Записки из сабвея, или Главный Человек моей жизни Шнякин Петя
Однажды Маша, застав меня в шалаше на задах за чтением книжки, неожиданно сказала:
– А знаешь, Петя, у мордвы давным-давно были свои боги, а не Иисус, как сейчас…
– Правда? Расскажи!
– Мордва верила в главного бога, которому подчинён видимый и невидимый мир. Зовут его Шкай. Он… ну как Зевс у древних греков. Бог этот не имеет начала, не будет иметь и конца. Шкай невидим. Никто не может узреть его, не только простые люди, но даже боги, которых он создал и которые ежеминутно служат ему. Он живёт над небом, а как живёт – никто не ведает, но управляет он всем: планетами, людьми, животными, насекомыми и растениями… Он создал Шайтана, повелителя тёмных сил. Шкай позволил Шайтану сотворить духов зла, которые живут в лесных болотинах и глубоких омутах. Как только человек совершит плохой поступок, Шкай дозволяет тёмным духам покарать его за это, но если грешник начнёт молиться верховному богу и просить об избавлении от наказания, Шкай запрещает злым силам преследовать его, и слуги Шайтана возвращаются в свои обиталища. Но нужно не только молиться, но и жертвы Шкаю приносить…
– Какие жертвы?
– Ну, яйца, мёд, пуре – бражку такую…
– А где?
– В лесу, на полянах, где берёзы. Или на кладбище.
– На кладбище?!
– Там души умерших родственников тоже помогают перед Шкаем грехи замаливать, они намного ближе к нему, чем люди, если, конечно, сами много не грешили…
– Маша, а как люди просят Шкая помочь им?
– Молиться нужно так: «Шкай, оцю Шкай, верду Шкай, ваны-мыст!» Это значит – Шкай, высший изначальный бог, помилуй нас!
– А если человек умрёт?
– Шкай создал не только Шайтана. Он сотворил ещё и верховную богиню, добрую Анге-патяй. По силе она равна с Шайтаном и они всё время ведут борьбу друг с другом – борьбу добра со злом. Анге-патяй родила четырёх богов и четырёх богинь. Старший сын её – Нишке-паз, бог неба, солнца, огня и света. Он и покровитель пчёл, у него в небе много домов, они – как пчельник, а в них живут души только добрых людей. Как пчёлы роятся вокруг матки, так и души праведников летают вокруг Нишке-паза. Нишке на мордовском – пчельник. А третий сын верховной богини – Назаромпаз – бог луны, зимы и ночи. Он забирает в своё царство – «назаром нишке» (тёмный пчельник) души всех усопших – и хороших, и плохих. Хороших отправляет к старшему брату Нишке-пазу, а плохих изгоняет во владения Шайтана, под дно морское, в огненную преисподнюю.
– А куда же эти боги подевались?
– Давным-давно сюда пришли русские и триста лет мордву крестили, теперь мы православные, нет больше Шкая, Ангепатяй, Нишке-паза и Назаром-паза…
– А Шайтан есть?
– Шайтан есть, и преисподняя тоже.
– Страшно, Маша…
И сейчас мне было страшно. Особенно после того, как поймал себя на мысли, что начинаю вспоминать самые яркие случаи из жизни. Говорят, так бывает перед смертью. Я начал молиться, это помогало мне, на душе становилось светлее и спокойнее.
А вот когда в 2002 году я потерял мою Маринку – женщину, которую любил двадцать лет, молитвы не помогли. Видно, Всевышнему так было угодно. И я всё не мог понять – почему?
Господи, почему Ты оставил меня? Я всегда думал, что Ты любишь меня. Очень редко просил я Тебя о чём-то, лишь только благодарил Тебя за то, что даёшь мне…
Совсем недавно всё было так просто и надёжно – семья, любимая жена Марина, а теперь я один, в этой ненавистной квартире. Через час наступит новый 2003 год, я сижу за столом, тупо смотрю в телевизор и всё надеюсь: вдруг она позвонит, хотя наверняка знаю, что нет.
Вот я попал! Прожили вместе двадцать лет, всякое было – и плохое, и хорошее, больше хорошего, конечно… Казалось, только могила разлучит нас.
Я безразлично созерцаю, как огромный, сверкающий шар на Time Square в Нью-Йорке медленно опускается. Как он дойдёт донизу, так и Новый год наступит…
Я вижу по телеку ликующую, прущуюся от радости толпу, при виде которой мне становится ещё хуже, я пытаюсь сдержать слёзы, но они так и льются, не унять… Всё труднее дышать, я пью валокордин и иду спать. Заснуть не могу, думаю о Марине, и мне никак не верится, что я её навсегда потерял, что она не вернётся ко мне, как не вернётся детство, как не придёт в гости давно умерший друг, как не воскреснут мать и отец…
Господи, научи меня жить без неё! Помоги мне забыть о ней… или помоги хотя бы не вспоминать её каждую минуту! Как только я о Марине подумаю, что-то жжёт внутри, обдаёт огнём, пожирает душу, и тяжкий стон вырывается из груди.
Надо как-то заснуть, завтра рано на работу вставать. Господи, Господи, помоги мне, пожалуйста!
А медсестра у кровати крутится, заснуть не даёт. Глянул на неё исподтишка. Сама в униформе больничной, а жопой, как проститутка, виляет, нашла, сучка, время. И только я о проститутках подумал, сразу Стеллу вспомнил. Всё как-то неожиданно и романтично с ней получилось.
Да…
Таких красивых баб у меня отродясь не было… И первый настоящий минет я с ней испытал.
Стелла
Не повезло мне в тот понедельник. В аптекоуправлении, где я работал в середине семидесятых инспектором-фармацевтом, поручила мне завотделом за неделю две аптеки проверить. Одна в Теряево, другая в Яропольце. Удружила начальница. В таких аптеках дефицитных лекарств днём с огнём не найдёшь. Копейки лишней не заработаешь.
Я уже документы у неё забрал, сходил, аванс получил, а тут Генка звонит. Мы с ним в институте вместе учились. Давай, говорит, встретимся где-нибудь в центре, винца попьём. Хорошо, отвечаю, давай у «Художественного», в двенадцать.
В гастрономе, как винный отдел открылся, два «огнетушителя» взял и в портфель их положил – бутылку в одно отделение, другую – во второе, чтобы не разбились. Добрался на метро, дошёл до кинотеатра. Дружок на ступеньках стоит, меня дожидается.
– Привет, Петь, куда пойдём?
– На Суворовский. Там мужики в шахматы на скамейках играют. Сядем рядом, ментам не так заметно будет.
Выпили, вроде нормально всё, но как-то неймётся нам. Генка и говорит:
– Петя, я тут с одной девкой познакомился. Любкой зовут. Живёт далеко, в Останкино, но телефон есть, может, звякнуть, чтобы с подружкой приехала?
– Звони. А твоя-то хоть хорошенькая?
– Увидишь.
Целый час с ней по телефону договаривались. Она подругам звонит, потом мы ей опять – этой дома нет, та на работе ещё…
– Слышь, Ген, ну её к чёрту! Пусть одна к тебе приезжает. Время четыре уже. Мне в Волоколамск завтра ехать, вставать рано. Но дождались всё-таки.
Явилась Генкина девица в шесть. Волосы длинные, огненно-рыжие, а груди и жопа – как у Лиз Тейлор. Только ростом Любка повыше и телом посытнее. И конопушки на лице. Деловая такая… Сразу на «ты».
– Не волнуйся, Петя, я тебе сегодня такую девчонку найду, закачаешься!
Водяры бутылку взяли и в «Саяны» пошли. Ей – водки побольше, а себе пива. Мы ссать бегаем, а она к телефону. Всё вызванивает кого-то. Я уже пьяный стал, желание от выпивки на второй план сместилось. Подошёл к автомату, по-дружески её за жопу потрогал, пока Генка не видит. Мягкая жопа, хорошая.
– Хватит тебе, Люба, звонить. Щас Гена вернётся – и по домам, мне до «Электрозаводской», потом на электричке час ещё…
Вышли, темно уже. И народу немного на улице. Мимо «Праги» проходим, вдруг Любка вправо как ломанётся!
Гляжу: баба пьяная винтами идёт. А Любка к ней наперерез. Остановила, и говорить о чём-то с ней стала. Мы с Генкой наблюдаем, что дальше будет. Минут пять они перетирали, потом вижу, Любка рукой замахала – идите, дескать, сюда.
Я бабу как следует не разглядел. Но понял, что в гости она приглашает, если литр водки найдём. И что она рядом на Арбате комнату у старушки снимает. Вчера только переехала.
Как быть? Всё закрыто, а в «Праге» на входе швейцар в фуражке, алкашей от себя отгоняет. Отдаю Генке деньги. Прошу:
– Соберись, ты же не пьяный совсем! Уговори его. Возьми водки.
А Гена подтянутый такой, в пиджаке, голос поставленный. Диктором мечтал стать, но конкурс не прошёл, заикался немного, особенно когда вмажет. Поговорил он с привратником, сунул ему в ладонь что-то и прошёл внутрь. Победа! Минут через десять вернулся и обратился к пьяной незнакомке:
– Ну вот… Взял я литр. Тебя к-как зовут?
– Стелла. Пойдёмте. Я рядом живу.
Стелла… «Звезда» по-латыни. Я внимательно посмотрел на неё. Бухая сильно, но одета из «Берёзки». Тоненькая, стройная. И красивая, кажись.
Тут же подхватил её под руку, она невольно прижалась ко мне. Трудно ей было идти без поддержки. Я ощутил зовущее тепло груди. Бля, как же всё здорово получается!
– Очень приятно. А меня Петя звать. Это – Гена и Люба. Мои старые друзья.
– Ага…
По дороге к дому Стелла молчала, лишь иногда напоминала, чтобы мы не шумели – она бабку-хозяйку ещё толком не знает.
Квартира, где она снимала комнату, находилась на втором этаже старого дома. Стелла тихо вошла в коридор и включила свет. Открыла свою комнату и указала на другую дверь, приложив палец к губам:
– Там бабуля спит.
Губы её были полные, безупречно очерченные. И тёмно-карие глаза, яркие, несмотря на количество принятого спиртного. А произнося «бабуля», она смешно сморщила носик и немного вытянула губы…
Да она же красавица! Я тут же предложил:
– Давай я плащ помогу тебе снять.
Сбрасывая плащ, Стелла чуть прогнулась назад. На ней была лёгкая маечка. Я уставился на её грудь. Она казалась крупноватой для столь хрупкого тела, но привлекательности от этого не теряла.
– Ну, чего ты встал, проходи в комнату, – подтолкнула меня сводница Любка.
Комната была просторной, посреди стояли два стула и большой стол, который мы тут же придвинули к дивану, чтобы всем разместиться. На полу валялись нераспакованные чемоданы, книги, перевязанные тесёмкой. В углу у шкафа сидел, раскинув лапы, большой плюшевый медведь.
Хозяйка принесла закуску: дефицитную колбасу, сыр и два апельсина. Странно как-то всё: на водку выпрашивает, а холодильник забит.
– Ну, за знакомство!
Любка весело заржала, и мы выпили по первой. Я – только половину. Сколько хороших баб я просрал по пьяни! Познакомишься где-нибудь на свадьбе, потанцуешь, поприжимаешься, потом – хлоп лишний стакан, и в ауте, а тёлку мою кто-нибудь другой в кустах окучивает!
А Стелла махнула до дна, в вещах порылась, пеньюар прозрачный достала, и из комнаты вышла.
– К-куда это она? – спросил Генка.
– А… Пьяная, – фыркнула Любка, придвинулась к дружку и, улыбаясь, что-то зашептала ему на ухо.
Вдруг Стелла заходит, волосы цвета вороного крыла, все мокрые. А пеньюар и так прозрачный, да ещё мокрый насквозь. Бля, как голая! Любка аж ахнула:
– Ты что, охуела, Стелка?
– А чего такого, я люблю голышом ходить! Вот!
И пеньюар с себя срывает! Смотрю я на нее и глаз отвести не могу от красоты такой! А она:
– Ну, кто ещё раздеться хочет?
– Я! – заявляет Гена и пиджак с себя начинает стягивать.
Мы, когда студентами были, летом под Тамбовом птицеферму строили. На солнце жарко было, раздевались. Так у него самая лучшая фигура в стройотряде была. Он с детства отцу помогал на работе – гранитные надгробия шлифовать. Накачался, понятное дело…
А Любка сразу поблекла и на поросёночка рыжего походить стала:
– Гена, ты с ума, что ли, сошёл? Ну-ка, давай, собирайся!
Во, это правильно она. Я ей в унисон:
– Действительно, Ген, тебе на работу завтра. Поздно уже…
– А тебе не на работу?
– Да я в командировке. С утра отосплюсь и в Волоколамск махну. Давай, Гена, отправляйся домой.
А сам на Стеллу смотрю, что она скажет. Нет, молчит.
Ребята выпили на посошок. Я их до двери проводил. Любка шепчет:
– Ты что, Петя? Поехали с нами, она же вольтанутая! Я тебе в Останкино знаешь, сколько таких найду?
– Ладно, Люб, устал я, отдохнуть надо. Счастливо, Ген…
Я вернулся в комнату. Она стелила на диване.
– Ну что, в ванную пойдёшь?
– Да… да… я быстро…
Стелла достала из шкафа полотенце:
– На, я жду.
После душа я оделся и тихонько приоткрыл дверь в коридор. Всё боялся, что бабка увидит и вытурит. Бесшумно прокрался в комнату и запер дверь на ключ.
Стелла сидела на диване, прикрывая грудь плюшевым медведем. Прикол, что ли, какой?
– Петя, у меня подушка только одна. Подержи. Я щас наволочку на него надену. И подглядывать не будет…
– А ты свет погаси, он не увидит.
– Нет, я при свете люблю… Тебя раздеть?
– Да я сам.
Сидя на диване, я расстегнул брюки, стащил с себя рубашку, бросил на пол. Потянулся к Стелле. Правой рукой водил по спине вверх и вниз, а левой трогал её бёдра. Потом мы поцеловались. Запомнил губы, мягкие и горячие. Бережно опрокинул её на диван, лаская тяжелые груди…
– Петя, подожди… подожди… – Она вывернулась из-под меня, лицом упёрлась в живот и, жарко дыша, начала сползать вниз…
В те далёкие годы бабы минетом нас не часто баловали. Когда в школе учился, это считалось постыдным, нехорошим делом.
– А знаешь, Серёга Васин Ленку-то завафлил!
– Врёшь ты…
– Ничего не вру, он мне сам вчера о ней болтал!
Вот такие разговоры доводилось слушать на большой перемене в туалете. А про куню вообще никто практически не слышал.
Я пару раз по пьяни пытался напрячь первую жену с оральным сексом, но, заполучив такой подарок, она толком не знала, что с ним делать – просто держала во рту, и всё… А тут ураган какой-то!
– Стелла, я уже не могу… Стел, я же щас…
Она, не отрываясь от дела, кивнула в такт головой и произнесла невнятно:
– У-гуу…
Наконец я не выдержал. И всё, что было во мне, – похоть, желание, любовь, блаженство – выплеснулось со стоном…
Я посмотрел на её лицо. Оно казалось каким-то страдальческим и приобрело багровый цвет. Я испугался. Может, подавилась?
– Стел, ты чего?
– Ничего… я трахаться люблю… мне приятно очень…. А кончаю только так.
Мы лежали на диване, курили дефицитную «Яву». Стелла казалась теперь близкой и родной.
– Ну что, Петь, вмажем за знакомство?
– А тебе что, на работу тоже можно не идти?
– Я не работаю. Я проститутка.
– Как… проститутка?..
– Мужиков богатых за деньги обслуживаю.
Я слышал о проститутках, но они должны были обитать где-то в недоступных для меня местах – «Интуристе» или «Космосе». А тут лежит рядом со мной. Женщина, в которую я уже успел влюбиться. Сели за стол. Выпили.
– Стел, а тебе нравится заниматься… вот… этим… со всеми?
– Ну, бывает, мужики нормальные попадаются, выпьешь – и ничего… А вчера… такой гад! Я из-за него потом в кафе нажралась. И сумочку мою с деньгами стырили. Я же вас-то позвала, чтобы выпить ещё. И справка в сумке была.
– Какая справка?
– Да для мусоров. Чтоб не доёкивались со своим тунеядством. У меня профессор один знакомый, ну, клиент мой, каждый семестр справки делает, что я студентка института культуры.
– И что теперь?
– Позвоню, ещё нарисует…
Я взглянул на Стеллу. Какая же обалденная женщина! Мне не хотелось думать ни о профессоре, ни об этом «гаде», из-за которого она вчера напилась… Я опять повалил её на диван…
– Стелла, а тебе сколько лет?
– Двадцать девять.
– А что ты потом будешь делать?
– Не знаю.
Мне стало очень жалко её. Но жалость эта была необычной. Раньше на Руси говорили: жалкий ты мой, то есть любимый…
– Стел, давай я женюсь на тебе? У меня денег немного, но я пить брошу, пахать на работе начну. Проживём.
– А ты что, холостой?
– Женатый. И сын есть. Я ему помогать буду.
– Петь, спать пора. Хороший ты… засыпай.
Проснулся в три дня. Денег ноль.
– Стел! У тебя телефон подключен?
– Да… – прошептала она сквозь сон.
Я стал набирать номер друга. Может, ещё на службе?
– Ген, здорово! У тебя денег от вчерашнего не осталось? Нет? Займи где-нибудь. Я завтра точно в Волоколамск еду, мне на билет рубля три надо. И водки купи похмелиться.
– И шампанского, жених! Цветов от тебя точно не дождёшься! – Стелла проснулась и, вытащив из наволочки медведя, махала мне его лапой.
– Гена, ты помнишь, куда ехать?.. Ага. На Арбат… Как не дадут? У вас там больных, что ли, нет? Отдам лекарствами без переплаты. Да, и шампанского купи.
– Полусладкого, – добавила Стелла.
– Ген, полусладкое возьми. Короче, ждём.
Стелла прибралась в комнате. Сходила на кухню. Принесла уже нарезанный сервелат, буженину, коробку конфет. По дому ходила в том же пеньюаре, прозрачном и очень сексуальном.
Генка через час примчался. Всё принёс. И ещё три бутылки «Жигулёвского». Сразу к Стелле:
– Вот, как просила, полусладкое. Классно выглядишь, а ночь-то, поди, не спали. – И как-то нехорошо засмеялся.
Выпили шампанского. Потом водки. О наших планах со Стелкой – ни-ни… Мы на диване сидим, а он на стуле. Говорили обо всём до его приезда – наговориться не могли. А тут пауза, вроде выпили, но молчим. Как в рот воды набрали. Вдруг Стелла:
– А что мы пиво в холодильник не убрали? Пойду на кухню отнесу.
– Давай помогу, – предложил Генка – и за ней…
Я сижу, курю. Что-то нет их долго.
Тут он в комнату заходит, лицо напряжённое.
– Случилось что? – спрашиваю.
– Да нет, всё нормально…
Вдруг слышу, как дверь на ключ снаружи запирают. А потом Стелкин голос:
– Это милиция? Алло, алло, это милиция?
– Ген, что случилось?
– Хули она голая ходит? Я ей на кухне предложил: пойдём в ванную, трахнемся. Она – ни в какую. Ну, ножик показал. Попугать хотел просто. А она, сука, к бабке в комнату ломанулась и дверь закрыла. Теперь нас тут и накроют! – И показывает складную «лисичку».
– …Милиция? Приезжайте по адресу…
– Петь, чё делать-то?
Говорить ему, что он мудак, было некогда. Вот попал, блять!
Генка попробовал плечом выбить дверь. Куда там! Из коридора донеслось:
– …Попытка изнасилования…
Он кинулся к окну, открыл его и выбросил нож.
– …Что?.. Групповая…
Я перегнулся через подоконник, поглядел вниз. Да, высоко раньше вторые этажи строили.
– Ты хуйню эту затеял – тебе и прыгать.
– Высоко!
– Скорее приезжайте!!!
– Прыгай, блять!
Генка залез на подоконник, свесил ноги и махнул вниз. Приземлился удачно. С парашютом, что ли, раньше прыгал? И мне кричит:
– Петь, давай, не бойся…
Я попытался скопировать его полёт. Но, коснувшись земли, ощутил резкую боль в коленях – и тут же в хребет ёбнуло. Я упал на спину. Так и лежал. Думал, не подняться мне больше. Генка рванул дворами сначала, но потом вернулся, подхватил меня под мышки:
– Петь, не ссы, щас пройдёт. Ничего не сломал?
– Вроде нет… Бля! Я портфель в квартире оставил. А там распоряжения – аптеки проверять!
– Пошли Петя, хуй с ними!
– Мудило! Меня же по бумагам найдут. Домой не успею вернуться… Стелла! Стелла!
Через несколько минут она подошла к окну.
– Кинь мой портфель, документы там…
– Да не звонила я никуда. Пусть этот козёл уходит, а ты ко мне поднимайся.
Пойти? Может, и вправду не звонила? Нет, девять вечера уже. Я точно тогда в Волоколамск не попаду.
– Стел, у меня только три дня на две аптеки осталось. С работы выгонят. Брось портфель!
– Ладно.
Вернулась не сразу.
– На! Я там телефоны записала. Сюда. И Юрия Александровича из института. Звони обязательно.
– Позвоню!
Генка медленно вёл меня к метро «Смоленская». Боль потихоньку уходила. На душе – чёрт-те что…
– Ген, ну ты и фуфел! Тебе чего, рыжей твоей не хватает?
– Тоже мне, сравнил!
– Дурак, я жениться на ней хотел…
– На ней? Как ты был ёбнутым, так им и остался!
– Да иди ты! Лекарства тебе возьму, приедешь в понедельник к обеду в управу. Расплачусь. Всё.
В Волоколамском районе я закрыл на учёт две аптеки в один день. Вопреки инструкциям. Но другого выхода не было. Проверку закончил только в субботу. Прямо с вокзала позвонил Стелле.
Старушечий голос ответил:
– Она здесь больше не живёт…
Читать бесплатно другие книги:
