Петербургский сыск. 1874 год, апрель Москвин Игорь

Глава первая. Сыскные заботы

Апрель с первых дней удивил тёплой погодой, давно не помнили старожилы, чтобы зима сдавалась без боя, уступая весне своё снежное и морозное хозяйство. Солнце начало баловать землю ласковыми лучами и за последнюю неделю на небе не появилось не то, чтобы темной тучки, а простого белого облачка.

Ивана Дмитриевича Путилина, начальника сыскного отделения, соизволил вызвать перед свои светлы очи градоначальник генерал—адъютант Фёдор Фёдорович Трепов. Благо идти далеко не пришлось, находились на одной улице. У подъезда хозяина города при входе стоял привратник в шитом золотом чёрном камзоле, а перед сыскным отделением прохаживался приставленный полицейский, словно отбывал повинность.

В приёмной комнате было на удивление пусто, в одиночестве скучал адъютант градоначальника поручик Степанцов, высокий стройный человек с маленькими усиками на холеном лице и, так не вязавшимся с этим лицом, застенчивой детской улыбкой. Хотя кто близко знал молодого офицера, сказал бы, что это пример того, как бывает обманчива внешность. Жёсткий, требовательный не только к окружающим, но в первую очередь к себе, именно этим качеством он и привлёк внимание Фёдора Фёдоровича.

Поручик поднялся из—за стола и по привычке оправил китель:

– Иван Дмитриевич, я доложу Его Превосходительству о вашем приходе.

Путилину никогда не нравились неожиданные вызовы к вышестоящему начальству, складывалось ощущение какой—то вины, словно мальчишкой залез ложкой в банку с вареньем, все, казалось, бы убрал, а вот с губ стереть не догадался.

– Прошу, – поручик распахнул перед Иваном Дмитриевичем дверь.

Фёдор Фёдорович сидел за столом зелёного сукна, из окон падал яркий свет, и лучи солнца, проходя сквозь стекла косыми колонами, упирались в пол, натёртый до зеркального блеска.

Градоначальник и усами, и причёской, и статью походил на здравствующего ныне монарха, протрёт которого с четырёхаршинной высоты, взирал недобрым взглядом на вызванного по делу начальника сыскной полиции.

– Добрый день, господин Путилин! – Ответил на приветствие Трепов, посмотрев на Ивана Дмитриевича из—под густых бровей, взгляд и обращение по фамилии не предвещали ничего хорошего. – Присаживайтесь, – он даже не указал рукой на стул, как делал ранее.

Усталым движением Фёдор Фёдорович провёл рукой по усам, словно собирался с мыслями, нахмурил брови.

Путилин смотрел на градоначальника, а у самого мелькала шальная мысль, которая посещала в такие грозовые минуты – внебрачный ли сын Трепов германского императора Вильгельма или простые досужие домыслы горожан?

– Иван Дмитриевич, – тон градоначальника сменился и стал не таким металлическим, – я вызвал вас в связи с тем, что сыскное отделение зарекомендовало себя исключительно с хорошей стороны. Государь вами доволен и просил передать свою просьбу, – посмотрел внимательно на Путилина, чтобы вы оказывали помощь губернским властям в запутанных и сложных делах, да, – Фёдор Фёдорович вновь провёл рукой по усам, словно хотел удостовериться, не исчезли ли они с лица, – понимаю, что отделение мало, но в губернии не так часто, слава Богу, происходят преступления, к расследованию которых можно привлечь агентов отделения. Вы уже читали циркуляр господина Тимашева по этому поводу?

– Да, Ваше Превосходительство, в отделении не хватает людей…

– Знаю, знаю, – махнул рукой Трепов, – но пока нет возможности увеличить ваш штат.

– Я…

– Иван Дмитриевич, это просьба Государя и Его Императорское Величество рассматривает проект об учреждении таких же отделений прежде всего в Москве, Киеве, Варшаве и других крупных городах.

– Это…

– Не смею больше вас задерживать, – столь стремительная аудиенция подошла к концу.

Путилин поднялся, кивнул головой и пошёл к выходу. Он был зол в первую очередь на себя – людей и так не хватает, а губернские власти только того и ждут, чтобы ответственность за неумелые действия в расследовании нёс кто—то другой. Типично российская черта, как за почестями, так всех локотками расталкивать, а как делом заняться, ан, смотришь, рядом уже никого нет, разбежались, как мыши по норам. Мог бы, либо депешей, либо циркуляром известить, чертыхался Иван Дмитриевич, только время потеряно, да Бог с ним. Остановился на улице, до двери в отделение десятка два шагов, но шёл медленно, гадая, когда же первая ласточка прилетит из губернии. Дел и так хватало, город растёт, как на дрожжах, а сыскная полиция, как была в составе двадцати четырёх душ, так и осталась. Приходится порой поступать, как приставы, отправлять обратно дела, иначе можно было утонуть в бумагах.

Иван Дмитриевич стоял на улице, потом направился к зданию Адмиралтейской части, где располагалось сыскное отделение. Перешёл через Гороховую, по которой катили экипажи, кареты, спешили люди, кто следовал к Исаакиевской Площади, кто к Красному мосту. Кипела жизнь, шум ни на миг не затихал.

Путилин поднялся в кабинет, расположенный на втором этаже, взглянул на часы, купеческий подарок, немым укором стоявшие в углу. Третий час по полудни, начальник сыскного отделения только сейчас вспомнил, что после визита к градоначальнику хотел зайти в ресторацию господина Дюссо, но возвращаться не хотелось, аппетит был испорчен просьбою Государя, не знаешь, как в столице со всеми преступлениями справляться, а здесь добавлена целая губерния, хотя в ней и не так много совершается злоумышлений, но неприятное чувство подкатило, словно ком в желудке, когда съешь кусок жирного мяса. Иван Дмитриевич поморщился и погладил под рёбрами правую сторону живота, иной раз невозможно было терпеть. Постоял у окна, боль вроде бы отпустила.

Когда голова занята мыслями и текущими делами, так некогда обращать на себя внимания, кажется, все потом, вот завершится вот это расследование, можно и собой заняться. Но нет, появляется новое дело и опять некогда уделить время собственной персоне, так и бегут дни за днями, а за ними года.

Вот и сейчас в очередной раз пришла мысль о покое, в наступившем году исполнится двадцать пять лет, как на службе, смешно сказать, но радовался месту писаря, как манне небесной, ведь никакого образования не было, хорошо, что брат поспособствовал, иначе неизвестно в какую сторону увела бы судьба. Снова поморщился, боль хоть и отпустила, но все—таки, подлая, нет – нет, а кольнёт так, что дух захватывает. Год – большой срок, вытерпеть бы и куда—нибудь в Баден съездить, там говорят и климат подходящий. и воды для желудка полезны. хотя бы полгода подлечиться, а там… Далее загадывать не хотелось.

Не пробило шестого часа утра, как дежурному чиновнику сыскного отделения полиции была принесена телеграмма со станции Стрельна, после прочтения которой, согласно инструкции, на квартиру Ивана Дмитриевича Путилина отправлен посыльный. Почтовый документ, подписанный уездным исправником коллежским асессором Колмаковым, гласил:

«12 апреля в 2 часа 15 минут служащим в двухстах саженях от станции Стрельна обнаружено тело с отрезанной головой, что свидетельствует о насильственной смерти. Согласно циркуляра Министра Внутренних Дел от 10 апреля сего года за №2 537 прошу помочь в розыске убийцы и выяснении личности неизвестного».

Путилин половину ночи проворочался с боку на бок, сон не шёл, и бок ныл, только к утру, слава Богу, успокоился и Иван Дмитриевич провалился в дрёму, но куда там. Звонок он не слышал, а вот стук в дверь служанки Глаши громом застучал в висках.

– Что там? – Спросонья пробурчал Путилин, уж если так Глаша тарабанит, то наверняка, зла и недовольна ранним визитом.

– Посыльный, – голос служанки, в самом деле, звучал глухо, переливаясь нотками ворчания.

– Проводи в кабинет, – Иван Дмитриевич присел на кровати, нащупывая ногами домашние туфли, чиркнул спичкой и поднёс трещавший мотылёк огонька к фитилю свечи. Потом накинул на плечи стёганный поношенный халат, вышел в коридор.

Посыльный, паренёк лет шестнадцати с веснущатым лицом, у которого в колеблющемся пламени свечи испуганно блестели глаза, всегда робел перед начальником сыскной полиции, даже голову втягивал в плечи, боясь, что Путилин будет ругать.

Иван Дмитриевич в одной руке держал подсвечник, хотя света было достаточно. Солнце не поднялось, но уже показалось за горизонтом.

– Ну что там? – начальник сыскной полиции прикрыл свободной рукой рот, прикрывая ею зевоту.

– Телеграмма, – сказал тихо посыльный.

– Давай.

Паренёк вскинул глаза, явно не понимая Путилина.

– Телеграмму давай.

Посыльный покраснел, в свете свечи казалось, что на щеках проступили черные тени, протянул лист бумаги.

– Так, – Иван Дмитриевич развернул и прочитал несколько строк, потом повертел бумажку, рассматривая, нет ли чего на обратной стороне.

– Более ничего?

– Господин Иванов, – Путилин понял, что посыльный говорит о дежурном чиновнике, – ждут дальнейших указаний.

– Значит, ждут, – пробормотал начальник сыскной полиции, – теперь и ты жди, – сам повернулся и взял со стола «Ежегодник железных дорог», открыл нужную страницу, – так, молодец, беги к господам Орлову, Соловьёву и Жукову, передай, чтобы были на Балтийском вокзале к, – посмотрел на хронометр, – к восьми часам, паровоз отправляется в Стрельну, в этот час. Успеешь?

– Так точно, – позволил себе улыбнуться посыльный, – не в первой.

– Глаша. – крикнул Иван Дмитриевич, когда та остановилась у дверей кабинета, сказал, – проводи молодца и приготовь сюртук и чай.

– Опять покоя нет. – Путилин строго взглянул на Глашу, но та и глазом не повела, только добавила ещё более раздражённым голосом, – все режут люди друг друга, угомониться не могут.

Иван Дмитриевич прохаживался вдоль вагонов, помахивая тростью, до отправления оставалось четверть часа, отъезжающих было немного, поэтому Путилин видел всех садящих в вагоны. Сыскные агенты запаздывали, то ли посыльный не успел оповестить, то ли уже отправились в сыскное. Страшного ничего не было, приедут одиннадцатичасовым, хотя хотелось бы осмотреть место происшествия, глаз у штабс—капитана намётанный и в правду заметит среди густой травы иголку, вот Миша Жуков, младший помощник, так тот, хотя и с головой, но порою больно горяч на выводы, не вникнув в суть вопроса. Ничего, молод, но точно заметит, не его, Ивана Дмитриевича, а следующего начальника сыскной полиции и, даст Бог. не двадцать четыре человека будут следить за преступниками в столице, а поболе, тогда и каждый из злоумышленников будет на виду.

– Господа, – раздался голос кондуктора, – прошу занимать места в вагонах, через три минуты отправление.

Путилин взялся рукой за поручень и хотел поставить ногу на ступеньку, но в последний раз оглянулся. По дебаркадеру быстро семенил Жуков, за ним большими шагами надворный советник Соловьёв и последним со спокойным, не выражающим ничего, лицом неспешно, как на параде шёл штабс—капитан Орлов.

Машинист паровоза дал длинный гудок, струя пара устремилась вверх.

– Здравия желаю, Иван Дмитрич! – первым поздоровался штабс—капитан.

– Что за дело в Стрельне? – скороговоркой протараторил Миша.

– В вагоне обсудим, – после приветствия произнёс Путилин и ступил первым в вагон.

Пассажиров в самом деле было немного, но все—таки не хотелось разговаривать при посторонних, поэтому заняли места в дальнем углу.

– Иван Дмитрич. – не выдержал Миша, видно, любопытство ещё начало терзать дома, – что за спешка такая? Опять часы у Его Высочества увели? – Жуков напомнил недавнее дело, когда дочь действительного статского советника Иваницкого, выйдя из пансиона, начала вести не подобающую для дворянки жизнь. Наталья, как её звали, стала мошенницей, но что самое удивительное, посещала дома богатых людей и воровала маленькие драгоценные вещицы – кулоны, перстни, ожерелья с драгоценными каменьями. Один раз, пользуясь именем отца, проникла без особого труда во дворец Его Императорского Высочества Великого Князя Константина Николаевича и из кабинета похитила пять карманных часов и кольцо, заметил пропажу один из камер—лакеев. Во дворец был командирован Иван Дмитриевич с лучшими агентами, преступление расценивалось, как дерзкое покушение. По сопоставлении времени, когда Великий Князь мог видеть одни из часов, со временем кражи, что таковая могла быть совершена между тремя и четырьмя часами по полудни, когда Константин Николаевич изволили почивать. Приступив к дознанию, Иван Дмитриевич встретил полное отсутствие данных, могших навести на след виновного. Не подлежало сомнению, что необходимо было обратить внимание на лиц, имевших свободный доступ в кабинет Великого Князя, искать виновного следовало среди прислуги, однако изыскания не привели ни к каким результатам. Путилин начал основываться на мнении, что если часы столь редки, то могли обратить внимание в минуту продажи, поэтому оповещены в краткие сроки были все торговцы золотыми изделиями, так и известные скупщики краденного. Оказалось, что похищенное заложено часовых дел мастерам, все часы были разысканы, кроме одних. Оставалось обнаружить преступника, Сделалось известным, что все вещи сбывались молодой женщиной, по описанию то рыжей, то светловолосой, то брюнеткой, но всегда лицо скрывалось под вуалью, поэтому вновь обратились к дворцовой прислуге, но опять же без особого успеха. Между тем, такие дерзкие кражи совершались неоднократно, вот поэтому и решено предъявить фотографические карточки, имеющиеся в распоряжении сыскной полиции, женщина была признана за личность, сбывавшую похищенные часы. Она оказалась дочерью недавно умершего действительно статского советника Иваницкого, проникла во дворец под видом отыскания одного из сослуживцев отца, в кабинет Великого Князя попала случайно, как с такой же случайностью из квартиры военного министра похитила цепь к ордену Андрея Первозванного, поэтому Жуков и позволил себе неудачную шутку, но увидев строгое лицо Путилина, умолк.

Путилин достал из кармана телеграмму, протянул первому штабс—капитану. Орлов прочитал её и пожал плечами:

– Губерния тоже стала нашей заботой?

– Что за циркуляр за номером две тысячи тридцать семь? – заглянул в лист светло—синего цвета надворный советник.

– Циркуляр Министра гласит, – Иван Дмитриевич смотрел в окно на проносящиеся деревья с едва пробивающейся зеленью из почек, – что в случае насильственной смерти в нашу обязанность входит оказание помощи губернскому управлению.

– Понятно, – сжал губы Соловьёв.

– Более ничего не известно? – Последним читал телеграмму Жуков.

– Мне известно только это, – и добавил, – я надеюсь, господин Колмаков до нашего приезда оградит место преступления от любопытствующих и оставит в том состоянии, в котором найдено тело.

Глава вторая. Находка на станции Стрельна

Пришёл кондуктор, спрашивая билеты до Стрельны, оставалось несколько минут пути. Путилин протянул свой, надворный советник за остальных, под пронзительный скрип тормозов вышли в тамбур.

На платформе Иван Дмитриевич взглянул на недавно построенное здание вокзала, возвышавшееся двумя этажами из красного кирпича с покатой крышей, крытой железными листами.

Путилин приехал сюда впервые, осмотрелся и отметил, что прибыли минута в минуту, станционные часы показывали «8.49».

У входа в вокзал стоял низенький мужчина в форменном полицейском кителе, осматривался по сторонам, явно кого—то поджидая.

– Апполон Павлович? – подойдя ближе, спросил начальник сыскной полиции.

– Так точно, коллежский асессор Свиньин, помощник уездного исправника, – отрекомендовался полицейский чин, – а вы, стало быть, господин Путилин?

– Да, это я.

Свиньин решил, что на этом формальности знакомства исчерпаны, указал рукой в сторону и произнёс:

– Прошу следовать за мною, – и не взглянул на спутников Путилина.

Соловьёв и Орлов переглянулись, во взгляде читалось «хорош приём, ничего не скажешь! Вот и помогай после такого обхождения губернским властям».

Пришлось обойти здание вокзала, прежде чем вошли в комнату, которая оказалось служебным помещением, где располагались начальник станции и диспетчер. Здесь же на стуле сидел и уездный исправник господин Колмаков, поднёсший ко рту стакан. Константин Николаевич, мужчина лет шестидесяти, маленького роста с брюшком и абсолютно лысой головой, вскочил, едва не пролив на себя чай, виновато улыбнулся, словно сотворил что—то неподобающее по должности, торопливо поставил стакан на стол и представился:

– Коллежский асессор Колмаков, местный исправник, – голос звучал глухо и казался простуженным.

– Путилин, – представился начальник сыскной полиции и добавил. – Иван Дмитриевич, это чиновники по поручениям, – указал рукою на сопровождавших его лиц, – надворный советник Соловьёв, – Иван Иванович кивнул головой, – штабс—капитан Орлов, – тот, как в прежние армейские времена щёлкнул каблуками, – и мой помощник губернский секретарь Жуков.

– Очень приятно, господа, – улыбался исправник, – по чести не ожидал вас так рано.

Ивану Дмитриевичу нравились такие бесхитростные люди, которым он с первых минут знакомства начал считать Константина Николаевича. Он и в самом деле, был таковым, иногда удивляясь себе, как соизволил дослужиться до такой должности, ведь столько было рядом локотков, которые норовили отодвинуть в сторону, чтобы самим занять не столь уж хлопотливый пост первого уездного полицейского начальника.

– Может быть, чаю с дороги? – Исправник указал на исходивший из трубы самовара едва заметный дымок.

– Благодарю, Константин Николаевич, – имя и отчество посмотрел еще в столице, никогда не мешает это знать, – хотелось бы сразу приступить к делу, время ли знаете дорого.

– Понимаю, – Колмаков водрузил на голову форменную фуражку, – тогда прошу следовать за мной. Здесь не далеко.

Поднялись на платформу, прошли вдоль вокзала, на котором начали собираться пассажиры в ожидании поезда, спустились по трём ступенькам на дорожку, ведущую в начале вдоль железнодорожной колеи и через десяток саженей сворачивающую в заросший невысоким кустарником лесок. Хотя солнце давно дарило земле тёплые деньки, но почерневший снег лежал отдельными островками. прячась от лучей в редкой тени от только зазеленевших веток. Прошли вперёд, там стоял полицейский. Видимо, охранение места преступления, мелькнуло у Ивана Дмитриевича.

– Я поставил полицейских, чтобы никто не затоптал место преступления, – словно прочитав мысли Путилина, повернул лицо исправник.

Начальник сыскной полиции ничего не ответил, а только кивнул головой.

– Вот здесь и нашёл Степанов, это служащий станции, тело. Живёт недалеко, вот и ходит этой дорогой иногда, – начал рассказывать Константин Николаевич.

– А могу я со… Степановым? – уточнил Путилин, – поговорить и услышать рассказ из первых уст?

– Непременно.

Тело лежало в нескольких саженях от тропинки, под кустом с набухшими на ветвях почками. Новая жизнь скоро должна расцвести яркими красками, а под ним обезглавленный труп. Доктор давно закончил осмотр и теперь ходил, нервно поднося ко рту папиросу. При приближении урядника и столичных агентов сам двинулся к ним на встречу, поздоровался.

– Впервые сталкиваюсь с такой жестокостью, – доктор вытер со лба пот, – убитому не более семнадцати лет, убит явно не здесь, а принесён сюда, потом раздет, – он указал рукою на голое тело, – и отрезана голова.

– По каким приметам вы заключили? – Жуков полез с вопросами вперёд начальника, за что получил вполне красноречивый взгляд.

– По тому, молодой человек, – доктор отбросил в сторону папиросу. потом снял очки и начал их протирать, – крови вытекло мало, отсюда делаю вывод, что убит этот мальчик явно в другом месте.

– Убил, а потом отрезал, – Миша явно нарывался на выговор от Путилина.

– Я не думаю, – в том же спокойном тоне продолжил доктор, – убийца бы не стал ждать несколько часов у тела, пока кровь не стала свёртываться, вот поэтому и делаю такое заключение.

– Извините, – обратился Иван Дмитриевич к доктору, – не знаю вашего имени—отчества.

– Простите ради Бога, – урядник приложил руку к груди, – виноват, что не представил, Николай Петрович Воскресенский.

– Путилин, Иван Дмитриевич, – произнёс начальник сыскной полиции, – вы уж простите моего помощника за вопросы, но хотелось бы больше узнать.

– Хорошо, – Воскресенский надел очки, – убитому около семнадцати лет, сперва был задушен, об этом свидетельствует след от верёвки или чего—то подобного на шее, спустя какое—то время перенесён сюда, – доктор начал перечислять, словно дело шло не об лишённом жизни молодом человеке, а о делах обыденных, повседневных, – здесь же отрезана голова, довольно тупым ножом, об этом можно судить по тому, что убийца делал все в спешке, но тупое лезвие его сдерживало, в некоторых местах рваные и множественные порезы. Снял одежду, но, скорее всего, разрезал. Более подробностей об убитом я сообщить не смогу, конечно, может ещё что выясниться, но только после вскрытия.

– Благодарю, Николай Петрович.

– Но я не понимаю, – теперь настала очередь задавать вопросы исправника, – зачем убийца унёс голову?

– Объясняется просто, – Иван Дмитриевич оперся о трость, – наш кровожадный злодей не хотел, чтобы при обнаружении тела, могли опознать убитого, но не думаю, чтобы он унёс голову далеко, – Путилин красноречиво взглянул на сыскных агентов, – посмотрите, непременно, должна быть, и при том недалеко, если нам повезёт, найдём, где—нибудь недалеко и платье несчастного мальчика.

Путилин подошёл ближе к трупу и присел на корточки.

Тщедушное тело белым пятном выделялось на позеленевшей траве, грудь обтянута кожей, сквозь которую чуть её не прорывая виднелись ребра, впалый живот ещё не вошедшего в пору взросления, а так и остался навечно в юношестве, руки вытянуты вдоль тела. Одну приподнял Иван Дмитриевич, ноготь указательного пальца сорван, складывалось впечатление, что юноша боролся за жизнь, когда что—то тонкое захлестнуло шею. Не ожидал возможно такого поступка от человека, с которым он приехал сюда. Небольшие ступни завершали картину трагедии, они были белыми, безжизненными, словно выточенными из мрамора с прожилками едва заметных вен.

– Я посмотрел. – произнёс после некоторой задумчивости Воскресенский, видно эта мысль не давала ему покоя, – у мальчика нет особых примет, даже не могу представить, как вы сможете узнать имя несчастного, не то, что его убийц.

– Служба такая, – сквозь нахмуренные лицо проступила улыбка и та затронула только уголки губ, – если при первом осмотре ничего найдено не будет, – Путилин смотрел на исправника, – то придётся нам с вами обыскать этот лесок.

– Что будем искать? – С готовностью откликнулся Николай Петрович.

– Не знаю, – пожал плечами начальник сыскной полиции, – все, что будет вызывать подозрение, а вернее всего. все, что будет найдено, а там уж будем разбираться – пригодится нам в следствии или нет.

– Так—с, – исправник снял фуражку и провёл рукой по затылку, – значит, не знаю что, не знаю где, – но слова, как ни странно, прозвучали безо всякой иронии, а с такой серьёзностью, что улыбка на лице Путилина стала шире.

– Именно так, – сказал Иван Дмитриевич, потом обратился к доктору, – сколько дней тому совершено преступление?

– Трудно сказать, – Воскресенский скрестил руки на груди, от чего стал больше походить на статую римского сенатора, облачённого в сюртук, только вот не хватало тоги и свитка в руке, – но исходя из погоды последних дней и состояния тела, я бы сказал, что не более четырёх дней.

– Значит, восьмого.

– Что? – Переспросил занятый мыслями доктор.

– Я говорю, – начал Путилин, тут же остановился и потом продолжил, – убит восьмого числа сего апреля, в понедельник.

– Вполне возможно.

– Иван Дмитрич, – раздался взволнованный голос Жукова и появился Миша, – там… там, – лицо было бледным и безжизненным, только блестели глаза и сошедшие на переносице брови выдавали волнение, – там…

– Нашёл голову? – Подсказал Путилин, – вот и хорошо.

– Но там… – и дальше Жуков выговорить не мог.

– Веди, – распорядился Иван Дмитриевич и пошёл за помощником.

В саженях десяти – пятнадцати под кустом в подтаявшем снегу выглядывал чужеродным предметом застывший глаз, вокруг него раны с заметными следами заскорузлой крови, словно убийца хотел и лицо уничтожить, чтобы наверняка никто не мог признать убитого.

Путилин отложил в сторону трость, перчатки и аккуратными движениями начал откапывать найденную Мишей голову. Лицо молодого человека было исполосовано, где рваными ранами, где порезами с ровными краями.

– Господин Воскресенский, что вы скажете об этом?

Доктор подошёл ближе и, как и Иван Дмитриевич, опустился на корточки.

– Убийца спешил.

– Отчего вы так решили?

– Видите ли, как ни прискорбно говорить, но злоумышленник мог бы срезать с лица кожу, а здесь он не резал, а размахивал ножом.

– Вы правы.

– Миша, – Путилин поднялся на ноги, – откапывай и неси к телу.

Через некоторое время Жуков опять подал голос:

– Иван Дмитриевич, здесь и одежда зарыта.

– Это хорошо.

Из—под снега Миша извлёк форму ученика гимназии.

– Значит, убитый гимназист, – подал голос исправник, – это поможет в нахождении личности несчастного?

– Да, – махнул головой Иван Дмитриевич, – в первую очередь проверим гимназии. Посмотри, Миша, убийца ничего не забыл в карманах?

Исправник с интересом смотрел на действия сыскного агента, он в первый раз не занимался сам, а наблюдал за столичными гостями, о которых чуть ли не сказки рассказывали, что все преступники империи у них переписаны, что скоро всех изведут, а в последнее время и фотографическими карточками пополняется архив, что ни один не уйдёт от наказания. Николай Павлович был слегка разочарован, ему представлялась работа сыскного отделения не так, а они ползают по кустам, копаются в одежде. Так и приданные в его распоряжение полицейские могут, а проверить гимназии пару пустяков, несколько часов и все. У них в округе… Потом спохватился, а если из столицы убитый, тогда, Николай Павлович почесал затылок, нет, пусть лучше сыскные агенты господина Путилина занимается сией нежданно свалившейся проблемой.

– Ну что? – торопил Жукова Иван Дмитриевич, лицо выражало нетерпение.

– Есть, – обрадовано произнёс Миша и протянул свёрнутую в несколько раз бумагу, – видимо убийца во всех карманах пошарил, а в брюках не стал или забыл.

Путилин развернул поданную бумагу:

– Итак, что мы имеем, – он внимательно прочитал, – а имеем мы квитанцию на посланную четвёртого числа сего месяца телеграмму из Петербурга в Кронштадт.

Глава третья. Снова расспросы

– Замечательно, – сказал Иван Дмитриевич, поднял взгляд, прищурив глаза, казалось, витал где—то далеко. но не здесь, в лесочке близь станции Стрельна, возле тела незнакомого молодого человека, – да, – Путилин, словно очнулся от задумчивости. – продолжай, Миша, поиски, может, ещё что будет найдено.

– Иван Дмитрич. – к начальнику сыскной полиции подошёл исправник и заглянул в квитанцию, – но здесь только фамилия значится, – прочитал по слогам неразборчивый почерк, – Мико или мика, видимо Микотин или Микатин и ничего более?

– Нет, дорогой Константин Николаевич, – Путилин помахал бумажкой в воздухе, – это уже след и от него мы будем тянуть ниточку, не могу знать, куда она приведёт, но, однако же, смею думать, что в нужном направлении, – потом закусил нижнюю губу и добавил, – хотя всякие чудеса бывают в нашей службе.

Поиски в лесочке длились не более получаса, заглядывали под каждый куст, тревожили снежные кучи, но все без толку, ничего найдено не было, кроме прошлогодней листвы да упавших с деревьев сухих сучьев.

– Что ж, любезный господин Колмаков, – Путилин улыбнулся, – теперь к вашему счастливцу.

– Какому? – Изумился исправник.

– Как же? К тому, которому посчастливилось наткнуться на столь неприятную находку.

– Вы про Степанова?

– Именно про него.

Возвращались той же дорогой, вдоль железнодорожных путей и, как понял Иван Дмитриевич, в то же служебное помещение, которое облюбовал исправник или там часто останавливался, будучи на станции. Настроение, не смотря на смерть молодого человека, в столь ранние годы лишённого самого дорогого – жизни, улучшилось. Найденная квитанция вселяла маленькую надежду, что опознание убитого дело недалёкого будущего, а там… Вот «там» загадывать не хотелось, уж очень в иной раз становилось «там» непредсказуемым.

Степанов, оказавшийся станционным служителем, был небольшого роста, с чёрной щетиной на лице и маленькими бегающими глазками, словно нашкодил, и теперь не знает, куда спрятать взгляд. И лицо, немного одутловатое, и трясущиеся руки, как отметил Путилин, говорили о бессонной ночи, в течение которой выпито служителем было немало. Степанов вскочил со стула, когда исправник и начальник сыскной полиции вошли в служебное помещение.

Иван Дмитриевич внимательно осмотрел служителя с головы до ног, отметив, что не взирая на нездоровый вид, форменная одежда выглажена, без единого пятнышка, выглядывал накрахмаленный воротничок белоснежной рубашки. Только вот брюки снизу запачканы пятнами свежей грязи и довольно большое на правом колене, видимо, как наткнулся на обезглавленный труп, так бросился стремглав бежать, не разбирая дороги, то ли испугался, то ли по иной причине.

Степанов от пристального взгляда незнакомого господина, в котором он признал большого начальника, сконфузился и как—то даже в росте стал меньше, чувствуя себя виноватым, не понятно за что и украдкой бросал взгляды на мужчину в летах, облаченном в статский костюм, Путилин понял, что это начальник станции и в его присутствии Степанов правды не скажет.

– Константин Николаевич, – Путилин повернул голову к исправнику, – для пользы дела мне хотелось бы поговорить с господином Степановым, тет—о—тет, в приватной, так сказать, обстановке, – и глазами указал на начальника станции.

Константин Николаевич понятливо улыбнулся.

– Не вижу препятствий, Селиван, – крикнул Колмаков. – проводи господина Путилина в залу для гостей.

– Следуйте за мной, – перед Путилиным, словно из воздуха, появился полицейский, держа руку на эфесе сабли.

Исправник подтолкнул Степанова, мол, иди за петербургским гостем.

Зала для ожидающих поезда гостей оказалось небольшой, но светлой, с большими до пола окнами и удобной изящной мебелью. В этот час была пуста. Кресла и диваны с хрупкими на вид ножками не внушали доверия.

– Разрешите идти? – Полицейский приложил руку к головному убору.

– Да, ступай. голубчик, – вроде бы рассеяно произнёс Путилин, но взгляд цепко наблюдал за служащим станции.

Иван Дмитриевич прошёлся по зале, подошёл к окну, отодвинув в сторону белую невесомую гардину, выглянул на улицу, потом резко обернулся и долгим взором посмотрел на Степанова, который и так чувствовал себя неуютно, а здесь вообще оробел.

– Прошу, – наконец произнёс начальник сыскной полиции и указал рукой на одно из кресел.

– Я постою, – Степанов вцепился в фуражку, как утопающий за подвернувшуюся под руку доску.

– Присаживайся, – и Путилин опустился на диван, закинул ногу на ногу и положил руку на спинку, – в ногах правды нет.

– Я…

– Садись. – повысил голос Иван Дмитриевич и служащий станции не стал противиться, присел так, чтобы в любую секунду готовым вскочить, – итак, любезный, как твоё имя—отчество?

– Иван Иваныч, – совсем тихо пробормотал Степанов.

– Иван Иваныч, значит, – Путилин знал, как разговаривать с такими людьми, занимающими должность без чина, поначалу немного строго, чтобы тот почувствовал неудобство, а уж потом можно вытаскивать маленького человека из раковины, в которой тот прячется, – меня можешь звать Иваном Дмитриевичем.

– Да как я смею, – и впервые, как вошли в залу, поднял взгляд на Путилина.

– Давно служишь на станции?

– На этой с первого дня.

– А до этого?

– В Петербурге при Варшавском вокзале.

– Отчего сюда переехал?

– У меня семейство, а здесь жалование почти на треть выше.

– Понятно. Значит, в этих краях всех знаешь?

– Не то, чтобы всех, но знаю, вот Его Высочеств…

– Об Их Высочествах поговорим позднее. А теперь меня больше интересует, не встречал ли убитого ранее? – Вопрос был задан с умыслом, Путилин и так знал, что Иван Иваныч не мог разглядеть убитого, тем более голова с порезанным лицом найдена в другом месте.

– Я, как споткнулся об…

– Тело, – подсказал Иван Дмитриевич.

– Так точно, – торопливо произнёс Степанов, – тело. Сперва не понял, что это, а как склонился над ним, так сердце едва из груди не выскочило, пока бежал.

– Скажи, а часто ты той дорогой ходишь?

– Нет, – и прикусил губу.

– Говори, братец, – в голосе Путилина звучали участливые нотки, которые переросли в настойчивые, – все одно разузнаю, уж лучше от тебя.

– Я там хожу, когда меня в гости иной раз заносит.

– Вчера вечером и был такой день.

– Совершенно верно.

– Выкладывай на чистоту, что это я должен из тебя всякое слово тянуть клещами.

– Здесь неподалёку вдова живёт, вот я грешен, к ней и похаживаю.

– В прошлый раз, когда был?

– С неделю будет.

– Почему так рано на службу шёл?

Степанов покраснел и снова упёрся взглядом в пол.

– Ну?

– Полаялись мы, – выдавил из себя Иван Иванович, – слово за слово, вот я и хлопнул дверью.

– Верхнее платье она привела в порядок?

– Она, – Степанов погладил рукой по колену, – хозяйственная она.

– А что семья? – Иван Иваныч обиженно засопел. – Да, не моё это дело в семейных делах разбираться, – успокоил его Путилин, – мои мысли более занимает убиенный. Значит, ничего добавить к делу не можешь?

Степанов неопределённо пожал плечами.

– Так—так, а кто этой дорогою ещё ходит?

– Не знаю, – задумался служащий, – там сколько живу, никого не встречал.