Аудельфина. Книга 1 Кон Сергий

Закончился ХХ век, но, несмотря на то, что некоторые «предсказатели» указывали на Апокалипсис земной цивилизации, все жители Земли радостно отмечали данное событие под загадочным и волшебным названием «Миллениум».

В своё время Исаак Ньютон, в своих расчётах опираясь на определённые абзацы из Библии, предсказал Армагеддон планеты в две тысячи шестидесятом году, а также и то, что календарь1, которым пользовалось на то время всё цивилизованное человечество, ошибочен на триста лет.

В результате проведённых исследований современные учёные выяснили, что Ньютон был не прав, и он ошибся. Но ошибся он всего лишь на три года!2

Итак, на дворе стоял 17033 год от Рождества Христова. В центральной России, в красно-кирпичном доме по улице «Не стоит ждать милости..» в постели лежала особа в той поре своей юности, когда любая девушка невольно становится классической Венерой достойной всеобщего обозрения. Но ни лучшая подруга, ни даже тот, который втайне похваляясь перед собой, пронзил её сердце своим бутафорным кинжалом, обещавшие когда-то: «что бы ни случилось, мы…», не навещали её в трудный час, не считая нужным делить личное время с тем, кто сейчас ничего не может дать взамен, компенсируя затраты. И только безутешная мать хлопотала над ней, страдая за своё дитя, не зная, что же ещё может помочь, чтобы поставить дочь на ноги.

В это время, на севере страны, в своем доме, на законных основаниях, стараясь не нарушать правил, без грандиозных планов на жизнь, проживал семейный человек. Выходной день шёл своим чередом, хранительница очага хлопотала на кухне, и в доме стоял аромат выпечки. Открыв холодильник, он взял бутылку пива и, перелив содержимое в кружку, поцеловав супругу, прошёл в зал, где сев в кресло, подумал: Интересно, насколько полон теперь её холодильник?

Измученная болезнью девушка подумала: какой же он мерзавец, даже прийти ко мне боится, только использует меня как вещь. Такой же, как и этот подлец – телохранитель, которому я, так неосторожно открылась. Хорошо, что ещё вовремя опомнилась и осознала, что я для него лишь просто способ для достижения его низменных целей, все они такие… И, вообще, зачем тогда жить? когда везде обман и я нужна здесь лишь только для того, чтобы меня использовали. О, как же унизительно и больно это осознавать. Уж лучше тогда умереть и не знать ничего, и ничего тогда не будет жаль, и себя в том числе.

Больная и всеми брошенная, она тихо угасала, и от всего этого ей казалось, что она умирает, а может вовсе и не казалось. Она не просила милости у Бога, и уже не ждала. Но Господь всемилостив и любит её, как и каждого из нас, даже если мы этого не знаем и, посылая нам испытания, ждёт от нас разумения, что мы поймём и осознаем, что всё не так просто в этом мире, как нам кажется на первый взгляд. Он-то точно знал, что ей ещё туда рано и, конечно же, Ему был известен способ её выздоровления.

В это мгновение их мысли встретились там, наверху, где происходит предел всех наших мечтаний и разочарований, радостей и огорчений. И где-то в средней полосе России резкая вспышка молнии, разрезав небо пополам, заливая раскатом грома просторы её полей и лесов, сёл и городов, погнав людей в убежище от природной стихии.

Человек тут же ощутил удар в область живота и посмотрел в кружку. Пиво было чистейшим и отливало золотым приятным оттенком с мелким бисером пузырьков, быстро поднимающихся на поверхность. В это время в то же место прилетел второй, более сильный удар, от которого он, несколько расплескав напиток, с удивлением ещё раз осмотрел содержимое и не найдя ничего подозрительного, поставив на столик кружку поднялся, чтобы спросить у жены какую-нибудь обезболивающую фармакологию.

Но тут на него обрушился сильнейший удар, от которого подкосились ноги, и он упал, не успев сделать и пары шагов. Но это был уже не удар, боль не проходила и нарастала с каждой секундой. По бойцовскому навыку, он сгруппировался и напряг пресс – тщетно. Тогда он понял, что надо постараться лечь ровно и, несмотря ни на что, расслабиться. Скрипя зубами, человек перевернулся и лёг, распластавшись на спине. Боль не проходила а наоборот неумолимо нарастала, где достигнув своего апогея прогнула его в позвоночнике, поднимая животом вверх (к небу).

Супруга, проходя из кухни в ванную, увидела лежащего в неестественной позе мужа, машинально бросив то, что было у неё в руках, подбежав, упала на колени и ничего не понимая начала ощупывать его, растерянно приговаривая:

– Что, что случилось? Где болит? Здесь болит?

Боль была исступлённо невыносимой, и тогда он на пороге потери сознания, не ожидая от себя самого, мысленно сказал Ему: – убей меня или отпусти (боль), я не в силах больше терпеть это!

По столице Азербайджана с лязгом и скрежетом об асфальт траков, вырывающих из-под гусениц боевых бронемашин снопы искр, в комендантский час продвигался боевой ночной патруль воздушно-десантных войск Советского Союза.

Пулемётчик 56-й отдельной гвардейской десантно-штурмовой бригады ВДВ Сергей Конев в полной боевой экипировке закрепился на броне БТР Д4, впрочем, как и другие бойцы его отделения, широко расставив ноги и уперев их в неровности и выпуклости её панциря, чтобы от резкого манёвра не вышвырнуло с борта боевой машины. Боевые доспехи: бронежилет, обтягивающий грудь, спину и мышцы живота, вселял уверенность, а в чём-то даже неуязвимость; солдатская каска, частично защищающая голову, не давала расслабиться ни на мгновение мышцам шеи. Пулемёт качался в такт корпусу воронёным длинным стволом с пристёгнутыми к нему ножками. Чёрное небо города то тут, то там, время от времени прорезали трассеры автоматных очередей, унося с собой смерть на наконечниках шальной иглы.

Ну как же охота жрать, – подумал Конев, – последний приём пищи был где-то в районе восемнадцати часов, – перебирал память десантник, – а ночь уже на исходе, рассвет вот-вот настанет. Интересно, что бы я сейчас выбрал, если бы мне предложили – жрать или спать. А хрен ли там загадывать, что одного, что другого в ближайшее время всё равно не предвидится. Ты бы бабу ещё сюда добавил для полноты желаний, – усмехнулся пулемётчик своим мыслям и улыбнулся в темноту. – Будет новый день, будет и новая пища. Но день-то всё равно придёт, так как жить я собираюсь долго и счастливо, а значит, с ним пребудет и пища. А если, не дай конечно Бог, не придёт новый день, то и пища отпадает автоматически.

На этой позитивной ноте, сложившейся из практики боевых походов в горячие точки, он успокоился и прекратил мысли о благах человеческих, всматриваясь в темноту городских улиц ощутив толчок под локоть от брата по оружию, чуваша – снайпера Пули, который прикладом СВД5 пытался обратить на себя внимание.

Так уж повелось издревле: на боевых выходах для простоты, а так же шифровки и скорости передачи информации мало кого называют по имени, а уж по фамилии и подавно. Более того, в определенных условиях сложной боевой обстановки, например в разведке особой секретности, для передачи информации бойцы имеют только порядковый номер относительно должностей: командир группы – первый, замком – второй и т. д. Но прозвище Пуля получил не оттого, что был снайпером, а от своей фамилии – Пулькин. Не правда ли на первый взгляд странное совпадение. Вот тут я немного отойду от повествования.

Наблюдательными людьми давно замечено и (ненаучно) доказано, что имя, (в том числе фамилия и отчество, а так же само время – год, месяц, день и даже час появления человека на свет) несет в себе заданную информацию о предрасположенности индивидуума, его внутренних душевных качествах, предопределяющих судьбу. Вместе с тем совершенно точно можно утверждать, что имя, не творит судьбу, а человек сам одухотворяет имя своими поступками.

– Конь, закурить есть? – выкрикнул земляк легендарного комдива Василия Чапаева, стараясь переорать ревущий дизель и лязг траков. Такое прозвище у Конева было и на гражданке, чуть ли не с самого рождения, но там его так называли только за глаза, а здесь, здесь всё проще. Достав из нарукавного кармана смятую пачку Пальмира – «человек с веслом», так называли халявные сигареты низкого качества, поставляемые в войска хозчастью вооружённых сил Советского Союза, закрывая в четыре руки пламя спички, подкурили пряча теплые огоньки в холодных руках, нарушая инструктаж командира о маскировке. Курение при патрулировании было запрещено, но когда очень хотелось бойцы не отказывали себе в этой слабости, соответственно, соблюдая все меры предосторожности, однако, всё же рискуя попасться на глаза офицерам и схлопотать наказание. Но когда оно будет иметь силу? Разве что, когда вернёмся в ТуркВО6, на постоянный пункт дислокации близ советско-афганской границы, в незаметный городок омываемый с одной стороны песчаными барханами Каракумов. Где в наряд пулемётчика в большинстве случаев ставили в штаб, на пост №1, – охрана гвардейского знамени Бригады, где отстаивая как памятник на постаменте свои часы в парадной форме и автоматом, дисциплинированный Конев всегда думал: «я что им тут, самый красивый, что ли?»

Еды нет, хоть отравы в себя закинуть, может как-то временно перебьёт голодные спазмы желудка, – размышлял пулемётчик, – вот через четыре дня исполнится двадцать лет, сделаю себе подарок, брошу курить. До двух пачек за сутки стало доходить, совсем прокурился уже.

Курил он с четырнадцати лет – с мореходки, вдали от родного порога. Где приехав домой на побывку, хотелось казаться тертым «морским волком» среди сверстников, поглощавших азы средней школы, державшихся за «мамину юбку», выстиранным и выглаженным, казалось бы, не устающими и заботливыми ее руками бельём, горячими и румяными пирожками из духовки, котлетами в холодильнике и прочими прелестями домашней жизни.

Светало, начиналось утро нового весеннего дня 1990 года. Но Баку, в котором десантник не наблюдал прекрасного сезона на рассвете оставался серым и безжизненным, за исключением отдельных индивидуумов, исчезающих из виду в подворотнях большого города, услышав гул боевой колонны. Патруль шёл на базу временной дислокации – спортивный зал какого-то местного ПТУ.

А в России всё шло своим чередом, время от времени в СМИ появлялась информация о так называемых «горячих точках» но, как правило, недостоверная, кто-то писал и говорил, раздувая из мухи, а кто-то недоговаривал. Первый секретарь и президент СССР Горбачёв через газеты, теле и радиовещание заверял советский граждан, что это «перестройка и акклиматизация», что всё под контролем и т. д. Граждане страны ещё верили в слово печати, так как были воспитаны на «правде» СССР. Но процесс предательства уже пошёл снежным комом, набирая свои стрелочные обороты на циферблате шального времени, которое неумолимо пожирало всё-то светлое, что было хоть как-то посеяно в сознания людей во времена «застоя». В стране наступала «Эра девяностых». Но об этом тогда ещё никто не знал.

А тем временем в самом центре страны, в городе Куйбышев7, наступало утро.

– Всё, Полина, буди Алёночку, будем поздравлять, и я побежал, – сказал отец семейства, мужчина средних лет, с крупными чертами лица, вставая из-за стола с кружкой недопитого кофе. Так ласково называли в семье Лену, самого младшего ребёнка, третьеклассницу, у которой сегодня наступил день рождения, ей сегодня исполнилась первая круглая дата – десять лет! Большая советская семья готовилась к новому дню, кто-то ещё приводил себя в порядок у умывальника, а кто-то уже пил чай с печеньями и пирожками.

– Всем отбой и личное время до вечера, – после проверки личного состава объявил ротный, – за это время, чтобы все почистили оружие и перезарядили магазины, завтрак будет в обед. Разойтись.

Ну вот, а я думал, от чего бы я отказался в пользу другого, – пронеслась ирония в голове у Конева. Расстегнув РД8, сняв бушлат и стянув с себя высокие десантные ботинки, Конев с превеликим удовольствием растянулся на спортивном мате подложив под голову рюкзак и укрылся бушлатом. Как-никак здание не отапливалось, но в нём было всё же гораздо теплее, чем за его стенами. Железный друг покоился рядом, с левой стороны, так как Сергей Конев, в отличие от множества своих коллег по оружию, был левшой. Хотя, конечно, пришлось по уставу переучиваться стрелять с правого плеча, но здесь война, и всякое может быть спросонья, левая-то всегда сподручней.

Так уж устроен человек – левое полушарие отвечает за интеллект и логику, но задействует руки через перекрестие, по диагонали, – значит, правая рука отвечает за правильность действий его команд. А правое полушарие – за интуицию9, за предчувствие, которое она нам посылает. Но некоторые неправильно дают этому определение, такое как – «звериное чутьё». Но в плане интуиции у зверей нет «чутья», они живут инстинктами и рефлексами, а также приобретёнными и заложенными в них памятью предков навыками, которые могут спать, и пробуждаются при определённых обстоятельствах, как в принципе почти у всех живых существ на земле.

Так вот, мозги у Конева в этом плане были перевёрнуты, то есть правое полушарие занимало место левого и наоборот, патология это или нет, точно пока наука не определила, но то, что весь человеческий мир был «заточен» под правшей, Конев внял с раннего детства. Особенно настоятельно пытались его перетащить на «правильную» сторону некоторые учителя в школе, ведь русская письменность придумана так, что слева направо писать куда удобней правой рукой. Но дальновидный классный руководитель Мария Прокопьевна была против искривления, и настояла, чтобы Сергея оставили таким, как Бог дал. За что ей большое спасибо и низкий поклон.

На основании чего вышло, что пулемётчик владел оружием одинаково с правой, что с левой руки, и по итогам боевых стрельб считался лучшим пулемётчиком в роте.

Хорошо-то как. Вот только бы ещё вши не доставали, проснусь, надо будет ими заняться, – только и успел подумать десантник, почувствовав, как по ноге под штаниной, перебирая лапками, побежало что-то крупнее среднего, но сознание уже покинуло его, и он погрузился в крепкий богатырский сон, который унёс его в объятия Орфея.

Жара которая пробиралась даже в самые тенистые уголки Иолотани10 с наступлением осени спала, но в середине дня вертикальные лучи солнца нещадно палили открытое пространство. Тройка бойцов лениво отсиживала после обеда в курилке, травя былые гражданские байки.

– Слыхали, – подойдя к ним, оповестил дежурный сержант, – молодых в Бригаду с Тюмени привезли, человек пятьдесят, – и, подкурив продолжил, – а это значит, пол роты дембелей сейчас домой поедут.

– Серег, ты кажись с Тюмени, – сказал сосед, щелчком пальцев снайперски отправив окурок в пепельницу из автомобильного диска, установленного в землю по самые края в центре курилки.

– Тюмень это брат тебе не Васюки. С Легиона там есть, не слышал? – лениво спросил пулеметчик сержанта, даже не надеясь, что на самый край Советского Союза родина может прислать его земляков с севера страны.

– По-моему есть. Про Легион вроде говорили, – неуверенно ответил дежурный по роте.

– А где они? – заинтересовавшись, спросил Конев.

– В баню их повели, там ищи, – сняв панаму и вытерев пот со лба петербуржец сетуя на погоду, продолжил: да и здесь как в бане, вся задница уже в мыле

– Ты бы поосторожнее дежурил брат с мылом в заднице, – заржав новому солдафонскому каламбуру заржали бойцы.

В прохладном, с характерным запахом помещении от десятков бурчащих голосов было шумно, не смотря на то, что сержант помогающий прапорщику раздавать новенькое обмундирование новобранцам не первый раз с раздражением крикнул: – А ну-ка, отставить разговорчики, я сказал!

Конев деловито зашел в раздевалку и, поздоровавшись с сержантом и прапорщиком вещевого склада, громко спросил бледнокожую северную молодежь, пестреющую еще более светлой кожей голов недавно сбритых волос:

– С Легиона есть кто?

– Есть, – услышал он из глубины вечно сырого помещения.

– Как там наш город? Братва! – обрадовался пулеметчик еще неизвестным молодым людям как родным братьям. Тут же вокруг него образовалась группа из десятка молодых «легионеров» – будущих «рексов ВДВ», от которых еще за версту несло гражданкой пропитанной родным городом, о котором пулеметчик сегодня мог только мечтать.

Первые лучи солнца начали задевать землю. Десантник, сняв с себя боевые доспехи, только что уснул, а третьеклассница, приоткрыв пухлые губки, всё ещё сладко сопела в своей кроватке. Её мать, брюнетка Полина, молодая и красивая женщина небольшого роста, с высокой грудью и девичьей талией, с уложенными назад густыми волосами открывающими высокий лоб, смотрела на спящую дочь. Она стояла рядом с кроватью, любуясь своим созданием, всё ещё не решаясь будить ребенка, и думала: надо же, десять лет так быстро пролетело, а ведь как будто вчера всё было.

Только ей предоставлялось это право – будить маленькую Лену.

Они спали в одно и то же время, а первые лучи солнца с каждой секундой наполняли землю светом и теплом, неся с собой людям новую информацию. И в это время пулемётчику и третьекласснице снился один и тот же сон о чём-то прекрасном и родном, но таком далёком и нереально фантастичном. Этот же сон снился ещё одному человеку – школьнице далёкого северного городка, который хоть и находился на материке, но существовал как остров вдали от цивилизации. Но её сон был первый, так как солнечный свет на её землю пришел на два часа раньше и сообщил ей нечто важное, что должно стать главным в её жизни. Они тогда ещё не знали, что готовит для них судьба и как она закружит их жизни в круговороте событий.

Некогда мощная, как оплот всех «угнетенных масс», всемогущая держава просыпалась, чтобы встретить новый день. Тогда ещё граждане страны не знали, что в последний раз, они так торжественно, с собраниями и отчётами о выполнении планов Партии под красные знамёна и «нескончаемые аплодисменты» встречают день рождения «вождя всех народов», который «живее всех живых». Не знали тогда и горожане, что последний год, (начиная с 1935, – года смерти члена Политбюро ЦК), их любимый город на Волге, носит это ненавистное для всех самарян имя.

Просыпалась и земля, продрогшая от зимней спячки, благодарно принимая первые лучи весеннего солнца, так как сегодня были ее именины – день матери-Земли, который по странному стечению обстоятельств, для мира во всем мире, впервые, простые люди, без крючкотворства руководителей, по велению души отмечали в Стране Советов.

Но были ли это случайные совпадения?

Ответ на этот вопрос, каждый читатель обретёт в конце книги, ну а пока повествование уносит наше сознание в прошлый век, где наступило переломное утро нового дня – 22 апреля 1990 года.

– Подъём! – автоматически «отстрелял» команду дежурный по роте сержант: – Выходить всем строиться в полной экипировке!

О, наверное, обед привезли, – пронеслось спросонья в голове у пулеметчика, который всё ещё находился под впечатлением сна. – А чё орать-то, ну привезли и привезли, спешка нужна только лишь при ловле блох, – подумал он, тут же вспоминая прерванную мысль перед тем, как провалился в сон: надо будет всё же заняться насекомыми, достали уже.

Взяв оружие и котелок, направился к выходу. Часть подразделения уже стояла в строю, это были те, кто патрулировал и стоял на блокпостах в дневное время суток.

– Конев, охренел? Ты бы ещё в трусах сюда вышел! – заорал взводный, – команда не ясна была? – в полной экипировке! Можешь даже не торопиться, мы тебя здесь все подождём…

Пулеметчик отругал сам себя за нерасторопность, сказывался общий недосып и неполноценное питание, от чего, толком ещё не проснувшись, тело казалось разбитым. Развернувшись, он упёрся в своих братьев по оружию, которые пестрели на фоне тёмного коридора голубыми тельняшками и имели при себе также только оружие и котелки.

– Всё, братва, полная экипировка и в строй, – разъяснил он на ходу сослуживцам.

Никто не переспрашивал: а что случилось? или, а что мы будем есть? Все знали, что это не главное. Главное – это вернуться домой. И вернуться домой здоровым и невредимым, как говорится, на своих ногах и с нормальными мозгами.

Весело осознавая, что сегодня день ее рождения, Лена бодро поднялась с кровати после поцелуев мамы и в ее сопровождении босыми ногами по крашенному в классический коричневый цвет полу, пошлёпала в ванную.

Последние дни, тянулись невероятно долго, и вот, наконец – десять лет! Это вам не хухры-мухры, это уже возраст, а к нему и кое-какие привилегии, ну и, конечно же, подарки. Подарки Лена очень любила, впрочем, как и все дети, да и взрослые, что там говорить. Вся семья собралась на кухне в ожидании виновницы торжества, где ее и поздравили с «днем А'лены», задав ему такую интерпретацию ещё десять лет назад в своём узком семейном кругу, отмечая про себя некоторые странные совпадения.

– Десантники гвардейцы, слушай боевой приказ! – командовал комбриг, полковник, прошедший войну в Афганистане и пользовавшийся большим и непререкаемым авторитетом среди солдат и офицеров. К тому времени все отдельные роты и батальоны уже подтянулись к назначенному времени на пункт сбора.

– Бригада снимается и уходит в боевой поход на другую точку. Сегодня 22 апреля, как вы все знаете, – день рождения вождя пролетариата Ленина. В связи с чем сегодня будут активизированы бандформирования и возможны спланированные диверсии. Всем во время похода соблюдать предельную внимательность и осторожность. Командиры подразделений, ко мне. Вольно.

Позже они узнали, что их перебрасывают в Нахичеванскую АССР11, которая позже отошла Азербайджану. Автономию в основном населяли армяне с азербайджанцами, у которых между собой возник конфликт на этнической почве в масштабах некогда братских стран, территорию которых от Ирана отделяла граничащая с ним горная и быстрая река – Аракс.

– Всем получить сухпайки на два дня вперёд и набрать по возможности больше воды, командирам взводов и сержантам назначить ответственных за выполнение и проконтролировать, – вернувшись, скомандовал ротный, – на всё про всё час времени, и по машинам.

– Батя комбриг знает, чем порадовать солдата, – весело шутили бойцы, уже с приподнятым настроением открывая консервы сухпайка. Торчать на блокпостах и колесить по вверенному району, изредка огрызаясь ответным огнём, всем уже порядком надоело. А поход, – поход это всегда что-то новое. Да и питание на два дня, как говорится, – живи да радуйся.

В самом приподнятом настроении в школу Лена отправилась с большими былыми бантами и белом праздничном фартуке, который ещё вчера вечером ей подготовила и накрахмалила для такого праздничного дня мама. «День вождя» в школе открывался праздничной «линейкой», где все должны были присутствовать в праздничной школьной форме, звучала музыка, старшеклассники помогали учителям украшать помещения школы шарами, красными флажками и лозунгами, что само собой прибавляло торжественности. Настроение было на высоте, некоторые ребята и девочки из класса были приглашены на празднование её дня рождения, но самая главная из них была, конечно же, Светка. Светка была самой закадычной подругой, с которой они дружили еще с детского сада и были «не разлей вода», делясь своими тайнами, в которые других не посвящали. И, конечно же, был приглашён он. Один мальчик по фамилии Конев, который Леночке очень нравился, и подружка, конечно же, знала этот секрет.

Но нет, конечно же, ни чего общего с пулеметчиком, который выполнял в это время боевую задачу Партии, не было, просто совпало так. Как и то, что русский город на Волге, и столица Азербайджана на Каспии, находятся на одной географической долготе, с той лишь разницей, что Россия севернее, а встречают и провожают солнце они в одно и то же время. Но стоит сказать, совпадения эти (как бы) случайные, в дальнейшем потеряют эту интерпретацию и станут сначала довольно странными и подозрительными, а потом и вовсе закономерными. Но до этого пройдут годы.

На относительно небольшой скорости автоколонна Бригады, извиваясь, как змея по горной дороге выдвигалась в юго-западном направлении, где через некоторое время, слева по борту, за деревьями, показалось море. Это был Каспий. Колонна остановилась на обочине, и по ней покатился дубляж команды: «Пятнадцать минут личного времени. Привести себя в порядок».

– Товарищ командир, – обратились бойцы к ротному, – разрешите к морю, только лицо и руки сполоснуть и обратно. Воды хватит на сегодня и завтра, а что там будет впереди ещё не известно.

– Ладно, уговорили, – ответил капитан, которому лучше всех было известно о нуждах подразделения: – Пять минут на водные процедуры! Командирам взводов назначить с каждого отделения по одному бойцу в оцепление.

Через минуту бойцы, кряхтя от удовольствия, с голым торсом обливались водой, зачерпывая морскую влагу руками, котелками и другими подручными средствами. Конев хоть и учился в мореходке до армии, но не закончил, не успев пройти и одной практики. Где его с товарищем по прозвищу Маэстро за «систематические нарушения дисциплины и внутреннего порядка», выставили из общежития, которое предоставляло училище для проживания иногородних курсантов, даже не разбираясь, правы они или нет в справедливом кулачном отношении между сокурсниками. Так как на флоте главное – дисциплина, а ни кто виновен. Что послужило ему в дальнейшей жизни крепким уроком. Но потеря места в общежитии не являлась основной причиной возвращения к родным пенатам «несолоно хлебавши», главным критерием явилось разочарование в мальчишеской романтике, где на первом месте было не изучение лоции и управление судном, а элементарное выживание в хамской среде. Где спросить дельного совета было не у кого, а жаловаться Конев не смел, да и дело это было, как бы пафосно это не звучало – неблагородным и неблагодарным. На основании чего, море он видел только на картинке, и по телевизору, ну и, конечно же, в кинотеатре, где шум морских волн ощущался чуть ли не кожей и даже порой казался его запах (о котором он мог только догадываться).

А ведь солёная должна быть, – подумал Сергей умываясь и, попробовал её с пригоршни руки: не понял, обычная вода типа речной.

– Братва, может и не море это вовсе. Ни фига не солёное, – уже вслух обратился он к товарищам.

Многие стали пробовать на вкус: точно, не солёное! – начало раздаваться вокруг.

– Тут где-то, видать, река впадает, и течение на нас выходит, – разъяснил ротный, – вот и пресная, не успевает еще здесь, возле берега, перемешаться.

Тогда ещё Конев не знал, что великая русская река Волга впадает в Каспий, где на стыке вод он умылся в море, отпив пресной речной воды.

Через какое-то время прозвучала ожидаемая команда: «по машинам!» и колонна двинулась по своему маршруту, пулемёт, словно железный истукан, упираясь в пол кузова смотрел дульным отверстием в кузовной тент, а его хозяин внутренне дивясь произошедшему парадоксу, размышлял: Оказывается вода в море не вся солёная бывает, а я ведь этого не знал; век, как говорится, учись. Интересно, а дельфины в пресной воде тоже обитают, или они сюда не заходят, и какие они вообще бывают? Говорят, что они, как люди, только обитают в подводном своём мире. И вообще, есть ли они в Каспии?

Позже Конев узнал, что в Каспии нет дельфинов, но Каспий когда-то сообщался с Чёрным морем, где дельфин афалин обитает и по сей день. И в отличие от множества своих собратьев охотно идёт на контакт с человеком, а при несчастных случаях на воде подобно ангелам небесным спасает его, и, что примечательно – афалин узнаёт себя в зеркале, что говорит о его самосознании. А значит, он, подобно человеку, имеет развитый интеллект, но обитает в своем подводном мире.

Что интересно, если бы сегодня произошёл потоп и, суши бы не стало, то человечество, достигшее современной цивилизации, всё равно бы выжило. Люди жили бы на своеобразных рукотворных островах – баржах, на которых бы рожали детей, сеяли и собирали урожай, работали бы мини-заводы, добывались бы полезные ископаемые, как и сейчас, на нефтедобывающих платформах по мировому океану. Ведь технический прогресс не стоит на месте, и как бы нелепо это не звучало, но благодаря (если можно так выразится) катастрофе, в умах людей родились бы иные идеи усовершенствования изобретений индивидуальных подводных, летательных и других аппаратов. А где-то и другого подхода обживания планеты в новых условиях. Вспомните – «человек-амфибия». Кто-то скажет – «фантастика», ну-ну, полёты в космос совсем недавно тоже были фантастикой, как и самолёты, – железо ведь не летало в то время, когда мир «стоял на трёх китах», а вся официальная наука смеялась над предположением, что Земля круглая.

И, несмотря на то, что при таких условиях подводный мир станет господствующим на Земле, человек никогда не смирится с положением «утопающего», отчего всегда будет доказывать своё превосходство на планете. Но, учитывая всю сложность своего существования, возможно, будет принимать дельфинов не за братьев своих меньших, а за равное создание на планете, с одной поправкой – они из другого мира, который нам не надо завоёвывать. И хочется верить, что не найдётся при таких условиях человеческих особей, пожирающих себе подобных. Ведь интересен и другой факт: Афалин, в отличие от человека, как бы не был смертельно голоден, никогда не ест человеческой плоти и тем более своих сородичей, то есть теоретически он имеет такую возможность, но данное табу у дельфинов практически существует как неписаная заповедь. К тому же надо заметить, что дельфин настолько свободолюбивое существо, что в отличие от человека не производит потомства в неволе. Стоит только сделать выводы, насколько мы морально стоим ниже по сравнению с этим разумным созданием.

Унизителен для человека и тот факт, что некоторое количество дельфинов до сих пор вылавливается для дельфинариев, на потеху самим же людям. Где «двигатель торговли» гласит: «Посетите наш дельфинарий, где вы станете участниками незабываемого водного шоу! Такого вы ещё нигде не видели! Подарите своим детям праздник!» – за которыми прячется правда: Оплатите тюрьму дельфинов! Циничней подлости вряд ли найти! Пусть ваши обманутые дети будут глухи и слепы!

По сути, человек – «венец природы», вероломно заключает в тюрьму своего интеллектуального собрата без вины, где афалин живёт едва ли не половину своей жизни. Тоска по родным просторам сильно угнетает его психику. Но, не смотря на всю трагичность своего ужасающего положения, дельфин находит в себе силы, смирится с предстоящей судьбой. И даже находясь в ограниченном пространстве, то есть в тюрьме «без права переписки» все равно не перестаёт любить того, кому было сказано: ты, человек хозяин на планете. Афалину этот завет как-то известен, и он готов до конца своих дней радовать «хозяина» хотя бы за то, что тот позволил это, не убив его. Возможно это по тому, что дельфин видит в человеке то, что самим людям не доступно, то, что находится за пределом человеческого сознания. И даже если в этом случае люди хорошо (относительно циничного понятия самого человека) относятся к дельфину, это не может заменить ему свободу, свежий океанский воздух и сознание духовного единства со своими братьями.

Уровень же развития памяти дельфина сравним с социальной памятью человека, дельфин способен узнать своего брата и после двадцати лет разлуки. Этот вид признания может быть даже более длительным у дельфинов, чем у человека, потому что свист дельфинов остаётся неизменным на протяжении десятилетий, в то время как организм человека претерпевает изменения.

Привычная для нас вода, на самом деле является самой загадочной субстанцией на нашей планете, без которой, конечно же, невозможна жизнь на Земле. И если бы не было воды, ни капли, то всё живое на планете бы погибло. Так как физическая жизнь без воды, как и без воздуха, в том числе определенного удаления от Солнца и Луны, частоты и направления вращения планеты, толщины ее атмосферы, глубины океана, склона Земли (23 градуса, что создает времена года) и т. д. – немыслима, что утверждает весь научный мир. Но более всего удивляет, что все эти и другие точности, совместившись, создались сами по себе. Отчего у ученых остался открытым только один вопрос: Как? Ведь не на одной из планет, известной человечеству, нет и одного подобного параметра перечисленного выше.

И вот тебе, пожалуйста, мне ещё и двадцати нет, а я уже на море побывал! Правда, недолго и не так, как мечтал когда-то, всё же боевой поход по чужой земле это не морская прогулка на гражданском лайнере. Пацанам на гражданке расскажу, некоторым и такого не видать, – думал Конев, вспомнив, кстати, как с друзьями во дворе они под гитару пели популярную тогда песню шансона «Все дельфины в ураган». То есть пел под гитару любимец всех девчонок авторитетный КМС12 по боксу крепыш по прозвищу Москва, все остальные подпевали в меру своих способностей. Самостоятельно же Конев под гитару петь не мог, так как не слышал где начать, а где заканчивать куплет, но три «блатных» аккорда он кое-как все же осилил.

– Вообще-то, набор в группу уже прошёл, но мы можем сделать исключение ввиду особенных способностей вашего ребёнка, – сказала дама средних лет с уставшим лицом и, снизойдя до одолжения родителю, цокая каблуками, завела его в пустой класс, где находился только один, огромный как бегемот инструмент – чёрный пианино.

Проведя пару определённых, несложных тестов с претендентом на звание оперного певца, уставшее лицо вынесло свой суровый, но закономерный вердикт:

– К сожалению, ваш мальчик никогда не сможет играть на инструменте, а уж тем более петь, у него полностью отсутствует музыкальный слух, а это, сами понимаете, – дар Божий.

Пронесло, – облегчённо выдохнув, подумал Серёжа, уверенный в том, что музыкалка – удел исключительно девчонок, нелепых очкариков и непроходимых тихонь, одновременно краснея оттого, что не смог оправдать возложенных на него надежд, отчего ему захотелось пуститься наутёк туда, где его никто не найдёт.

Перебивая рокот дизеля, в кабине военного грузовика звучала песня: «светят прощальным светом…». Незадачливая логика текста, слитая с танцевальной мелодией, быстро оказалась популярным шлягером на танцплощадках страны, где в борьбе со скукой лихо отплясывала гламурная молодёжь. В Бригаде ходила байка об этой песне, слова которой были положена на стихи одного воина-интернационалиста, написавшего их под впечатлением одного случая: «молодой боец под покровом ночи имея подобный опыт на гражданке, тайком проник в яблоневый сад Афганистана, где «духи»13 постоянно находящиеся в состоянии войны с удовольствием подстрелили шурави. Затем вспоров живот, набили кишки спелыми фруктами, после чего замотав тело в старое одеяло, подбросили «подарок» на дорогу. Зная про зло-хитрость душманов, разматывая одеяло за трос, пристегнутый к БТРу, граната сработала, разметав по редкому горному снегу разорванные фрукты с кусками плоти». На основании этой плачевной истории и родились слова песни «Яблоки на снегу». Возможно это ни так, но, сколько ассоциаций летят перед глазами, когда пропускаешь эту мелодичную песню через сознание, принимая опыт бытия, осознавая реальную нелепость, парадокса совместимости не совмещаемого между жизнью и смертью.

Вообще, к девяностому году талантливых исполнителей на отечественной эстраде как прорвало. Это и Виктор Цой со своим Кино, и Наутилус Помпилиус, Игорь Тальков и Любэ, а так же песни Шевчука группы ДДТ и Александра Розенбаума выступавшими перед нашими бойцами в Афганистане, и всё это мы, машинально запоминая слова, слушали, наслаждаясь таким прорывом, если, конечно, предоставлялась такая редкая возможность.

Но стоит отметить один факт, – кассеты с неубиваемыми песнями (темами) Владимира Семёновича Высоцкого сопровождали практически каждый магнитофон Бригады, и были у офицеров и личного состава в особом почёте. Где его хриплый голос, разрывая динамики, вещал нам, полагаю, что я не сильно ошибусь, если скажу – молитву, раскручивая в нашем сознании волю к победе: «если шёл Он с тобой, как в бой, на вершине стоял хмельной, значит, как на себя самого, положись на Него».

Слушая «Яблоки на снегу», пулемётчик ударился в воспоминания не таких уж далёких дней: Ферганский учебный 385 полк ВДВ в Узбекистане, куда он попал служить в знойном месяце мае, готовил десантников в Афганистан. А горно-учебный центр полка находился в соседней Киргизии, куда добирались в полной боевой экипировке через горы, практикуя тактику ведения боя в горной местности. Учебку его призыв закончил осенью 1988 года, но в Афганистан так и не попал, так как в это время начался вывод советских войск из дружественного нам государства.

Позже в России вышел фильм «9 рота». О том, как готовят молодых солдат в Ферганской учебке на войну, где им предстоит исполнить интернациональный долг в Афганистане. И далее как они воюют с «духами», а по сути, с коренным населением «братской» нам страны и, по мнению руководства партии ЦК СССР, несут им социалистическую свободу, «вырывая из рук империализма».

На просмотре фильма, где романтично и воодушевлённо был расписан замысел картины, описывающий реальные события 1988 года о десантниках 9-ой роты 345 отдельного парашютно-десантного полка, Конев по-солдатски матерился от возмущения: какими глупыми и наивно понтавитыми выставил духов и наших бойцов сценарист и режиссер фильма. Каким образом в воинском подразделении подобного типа могла обнаружиться добрая хозяйка козы? А так же «косяк» и алкоголь? Да там отродясь такого не было, по крайней мере, для бойцов. Но современные тенденции таковы, что многие режиссёры «страдают» подобным отклонением, создавая картину для «массового зрителя», чтобы пришёл успех, принеся тем самым кассовые сборы. Непонятно другое, – неужели правда, поданная зрителю, была бы менее эмоциональна и интересна?

А как картину хвалили подставные лица с телеэкранов, известные критики, о которых обычным людям ничего не известно, политики и коллеги по голубому иллюзиону, от чего Конев поневоле сравнил её со сказкой «Голый король», в которой каждый боялся быть не на своём месте. Но при этом отметил, что «Чёрный квадрат» господина Малевича, как бы его ни хвалили (всё те же лица), вознеся оный до голубых небес, Федор всё-таки перещеголял. Так как «девятую роту», транслируемую по TV, смотреть лучше всё-таки с включённым телевизором.

Но это было потом. Далеко потом. И еще дальше…. что позволит отойти от «полотна» на приличное расстояние (во времени), где уже можно не вдаваясь в детали (в которых прячется дьявол), констатировать факт, что Бондарчук сделал главное: Смог запечатлеть в память будущих поколений, что и после битвы на Чуйском озере, Бородино, крупномасштабной битвы с немецко-фашистскими захватчиками, были такие же бойцы и герои, как их деды и прадеды, более того, они и сейчас есть, только мы о них ни чего не знаем.

Как-то, находясь в «Горно-учебном» Центре подготовки десантников Советского Союза в Афганистан, в самом начале осени учебную роту повезли, собирать фрукты для «прод обеспечения» полка. Бойцу Коневу было на то время восемнадцать лет, но он никогда не видел, что собой представляет яблоневый сад, вживую, по-настоящему, не на картинках и по телевизору. И конечно, не знал его запах.

От больших яблок, лежавших на земле красным покрывалом, некуда было наступить! А какой исходил от этого аромат!

Вот это да-а-а… – удивился он, – надо же, какая красота… и на земле, и никому до них дела нет. Вот бы нам эти яблоки на север, – думал тогда коренной северянин, – а то у нас в магазинах они маленькие все, не дозревшие и гнилые, как на подбор… Вот тебе и «яблоки на снегу», наверное, для того, чтобы уже никогда не забыть, какими они бывают по-настоящему.

Но вместе с первым живым яблоневым цветом и запахом тут же параллельно ассоциировалась молодая женская смерть. На самом деле, всё начиналось немного не так.

Колонна из четырёх армейских грузовиков, в которых ехали повзводно четыре взвода десантников, остановилась.

– Всем выйти, оправиться и перекурить, – прозвучала команда.

Странно, – подумали бойцы, едем за всё время подготовки первый раз, и тут, на тебе, – привал, таких подарков ещё не было. Впереди дорога, которая шла параллельно узкой, горной и быстрой реке, за которой возвышалась горная гряда, была перекрыта, машиной ГАИ. Старшина подразделения разговаривал с местным милиционером о причинах задержки, тот, размахивая руками, эмоционально жестикулировал. Через две минуты путём сарафанного радио выяснилось, что к берегу реки прибило женское тело.

Конев и ещё тройка бойцов, заинтересовавшись событием, пробрались через колючий азиатский кустарник и спустившись к реке увидели следующую картину: Юное, но уже сформированное тело несовершеннолетней азиатской девушки, зацепившись длинными чёрными волосами за когтистые ветки кустарника спустившегося в воду, то выталкивало над прозрачной, ледяной горной водой вырывая из хрустального потока лицо с открытыми остекленелыми глазами, то снова утягивало под воду, создавая контрастную картину потока времени с неожиданно остановившейся в ней жизни, которая сопротивляясь сама еще не верит в абсурдность произошедшего.

В глаза молодых бойцов бросилось то, что оранжевые девчачьи трусики были вывернуты наизнанку швами снаружи, чуть выше их в правом боку зияло узкое ножевое ранение, которое и стало смертельным. Десантники оторопело смотрели на тело молодой, только начинающей расцветать девушки, счастье родителей, которые обеспокоенно ждут её дома.

Как же так, – оторопело думал Конев, – мы молодые, сильные и выносливые – «рексы ВДВ»14, которых готовят на справедливую войну, а где-то здесь в это время, совсем рядом, особь человеческого обличия справляет нужду в нетронутое девичье тело. И чтобы уйти от ответа и возмездия, заметая следы, изрыгнув в неё свою блевотину, убивает юное создание. Так, – размышлял на ходу боец, – удар нанесён в правую область снизу, обняв, либо притянув к себе жертву. Значит, убийца-извращенец левша! с поменянными полушариями мозга, как у меня, – пришел к неожиданному выводу пулеметчик. Боль от присутствия неотвратимой беспомощности, горячей кровью разлилась по венам, и ледяные воды горной реки ещё долго колыхали мёртвое тело юной азиатской девчонки в глазах молодого десантника.

Но бывали случаи и противоположные, когда трагедия происходит на твоих глазах и никто ничего не может сделать, и даже при случае каждый может поменяться с потерпевшим местами, где осознать, что его только что уничтожили.

Мелкая, как мука, дорожная пыль от тридцати пар десантных сапог поднялась в знойном воздухе такой плотной стеной, что едва различался силуэт впереди бегущего бойца, за которым Конев держал дистанцию в хаотично растянутом строю, цепляясь за маячившее тело через окуляры армейского противогаза. Каска и РД набитое камнями имитирующих тяжесть бронежилета неумолимо тянули к земле, сапёрная лопатка, подсумок с отстрелянными магазинами и такой же пустой флягой, сбившись вперёд, барабанили по бёдрам, АКС, придерживаемый лежащими на нём руками, висел на шее, раскачиваясь поперёк корпуса в такт бега. Язык одеревенел, и на губах появилась характерная полоска обезвожевания. Горячего воздуха, втягиваемого через фильтр, не хватало, и Сергей, как и другие бойцы, украдкой время от времени просовывал два пальца под резинку, чтобы глотнуть побольше хоть и пыльного, но спасительного воздуха.

Ну ведь когда-то это закончится, не может же это быть вечно, – думал десантник, – ведь я точно знаю, что есть где-то такое место на Земле, которое по сравнению с этим называется рай. Где ты можешь упасть в траву и свободно дышать свежей зеленью или, к примеру, пить воду, о вкусе которой раньше ни кто из нас не догадывался. Пить её, сколько хочется, и никто тебя в этом не упрекнёт что ты тело и слон15. А ведь у многих на земле это сейчас есть, а они даже и не догадываются о том, что обладают таким сокровищем. А мы, как гладиаторы на арене16, не имеем права упасть на этой выжженной и каменистой земле. Так как если в этом аду упадём мы, познавшие относительность хрупкой свободы. То те, кто имеет сейчас свободный доступ к бесценному, чьих рядах, по логике, должны оказаться и мы, в скором времени тоже упадут, но им уже будет не подняться.. Так как дышать свежескошенной травой и пить обыкновенную чистую воду им, не испытавшим ценности доступного, вскоре обрыднет и надоест. И тот рай, который им достался по праву, – по праву человека, приевшись, покажется обычной рутиной. Ведь людям всегда хочется новых и неизведанных ощущений и впечатлений, но об этом лучше сейчас не думать, так как воды ещё долго не видать, как своих ушей. Но рано или поздно должен быть привал, хоть ненадолго, хоть на какое-то время, чтобы упасть на минуту на эту горячую землю и сорвать ненавистную резиновую маску с головы. Хотя, возможно, эти мытарства уже закончились или ещё не начинались. Просто сейчас я об этом ничего не знаю, и нахожусь в очередной пиковой, временной стадии осознания опыта спирального потока человеческой жизни.

– Вспышка справа, – развернувшись, подал команду старший сержант, бегущий впереди взвода налегке – с одним автоматом.

– Десантник сначала бежит сколько может, а затем сколько надо, – командным голосом чеканил сержант, когда бойцы не жалея коленей и локтей рухнули влево, аккуратно, как дитя, придерживая самое дорогое что им вверила родина для исполнения долга. – И зарубите себе на носу: десантника, как волка – ноги кормят. Так что не хрен здесь разлеживаться как баба на шезлонге! ваше личное время это свободное падение17 в небе!

Через час взвод, состоявший из призывников севера России, стоял у «Ебун-горы», где частенько происходил окончательный встряс и без того обессиленных бойцов. Солнце шло на закат и нависало над горной грядой, когда подразделение, едва отдышавшись, выстроилось перед своими командирами.

– Итак, этот боец на сегодняшних стрельбах отстрелялся хуже всех. Мало того что он не попал ни в одну мишень на сегодняшней проверке по стрелковой подготовке, из-за чего наш взвод совершал обратный марш-бросок в противогазах, он понизил результаты боевых показателей всей роты. Из-за чего мы на сегодня худшие в батальоне, – вёл дисциплинарно-поучительную профилактику старший сержант – заместитель командира взвода, где перед строем навытяжку стоял один из бойцов подразделения.

– Чтобы впредь данный инцидент не повторился, а также служил хорошим уроком для всего взвода и для каждого лично. А также, чтобы вы осознали, как нехорошо подставлять своих товарищей и командование, которое выбивает из вас гражданскую дурь ради того чтобы вы уцелели на войне, к данному слону будет применено дисциплинарное взыскание. А все остальные будут дружно его поддерживать своими отжиманиями вместо того, чтобы использовать это время в личных целях.

– Боец, выложить всё в каску из карманов. Всем остальным снять оружие и экипировку, – приказал младший сержант, командир отделения, который бежал в конце подразделения, подбадривая отстающих пинками и крепким словцом.

– О, а это у нас кто? – спросил сержант, вытащив фотографию девушки из двухкилограммового «головного убора», который боец держал в руках.

– Это моя невеста, – ответил боец, переживая, что тот её сомнёт и выкинет как неуставной предмет гардероба военнослужащего.

– А что ты её с собой везде таскаешь, не жалко что затрётся? – в притворной заботе спросил младший командир, и продолжил, – любишь её небось?

– Да, – тихо, стесняясь, ответил молодой солдат.

– Так рви её, рви, и вы все свободны до утра, это тебе будет наказанием за твою подставу и нерадивость.

– Не буду рвать, – тихо, но уверенно ответил боец.

– Так. Всем принять упор лёжа! – скомандовал сержант и бросил фотографию перед лицом её хозяина.

– Раз, два, полтора, – командовал, упиваясь своей властью, сержант.

Прошло неизвестно сколько времени, так как такое никто не считает, но все думают: – не может же это быть вечно, когда-то ведь и это закончится.

Никто не ныл и не юродствовал, все понимали, – такое может случиться с каждым, нужен лишь только предлог.

– Ты хоть понимаешь, что ты весь взвод наказываешь тем, что, как баран, упираешься и хочешь уйти от своего личного наказания, которое ты заслужил в отличие от своих товарищей. Раз, два, полтора… Наконец сержанту, который так же вымотался за весь день дрессуры, надоело вести счет упражнения:

– Боец встать! Ты свободен. Иди, отдыхай, ты действительно устал, тебе надо выспаться за ночь, пока твои товарищи до утра поотжимаются за твою нерадивость.

Солдат стоял, не шелохнувшись, не веря своим ушам.

– Вы у меня сдохнете здесь все, а он будет любоваться фотографией своей тёлки и дрочить на неё при случае в тёпленькой кроватке! – взбесился младший сержант, оставленный с подразделением для выполнения черной работы.

Боец, не желая уходить, в растерянности принял стойку упор лёжа для упражнения на том же месте перед строем, как бы в своё оправдание перед товарищами.

– Не понял? – протянул младший сержант, недоумевая, вытянув лицо. – Солдат, ты не понял приказ? Рви, я сказал, или вон отсюда! – заорал он, наклонившись над молодым бойцом.

– Не могу, – прохрипел солдат, глотая слёзы, непонятно откуда взявшиеся из обезвоженного тела, которые градом катились по сгоревшим на солнце щекам. Видимо, где-то в потайном месте душа всё же держит какой-то неприкосновенный запас влаги именно для таких случаев.

– Тогда ешь. Жри, я сказал! Жри её. Без рук жри, раз рвать не можешь!

Боец упал лицом в фотографию любимой и, подцепив край одеревеневшими губами, начал жевать её образ, рыдая, не в силах совладать со своими эмоциями.

Все мы, восемнадцатилетние пацаны, уже принявшие присягу, где осознанно дали клятву «беспрекословно выполнять все воинские уставы, а так же приказы командиров и начальников, мужественно, стойко и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и защищать ее мужественно и умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни», окончательно выбившись из сил, смотрели на это безобразие, распластавшись на плоско-ребристых животах. От нечеловеческой усталости у нас уже не было сил на какие-либо эмоции или переживания, мы просто смотрели на факт, как через шантаж морально убивают нашего товарища старшие товарищи. Но сегодня нам повезло, – и это были не мы. А сломленный боец ел образ любимой, находясь на границе потери ощущения реальности, то есть психологического срыва, вспоминал её голосом слова из письма:

«Я поцеловала эту фотографию и прижимала её к сердцу, для тебя, перед тем, как положить её в конверт, когда тебе будет очень трудно, поцелуй меня, и всё пройдёт. А я буду ждать тебя. Только выживи, пожалуйста, выживи на этой чужой и проклятой войне или сделай так, чтобы тебя туда не послали. Ты же знаешь, если не выживешь ты, то не выживу и я, так что спасай нас обоих, нас и наше будущее. Я люблю тебя».

Её мечта сбылась, и его не послали на эту нелепую интернациональную войну. Это был первый и последний призыв в Советском Союзе, который готовил бойцов ВДВ в Афганистан, и которые после подготовки туда не попали. Но они попали туда, куда никто, начиная от последнего сумасшедшего пациента в психиатрической больнице и кончая первым секретарём ЦК КПСС, и подумать-то не мог, ни в страшном сне представить, – на боевые действия внутри страны при начале развала Советского Союза.

После этого случая из-за проявления слабости он навсегда будет себя считать предателем, ведь можно было восстать и пойти на радикальные меры. К примеру: застрелиться, застрелив сначала своих мучителей… ну, это уж слишком. А вот выстрелить себе в ногу, наверное, можно было бы, тем самым прекратить мучения, пускай не свои, но товарищей. Но ведь и это не выход, так как из госпиталя его бы направили после суда трибунала в дисбат за умышленное членовредительство, если бы выяснилось, что он не потерял реальность, то есть не стал сумасшедшим. Но это было, конечно же, предусмотрено, и в автоматных магазинах уже не было патронов. Помните:

Но и обвинять инструкторов сержантов здесь не стоит, хотя с фото был, конечно же, перебор, и данный случай никак не может служить уроком познания ответственности или сплочения боевого братства. Их задача сводилась не только к тому, чтобы научить нас стрелять и уходить от смерти, изучая современную боевую науку в горной и прочей местности, но и к познанию крайних физических возможностей человека «за чертой», где молчит душа и не мучает совесть, а также практически полностью либо частично отсутствует интеллект, когда человек, подобно животному, руководствуется при выживании врождёнными генетическими инстинктами обострёнными интуицией, а также приобретёнными и наработанными рефлексами и навыками. В каком-то смысле на определенном этапе это можно назвать – «чистилище». Чистилище сознания от нагнетаемой вечно стонущей суеты. Осознания что все обиды и ссоры, неурядицы и переживания несправедливости бытия, которые мы так любим называть – «проблемами», на самом деле являются догматом рутины естественных трудностей, которые так волнуют наш несовершенный интеллект.

Полагаю, что временный отказ данных качеств у людей в этот период времени надо считать за благо, так как с их присутствием вряд ли можно остаться психически здоровым homo sapiens18.

На перемене было шумно и весело, но Лена не вышла из-за парты и что-то рисовала чёрным карандашом. Светка подсела к ней с вопросом и предложением:

– А ты чё сидишь? Пойдём в коридор, поиграем! Ведь у тебя сегодня день рождения!

Вместе за одну парту девочек не сажали, так как их разговорам не было конца.

– Да не хочется что-то, – ответила Лена и продолжила, – знаешь, мне сегодня сон один странный приснился, вот рисую его, но что-то не особо получается.

Светка заглянула ей через руку и увидела что-то вроде морды какого-то животного, но не человека – это уж точно.

– Это кто, чёрт, что ли? А что приснилось-то? – заговорщицки зашептала Светка.

– Да не знаю, говорить тебе или нет. А ты точно никому не расскажешь?

– Ты что? Я наших секретов не выдаю, ты же знаешь! – с гордостью и обидой в голосе произнесла Света.

– Ну ладно, слушай, – решила рассказать подружка: Приснилось, будто я уже взрослая, ну, как девушка как будто, и иду по бескрайнему зелёному полю рано утром. И кругом трава и цветы, всё в утренней росе. И чем дальше я иду, тем трава всё выше и выше, и я уже вся промокла, и холодно уже стало, и даже немного жутковато, и вдруг, откуда ни возьмись, появляется большой чёрный конь. Я его нисколечко не испугалась, а даже наоборот. Вскочила, не помню как, на него, и мы поскакали, но не по земле, а как бы по небу. Мне пришлось на него почти что лечь, чтобы держаться, и я чувствовала всем телом, как под его тёплой кожей играют и переливаются мышцы. Это было как по-настоящему! Я до сих пор помню это ощущение.

– Ух ты, здорово! А потом что? – с удивлением слушала Светка рассказ подруги.

– Так вот, скачем мы, скачем, а конь поворачивает ко мне свою голову и говорит человеческим голосом: Леночка, вставай, ты сегодня у меня совсем большая стала. И поцеловал меня! И тут я проснулась, это мама меня поцеловала, и, как я уже догадалась, это она мне говорила эти слова.

Наступал вечер первого дня пути, от безделья бойцы травили байки и дремали, впадали в раздумья, воспоминания и мечты. Конев сидел, прислонившись к борту спиной, и бронежилет при тряске по ухабам смягчал удары о борт кузова. Закрыв глаза, он пытался уснуть, и перед глазами плыли сюжеты давно прошедших дней.

Он находился в кинотеатре, поздним вечером шёл просмотр какой-то французской киноленты, где «дети до шестнадцати лет на просмотр не допускаются» – так раньше писали на баннерах кинопоказов, которые шли поздно вечером, с намёком на то, что здесь может быть что-то пикантное. Ему было где-то лет шесть или около того. Из всего фильма он помнил точно только один сюжет, который ему вспоминался время от времени всю жизнь.

Сюжет был времён короля Людовика Х, где один французский аристократ был не богат, но влиятелен, так как являлся приближенным к королю рыцарем, который участвовал во все различных войнах и стычках во славу своего короля. И вот однажды, когда он был еще горяч и молод, его сосватали с новорожденной дочкой другого высокопоставленного рода, чтобы скрестить кровь и стать ещё могущественнее их объединившейся семье. Пока он был ещё относительно молод, он навещал её несколько раз между боевыми походами. Но время неумолимо шло, промотав около двух десятков лет, где после очередного похода занимаясь делами насущными, герцог находился у себя в замке. И тут к нему в комнату вбегает слуга и возбуждённо сообщает:

– Господин! К вам с эскортом охранения прибыла какая-то знатная леди!

Это была она! Претендентка на родную кровь уже выросла, подходило время свадьбы и прочего. Герцог бросил слуге:

– Веди её в гостиную, поставьте лучшее вино и закуску, закройте шторы и зажгите свечи!

Слуга ни чего не поняв в недоумении убежал исполнять приказание.

Хозяин замка подошёл к зеркалу, перед которым на шкафчике стояли разные шкатулки для туалета, и стал с ненавистью смотреть на свои морщины и шрамы которые «украсили» его за полвека, осознавая, что старость маячит не за горами.

И вот, сидит она за столом – молодая, красивая и ухоженная дама. Входит граф, всё такой же твёрдой походкой, как и раньше, с чёткими движениями уверенного в себе мужчины, сдержанно поздоровался и сел напротив. Стол большой, между ними метра три. Пообщались о том и сём. И вот она спрашивает:

– Граф, к чему всё это?

Он, как бы недоумевая:

– Что вы имеете в виду?

И она, рукой проведя себя по лицу, отвечает:

– Вот это.

Он наложил на своё лицо грим, приказал зашторить окна и пригласить её к столу, чтобы между ними было не очень маленькое расстояние, с целью скрыть свой возраст, хоть на время. Ему было неловко перед ней в том, что его уже скоро начнёт поглощать старость, а она была напротив – прекрасна и юна. Но встреча была неминуема. И тут она продолжила:

– Я и так вас люблю и уважаю. Вы мой будущий муж и отец наших будущих детей.

Больше Сергей ничего не помнил из этого фильма, кроме итога:

Герцог и сам любил и уважал её, и именно поэтому не взял её в жёны, и это была самая великая трагедия в его жизни, несмотря на то, сколько близких людей он потерял в боях. За что его осудили все, кто был с ним близок, а также те, кто от него зависел.

Видел Конев этот фильм лишь раз и то в глубоком детстве, но отчего-то этот сюжет очень крепко запал ему в душу и приходил в воспоминаниях время от времени. Интересно было и другое, при каких обстоятельствах он попал на этот просмотр, да ещё и в таком возрасте.

Дело было так. Как-то без всякой цели болтаясь по нефтяному посёлку с группой пацанов, где старшим был его дядя, к слову сказать, дядя был старше всего на четыре года и они были просто друзьями, которые попутно играясь сдутым мячом, подошли к свалке ненужного хлама, где «дядя» с удивлением воскликнул:

– А это что такое? – и вытащил из мусорной кучи за чёрную рукоять, которая, скорее всего, напоминала двуручную рукоятку японского меча, – шпагу. Настоящий боевой клинок! Мальчишеским восторгам не было предела, они никогда такого в глаза по-настоящему не видели. А тут – такой фарт!

Как мог такой шедевр всех времён, которому место для всеобщего обозрения в историческом музее какой-нибудь столицы мира, оказаться в мусорной куче какого-то посёлка на краю земли? Здесь могут быть только два объяснения: либо я вам вру, пардон, – фантазирую; либо это мистика, которая действительно может быть воплощена в реалиях. Но тогда это казалось на уровне фантастической реальности. Обоюдоострый клинок был одновременно таким тяжёлым, что Серёжа, чтобы размахивать, мог его держать только двумя руками, и настолько удобным, что его не хотелось выпускать из рук.

Тем временем, молодая дама Елена с подружками собралась в кино и попросила бывшую свекровь присмотреть за внуком. Его дядя был соответственно сыном свекрови Капитолины Андреевны. И вот, оставшись одни дома, пацаны начали играть, ведь такая находка у них появилась. Абсолютно случайно старший мальчик выбросил руку вместе со шпагой вперёд, и так совпало, что в это мгновение Серёжа, естественно, не подозревая о действиях дяди, бросился навстречу, но, увидев это движение, испугался и выставил вперёд руки для защиты. Клинок прошёл через предплечье и вышел за локтем правой руки. Ещё не поняв, в чём дело, старший мальчик вернул руку со шпагой в первоначальное положение. Только потом дети поняли, что произошло. Кровь текла медленно, видимо, важное было не задето, поэтому после перевязки двух ран – входную и на выходе, неизвестно откуда взявшимися бинтами ранение себя никак не проявляло.

Пацаны испугались, вроде бы как всё утряслось, и всё же настроение уже было испорчено и играть не хотелось. Серёжа поднялся в соседнюю квартиру, к себе домой. На дворе было начало осени, быстро темнело. Он сидел один дома и переживал – а вдруг он умрёт. И ему стало страшно, а вдруг он умрёт от ранения, а мама никак не узнает, что он мёртвый здесь лежит. Тогда он побежал в кинотеатр, который находился у реки, на окраине посёлка, чтобы сообщить, что с ним всё хорошо, чтобы она не переживала. Но тут чёрные тучи быстро затянули вечернее небо и поднялся шквалистый ветер, который был такой силы, что мальчуган не на шутку испугался, что его унесёт, и он пропадёт навсегда, и мама уже никогда не найдёт, ни живого ни мёртвого. Собрав всю силу воли, трясясь от накатившего животного страха, прибежав в кинотеатр, он закричал в фойе:

– Позовите мою маму, мне нужно ей что-то сказать! – Все служащие не на шутку испугались и вызвали её из зала просмотра.

– Как ты здесь оказался? – удивлённо спросила Елена.

– Мама, мне стало страшно, и я прибежал к тебе, – только и мог сказать испуганный мальчик. Они вместе досматривали французский фильм, он сидел у неё на коленях, и ему было тепло и уютно, и теперь он знал точно – он не умрёт. Тогда он в это поверил, и у него сформировалось с того времени такое впечатление, что он просто неубиваем.

В копилку убедительности добавился ещё один случай, произошедший с ним почти за год до этого. А боевой клинок, спрятанный от страха после этого случая дядей в погреб, как-то невероятно исчез, и пацаны со двора ещё долго сожалели о том, что не все успели подержать его в своих руках.

Дело было летом в детском саду. Находясь на прогулке, по личной инициативе он нёс кое-как кем-то сколоченный деревянный ящик и, донеся его до какого-то определённого места, бросил на землю. Но вот незадача, он не заметил, как из доски торчит вбитый изнутри и частично загнутый книзу снаружи ящика огромный гвоздь. Падая, ящик увлекал за собой гвоздь, воткнувшийся в левый бицепс, и полосовал руку, как багром, пока его не остановила земля. Маленький Серёжа с удивлением посмотрел на неё, и перед глазами открылась интересная, но страшная картина: Рука чуть выше локтя от бицепса до кисти была вскрыта почти до кости, кожа и мягкие ткани мышц расходилась в разные стороны, которые, пульсируя через артерии, заливала алая кровь, проливаясь из руки на траву, сползая с неё в землю.

Тут же приехали медики и наложили местами швы, а где зажимы, туго перебинтовав рану. Всё срослось на удивление быстро, «как на собаке», – шутили взрослые. И, когда Конев вырос, шрам почти не был заметен окружающим, если его, конечно, специально не показывать. Случаев других была масса, но они были уже не такие яркие и впечатляющие, как эти. Пулемётчик уснул, но не крепко, он спал чутким сном опасности, раскачиваясь в такт машине, раскачивался и его пулемёт, прислонившись к плечу воронёным стволом.

– Давай, давай, Лена, молодец… – сжимая кулаки, с мокрой спиной, переживал за свою воспитанницу тренер, когда молодая спортсменка в идеальной технике выполняла очередное упражнение. Её большие серебристо-голубые глаза были широко открыты, но она не видела ни судей, ни тренера, ни публики, с восторгом наблюдавших за ней, «уйдя в себя» и она замечала где находится, до конца выполнения произвольной программы.