, которое в нем и хранила наша хозяйка. Пленники сидели каждый в своем углу, растянув до предела длинные диметриловые кандалы. Замечу, пристроились они в тех углах, где было относительно сухо. Денис хмуро следил за дождевой капелью с крыши, стекавшей в большую лужу посреди земляного пола. Савков опустил голову на поджатые колени, его дыхание было тяжело и сипло. На руках красовались кровавые раны, выеденные диметрилом. При моем появлении оба подняли головы и уставились с неприкрытой враждебностью.

– Вот! – Я с грохотом бросила лопаты, те, звякнув, отскочили друг от друга в разные стороны. – Это вам палки-копалки. Пойдем, мужики, могилки рыть. Вас утром расстрелять хотят, а закопать потом негде. – И стремительно вышла в огород, отметив про себя, что народу явно прибавилось и на заборе, как нахохлившиеся воробьи, сидела местная оборванная ребятня.

Через несколько минут, вероятно понадобившихся, чтобы прийти в себя от новости о неминуемой смерти, Савков и Давидыв, пошатываясь, вышли на свет божий, каждый с лопатой и немой решительностью пережить последнее в своей жизни унижение с высоко поднятой головой. Столько публики они увидеть не ожидали, поэтому, щурясь, ошарашенно осматривались вокруг. Рядом со мной кудахтала старуха, почти без чувств от радости, что узурпаторы помогут в хозяйстве. Она суетливо вела наших пленников в самый дальний конец огорода, где уже имелась одна яма, вырытая еще лет тридцать назад ее ныне покойным мужем и давно уже переполненная.

– Вот здесь и копайте, – кивнула бабка и отошла в сторонку, умиленно сложив на груди морщинистые ручки.

Савков обдал меня гневным взглядом и воткнул в мягкую, насыщенную талой водой землю лопату, а потом прорычал сквозь зубы:

– Надеюсь, тебя, Москвина, тоже заставят копать себе могилку, когда граф наиграется с тобой!

– Сомнительно, – ухмыльнулась я, пряча озябшие руки в карманы портов.

Народ зашумел, а бабка подлетела ко мне и тихо охнула в ухо:

– Милаш, а чей-то они про могилки говорять? Ковоть похоронить задумали? Ежель мою кошку, которую зубастая крылатая тварюга с полчаса назад загрызла…

– Бабуль, – отмахнулась я, – не переживай, выкопаем тебе две добротные ямы и могилку для кошки выкопаем. Правда, орлы?!

Клянусь, Давидыв уже хотел замахнуться на меня тяжелой лопатой и огреть по физиономии, но лишь стиснул челюсти и сбросил толику перегноя мне на сапоги.

– Ничего, Денис, не стесняйся. – Я стряхнула землю. – Наш общий друг, вон, выражений не выбирает, скоро что твой дракон начет пламенем плеваться. Давидыв, ты покрой меня матом, легче завтра поутру умирать-то будет.

Денис предпочел проглотить насмешку, только нехорошо зыркнул в мою сторону.

К тому времени как разгоряченные пленники опустились в выкопанные ямы по пояс, посыпал мелкий отвратительный дождик, разогнав почти всех зевак, не нашедших в зрелище ничего захватывающего и интересного. Ко мне подошел бабкин сосед, одолживший нам лопату, и сквозь зубы, чтобы никто не услышал, предложил:

– Слухай, лапушка, может, их ко мне в хозяйство сгоняем? Картофельное поле надо перекопать до зарезу, а у самого поясница еще с осени надорвана.

Я оторопела.

– Нет, ты постой, сразу не отказывай. – Он схватил меня за руку и вдохновенно выдохнул в лицо: – За две десятины пять золотых отвалю!

Смех сам вырвался из моих уст. Клянусь, я была готова согласиться на такое соблазнительное предложение.

– Наталья, что за балаган?! – вдруг услышала я возмущенный вопль Лопатова-Пяткина.

Сосед Еремей поспешно отступил от меня на шаг, боясь получить на орехи за приставания к незнакомой женщине. Я оглянулась, Василий, сжав до белизны кулаки, сам стал бордового цвета. От того, чтобы превратиться в демона, его сдерживало лишь присутствие соглядатаев.

– Компостные ямы копаем, – беспечно пожала я плечами и снова обратила взор на бывших приятелей, чумазых и выбившихся из сил.

Чувства тех от новости, что никто не собирается устраивать поутру прилюдной казни, слились воедино – оба позеленели от злости.

– Какие еще ямы? – прошипел Лопатов-Пяткин мне в затылок.

Бабка, стоящая рядом со мной, с перепугу отскочила на аршин, будто ужаленная под хвост кошка.

– Просто ямы для помоев. Должны же мы быть благодарны Прасковье Ефремовне. Вот я и решила подсобить доброй хозяйке, – чуть обернувшись, ухмыльнулась я.

На благородном лице Василия ходили желваки, а губы сжались в узкую черточку.

– Быстро собирайся, мы уже едем… – процедил он, удаляясь.

Савков и Давидыв тут же перестали трудиться, мечтая наброситься на меня с кулаками.

– Не расслабляйтесь, мужики, – широко улыбнулась я. – Нам еще предстоит выкопать новый нужник и посадить две десятины картошки, – и подмигнула оживившемуся Ереме, а потом крикнула демона: – Страх, иди сюда, поганка!

Появление лающей болотной твари распугало оставшихся немногочисленных зрителей. Я развернулась и быстро направилась в дом собрать кое-какие вещи в дорогу.