Муравьиный мед Малицкий Сергей
Зиди безразлично кивнул, сжал зубами глянцевый корешок, почувствовал на языке крошки земли. Все правильно, и четверти дня не прошло, как Рич вырвала растение из земли. Только такой и подействует – немытый и свежий. Правда, не знал он, что этот корешок от крови юррга помогает. Осталось только расспросить, когда девчонка успела к траве наклониться, как разглядела среди бурьяна тонкий стебель злобоглаза, если свои жгучие цветы он только весной раскрывает. Кто обучил девчонку травам? Впрочем, какая разница?
Баль жевал кислый корень и чувствовал, как холод скользит от наполненного вязкой слюной рта к локтям и животу. Возвращает пальцам мягкость, растворяет когти, скребущие в потрохах, ползет к коленям. Рана, разрывающая сердце болью, вдруг охватила все тело, словно стальной стержень шевельнулся в пронзенном насквозь колене, и медленно-медленно начала затихать.
Слезы хлынули из глаз. Зиди раздраженно мотнул головой, царапая щеки кольчужной перчаткой, размазал по щекам грязь и оглянулся. Рич в седле не было, кони стояли в полумраке узкого дворика между ветхой каменной стеной и вросшей в землю хижиной, сложенной из стволов горной сосны. Тут же хрустел сеном и неодобрительно поглядывал на незваных гостей низкорослый тягловый бычок. Скрипнула низкая дверца, и вслед за Рич на пороге показалась худая старуха. Она одним взглядом окинула обеих лошадей, Зиди и приглушенно свистнула. Похожий свист раздался из-за стены, но старуха уже подхватила поводья лошади баль и тянула его вниз, к земле.
– Помогай, помогай, сестра, – раздался скрипучий голос. – Так… так, парень. Осторожно. Какая нога болит? Левая?.. Спускайся. Доспех здесь сбрасывай. Под крышей у меня не развернешься. Я правильно поняла, сестра, что и доспехи тоже? Так и ты снимай, не бойся, никто под плащом тебя не увидит.
Зиди тяжело сполз с лошади, встал на землю, но против ожидания боль не пришла. Только что-то стучало, ухало в неощущаемом колене, и это уханье болезненной ломотой отзывалось в ушах. Он почувствовал крепкие пальцы, что уже начали распускать узлы нагрудника, потянули пояс с дорогим мечом. Но вместо того, чтобы помочь неожиданным спасителям, ухватился за притороченные к седлу мешки.
– Ну что ты поделаешь? – зло проскрипела старуха. – Одной ногой уже в Суйке, а за мешки хватается! Не пропадет твое добро, воин, не бойся!
«Врет», – почти безразлично подумал Зиди, бросил связанные мешки перед собой и для верности наступил на них больной ногой. Рядом уже стояла Рич. Она смотрела на суетящуюся старуху, на две помогающие ей неясные тени, тревожно заглядывала в глаза Зиди и заговорила, только когда и доспехи, и оружие, и лошади исчезли в сумраке.
– Иди в дом. Это ведунья. Сейчас займемся твоей ногой. Держись. Утром ты уснешь и будешь спать до вечера. Или еще дольше.
Баль кивнул, чувствуя, что сок корня заполнил рот, связал небо и язык, лишил его голоса, но неожиданно легко наклонился и, подняв мешки, шагнул в низкую дверь.
Хижина изнутри оказалась просторной, но в ней и правда развернуться было негде. Посередине пылал очаг, над которым исходил паром котел, а все остальное пространство было заполнено деревянными чурбаками, бочками, кувшинами и кувшинчиками. Под закопченным потолком висели веники и пучки душистой травы, в ближнем углу высилась гора обычных придорожных камней, а прямо перед очагом лоснился сальной поверхностью потемневший от времени деревянный стол. Несколько масляных ламп отбрасывали мутные блики на затянутые паутиной стены.
– Сюда, сюда, сестра! – безостановочно скрипела старуха. – Вот уж не думала, что вспомнят в храме заблудшую. А я уж птичьи кости кинула, вижу – то ли удача ко мне идет, то ли смерть неминуемая. С утра глаза на дорогу таращила, но сестру встретить не ожидала.
– У меня мало времени, – твердо сказала Рич, давая знак Зиди оставить мешки.
– Мало, много… – еще громче запричитала старуха. – Как всадник ни торопится, но быстрее коня до места не доберется. Все сделаем, сестра. Рану прочистим, боль снимем, яд из крови выгоним. Сорок лет болячки ковыряю, что знала – не забыла, а что узнала, применю к месту и вовремя. Не бойся меня. А ты, парень, ложись на стол, ложись. Ты уж не обижайся, ремешками я тебя к столу притяну. Тебе до полуночи уже дергаться не следует. И стыдиться меня не надо, у меня на твой стыд и взгляда стыдливого не осталось. Нутро у меня от времени почернело давно и ссохлось.
«Рептянка», – Зиди наконец узнал скрипучий говор мореходов из-за скирских гор и, опрокидываясь на спину, поморщился. – «Но почему – сестра»?
Рич, хмуро сжав губы, суетилась тут же. Она ловко сунула под голову старому воину мешки, стремглав выудила из-под куртки кошель с золотом и отправила его туда же, а пока бабка распускала завязки на куртке и штанах, стянула сапоги и незаметно вложила в ладонь Зиди уже послуживший ему короткий нож.
– Зачем же? – с трудом вытолкнул слова через непослушный рот Зиди, когда почувствовал, что каменные пальцы соскабливают с него всю одежду без остатка, но старуха только разразилась скрипучим смехом и продолжала талдычить без остановки.
– Успокойся, парень, успокойся, и не таких на колено клала. Что ж ты голубчик, ногу-то свою запустил? Лет пятнадцать назад лечить надо было, а теперь отрезать проще, чем вылечить. Но ты не бойся, я резать не буду. Сгибаться она уже у тебя не согнется, но опираться на нее ты еще сможешь не один год, если конечно боги тебя заботой не оставят. А в остальном, у тебя полный порядок. Корешок тебе сестра моя правильный дала. Заразу он из тебя выгонит, а вот промыть тебя отварами моими всего придется, чтобы какая другая зараза не пристала. Да ты не отворачивайся сестра, не отворачивайся, когда-никогда все одно придется воина врачевать, тут уж не до стыда. Да и чему удивляться-то? Всякий – что маг, что ведун, что ворожея, что колдушка деревенская, – должны и мужское и женское естество в совершенстве представлять. У женщин так половина болезней от него происходит, а у мужиков – половина страхов.
– Что делать собираешься? – спросила Рич у старухи, накидывая на чресла Зиди снятую с него рубаху, и щелкнула пальцами у баль перед носом.
Искра проскочила между пальцев девчонки. Старуха губы поджала, прищурилась и недовольно пробурчала:
– Что надо, то и делать буду. Или не видишь? Налей-ка лучше кипятка черпаком в этот горшок. Сейчас травы да соли всякие смешаю, чтобы рана быстрей заживала, да зашивать ее буду. Вот игла, вот жилка беличья. Вот нож стеклянный в уксусе выдержанный. Или тебя в храме только на послушании держали? Знать должна!
– Знала бы сама, тебя не просила бы, – сузила глаза Рич.
От щелчка девчонки у Зиди в голове словно что разорвалось, туман из глаз как ветром сдуло. В носу защемило, но каждый звук, каждый скрип у самого уха слышался. Только Зиди взгляда не мог от девчонки отвести. От того, что брови да ресницы ее цвет потеряли, глаза словно еще больше стали. Волосы Рич забрала в пучок, стянула платком на затылке, кипятка в горшок начерпала, но взгляда от старухи и на миг не отвела. Даже когда дверь скрипнула, и рядом раздались сиплые голоса.
– Все сделали, мать.
– Да. И коней, и железо – все покупателю сдали.
– Предупредили, чтобы гнал их срочно из Скочи. Кровь на товаре.
– Кто таков? – с подозрением спросила старуха.
– Пришлый, – прозвучало от дверей. – Трактирщик поручился за него, он у него не первый раз останавливается. При нас и отбыл. Весельчак, и шустрый к тому же. Шрам у него поперек щеки.
– За сколько столковались?
– За десяток серебра.
Зиди не видел вошедших, догадывался, что это те тени, которые лошадей Стейчей увели. Но обернуться не пытался, на старуху уставился. Изменилась она сразу, как помощники ее появились. Говорить стала меньше и резче, а в глазах слова невысказанные засветились. Готовьтесь, ребята, скоро.
– Что в горшок кладешь? – резко, как хлыстом ударила, спросила Рич.
– Травы, кладу, травы, сестра! – засуетилась старуха.
– Зачем листья майчу с толченой паутиной мешаешь? – обожгла окриком Рич. – Спутника моего уморить хочешь?
– Ты же неученая? – изогнула беззубый рот колдунья и неожиданно выставила перед собой ладони с растопыренными пальцами.
Заклубилась, затрещала перед ней темная пелена. Топот раздался за изголовьем Зиди. К счастью, ремни его только в поясе и держали. Первый из понятливых слуг, что к Рич летели, на выставленную руку с ножом наткнулся. Так и захрипел, пытаясь брюхо расползающееся удержать. Второй замер на мгновение, но его и хватило, чтобы успел Зиди варевом старухиным из горшка ошпарить ему лицо. А старуха все еще тянула ладони к Рич, но пелена перед ней не складывалась в черный полог, на части рвалась, рассеивалась, хотя девчонка и с места не двинулась, только ладони перед грудью сложила.
– Не можешь ты со мной сладить, не высшая ты, – вдруг завизжала старуха, но Рич лишь руки раскрыла, как вся мерзость полусотканная на старуху и бросилась, затянула ее в темный кокон, переломила пополам и, только когда ведьма хрипеть перестала, в земляной пол хижины впиталась.
– Кто ты? – только и смог выдавить старый воин, когда Рич вытащила стилет из ворота и двумя резкими ударами прикончила обоих визжащих на полу подельников.
– А тебе зачем? – смахнула пот со лба девчонка, наливая кипяток в другой горшок.
– Ведьма эта тебя сестрой называла, – с трудом произнес Зиди. – На стилете у тебя клеймо Ирунга – кольцо змеиное с тремя пастями. Чем тебе Стейчи досадили? Что-то я не слышал, чтобы у них сестра была. И не убивают сестры… братьев. Да и с ведьмой ты ловко управилась. Прямо, хоть не ты мне, а я тебе за дорогу плати!
– Не сестра я ей, – зло бросила Рич, сдергивая с балки пук сухой травы и срывая с него ладонью в горшок высушенные листья. – И Ирунгу я не дочь. А кому я дочь, тебе знать не следует. Меня к Ирунгу на воспитание отдали, а он меня в храм Сади послушницей определил. После того как его сыновья вдоволь наигрались плетками по моей спине. Не будь я тогда ребенком беспомощным… Ничего, храм меня многому научил. Я бы и сейчас там лампы маслом заправляла, если бы…
– Лампы заправляла? – не поверил Зиди. – Я, конечно, не маг, но проклятье, что старуха плела, не из тех, что пальцем можно отщелкнуть.
– Пальцем, не пальцем, а кое-что умею, – ответила девушка, продолжая наполнять горшок порошками и листьями. – У кого глаза да уши есть – учится, у кого нет – лампы заправляет. Эта колдунья когда-то служила в храме. Еще задолго до меня. Но я всех знаю, кто в храме служил. В Скире, в Скоче, в Омассе, в Борке, кое-кто и в Деште есть. Любая из них должна приютить сестру, помочь ей.
– Слышал об этом обычае, – кивнул Зиди, закрывая глаза от нахлынувшей слабости. – Так ведь эта сестренка что-то другое задумала.
– А она мне сама и не была нужна, – усмехнулась Рич. – Она – грязь, мерзость. Думаю, что под этим полом немало ею же убитых схоронено да утоптано. О том слухи в Скир давно доходили, да поймать ее никто не мог. А стражники местные так и вовсе ее боялись. Я все поняла, когда она проклятье плести начала, да только за силой она к покойникам ею же убитым обратилась. Такое колдовство на колдуна обернуть – нечего делать.
– В наших лесах такой магии нет, – пробормотал баль.
– Вот там ты свое умение и покажешь, – бросила юная колдунья. – А сейчас тебе потерпеть, воин, придется. Лечить я тебя собираюсь. Я ведь сюда не за ворожбой пришла, а за травами. С лечением я и сама справлюсь.
– Послушай, – Зиди с тоской оглянулся, поправил съехавшую ткань внизу живота, – нет ли тут вина или травы какой, чтобы боль заглушить? Очень я боли боюсь!
– Нет вина, – покачала головой Рич. – И травы нет. Ты мне с ясной головой нужен, баль. Ты мне помогать будешь. Рану резать придется и, боюсь, не только рану. Ты и будешь резать. Заодно и проверим, чего ты стоишь.
– Пятьдесят золотых я стою, – прохрипел Зиди. – За дорогу до Дешты. Не веришь? Точно тебе говорю!
Глава восьмая. Ворожба
Мутные стекла обеденного зала Ласса жалобно дребезжали.
– Ну?!
Арух не просто кипел яростью, он готов был собственными руками придушить испуганного сотника.
– Что молчишь? Толком можешь объяснить? Сколько всего трупов сейчас за казармой твоей свалено?
– Шестеро, господин советник! – пролепетал грузный стражник, понимая, что чем тише говорит остроносый колдун, тем хуже дела у него, у сотника.
– А сколько их было с утра? – почти ласково улыбнулся Арух.
– Пятеро, – поник головой стражник.
– И откуда, позволь тебя спросить, взялся шестой? – поднял брови колдун.
– Как откуда? – беспомощно огляделся начальник стражи. – Так я его туда и привел.
– Уже трупом? – зловеще ухмыльнулся Арух.
Стражник сменил цвет лица с красного на мертвенно бледный.
– Подожди, Арух, – медленно проговорил Ирунг, который сидел тут же, на каменной скамье, опустив седую голову. – Подожди. Тут злость не нужна. Злость это ведь пена, которая поднимается, когда боль или досада волной захлестывают. Это я должен злиться, а не ты. Я! Только я не злиться собираюсь, а разбираться, потому что иначе убийц не возьму.
– Куда они денутся? – скривился Арух. – Пусть даже из Скочи уже ушли! Омасс перетряхнем, потом в Борку и Дешту двинемся. Другой дороги отсюда нет. Если и улизнут здесь, Борку никак не минуют, а там стража на мосту уже утроена. Через горы зимой и медведь не проберется, а в море сейчас не выйдешь. Мои маги всю дорогу прочешут. Сквозь пальцы ее просеют! Я в Скоче не убийц ищу. Пособник у них тут остался. Или был в Скоче только что!
– И его возьмем, – хмуро кивнул Ирунг. – Подожди. Сотник, расскажи мне все еще раз.
Стражник дрожащей рукой вытер мокрый лоб, вздохнул устало:
– Легче, пресветлый тан и маг Ирунг, десять баль в прямом бою зарубить, чем рассказывать. Я ж все делал, как велено было. Мы же с этим трактирщиком деревенским, что коней… ваших купил и доспехи, значит, все заведения обошли, никого он не признал. Тогда вот и решили за казармы отправиться, там трупы найденные лежали. Ведунья из охотничьей слободки и четверо бродяг. Ведунью-то еще утром в ее же сарае нашли. Видать, собственным колдовством на себя смерть накликала, аж скрутило всю. А остальные по улицам были разбросаны. Двое воров – тоже из охотничьей слободки. У одного брюхо распорото, да дырка в груди, то ли от шила, то ли от стилета. У второго рожа ошпарена и такая же дырка в груди. А еще двое – пьянь с ткацкой улицы. Им обоим кто-то под гортань ножом пырнул.
– Что скажешь, Арух? – повернулся к колдуну Ирунг. – Твои дознатчики смотрели трупы?
– Тирух смотрел, – зло мотнул головой Арух. – Старуха в самом деле от собственного колдовства погибла, только на себя ворожила или кто под локоть толкнул – теперь уже не вызнаешь. В сарае ее вроде бы и не пропало ничего, да вот ее соседка говорит, что чисто так у отброса этого и не было никогда. И двое тех, что с дырками в груди, тоже вокруг ведьмы вечно крутились, а нашли их на выезде в сторону Омасса! Тирух точно говорил: в другом месте их убили, просто выбросили по дороге. И повозка с бычком у старухи пропала!
– Это уже что-то, – кивнул Ирунг. – Что с теми, у которых горло посечено?
– Не в упор били. – Колдун опустил голову. – Если судить по ранам, нож шагов с десяти метнули. Два ножа. Потому как трупы рядом валялись. Понятно, что когда их нашли, ножей в ранах уже не оказалось.
– Мнится мне, что-то похожее в Скире недавно было? – нахмурился Ирунг. – Твои люди занимались убийством палача, Арух?
– Мои, – кивнул тот. – Только не нашли они ничего. Одно ясно, нож этот – бальский. В Скире за своего колдуна лазутчики баль отомстили. Хотя мстить-то Седду надо было, или мне. Только палача не Зиди убил. В тот день по приказу Креча Зиди как раз плетью секли, потом под замок посадили. Не он это сделал.
– Тогда не он, а теперь, может, и он, – пробормотал Ирунг. – И что же дальше, сотник? Как вы трактирщика потеряли?
– А вот так и потеряли! – расстроено махнул рукой стражник. – Сотни шагов до казармы не дошли. Как раз по кузнечной улице подходили. Народу не так, чтобы много было, но прохожих хватало. Сейчас же по улицам пришлые торговцы да ремесленники бродят. Они с ярмарки скирской возвращаются, прибыток в трактирах пропивают. Их по всему городу во всякой подворотне по одному, а то и по десять. Я и говорю. Трактирщик шел, бормотал что-то, а потом замолчал, захрипел и… упал. Я и не сразу-то понял, в чем дело. А потом кровь хлестанула. Ему нож под ухо по рукоять вошел. Впрочем, какая это рукоять? Бобышка железная в два пальца шириной. Если бы кровь не пошла, я бы рану не сразу нашел.
– Лучше бы ты ее не искал! – прошипел Арух. – Нож выдернули, в крови вымазали, потом еще протирать стали. Вы бы еще помочились на него! Никакой маг теперь след не возьмет.
– Маг, может быть, и не возьмет. – Ирунг, закрыв глаза, начал раскачиваться из стороны в сторону. – Только искать-то мага надо, неужели не ясно?
– Не маг этот баль! – твердо сказал колдун. – В чем-чем, а в этом я уверен.
– Он-то не маг, – мертвенным голосом подтвердил Ирунг. – А вот та, что с ним, кое-что может. Послушница она из моего храма. Ты иди, сотник. – Маг повернулся в сторону стражника. – Нож этот у тебя? Так вот, весь город переверни, но отыщи похожие ножи. Таких ножичков у лазутчика никак не меньше десятка должно быть. А продавцов коней хватит искать, это те двое с дырами в глотках и есть. Ты, дружок, разузнай, где они время проводили, да расспроси там плотненько каждого. Конь не пряжка для ремня – из кармана не вынешь, медью не расплатишься. Что-нибудь, да разузнаешь. Иди, сотник.
– Подожди, – неуверенно проговорил Арух, когда обрадованный стражник исчез. – Что значит – послушница?
– То и значит, – потер виски Ирунг. – Не рабыня она, Арух, нет. Ярлык тот, что Зиди на воротах предъявлял, не фальшивый. Но рабынь в тот день на рынке было двенадцать продано, и все они на месте. А сделок оформлено тринадцать… Думать надо, думать. Вопросов много. Знаешь ли ты, что когда Седд заполучил Зиди у баль, Эмучи назначил воина предсмертным слугой?
– Слышал я о Зиди. – Арух опустился в кресло. – Только не о том ли мы пеклись, когда Седда к баль посылали, чтобы лишить лесной народ и этого, и последующих жрецов? Как Зиди обряд выполнит? Да он уже забыл о том за восемнадцать лет, вином залился! Ведь и Эмучи не на алтаре дух испустил. Сожжен колдун, до костей сожжен. Я лично все кости пересчитал и отследил, чтобы растолкли их в пыль и с маяка скирского ветром по морю развеяли. Не будет у баль нового колдуна!
– Может, и не будет, только Зиди на родину побежал, – пробормотал Ирунг. – Не верю я Тини, Арух. Своевольная она слишком. И вот не знаю: на тебя положиться, Арух, и дать Зиди до алтаря Исс добраться, чтобы проследить тайное место и от своевольной Тини не зависеть, или остановить баль? Пока думаю, что остановить надо. Тревожно мне что-то.
– Так в чем же дело? Объясни мне, дорогой Ирунг, – нахмурился колдун. – В чем тревога твоя?
– Муравьиный мед для обряда на алтаре нужен, – вздохнул Ирунг. – Нашел твой Смиголь запись об этом в одном свитке.
– Да пусть хоть обмажется медом с головы да ног! – прошипел Арух. – Нет Эмучи, и обряда не будет! Зря Зиди старается. И зачем он мед в Скире скупал – если, конечно, это он был, – коли баль его в Скир поставляли когда-то?!
– Нет меда в бальских лесах, потому что Эмучи уже года два как перестал ворожить на него, – спокойно сказал маг, словно и не брызгал советник конга слюной только что, и продолжил. – И это тоже загадка, Арух. Как и та, кто же все-таки мед для Зиди в Скире выторговывал? И вот еще: тебя не удивило, Арух, что я ищу Зиди, ты его ищешь, Ролл зубами скрипит, а Седд словно забыл обидчика? Или ты думаешь, что у него гордости мало? Да его гордости на всех нас хватит!
– Седд просто так ничего не делает, – напрягся колдун.
– Подумай об этом, – мрачно бросил Ирунг. – О муравьином меде. О скользкой магии. Об искрах в глазах. Ну, ты мне об этом после расскажешь, а пока меня послушай. На первый взгляд вроде все просто выходит. Зиди – освобожденный раб, которому крупно повезло на празднике, собрался домой. Ехал бы и ехал, даже если он в алтарь уткнуться носом решил. Да, Седд и Ролл просто так его бы в покое не оставили, но с умом от наших доблестных танов уйти можно. С другой стороны, хром Зиди. Но лошадь не купил – у Ярига на вечер занял. Зачем Зиди рабыня? Непонятно. Однако все на места встает, если это не рабыня, а вольная сайдка. Девчонка, может, и не древнего рода, а все ж не требуха свиная. Заплатила она Зиди, чтобы тот ее из Скира вывел, баль ее и взял.
– Заплатила? – нахмурился Арух. – Бывшему рабу? Хромому баль, которому и собственную-то шкуру спасти не удастся?
– Вот тот вопрос, на который у меня нет ответа, – пробормотал Ирунг. – А если что-то непонятно, значит – глубже копать надо. Это уж ты запомни, дорогой Арух. Садись и связывай в голове все, что в Скире творится. Внезапное появление во Вратах справедливости Зиди, казнь Эмучи, скользкую магию, муравьиный мед, смерть палача, ведьмы, бродяг и трактирщика, бегство послушницы моего храма. Смешивай, да нитку тяни. Как все это в одну нитку вытянется, так все понятно станет. Седд Креча скоро здесь будет. Он ведь тоже не баль, а девчонку ищет. У этой послушницы рабыня была. Пытали ее, да неумело. Умелый-то палач не так давно сам нож метательный горлом поймал, не так ли? Руки отрубили по локоть этой рабыне и решили, что можно и позабавиться с ней. А она в себя пришла и сумела волос крашенный прикусить, да и сдохла к собственному облегчению. Так что палачи толком и не узнали ничего, кроме того, что Зиди алтарем Исс поклялся, что доставит послушницу к тетке в Дешту. Раз поклялся, значит, доставит, Арух. Поверь мне. Клятва баль крепче камня.
– Но не крепче скирской стали, – процедил сквозь зубы колдун.
– Это точно, – кивнул Ирунг. – Осталось только выяснить, куда он ее доставит, если тетки у нее в Деште нет. Пока нет… Что ты о Яриге скажешь, Арух?
– Что я могу о нем сказать? – нахмурился колдун. – Я через него всю погань городскую в руках держал. Он и о Зиди мне с самого начала все рассказывал. Тот ведь еще до схватки на арене закуток у Ярига снял, но смысл этого мне лишь потом ясен стал!
– Да, – кивнул Ирунг. – Яриг ничего не скрывал. Вроде бы ничего. Хотел и Седд с ним потолковать, только нет уже одноглазого. Исчез. Якобы за снедью по деревням отправился. Но отчего-то отписал все хозяйство на сына. А сын-то у него приемный, Яриг его в порту когда-то подобрал. Выложил новый трактирщик, что знал – сразу, да знал немного. Руки рубить ему не пришлось. Твой Смиголь помог, кстати, – все из парня вытряс. Оставили мы младшего Ярига пока при трактире. Он не хуже отца названного на брюхе перед стражей ползать станет. А свой человек в северных кварталах Скира нам все одно нужен. Кстати, послушницу мою он с Зиди у постоялого двора не видел. Я уж подумал было, что расстались они после выхода из Скира… Ты, Арух, Ярига тоже в общую кучу клади. Я уже дал команду, чтобы выглядывали его на тракте. И про муравьиный мед не забудь. Твой Смиголь уже все манускрипты перелистал, а еще кое-что, кроме обряда на бальском алтаре, не заметил. Муравьиный мед не только боевые раны лечит. Он ведь и магические раны исцеляет. Мало того, намажь им заговоренный клинок, и ножны не понадобятся. Никакой колдун смерть не разглядит, не выворожит, пока сталь ему горло не посечет. Вот почему ни ты, ни я увидеть послушницу мою и баль хромого не можем. Мед их прячет!
– Порази меня молния! – прошептал Арух. – У них там столько меда, что можно тысячу колдунов вымазать! Что же делать?
– А что делали, то и будем, – откликнулся маг. – Только вот что еще: из Скочи-то не одна, а две дороги на юг выходят. Вторая на Суйку идет. Пошли туда Тируха. Я слышал, он неплох?
– Смиголь и Айра лучше, но и Тирух не подкачает, – пробормотал Арух. – Айра при мне пока. Ну, отправлю я в Суйку Тируха, только что там делать? Дорога оттуда к Борке может и есть, да только никто ей не пользовался никогда. Я бы и то без особой нужды не рискнул забрести в город умерших.
– И я бы не рискнул, – согласился Ирунг. – Если бы смерть за мной по пятам не шла. Посылай туда Тируха и дай ему с собой десяток стражников из тех, что посмелее. А Смиголь твой с Седдом прибудет, нечего ему в Скире пыль книжную глотать. – Маг встал. – Ты на меня не обижайся, я твоим колдуном распоряжаться не буду, он в твою власть поступит. Да вот только зимы спокойной у нас не будет в этом году. Димуинн, как ты знаешь, в Дешту собирается, на переговоры с послами соседей наших. Заодно и следить будет, как мы убийц моих сыновей ловить станем.
– Димуинн, Седд… – пробормотал Арух. – Не просто будет нитку из этой кудели вытянуть. Хорошо еще, что с муравьиным медом чуть яснее стало. Что же за клинок они им намазали? И если этот клинок – та самая послушница, чем она так хороша? Не жрица все-таки?
– Не жрица, – согласился Ирунг. – Только силы ее истинной даже я не знаю. Она как раковина закрытая. Ни отблеска наружу не выходит. Может, пустышка, а может, сокровищница. Я ко второму склоняюсь. Если сокровищница, так та обманка, что егерей от моих сыновей увела, для нее забава пустая, не больше. К счастью, обучение настоящей магии она точно не проходила, а в полглаза даже в храме Сади много не нахватаешь. Сейчас у нас вся надежда на хромоту Зиди да на непроходимость Борки.
– В Омассе ее возьмем! – скрипнул зубами Арух. – А если она через Суйку пойдет, то и сама оттуда не выберется.
– Не уверен, – Ирунг медленно поднялся. – Поспешить нам надо. Закончить это все, пока Димуинн терпение не растратил. Он в этом деле лично заинтересован. Из-за него девку живой придется брать.
– Это еще зачем? – сдвинул брови колдун.
– Димуинн хочет ее наложницей сделать.
– Зачем ему служка храмовая?
– Служка? – Ирунг усмехнулся. – Я ведь опекун этой служки, Арух. Той самой, что моих сыновей Зиди помогла убить. В детстве сыночки мои вдоволь поиздевались над нею. Да вот не верится мне, что только из-за мести она из Скира вырвалась. Я бы кожу с нее содрал, пусть даже чище и прекрасней этой кожи нет в Скире. Я бы глаза ей выколол, пусть нет прекраснее ее глаз. Но придется право на это Димуинну уступить.
– Подожди, – оторопел Арух. – А чьей же она крови? Кто отец ее?
– А кто бы ни был, Арух, будь она проклята! – прошептал Ирунг. – Одно скажу: не хотел бы я, чтобы ее отец узнал, что у него есть дочь!
– Разве вольная сайдка может родить ребенка без признанного отца? – не понял колдун.
– Может, если она сестра жрицы храма Сето, – обернулся в дверях Ирунг. – Беглянка саму Тини теткой числит. А Тини очень сильна. Я бы с ней в магии тягаться не стал.
– Я слепец! – прошептал Арух. – Тини ведь здесь, в Скоче! Значит, она племянницу от Димуинна хочет спасти?
– Было б так, столько вопросов не возникало бы! – бросил маг. – Может быть, от Димуинна, а может, еще от кого. Или для кого-то. Можешь считать, что Седд тоже не просто так о баль на время забыл. Можешь считать, что он тоже не отказался бы от такой наложницы. Или от жены. Пора дому Креча наследников заводить!
– Эта девчонка что, без платка по танским дворам бродила, если и Димуинн, и Седд ее видели? Неужели она так красива, что и конга, и главного соперника его ослепила?! – Арух почти кричал. – Не следует ли за тетку ее взяться?
– Не твоя это забота, колдун! – оборвал его Ирунг. – У нас и без Тини будет о чем поговорить. Забудь о ней, если собственная жизнь дорога. Ты делом пока займись. О Тини много не думай. По мне так, если она за племянницу старается, это мелочь. Не это главное, а что со Скиром будет! Тини не предаст – мы кровь мешали, если ты помнишь. Да и позаботился я о ней – Касса приставил. А более хитрого и пронырливого сайда в Скире нет. Тини вроде бы пока не замешана в этом вареве, но ты ее тоже в кудель вплетай. И себя, и меня, и конга… Вплетай и нитку сучи. И я о том же думать стану. А девчонка красива, признаюсь тебе. Нет краше ее в Скире, Арух! И без платка она не ходила, но видел ее не только Димуинн – еще кое-кто. Тут уж сыновья мои постарались.
Зиди не уснул и под утро. Точнее уснул, но сон был прозрачен, как горный хрусталь, и баль смотрел во все глаза через его грани, не в силах отделить реальность от видений, прошедшее от будущего. То ему казалось, что он поднялся к серым холодным облакам и видит далеко внизу на узкой дороге бычка, запряженного в старухину повозку, которой управляет рыжая, почти седая щуплая фигурка. И грузом этой повозки, укрытой серой тканью, служил именно он, Зиди. «Куда ты везешь меня, незнакомка?» – силился крикнуть баль, но голос отказывал ему, а невидимые крылья не позволяли спуститься. Но когда возница вдруг поднимала голову, Зиди узнавал Рич, ужасаясь ее морщинам и погасшим глазам столетней старухи. «В Суйку я везу тебя, баль», – хрипела Рич, и Зиди начинал бить крыльями и кричать, что ему еще рано в город умерших. «В самый раз», – отвечала Рич. «Неужели я уже умер?» – бился на ветру Зиди. «Умрешь, обязательно умрешь, – повторяла Рич. – Недолго осталось. Как доберешься до конца жизни, так и умрешь». «А где муравьиный мед»? – пугался неизбежности Зиди. «Со мной он, – отвечала Рич. – Я смажу им твое тело перед погребением, чтобы тлен не коснулся его». «Не смей! – кричал в ответ Зиди. – Я должен вылить его на алтарь Исс!» «Зачем?» – спрашивала Рич, но тут накатывали серые облака, ломали Зиди крылья, с размаху ударяли его о землю, и он приходил в себя вновь на столе колдуньи.
Старуха и ее слуги все еще валялись где-то в ногах Рич, но девчонка сама казалась страшнее старухи и одновременно прекраснее себя самой в тысячу раз. Смазанные муравьиным медом волосы мокрым лошадиным хвостом лежали у нее на груди, глаза горели безумным огнем. Зрачки увеличились, опрокинулись пропастями, заполнили глаза без остатка, и в глубине их черных зеркал вспыхивали искры – зеленые, красные, желтые. Мерцали хороводы огоньков. Или это отражались масляные лампы старухи? Почему они отражались? Они же должны были тонуть, гаснуть в этих глазах, как тонет Зиди, как гаснет его разум.
И он утонул бы без остатка, если бы не жгучая боль в руке. Не в ноге, не в колене, а именно в левой руке, которая почему-то была пригвождена стальным стилетом к дощатому столу. «Зачем это»? – шептал деревянными губами Зиди. «Чтобы ты держался, чтобы не утонул», – неслышно отвечала Рич. «Я умею плавать», – недоуменно отвечал Зиди, чувствуя, как жгучая боль вонзается в его ногу, но не может заглушить огонь в пронзенной руке. «Нет, – спокойно отвечала Рич. – В этих водах ты утонешь без меня. Только и я без тебя не справлюсь, поэтому помогай мне».
И Зиди вдруг понимал, что он сидит перед юной колдуньей и опирается на пронзенную стилетом руку. Но Рич не смотрит на руку, не смотрит на его наготу, а рассекает стеклянным ножом вздувшееся колено и начинает выскабливать оттуда гной. Зиди тонет в волнах невыносимой боли, но пламя в пронзенной руке вдруг оборачивается крепкой веревкой, и он выбирается по ней из волн и помогает Рич – сдавливает свободной рукой распухшую плоть, промывает рану зеленым варевом из горшка и тупо смотрит, как его спутница рассекает здоровую кожу на икре. «Что ты там хочешь найти»? – спокойно спрашивает Зиди, потому что не чувствует боли. Боль и так уже захлестнула его с головой, больше ее быть не может. Ни капля ее, ни река не переполнят море страданий, только огненный жгут, пронзающий ладонь, все еще мечется в волнах. «Ничего», – отвечает Рич, отсекает от раскрытой плоти какие-то волокна и тоже промывает их зеленым варевом. Костяная игла мелькает в ее руках, отсеченные волокна приникают к раскрытому колену, в котором среди истерзанной плоти и кровяной росы белеет кость, и приходит новая боль.
Она больше любой боли. Если вся прошлая боль казалась бескрайним океаном, то эта боль – скалы, поднимающиеся из его бездны. Она вытягивает Зиди в плоский жгут и медленно наматывает его на шипастый вал. Но он не может ни улететь, ни утонуть, потому что его ладонь пришпилена к деревянному столу, и этот якорь не сдвинет с места ни одна буря. «Только не кричи», – устало шепчет Рич, смазывая беличью жилку муравьиным медом, и Зиди начинает вполголоса выть. «Тихо, тихо», – повторяет Рич и латает его тело, зашивает рану, и кладет на лоб воину ладонь, заставляет его лечь, а затем набирает пригоршни зеленого варева и омывает его с головы до ног. «А теперь можешь и полетать», – шепчет юная колдунья и выдергивает стилет.
И Зиди взлетает. Он взмывает к потолку, пробивает ветхую кровлю, устремляется в ночное небо, которое стремительно светлеет, и видит далеко внизу одинокую повозку, на облучке которой сидит удивительно старая Рич, а под ветхой тканью лежит почти бездыханное тело.
«Куда мы едем, Рич?» – «В Суйку мы едем, Зиди, в Суйку». – «Рано мне еще в Суйку, Рич». – «В самый раз, Зиди. В самый раз». – «А где муравьиный мед, Рич?» – «У тебя под головой, Зиди. У тебя под головой…»
Зиди проснулся в полдень. Небо было серым, но Аилле просвечивал сквозь тучи почти прямо над головой. Боль продолжала жить в теле, но она уходила, высыхала как лужи после летнего дождя, оставляя после себя усталость и пустоту. «Где мы»? – хотел спросить баль, но не смог не только вымолвить слово, даже выдох сделать.
– Тихо, – прошептала, обернувшись, Рич. И Зиди затрясся, захрипел, пытаясь избавиться от наваждения, потому что на него смотрела сама смерть. Волосы старухи были седы и спутаны, лицо бороздили ужасные морщины, во рту не осталось зубов.
– Тихо, – настойчиво просипела Рич.
– Это морок? – попытался спросить воин.
Губы вновь не послушались его, но старуха поняла.
– Нет, – сказала она. – Это покрывало смерти. Я набросила его и на себя и на тебя. Два-три дня я выдержу, а там уже и до Суйки доберемся. По-другому мне не спрятать нас, баль. Конечно, Арух или Ирунг нас и под покрывалом рассмотрели бы, да не будут они искать здесь. Не будь слуги у Аруха столь хороши, я вообще мороком бы обошлась.
– Зачем нам в Суйку? – попытался спросить Зиди. – Это страшное место.
– Знаю, – расплылась в беззубой улыбке Рич. – Но пока ты слаб, другого пути нам на юг нет. В Омассе будут и Арух, и Ирунг.
«Ты думаешь, когда я приду в себя, справлюсь с Арухом и Ирунгом»? – подумал баль.
– Нет, – засмеялась, а затем старчески закашлялась Рич. – Но если я пройду через Суйку, может быть, нам повезет, и я с ними справлюсь?
– Бежать, – неслышно прошептал Зиди. – Бежать нам надо, Рич. Прятаться. С землей сливаться, в зарослях и болотах таиться. Следы заметать.
– Да, – снова рассмеялась старуха, заставляя звуком голоса шевелиться волосы на голове воина. – Ты лежи. Я ведь как бы мертвого тебя в Суйку везу. Тут таких ездоков как мы – много. Нас среди них не распознают.
«Но ведь я жив»! – подумал Зиди.
– Почти мертв, – ответила Рич и щелкнула пальцами.
В глазах у баль померкло, грудь захлестнуло ветром, и мгновенно наступила легкость. Повозка с седой старухой вновь оказалась далеко внизу, на узкой каменистой дороге, между таких же повозок и поблескивающего доспехами отряда скирских стражников.
Глава девятая. Проклятое место
Долгими зимними вечерами, когда сырой мерзлый ветер отбивал охоту высунуть нос на улицу даже у отчаянных скирских мальчишек, матери рассказывали юным сайдам предания, в которых прошедшее и полузабытое переплеталось с придуманным и чудесным. Герои в этих сказках никогда не проигрывали схватки, невесты обязательно дожидались ушедших из дома женихов, а самые страшные чудовища рано или поздно предъявляли собственную несостоятельность.
Только детки не желали слушать о героях и победных походах. Их больше интересовали тайны магии, которыми владели к опасливому почтению прочих лишь жрецы храмов, маги и колдуны. Детки расспрашивали о таинственной пелене, которая к югу от бальских чащоб скрывала за собой таинственное государство Суррару. Их интересовали ужасные степные шаманы, способные напоить серых кочевников такой злобой, что спасения от них не было ни за крепкими стенами, ни за высокими горами. А пуще всего деткам хотелось узнать о городе умерших, куда им путешествовать не дозволялось, но о котором вернувшиеся оттуда паломники или похоронщики рассказывали такие вещи, что волосы становились дыбом, а дыхание прерывалось.
Матери сначала упирались для вида, а потом подбрасывали в очаги и камины угли или древесный мусор и начинали издалека. Очень давно, когда море было теплее, когда древние земли далекого ныне Гобенгена – столицы замороженной родины сайдов – еще не поглотил лед, и конг смотрел с высокой башни в бескрайнее море не на север, а на юг, мертвые отправлялись в вечное плавание иначе. Не было повозок и дряхлых женщин на облучках. Никто не укладывал мертвых на деревянные телеги и не вез их в город умерших. Плотник строил грубую лодку, тело укладывали на ее дно и сталкивали хлипкое суденышко с берега. Оно уплывало с отливом и никогда не возвращалось.
Потом пришел холод. Когда последние надежды на потепление иссякли, сайды сели на корабли и поплыли на юг, куда раньше их предки плавали только для торговли или грабежа. Они и раньше знали о глухих лесах, высоких горах и прикрытых рифами берегах полуострова, который местные племена называли Секир, что на их языке значило «палец», и выбрали эти земли новой родиной.
Никто не селился на скалах и в долинах севернее бурной реки Даж. Лесные племена отчего-то считали эту землю проклятой, только гордые сайды привыкли не придавать значения чужим проклятиям, иначе не сохранили бы себя в тех испытаниях, что отпустила им судьба. Между двух языков застывшей лавы на северном мысе полуострова переселенцы нашли бухту и заложили близ нее город, который, как и все земли вокруг, назвали Скир, потому что на языке сайдов это означало «якорь», переиначив тем самым древнее имя чужой земли.
И началась новая жизнь. Только мертвецы не соглашались теперь уплывать от берега. Лодки течением прибивало обратно. И тогда соседние племена, которые еще не видели в пришельцах врагов, хотя и дивились их смелости и бесстрашию, рассказали о городе умерших – Суйке, что на их языке значило «сон». Страшным был этот сон. Столь страшным, что все окрестные земли, вплоть до самой северной гавани, занятой ныне сайдами, оказались незаселенными или брошенными исконными жителями. Они оставили эту землю для мертвых. Их отцы были похоронены в городе умерших. И отцы их отцов были похоронены в городе умерших. И отцы тех народов, что жили еще до них на этих землях. Все они находили приют в городе умерших.
– Разве можем мы хоронить мертвых на чужой земле? – спросили таны сайдов вождей соседних племен.
– Никто не владеет Суйкой кроме мертвых, – был ответ. – И никто не будет владеть Суйкой кроме мертвых. Суйка – жилище мертвых, их дом. Везите их домой, потому что иначе они не оставят вас в покое.
С тех пор и везли сайды мертвецов в Суйку. А однажды новые поселенцы Скира перешли бурную реку Даж и захватили полуостров до самой Дешты, бывшей когда-то столицей ныне почти разгромленного царства баль. Меньше всего сайды думали о том, куда будут отправлять мертвецов изгнанные племена. Суйка стала домом только для умерших сайдов. Всех везли сюда – танов, стражников, ремесленников, крестьян. Лишь рабов сжигали на месте, да воинов предавали земле. Потому что сайды верили, что погибшие на полях битвы должны были найти Суйку сами, пройдя через торжественные залы дворцов бога войны Сурры. Находили ведь когда-то мертвые воины эти залы, управляя хлипкими лодочками, уносимыми отливом от берегов Гобенгена?
Именно об этом думал молодой маг Тирух, когда, с трудом подавляя дрожь, вел выделенных ему десять стражников Скира по древней дороге в сторону Суйки. Впрочем, раньше надо было бояться, пять лет назад, когда новый советник конга Арух бродил по улицам Скира и только по ему известным признакам отбирал из подростков будущих учеников.
Читать бесплатно другие книги:
