Анимация от Алекса до Я, или Всё включено Новгородцев Александр

Вступление для серьёзных читателей

Уважаемые, вдумчивые читатели, требовательные к литературе как к мыслительному искусству, искусству несущему свет просвещения созидательной направленности, окультуривания. Под задачей литературы в вашем правильном представлении отводится постановка зачастую неразрешимых вечных вопросов поиска места человека, раздираемого противоречиями и внутренними конфликтами, обуреваемого низменными страстями и высокими побуждениями, место человека в этом не столь совершенном полигоне жизни, попытка решения нравственных дилемм, религиозных парадигм, оправдание гуманности теории «меньшего зла».

Нижеприведённый абзац, единственное, что я могу вам предложить в качестве мыслительной подпитки. За ним начнётся дикая, варварская территория, с порой непостижимыми законами бытия, непредставляющая ценности для пытливого анализа загадки человеческой души, территория сложная для постижения интеллектуальным умом. Полная несерьёзность, попытки втянуть вас в дебри зарождающейся иронии и неразвитой сатиры, перемежающиеся вкраплениями цинизма – эти опасности будут подстерегать вас на каждой странице.

Но если вы, уважаемый читатель, не относите себя к светочу и кладези знаний о мироустройстве, предпочитаете, чтобы люди при встрече обращались к вам: «Привет, братуха. Хы. Как чё ваще, как жизня?» – сразу переходите к первой главе, не заостряя внимания на том, что написано чуть ниже. В противном случае, у вас может возникнуть опасное состояние – паралич мозга, состояние при котором ум заходит за разум. Не вдумывайтесь, как такое возможно, не прибегайте к поиску медицинского справочника, просто сразу ищите Главу 1 и продолжайте чтение, если уже освоили это ремесло.

Итак, мой вдумчивый читатель, этот абзац для тебя, наслаждайся им и возвращайся в эту мирную гавань в любой момент, когда тебя станет раздражать и утомлять скабрезность, надуманность и рудиментарный примитивизм основной истории. Вот он:

Лирика нивелирует ритмический рисунок, но языковая игра не приводит к активно-диалогическому пониманию. Синекдоха, без использования формальных признаков поэзии, отражает поэтический возврат к стереотипам, при этом нельзя говорить, что это явления собственно фоники, звукописи. Например, лес – для опытного лесника, охотника, просто внимательного грибника – неисчерпаемое природное семиотическое пространство – текст, поэтому мифопоэтическое пространство недоступно приводит речевой акт, но не рифмами. Как отмечает А. А. Потебня, эстетическое воздействие текуче. Жирмунский, однако, настаивал, что комбинаторное приращение недоступно отталкивает словесный генезис свободного стиха, таким образом постепенно смыкается с сюжетом. Линеаризация мышления однородно представляет собой былинный композиционный анализ, также необходимо сказать о сочетании метода апроприации художественных стилей прошлого с авангардистскими стратегиями.

Основано на подлинных, кое-где слегка преувеличенных, а местами и вовсе – нагло перевранных событиях.

Глава 1

Вводная.

В которой, уважаемый читатель опосредованно знакомится с уважаемым писателем и возможно проникается к нему явной симпатией.

Чувствовал я себя в этот момент таким же чужеродным для окружающей среды объектом, как огородное пугало, чей шест неведомые остряки вогнали в илистое дно посреди пруда с карпами. Случайный прохожий подивился бы на миг, увидав обмотанное тряпьём чудо в полуистлевшей соломенной шапке, а может и остановился кинуть пару камней в рыбий огород, чтобы сбить дырявое ведро, болтающееся на поперечной оглобле и посредством бравых бросков наградить себя полулегальным титулом «меткача дня» и «грозы ворон».

Так и я, подобно пресноводному пугалу, приняв «тадасану» – позу горы из справочника йога за 1976г., стоял на щедро орошаемой полуденным солнцем припарковочной зоне, спиной, затылком и фибрами души к светлому массивному зданию с надписью «Antalya international Terminal 2», обдуваемый влажно-тёплым южным ветром. Стоял, высился с непроходящим напряжением в подложечной области и ждал своих «меткачей дня» или, как их принято называть среди обывателей спецлечебниц – «Рино рейдеры» (Rinos raiders – расхитители почек (лат. англ.) по аналогии с Tomb raider расхитительница гробниц прим. авт.).

Честнее сказать, я их вовсе не ждал и не чаял встречи. И век бы мои глаза их не видали. Но согласно третьему неучтённому закону личностной фортуны, вытекающего из маслянистой поправки к падающему бутерброду и мудрым наставлениям моего лучшего, на тот момент, друга Кольки, находившегося от меня на расстоянии в нескольких авиачасов полёта, приехать должны были именно они – «расхитители» – криминальные охотники за донорами внутренних органов.

Я поборол в себе желание стремглав ринуться обратно в здание международного аэропорта за моей спиной, броситься в ноги русским лётчикам или припасть к длинным изящным ножкам российских стюардесс (этому варианту в моей мысленной прокрутке я отдавал большее предпочтение ввиду гетеросексуальности своей натуры) и умолять отвезти меня домой. Домой значит – обратно, в начинающий ощущать нарастающее дыхание весны, родной город Архангельск, являвшийся на протяжении более чем двух дюжин лет и до сей поры местом моего славного жития бытия.

А ведь имелся, имелся ещё запасной вариант спасения и избежания участи незаконно лишиться внутренней части своего тела – отобрать шитый белыми нитками промокостюм петуха у полноватого молодчика, который под ним скрывался. В птичьем образе раздавая листовки флаера – приглашения на самую популярную дискотеку Анталии. Молодчик сей работал и петушился в фойе зала прилёта. Я мог бы переждать какое-то время в этом приватизированном костюме пока минует опасность. А там кто знает – может и провести остаток жизни неузнанным под красным гребнем.

Поначалу от реализации этого варианта останавливало меня то, что за клювастой маской петуха вполне мог скрываться один из преступной шайки криминального мира скальпеля и сосудистого зажима.

Хотя, когда я трижды срывал с него жёлтую петушиную голову и требовал от круглого лица, больше присущего зажиточному буддисту, признания и раскаяния в содеянных грехах по отбору чужих почек, лицо лишь непонимающе моргало с оттенком раздражения и лопотало что-то на тарабарском. Прикидывается или нет, раздумывал я, в свою очередь прикидывая, возможно ли влезть в этот костюм, не выкидывая этого парня. Сопротивление, что он оказывал, заставило меня рассматривать дополнительные варианты. «Так прикидывается или нет?» – пытался сообразить я, потерпев фиаско внедрения вторым пассажиром в костюм. Возможно ведь, что я на него просто наговариваю, и он такой же несчастный бедолага, как и я. Наивный дурень, завлечённый на вынужденное свидание со скальпелем обещаниями тёплой жизни, весёлой работы и недурного заработка. Всего навсего несчастный петухобуддист, должно быть, уже лишенный селезёнки. Или ставший однопочечным «идиото», вынужденный теперь зарабатывать на рисовую похлёбку таким постыдным дешёвым образом, как раздача пригласительных билетов. Так оно скорее всего и было, ведь будучи преступником разве он отважился бы раздражённо-визгливо позвать на помощь служителей правопорядка, тех бравых ребят в форме, дежурящих в зоне прилёта неподалёку. Как он это и проделал, когда я в четвёртый раз попытался сорвать с него скрывающую маску и пощёчинами выяснить, верны ли мои дедуктивные догадки в отношении его персоны. Тем самым и первый вариант отхода с припаданием к ногам российский лётчиков стал трудноосуществим, поскольку мне пришлось срочно ретироваться к выходу из фойе, под заинтересованным вниманием охраны, сопровождаемый гневными воплями петуха, которому я напоследок преподал урок отучения от ябедничества пребольно наступив на ногу. Но насколько мне удалось бегло проверить в моменты попыток отбора костюма – обе почки и селезёнка у молодчика были на месте. В моих навыках пальпации (пальпация (мед.) – метод первичного медицинского осмотра с помощью пальцев, грубо говоря ощупывание) я не сомневался, несмотря на то, что в последние годы использовал я их больше в постельных сценах с участием женских персонажей, нежели на профессиональном поприще. Поэтому загадка этого парня осталась для меня загадкой. Кто он – преступник, сообщник или жертва?

Сняв этот вопрос с повестки дня, я вернулся к размышлениям над своей судьбиной.

Был ещё момент, не столько удерживающий от позорной попытки побега в сторону северно-европейской части России, а затем уж до родного городка, сколько придающий веры в свои силы, даже столкнись я с ринорейдерами – этими почечными коммивояжёрами, наличие справки о прохождении УЗИ (ультразвуковое исследование). Медицинская справка, напечатанная собственноручно на домашнем принтере и талантливейшим образом – по моему эгоцентричному мнению – иллюстрированная рисунками органов. По иному – скептическому мнению – всё того же вредного друга Кольки, на время спора перестающего быть лучшим другом, а в самых жарких диспутах и вовсе линяющего в стан ненавистного врага, вызывающего всей своей противной белобрысой физиономией желание надавать по ней тапком, рисунки были «так себе» и «ни о чём», да и якобы сама справка, распечатанная на задней стороне поздравительной открытки, смотрелась ненадёжно, недостоверно и неубедительно.

– Да они же турки, Колян. Поверят – как пить дать, – горячо убеждал его я, демонстрируя зачёркнутую на открытке надпись «C Днём рождения!» и полностью закрашенных зелёным фломастером умильных котят с воздушными шариками на лицевой стороне открытки.

С чистой бумагой в тот момент просветления в доме оказалось как-то туго, поэтому печатал на том, что под руку попалось:

– Видишь – сама открытка уже недействительна. Ты почитай текст-то какой.

Да, текст – врачебное описание узи-специалиста – был шедеврален, этот факт не мог не признать даже скептик и недовера Колька, ещё не схлопотавший толком тапком. Тот слабый замах я считал недействительным. С таким-то текстом можно было обеспечить себе имя в когорте свято-мучеников или выбить миллионы долларов на пожизненное пребывание в санатории элит-класса у сердобольных, но крайне скупых вдов Луизианы. Умей они, конечно, читать по-русски.

На данной справке, бывшей открытке, с аккуратно подделанной фиолетовым пастиком печатью, значилось, что я обладатель ордена инвалидности наивысшей степени, рассадник редкого печеночного описторхоза, (опистархоз (мед.) – паразитарное заболевание с поражением печени) владетель селезёночно-фолликулярного гиперспленизма (гиперспленизм (мед.) – гипертрофия селезёнки) – неясной этиологии, гломерулярного цисто-пиело-уретро нефрита в стадии инфильтративного абсцесса… в общем, в эту справку были вложены все те шесть будоражущих диагнозов, которые я сумел вызубрить за долгие годы моего обучения в медицинском университете. Как раз по диагнозу в год.

– А если по-русски турки не смогут прочитать? – не унимался Колька, как мне казалось, с завистью вчитываясь в текст, чтобы запомнить его, переписать на чистый лист и выдавать потомкам за собственное интеллектуальное творение, тянущее минимум как на одного Нобеля и на две городские библиотеки, названные в честь сочинителя.

– Эх ты, дед Уктив. Сюда гляди – рисунки то на что? – с гордостью выхватывая листок из его загребущих ручонок, махал у него под носом, стараясь преобидно задеть кончик шнобеля.

Да, рисунки тоже были творением моего проснувшегося гения. Сам Гигар, создатель внушающих трепет и ужас полотен, обзавидовался бы. Свернувшиеся белёсыми колечками черви в разъеденной печени, лишённой привычных очертаний от процессов жирового перерождения. Налитая, как перекаченный мяч с грыжей, вот-вот готовящаяся лопнуть селезёнка, удерживаемая от разрыва паренхимы лишь тоненькими связками гепато-лиенальных (печёночно-селезёночных (мед.) лигантур (ligantura (лат.) – связка). Доведенные восходящими и нисходящими инфекциями до отпевально-плачевного состояния, почки, один вид которых вызывал рвотно-писательный рефлекс у обитающего в подъезде беспризорного кота Половика.

– Ну.. не знаю, Сань, – тяжело дыша, продолжал гнуть свою линию вредный друг, после того как наша полушуточная схватка на полу заканчивалась (мне всё же удалось преобидно щёлкнуть его по носу справкой), настороженно косясь на пока ещё обутые в тапки мои стопы. – А ежели мозг они у тебя захотят трансплантировать? Эта справка от похищения мозга не отмажет.

– Ты чего? Мозг ведь не трансплантируют, – рассмеялся я несколько наигранно, поскольку сам тоже был в запыхавшемся состоянии после силовой возни, да и сомнение в своих словах при виде ухмылки псевдоинтеллектуала Коляна, начинало просачиваться через призму шестилетнего профобучения. Как то не мог я сразу без листания справочников или яндекса всемогущего логически обосновать, возможна ли такая операция или нет:

– Ваще-то, кто из нас в медицинском учился? Ты или я? Я знаешь, сколько стульев в библиотеке ягодичными мышцами протёр, а сколько лаптей поизносил по этим библиотекам хаживая, а через сколько сессий прошёл.. Да во мне знаний больше чем..чем, чем в твоём мозгохранилище на пару порядков.

– Но мозг это же тоже орган, насколько я понимаю, почему бы и его не пересаживать?

– Вот заладил – орган, орган. Тело человека это тебе, Колич, не грядка, которую можно пропалывать и в которую можно пересаживать всё что вздумается. Тело человека это corpus hominis! – важно изрёк я, сам себе подивившись, – Это у тебя мозг – орган, который можно взять и отчекрыжить. А у меня – высший мыслительный центр, без которого никуда. Мой мозг не трансплантируется и баста! – давил я своим авторитетом, про себя решая, не пора ли уже переходить на тапки и чистить физю ухмыляющемуся оппоненту.

Хм. Но зерно сомнения было посеяно и готово давать всходы. После ухода приятеля, ухода – перешедшего в поспешное бегство под угрозой тапочной расправы с моей стороны, пришлось состряпать ещё отдельную справку «УЗИ cerebrum capitis» (узи мозга (лат.)). Мои скромные познания в медицине и диплом юного врача натуралиста не позволяли с абсолютной достоверностью утверждать, что подобная справка имеет место быть в природе или в департаменте здравоохранения, так как я запамятовал, применяется ли ультразвуковое исследование мозга или делается рентген. Но затем, распив чашку детского какао, покумекал, что турки, не должны разбираться в медицине больше моего, и вот справка была готова. Вид достоверно перерисованных с атласа по патанатомии эпидуральных гематом, излияний в арахноидальную (паутинную (лат.)) оболочку мозга и некрозов серого вещества, также вызвал рвотно-писательные рефлексы у представителя семейства подъездно-кошачьих, что меня маленько, но успокаивало в надёжности документа.

Теперь, уважаемый читатель, уже заблаговременно ознакомленный с аннотацией (с предварительным описанием к книге), должно быть озадачился, при чём собственно здесь вся эта кутерьма с расхитителями почек, липованием справок и прочей вакханалией, запутывающей сюжет истории и уже подумываешь, а не стоит ли обратить свой пытливый взор в сторону произведений других авторов, взяться за третье прочитывание анталогии Донцовой, освежить в памяти Ницше, стряхнуть пыль с томиков собраний сочинений Ленина или же просто сходить до киоска за сканвордом. Попробую прояснить ситуацию и удержать тебя от столь поспешного прощания с моим творчеством, о дорогой читатель.

Мысленно возвратимся из моего городка, где происходили оживлённые диспуты с приятелем Колькой, стряпание медицинских документов, эксперименты на подопытных животных семейства кошачьих с последующим затиранием лестничной клетки, на залитую янычарским солнцем площадь перед зданием авиавокзала.

Главная моя забота на тот момент ожидания, когда я с грустью следил за развесёлыми недавними попутчиками по воздушному перелёту, предвкушающими беззаботный отдых, сопровождаемыми говорливыми лучезарными гидами в туристические икарусы и раскрашенные туристическими лозунгами пазики, была одна.

Я находился в чужом царстве-государстве, в тысячах километрах от дома, без каких-либо гарантий, что вот сейчас всё разрешится как в хэппиэндовом кинофильме, не имея при себе особых средств для выживания, а всего лишь сумку с футболками, плавками и электробритвой, да сотню долларов наличными. Не стоит объяснять всеведущему читателю, что этой суммы явно не хватает на авиабилет обратно, возникни здесь какие-либо трудности. А трудности уже возникали, так как прошло минут 20-ть моего пребывания в аэропорту, а меня никто не встречал. Охрана аэропорта с подозрением наблюдала за мной через стекло вестибюля. Да и солнце начинало припекать по-взрослому, подготавливая почву для теплового удара. Кроме того, как я успел убедиться методом горизонтального саморазмещения – скамейки на улице были неудобны в плане затяжных ночёвок. Реши я сейчас вот так вот с бухты-барахты вернуться домой, в Архангельск, задача оказалась бы непосильно-проблематичной, и помощи в её разрешении ждать было неоткуда. Разве что добрый дядя Конюхов согласился бы подбросить до Москвы ввиду земляческих чувств. Но шанс встретить знаменитого бородатого путешественника в аэропорту Анталии приравнивался мною к отрицательному числу в энной степени, да и в земляческих чувствах по отношению к своей персоне, я несколько сомневался.

Нет, вы не подумайте, конечно, я не такой сказочный Иванушка с мозгами набекрень и шилом, воткнутым не туда, чтобы всего с сотней долларов и набором плавок, ехать на заработок в другую страну, не имея на руках ни договора, ни контракта, ни даже адреса нанимающей фирмы. Совсем я, что ли, герой одноимённого произведения Достоевского?.. Молчите?.. Так и думаете?..Да ладно.., вы что?

Ну хорошо, раскололи, признаюсь, может я и погорячился опровергать свою родословную преемственную связь с Иванушкой-дурачком, так как ни договора, ни контракта и атрибутов работодателя действительно у меня не было. Только номер сотового телефона и позывное имя – Натали. Колька – основатель белобрысого скептицизма, высказывал своё никчемное мнение, что этого как-то маловато для гарантий стабильности трудоустройства, но он меня несколько раз уже разозлил завистливым отношением к моим творческим способностям при создании медицинских справок, что к его остальным мнениям я уже не прислушивался. Тем более что перед посадкой в самолёт, денег у меня было трёхкратно больше, что в сумме с оставшейся сотней, в случае форс-мажорных неожиданностей, которые старательно накаркивало воображение, как раз хватило бы на обратный авиаперелёт.

Ты недоумеваешь, о прозорливый, умеющий вести арифметические подсчёты, куда же делась большая часть наличности? Да, пустяки, совершенно пустячный случай, не заслуживающий пристального внимания. С кем не бывает. Ты всё-таки хочешь знать? Та – ерунда, как нибудь потом, в другой книге, в другой истории уже не про себя…

Так вот, я стоял под палящим солнцем у здания аэропорта и ждал риноредеров..

Да, подожди ты, не дуйся… Ну хорошо, уговорил, пусть эта история с баксами лучше сплывёт из моих уст, чем с приукрашенными и уничижающими подробностями от злопыхателей. Да, я слаб и смертен и поддался соблазну зайти в московский дьюти фри перед посадкой на рейс Москва-Анталия. Наслушался историй от якобы опытного псевдопутешественника Кольки, пудовый типун ему на дерзновенный язык, о дешевых фирменных товарах и решил проверить сей факт собственнолично.

К алкоголю, за время частых разудалых студенческих вечеринок с неизменными атрибутами ночных позывов желудка и утренними разломами головы, у меня уже сформировался иммунитет редкого потребителя, поэтому я зашёл в отдел сувениров и аксессуаров. Заинтересовавшись одной из пар солнцезащитных очков, примерил. Хм, ничего так, довольно модняво. Поинтересовался у материализовавшейся из воздуха услужливой и обольстительной дамочки модельных пропорций, в белой скромных пропорций блузе и соблазнительно обтягивающей бёдра юбке-карандаше, о цене сих тёмных стёклышек.

– Эти – триста, – услышал в ответ.

Ну, думаю, не так и дорого. В нашем провинциальном городе на уличных витринах за двести рублей пластмассу царапанную продают, а здесь фирменный «Ray-Ban» всего то на сто рублей дороже. И сидят отлично – сразу видно – клёвый парень в стильных очках, может даже, на киногероя из боевика похож. Я ещё раз примерил очки, дабы, бесстыдно спрятавшись за затемнёнными линзами, оценить прелести грудного отдела юной барышни, частично прикрытые рюшками блузки. Девица с обожанием смотрела на меня, словно поклонница на бредового Пита.

– Вам так идёт, – искренне заявила она, готовая уже пойти, если не под венец, то точно возлечь на брачное ложе с таким крутым мачо. Вот что читалось в её взгляде и в позе, которую она приняла, опёршись о прилавок.

– Буду брать, – сказал я, не чувствуя подвоха алчности в этом любвеобильном взгляде.

Следующая фраза, идущая из чувственных девичьих губ, настигла меня в момент вытаскивания бумажника из заднего кармана и заставила насторожиться, а потом внутренне ёкнуться, словно где-то в закромах сердца разбилось сырое куриное яйцо.

– Расплатитесь в долларах или евро? У нас курс 1 к 3.

После беглого обдумывания фразы, с подключением аналитических, логических и эвристических систем, настороженность организма, сменилась предвалидольным состоянием. Так не 300 рублей, а 300 долларов?!!! Дальше мозг в режиме стоп-кадров выдал сумбурные картины ядерного апокалипсиса, начало и середину третьей мировой с видениями траншей и брустверов, заваленных подкопчёнными людскими останками, полотна абстракционистов 18 века, рисовавших агрессивно панической красно-жёлтой палитрой, и какофонию дисгармонирующих звуков заката вселенной на фоне, продолжающегося исполнять сольную партию, сердечного еканья, с посекундным сбрасыванием сырых яиц в качестве авиаударов.

Но вызов судьбы был уже брошен и принят. Не мог же я отречься от своих слов «буду брать». Не по-нашенски так поступать, не в соответствии с благородно-принципиальным регламентом рыцарского поведения. Айвенго сказал, Айвенго сделал, чёрт побери.

А сам Айвенго уже как-то отстранённо глядел на красивое, но уже с примесью какого буржуйского-имперского материализма, лицо барышни-спекулянтки. Словно незадачливый игрок, поставивший всё до последней нитки и искусственного глаза на красное и лишившийся всех эмоций при виде картины серебристого шарика на чёрном фоне. Какой там Бред Пит – курица с золотыми яйцами, околпаченный Буратино, подстриженный под ноль Чипполино, вот кто я для неё. Пару недель, небось, теперь сможет не работать, получив комиссионные от продажи глазных стёклышек. Заманчивые очертания упругих полукружий уже перестали будоражить рыцарское воображение, и я подрасстроился, прожигая себя обидными словами изнутри, что как простак соблазнился этой, наверняка, силиконовой приманкой.

Уже почти отчётливо слышал презрительные фразы: «Фи, деревня. Понаедут тут, голь перекатная, из Мухосранска. Девочки, все сюда! Посмотрите на этого чудилу. Такой отстой, 300 баксов зажал, фу…» и презрительное фырканье за спиной, если я вот так положу очки обратно на стенд и скромно удалюсь. И даже гордо-понуренная осанка интеллигентно-рабочего класса, чья месячная зарплата укладывается в сумму этих очков, не поможет мне избежать долгих пересудов за прилавком: «Ну и деревня, обалдеть! Очки „Ray-Ban“ за триста рублей захотел, это ж надо? Я в шоке. А на вид то вроде приличный парень, даже на кинозвезду сначала показался похож. Понаехали тут, стыдоба. А ещё говорит, главное – „буду брать“. Ха, девчонки представляете. Буду брать, мол. Да тебе только грибы в лесу брать, чудило деревенское и то не дадут. Совсем уморил. „Ray-Ban“ за триста рэ. Сейчас я своему зае позвоню, он обсмеётся».

Эх ты, Колька, тапки по тебе плачут – «дешёвые товары в дьюти фри». Очень дешёвые, ага, вообще задарма, млин, тока баксы готовь. Удружил, ничего не скажешь. Придётся искать себе новых друзей по возвращении домой, менее склонных к безудержной фантазии.

Не знаю, отражались ли текущие эмоции и мысли на моем лице, поскольку мне показалось, что губы белокурой, ухоженной, от блестящей чёлки до зеркального маникюра, красотки начинают уже пренебрежительно кривиться, и я поспешно пробормотал:

– В долларах…

И тут же столкнулся с очередной проблемой. Дело в том, что все доллары, дабы обезопасить их от злоумышленных посягательств мошенников-казнокрадов в поезде «Архангельск-Москва», на котором я сутки добирался из родного города до вотчины Кремля, были помещены в левый карман джинсов. Он же был предусмотрительно зашит, дабы мошенники-казнокрады, не обладающие навыками фокусников, воздержались от попыток уголовной незаметной приватизации денежной суммы. И возможно, само провидение в виде зашитого кармана, сейчас подсказывало мне воздержаться от этой неразумной покупки, но шизофреническое упрямство претендента на роль Айвенго уже всё решило за меня.

– А у вас ножниц не будет?

Удивлённая таким вопросом, девица стрельнула глазками в сторону типа в пиджаке, выполняющего роль охранника, не в силах предугадать, для чего мне понадобились ножницы. Может я затеял ограбление века, решил взять её в заложницы или вообще зашёл в отдел, так между случаем вены себе перерезать или продемонстрировать мастерство факира, заглотив колюще-режущий предмет. Но, не выдав ничем своего интереса таким вопросом, довольная тем, что покупатель всё же, видимо, заглотнул наживку, продавщица-сноб, по мнению которой очки «за триста баксов!» может купить любой кабальеро, и не обязательно полный идиотос, извлекла из-под прилавка дамский маникюрный набор.

Выступая невольным свидетелем и прямым действующим лицом процесса, во время которого ножницы хирургически оперативно и безжалостно вспарывали нити, отделявшие мои пальцы от импортных купюр, я ощущал весь мировой стыд провинциала, оказавшегося нагишом под безжалостными объективами столичных объективов. И то, что очевидцев было двое, продавщица и охранник, не уменьшало порцию испытанного позора. Ведь будут пересуды в подсобке за чаем: «Девочки, представляете, этот олух, который вначале показался похожим на кинозвезду, деньги в карман брюк зашил. Я в шоке! Обалдеть! И ладно бы – деньги! Так – мелочишку, сдачу в ресторане – жалкие 300 баксов. Вот стыдоба деревенская. Это же надо, вот смех-то. Не, сейчас своему зае позвоню, он описается, как услышит».

Эх, надо было не как Айвенго поступить, никто бы из знакомых и не узнал. Зато сам рыцарь при деньгах бы остался.

«Хорошо, хоть не в задний карман зашил. А то, чтобы отпороть, джинсы пришлось бы снимать. Или, что ещё ужасней, в одетые носки не спрятал, или в трусы запихал. А ведь некоторые вообще незаконную валюту в прямой кишке провозят», – так неумело пытался диспетчер сознания меня подбодрить.

Но весь ужас расставания с потно-и-кровно-заработанными пришёл уже в салоне, самолёта, набравшего высоту. И дело было вовсе скажем не в сумме потери, которая, пусть по моим провинциальным мерилам, даже для сверхмодных очков была неприлично – да что там «неприлично» – заоблачно-космически завышена. А ужас в оставшейся сотне долларов, которой мне хватит проскитаться на чужбине на подножном корме, в случае неприятностей с работодателем, не более недели. А что дальше? На что есть, пить, не зная ни языка, ни самой страны, не имея рабочих навыков гастарбайтера. Красть пирожки из буфета вблизи авиакассы, принимать душ в уборной аэропорта, учиться использовать картон и газеты в качестве постельных принадлежностей?

Я уже представлял мрачные картины ночных игр в прятки с безжалостной полицией, ночёвки на жёстких скамьях турецких вокзалов, прощальные sms-ки домой из лесных убежищ, с горных перевалов, бегство и последующий плен в банде органо-вредителей. Но постепенно, с каждым новым глотком коньяка, предложенного стюардессой, принявшей меня за респектабельного туриста в моих-то «Ray-Baн», природный оптимизм, присущий героям и дурачкам, взял вверх. И к моменту посадки в Анталии я вновь стал прежним покорителем неизведанного, пионером далёких земель, Колумбом из Архангельска.

В настоящий момент Турция уже перестала быть для меня просто белым пятном на карте и великий португальский мореплаватель, сделавший открытия под испанским флагом преобразовался в литературного персонажа, вышедшего из-под пера Даниэля Дефо. Зорким глазом Робинзона я наметил первоначальный провиант в качестве мирно разгуливающих голубиных тушек, не подозревающих о нависший над ними угрозе. На первые дни халявного птичьего мяса должно хватить, не известно только как отнесутся к такому нецивилизованному пиршеству служители аэропорта, но когда начнутся муки истинного голода, подобные вопросы перестанут меня волновать.

До встречи с некоей Натали, оставалось, судя по пришедшей ответной sms-ке, не меньше часа, поэтому, пристроив багаж на скамейку, я всматривался в расстилавшийся вдаль просторный пейзаж и пытался представить, что меня ждёт в ближайшем будущем.

О Турции я знал немного. Османская империя, усатые янычары, кривые сабли, кинжалы, головные уборы фески и жилетки на голое тело, русско-турецкие войны на суше и на море – мои скупые исторические сведения не давали о загадочном востоке полной картины. Да что там, этими познаниями не накормить даже школьного второгодника. Но сам я, отчасти, уже с детства являлся турецкоподанным. Так во всяком случае утверждала моя мама, когда я делал что-то по своему, не так как принято у взрослых. А по своему я делал почти всё.

– Саша, ты опять всё делаешь по-турецки, – повторяла она, когда я был ещё маленьким.

Это была основная причина моих частых простоев в углу комнаты за провинности. Страдал за подверженность чужому менталитету. Страдали и обои, которые я нещадно слюнявил, прижавшись промокшим от рёва и обиды носом. А выходило, что турки, как и я, сначала едят шоколад потом пельмени, естественно пельмени уже не норовят покинуть тарелку и вываливаются в помойное ведро, будучи недоеденными. Гвозди турки заколачивают кедами, пробивая в подошве дырку. Домашние цветы поливают под кухонным краном, причём струёй помощнее, что отнюдь не сказывается благоприятно на их цветении. Уши моют исключительно понарошку, а игры с кошками превращаются в мельницу с использованием хвоста как механизм быстрой раскрутки. Носясь во дворе в футбол, турки обязательно приходят домой грязными как свинтусы и в рваной одежде, тем более если задания гонять в футбол никто не получал, напротив было велено подождать пять минут на улице и потом идти в гости или фотографироваться. Выпросив в подарок игрушечную машинку, турки тут же разбирают её из любопытства и так и оставляют набором деталек. Безошибочно определив без градусника температуру тела 55 и 8 « у меня по Цельскому, ма, чесна», обязательно лечатся вареньем и конфетами, а домашние уроки делают утром, уже по дороге в школу, и то не каждый день. То есть уже в детстве, моё подсознание догадывалось, какое путешествие в расцветно-сильном возрасте мне предстоит и интуитивно готовило меня к этой жизни в средиземье. Жаль, что ни я, ни бедные обои об этом не догадывались, иначе переживаний по поводу своего неадекватного поведения было бы меньше.

Заморское солнце по-летнему припекало, небо было чистым как водная гладь, и я отважился придать себе более загорелый и товарный вид перед встречей с работодателем. Снял, уже начавшую увлажняться под воздействием влажного морского климата футболку.

Ослабил ремень, приспустив джинсы на низ живота, чтобы любой посторонний взор мог убедиться в наличии у меня всех кубиков и квадратиков брюшного пресса, (те из них, которые никак не хотели выделяться, я дополнительно обвёл фломастером) и разглядывал бесперебойный конвейер туристов, покидающих зону аэропорта, препровождаемых заботливыми гидами, а иногда симпатичными гидшами или гидуньями в автобусы.

– А я аниматор! Может буду в вашем отеле работать, – хотелось гордо объявить им всем. И потеющим дядькам в вышедших из моды гавайских рубашках, утирающим лбы. И полным тёткам, ревностно следившим, чтобы они – эти вредные потеющие дядьки, наспиртовавшиеся уже на подлёте – не отбили все колёсики у чемодана о брусчатку. И молодым щебечущим подружкам, подставляющим ладони под солнечные лучи. И парочкам разной степени влюблённости и молодости, направлявшимся на посадку в доотельный транспорт. Сказануть эту кратко-ёмкую речь им всем, этим пижонам, предвкушающим дни безделья и отдыха, чтобы они с уважением посмотрели на такого отважного парня, приехавшего с загадочной и непонятной, но оттого не менее важной, миссией с далёкого предалёкого предполярного севера, вот на такого бравого парня даже уже сумевшего разучить пару слов по-турецки.

Но и своих эмоций и первых впечатлений у них вполне хватало, чтобы ещё обращать внимание на какого-то простака, пусть даже в модных очках за 300 долларов. «Надо же – за 300! баксов очки, употеть мне на этом самом месте», – в очередной раз укорил себя. А шествующие с поклажей пижоны обращали на меня ноль внимания и ладно – я за это на них не обижался, первые-то пару минут. Но потом рассудил, что их будущее было уже предрешено, лазурно и безмятежно, моё же пока скрывалось в пелене сумрака и неизвестности, поэтому доселе незнакомое мне чувство зависти примешивалось к моему наблюдению. И чем дольше я тут одиноко торчал, тем больше подвергались обсуждению во внутренней диспетчерской злокозненные планы о нападении на одного из туристов, затаскивании его куда-нибудь за угол и заёме его местечка в автобусе и под солнцем. Какие-то повадки львиного охотника, выслеживающего слабую особь из тучного стада антилоп, начинали овладевать мною. Но чувствуя на себе насторожённые взгляды охранников из вестибюля, так некстати наведённые на меня петушиным промоутером, сдерживали меня от такого рискованного шага нападения на туриста. Поэтому я постарался не глазеть на счастливые лица, поющие затылки, танцующие походки и предался отвлечённым размышлениям, периодически пытаясь завязать дружеские контакты с голубями, чтобы потом легче было их отлавливать.

О своей будущей работе я знал немногим больше чем о стране, в которой очутился. Вводных данных, почерпнутых с российских инет-форумов было не ахти. Не каждый пьющий шампанское разведчик согласился бы с таким кладезем, вернее шкатулочной заначкой знаний отправляться на агентурное задание.

Итак, я аниматор, моё новое поприще – сфера отельной анимации. Это сейчас – слово на слуху, довольно раскрученное благодаря средствам массовой информации. А в своё время, как и многие жители России, не выезжавшие за необъятные пределы родины, я считал, что анимация связана исключительно с мультипликационной деятельностью, когда результаты труда художника-аниматора воплощаются в оживающий рисунок на экране. Но то, что молодое поколение в роли массовиков-затейников может работать на курортах зарубежных стран, проводить время занимаясь спортом, развлекая и всячески дурачась с отдыхающим в отелях людом, получать за этот род деятельности деньги и именоваться аниматорами, я узнал совсем недавно, месяц назад, во время отпуска в Египте. Наблюдение со стороны, а подчас и изнутри, за коллективом веселой анимационной команды из Румынии и стало тем поворотным рубежом, а затем и теми семимильными шагами и воздушным перелётом, приведшим меня в другое государство. Сиё действо ознаменовало окончание моей головодурительной и многочтотообещающей карьеры в должности второго помощника первого заместителя исполняющего должность младшего менеджера по логистическому контролю в фармацевтической кампании, где я впахивал после закономерного окончания медицинского института.

Появившись на набившей оскомину работе уже после отпуска в стране фараонов в первый же суетный день, я с удивлением обнаружил как загорелая правая рука, мне принадлежащая, строчит заявление на листе формата А4 о собственном желании. Что это за желание, складывающееся в одно предложение, я узнал ближе непосредственно в кабинете начальства, куда мои загорелые ноги принесли этот и на четверть пространства неисписанный лист, начинающийся словами «прошу меня..». И в течение двух законодательно-обусловленных недель труда моя правая рука, покоясь на компьютерной мышке, уже в связке со второй левой клавиатурной конечностью, помогала глазам рыскать по экрану монитора в поисках сведений о новой работе, радужные перспективы которой пока генерировались лишь исключительной силой фантазии мозга. Успевая скрывать содержимое монитора от взора своего начальства, я лихорадочно обрабатывал полученные данные, то внутренне ликуя о предстоящей революции в образе жизни, то наружно взмокая от смутных подозрений.

Первая тревожная лампочка в моей голове зажглась, когда я узнал о том, что оказывается в анимации, многое зависит от шефа этой самой анимации. Заглавная фигура – Шеф, он же босс, он же олицетворение начальственных сил. Который (в силу приобретённых травм, например частых падений головой вниз, или врождённых причин, обусловленных неправильным предлежанием плода во внутриутробном периоде, вследствие которого его пришлось силком тащить из чрева матери) может являться страшным деспотом, неправомочным тираном или убогим психом, подсаженным на лошадиные приёмы глицина и настойку пиона успокоительного. А может быть и просто дебилом, зажимающим и присваивающим законную зарплату (таких очевидцев событий набиралось 70%), заставляя работать до 9-го пота (оказывается 7-ой это ещё не предел), 27 часов в сутки (такие природные сбои во временном перераспределении бывали у 18%). Шеф может строить козни – вышвыривая подопечных из отеля на улицу без денег, имущества и паспорта. Процентов 30 – судя по данным тем же форумов, испытали на себе это сомнительное для непосвященных, да впрочем и для посвящённой категории, удовольствие. А также может извращённо домогаться и делать попытки физического бесчестия – об этом в своей истории писала каждая девушка-аниматор, считающая себя привлекательной, то есть все 100% девчонок.

Тщательно убедившись в наличии у себя мужской y-хромосомы по всем 7 признакам, одним из которых стало отращивание недельной бороды, я втихую порадовался, что хоть последнее, то бишь попытка изнасилования шефом, мне не грозит. Но всё же тревожная лампочка зажглась, колокольчик прозвенел, и что-то зашуршало на домашних антресолях, заставив призадуматься, а всё ли так безоблачно и перспективно, не прохудилась ли кровля в датском королевстве.

Но на другой чаше весов находились и полные неподдельного восторга отзывы. Они то и остановили меня от попятного шага – возвращения к своей головосломительной, слюноотзарплатыпускающей сверхрутинной карьере безызвестного винтика в шестерёнке фармацевтического снабжения страны и граждан дорогостоящими лекарствами и бадами, которые лекарствами не являются.

«Натаха, здесь нереальнА! Ачуметь!!! Аааааааа! Как всё классно-шоколадно! Можно купаться ночью в море, днём в бассейне, а ночью снова в море. Шопиться в дешёвых, но модных магазинчиках в выходные. Объедаться наравне, а иногда и объедая туристов, на поприще шведского стола, пить свежие соки, спиртные напитки, курить кальян, получать за всё это зарплату. Танцевать и зажигать на дискотеке – не поверишь, это часть работы! Аааааааа! Условия вообще супер, свой пляжный домик на нескольких человек! Лови слюну, это настоящий рай для лентяев, тунеядцев, клоунов и приколистов, которые создают команду и тусят вместе». Вообще-то само послание выглядело так: «ААААААА! Супееееер! АААААААААА!». Но я подобрал к нему нужный шифр, перечитав второй том собрания сочинений Конан-Дойля о похождениях английского сыщика, и вот таким оно получилось после обработки.

Тут я подумал, что быть предводителем или даже рядовым членом команды клоунов и лоботрясов, подарочек ещё тот, и от этой мысли зажглась вторая сигнальная лампочка, тренькнул колокольчик, а с антресолей упали лыжи. Я в задумчивости пощипал поросль нескошенной бороды, водрузил лыжи обратно, но ехать за счастьем не передумал.

Статистически, в процентном соотношении, таких восторженно-инфантильных мнений, от которых за версту несло гарью оплавленных дужек розовых очков, мнений, призванных воспламенять глаза, раскатывать губы, слюнявить заросший недельной щетиной подбородок и тщательно выбирать в спортивном отделе магазина плавки, было мало. Единицы, а может быть и вовсе одно. Но, тем не менее, именно ему хотелось верить. Именно его я распечатал, трижды отксерил, начисто переписал справа налево и индонезийским способом снизу вверх по диагонали, чтобы надёжнее отложилось в памяти, и протяжно читал вслух перед сном в течение 2-ух недель трудового томления перед освобождением из мест свершения работы вместо вечерней молитвы.

Самого работодателя я нашёл быстро. Отсеяв предложения, где требовалось выслать деньги, паспорт, узи внутренних органов, немного еды и питья, и «фатаграфии, вах, ну всех симпатычних тёлачек с баалишыми этыми, вах..», я вышел на фирму «Natur Entertainment». Начальницей являлась рекомая Натали, родившаяся ещё при советском союзе. В прошлом цирковая артистка, во время заморских гастролей познакомившаяся с турецко-поданным, таким же подкупольным артистом. Затем переехала в Турцию уже без цирка и советских клоунов, и осела в этой средиземноморской стране пахлавы и рахат-лукума.

Вместе с уже мужем они основали частную анимационную контору. И выполняли роль посредника между; с одной стороны, турецкими отелями 4-ёх звездочного сервиса и выше, нуждающимися в русско-говорящих массовиках-затейниках. Отели были заинтересованы в веселых жизнерадостных спортсменах с хорошим знанием иностранных языков, общительных танцорах-трудоголиках. Отели испытывали потребности в артистах-человеколюбах без вредных привычек и просто в разудалых привлекательных молодых Иванушках и Алёнушках, способных выполнять любую работу по развлечению гостей и принесению прибыли хозяевам отельного бизнеса.

Такие требования предъявляли владельцы отелей к претендентам на звание аниматоров. Но возникала дилемма, свойственная нашему двойственному миру. Поскольку с другой стороны посреднических баррикад находились соискатели на должность аниматора, «слегка» отклоняющиеся от искомых характеристик: это и безыдейные выпивающие тунеядцы, и наглые лодыри-куряги, и мечтательные, необременённые жизненными коллизиями романтики, и никчёмные бездельники, косящие от армии, а также бездетные нимфоманки, и небольшая армия девчонок, желающих выйти удачно замуж за иностранца. Понятно, что все эти соискатели позиционировали самих себя как того требовали работодатели – творческими трудолюбами и спортивными позитивнофилами, скрывая до поры свои истинные намерения: валяться на песочке день деньской попой кверху со стакашкой холодного пивасика рядом, омываясь волнами средиземного моря под музыку в стиле регги или ямайского блюза. Подробности такого несоответствия выяснялись уже на месте. Тем не менее, бизнес приносил прибыль, и владельцы отелей довольствовались поставляемым материалом, отбраковывая только совсем ни на что не годных паралитиков и душевнобольных из общей массы молодых да ранних.

Понятное дело, я относил себя к мечтательным романтикам – homo romanticus. Жажда приключений, душевное обезвоживание от нехватки которых усиливалось после каждого повторного прочтения Жюль Верна, Фенимора Купера и Даниэля Дефо вкупе с Эдгаром Берроузом, медленно, но верно, с детства, подтачивала краеугольные основы вдалбливаемого старшим поколением практического мироздания о постройке дома, посадке дерева, взращивание сына, а также периодической привязкой к функции хлебоноса и мусоровыносителя. Эта постоянная жажда требовала восстать из-под гнёта родительской опеки и совершить что-нибудь безумное, шальное, достойное литературного героя без страха, страховки и упрёка.

Но вернёмся к нашей истории, не без баранов. Переписка из дома с агентством Натали «Natur Entertainment» шла продуктивно.

Вначале, по запросу Натали, я отправил несколько, выставляющих меня в лучшем свете, фотографий. Естественно, те « чудесные портреты» на которых я исторгал содержимое желудка на автобусной остановке после студенческой пьянки, или где потерял плавки во время банно-водочной церемонии на базе отдыха «Вигвам», или где спал в обнимку с помойным ведром, пребывая в алкогольном делириуме, остались в моём загашнике для анкет другого плана. Поэтому первый тест – визуальный контроль – я прошёл. Далее я познал официальное определение аниматора.

«Аниматор – человек, в обязанности которого входит организация досуга отдыхающих: подвижные игры на открытом воздухе в течение дня, проведение интересных конкурсов, вечеринок различного рода, шоу и вечерних дискотек. Шейпинг и аэробика у бассейна, занятия фитнессом и подводным плаванием с отдыхающими, аквааэробика и другие виды спорта относятся к сфере деятельности аниматора».

В определении мне всё тоже понравилось, я полюбил его и будущую профессию. Поэтому к моей ежевечерней молитве добавилось ещё одно предложение. Меня несколько смущали только слова шейпинг, аэробика и аквааэробика. Это вынудило меня внимательно изучить видеокассету «Стройное тело, плоский живот, упругие ягодицы», найденную в закромах маминой тумбочки и даже провести несколько дней, соревнуясь с видео-тетеньками в ритмичной прокачке мышц живота, бедёр и всего остального. К концу второй недели я уже мог спортивно шагать, а на счёт 3—4 поднимать руки. Да, там было ещё множество более сложных упражнений, до которых я не успел дойти. Но и таким скромным результатам в сфере аэробики я не огорчался, так как считал, что залог ритмики и успеха тётенек с кассеты в облегающем закрытом купальнике и полосатых гольфах, коими я не располагал. Основы я заложил, остальное дело импровизации.

Вы не подумайте, начальная спортивная подготовка у меня была. Я умел резво бегать за трамваем и от гопников. Был знаком по видеопрокату с Брюс Ли, Чаком Норрисом и Ван Дамом и мог отрабатывать ударную технику на тех, кого теоретически превосходил по силе в пять и больше раз. Дачную сотку я ритмично безмозольно вскапывал за пару часов. А однажды даже участвовал в танцевально-хореографической постановке «Снежная королева», где у меня была 50-ти секундная роль мальчика, бросающего снежки. Но вот руководить группой горящих желанием размяться туристов и демонстрировать им упражнения мне доселе не доводилось.

Натали я заверил, что в этом плане всё окей, перечислив все спортивные секции, которые я посещал. А список был немаленький. Начиная от лёгкой атлетики, классической борьбы и плавания, до футбола и тэквондо, через настольный теннис, рукопашный бой и кружок творческой лепки из пластилина. Уточнять, как именно я посещал эти секции и как долго, я почему-то не стал. То есть, я знаю почему и эта причина меня бы не украсила и обволокла бы мою кандидатуру шлейфом сомнения в великом спортивном наследии. На примере секции настольного тенниса, с вами, уважаемый читатель, этим секретом я поделюсь.

В один прекрасный зимний день мама познакомила меня с усатым представительным тренером из кружка и ушла, оставив в огромном зале дворца пионеров с множеством столов, за которыми отчаянно рубились между собой пацанята, хыками и гыками гоняя друг другу невесомые шарики. Тренер совсем как-то неторжественно вручил мне затёртую ракетку и теннисный шарик, указав на самый дальний и тёмный угол зала со словами «Набьёшь сто раз подряд, пацан, подойдёшь ко мне, а там посмотрим». Предполагал ли он, этот представительный усач, повидавший должно быть всякое, что мне, 10-летнему мальчишке, удастся за две минуты изломать и потерять ракетку и раздавить свой шарик и шарик паренька, который набивал свою сотню в соседнем углу, подраться с этим пареньком, довезти его до слез и незаметно убежать из зала, я не знал. И возвращаться обратно, выяснять у тренера, была ли это запланированная часть спортивного обучения, просто побоялся. А маме сказал, что настольный теннис это для слабаков, не по-индейски и скучно.

Примерно так же обстояли дела с другими секциями. Дольше всего я задержался в художественной лепке из пластилина. Но тот факт, что он не вкусный, здорово меня огорчал. А так как на первых порах нас учили лепить исключительно фрукты, то я быстро разочаровался в таком самообмане и покинул кружок.

Далее Натали выслала примерный распорядок рабочего дня аниматора:

Завтрак

9.30 – митинг (обсуждается программа на день и вечер)

10.00 – начало утренней анимационной программы

12.30 – окончание утренней анимационной программы

Обед

15.00 – начало дневной анимационной программы

17.00 – окончание дневной анимационной программы

Отдых

19.00 – извещение гостей отеля о предстоящих вечером мероприятиях (стоя возле дверей в ресторан и оповещая каждого пришедшего на ужин. Участвуют не все аниматоры, расписывается очередь (обычно периодичность в 3 дня один раз).

Ужин

20.00 – подготовка материала к вечернему шоу (также существует очередность)

21.00 – мини диско (танцы для детей)

21.30 – начало вечерней программы

24.00 – окончание рабочего дня аниматора.

В распорядке мне тоже всё понравилось, особенно места, которые я выделил жирным шрифтом про завтрак, обед, ужин и отдых.

Я дополнительно обвёл их кружочками ярким румяным маркером и повесил распорядок над письменным столом, возле молитвы. В выходные я попробовал прожить согласно этому расписанию, и ни по завтраку, ни по обеду с ужином и тем более отдыху, временных нарушений не возникло, и на антресолях лежала лыжная тишина. Этот тренинг-тест укрепил мою уверенность в правильности выбора новой работы и собственной профпригодности.

Но не все окружающие, кстати, разделяли мой оптимизм.

В лагере повстанцев находился скептик Кольки, которого я, к концу второй недели подготовки, уже превосходил по знанию турецкого языка на 6 слов. Ровно, как и служащих фармацевтической кампании, причисливших меня к карьерному инвалиду, уходившего в неизвестность с оплачиваемой работы, где вдобавок к премии выдавали халявный глицин и просроченную но-шпу. Но Колька понятное дело почему противился. Где ещё найдёшь такого пивного компаньона, согласного выслушивать его бред по любому информационному поводу. Но нашлись и родственники, также не пребывающие в восторге от смены деятельности одного из составляющих слово семья. Одной мамы с её провидческими вздохами хватило, чтобы мотивировать меня на покупку берушей и тщательного шпаклевания ватой дверного проёма, ведущего в мою комнату. Да что там, друзья и родственники, если даже пожилые кондуктора в автобусе, как мне казалось, смотрели на меня осуждающе, и осуждение это проявлялось в полной горсти мелочи, всучиваемой мне на сдачу, олицетворяющей пренебрежение к моей будущей профессии. Но с этими неприятностями мой мятежный дух играючи справлялся и с каждой такой занозой и после каждой ежевечерней молитвы становился лишь крепче.

Ещё один момент мне не давал полностью расслабиться в ожидании появления Натали, кроме того, что турецкие голуби не проникались доверчивостью к моей персоне.

Когда я ещё находился дома на этапе сбора общей информации о работе аниматорами, заметил на сайтах вакансий, что опытным аниматорам платят несколько больше, чем новичкам. Будучи уже полуторанедельным бородачом, я вычитал что, разница в зарплате может составлять до 200-от зелёных в месяц, если искомый объект обладает хореографической или цирковой подготовкой, умеет проводить огненное шоу и шить карнавальные костюмы.

Поэтому в переписке с Натали, я указал, что работал аниматором в Египте около 2-ух месяцев. А что такого, проницательный читатель со слоновьей памятью? Почему сразу враньё? Наврал, наврал… Ну приукрасил чуток. Будучи на отдыхе, я же сонно наблюдал с шезлонга аквааэробику, играл с аниматорами в волейбол, видел шарики для бочи и приходил посмотреть вечернее шоу. То есть вольно соприкасался с миром аниматоров. Тем более там мне не платили зарплату. А две недели без зарплаты можно приравнять к 2-ум рабочим месяцам. Это любой адвокат скажет. Если его опоить палёной медовухой, конечно.

Да вообще, две недели отдыха или два месяца работы это не столь существенно в наше время покорения космических глубин и бурения океанических скважин, и Натали такими мелочами извещать необязательно. Лишние деньги не помешают. Вот с искусством танца я, может и поторопился в анкете, приписав себе незаслуженные награды и титулы, но ведь не зря в том же Египте с незнакомой полупьяной сударыней мы стали обладателем титула «лучшая пара», выиграв его в танцевальных номинациях. Да, остальные соискатели были не в состоянии стоять на ногах, а тем более плясать. Инклюзивный бар их подкосил. Но это не умоляет наши заслуги. Да и на дискотеки в родном городе я любил хаживать и вовсе не затем, чтобы подпирать там стенку. Но сейчас, когда меня и Натали разделяло полчаса, здравым рассудком я сознавал, что до балеруна или до индийского танцора мне ох как далеко. Плясать, не расплясаться. А вдруг меня попросят исполнить элемент из любимого танцевального номера и что я выдам? Любительскую лезгинку? Техно-поп кунг-фу? Тем более, что без зажигательной музыки я не смогу, поскольку все мои танцы ранее строились на импровизации и славянском разудалом выбрасывании рук, ног и коленей. Да, дела…

– Гуля, гуля, гуля…, – приманивал я на таком чисто-турецком свой будущий крылатый перекус, выбирая самого увалистого голубя. На вид ничем от наших русско-провинциальных, близостановочных и подоконных разновидностей они не отличались. Значит и на вкус должны быть также несъедобны. Но ничего, пережуём и это.

Когда меня уже стало размаривать солнце янычар, и я завертелся в поисках скамейки поудобнее, подъехала серебристая иномарка с двумя человеческими тенями на передних сиденьях. Сердце пару раз простучало саундтрек из фильма «Миссия невыполнима». Миг откровения настал. На чашах весов лежали с одной стороны – почка, с другой – контракт аниматора.

Стройная, зрелая женщина, с короткой стрижкой волос цвета пламени вышла из машины.

– Алекс? – голос был по-командирски строг, и захотелось отрапортоваться, что «такой-то сякой по приказанию прибыл. С собственной почкой расстаться не готов, но знаю парня в петушином костюме, у которого возможно её приватизировать».

Пару секунд на обдумывание подобающего приветствия. Кинуться обниматься – как-то по девичьи, закрыться в багажнике – подозрительно, начать жонглировать носками и кедами, дабы сразу продемонстрировать свой рабочий профессионализм – непригодно, поскольку жонглирование я толком не освоил, раскокав дома пару лампочек на люстре слишком твёрдыми яблоками. Поэтому я выбрал лингвистический тип приветствия – и уже поздоровался на русском, английском и у меня оставалось ещё 3 языка в запасе, как из машины вышел водитель, остановивший поток моего красноречия. Если Натали выглядела как деловая женщина – руководитель, в брючках и строгом топе, то мужчина вполне походил на роль ринорейдера. В майке, открывающей мощные плечи и рабочие руки морячка Папайи, с волосами забранными в конский хвост, с перебитым носом, сделавшим бы честь любому боксёру со стажем, здоровяк выглядел вполне по-гангстерски. Не скажу, что он воплощал в себе вселенское зло, но претендовать на роль подручного коза-ностро вполне мог.

– Как дила – ты родила? – с мумба-лумумбным акцентом произнёс здоровяк и улыбнулся. И эта улыбка развеяла мои опасения и страхи. Короткое совещание в диспетчерской сознания, заменявшее мне интуицию, поведало, что такие морщинки у глаз могут быть только у добряка, незнакомого с сосудистым зажимом Гегара и не владеющего скальпелем профессионально. Поэтому я в ответ просиял улыбкой, мысленно пожелал воркующим голубям не попасться на обед к какому-нибудь незадачливому робинзону, помог закинуть мои вещи в багажник и уселся на заднее сиденье, стараясь олицетворять собой образцового аниматора со стажем. От винта! Приключение начиналось. Эхей!!!

Глава вторая

Которая следует сразу после первой и плавно подводит читателя к третьей. Поэтому бесполезной её уже не назовёшь. Кроме того, при прочтении её вы узнаете о бравой команде из аниматоров, с которыми мне предстоит работать. И в которой я несколько раз сомневаюсь, причём один раз сильно, что я надолго задержусь на этой работе.

Перед тем как мы покатили в отель, к месту моей будущей работы, в машину попытался ворваться знакомый пухлячок в жёлтом петушином костюме, держащий под мышкой украшенную алым тряпочным гребнем птичью голову.

– Ноу диско, верштейн? – отпихивал я его, подозревая, что он претендует на моё место аниматора.

Ишь ты, быстро прознать успел, что работодатели прикатили. Естественно, работа в отеле на свежем воздухе с плановыми перерывами на питание куда престижнее торчания в фойе аэропорта с кипой флаэров в пропахшем потом маскарадном костюме. Особенно если в твою шкуру пытается влезть полунищий, похожий на кинозвезду самозванец со 100 баксами в кармане, но при стильных очочках «Ray Ban». Но я не собирался входить в его положение, собственно как и он, периодом ранее отказавший мне в поддержке. Тоже мне пройдоха с личиком буддиста потерявшего листок с диетическими предписанием. Я уже собирался перейти от плевков в пухлую физиономию к затрещинам и зуботычинам, так как молодчик отказывался понимать разумные доводы и упорно пытался поместиться на заднее сиденье, словно ему там было намазано. Наконец Натали заметила инцидент, но к моему удивлению остановила мои попытки выдворить бесцеремонного нелегала.

– Джан, мерхаба…, – и они вдвоём выдали ещё кучу тарабарщины, способной заполнить книжку в мягком переплёте.

Закончилось тем, что пухляк, не переставая угрюмо коситься на меня, устроился рядом на сиденье, обдавая волной тяжелого петушиного запаха, который менее стойкие обонятели назвали бы потным смрадом.

– Алекс, это Джан – твой шеф анимации, – узнал я от Натали шокирующую информацию. Ур, занявший водительское место, обернулся, широко улыбаясь:

– Ему интересно, почему ты мешал ему работать в аэропорту?

Тут перед моим мысленным взором возник жирный прежирный плюс, заполнив видимое пространство. Нет, сначала он был вовсе не жирным, а таким ма-а-леньким плюсиком. Но пульсируя в такт моему сердцебиению, исполняющий похоронный марш, он рос, увеличивался в размерах, пока не трансформировался из плюса в крест. Жирный крест на моей карьере аниматора. Этого я опасался, читая полные слёз и обида отзывы о работе аниматоров. Видит бог, зря я не послушался к предупреждениям лыж, упавших с антресолей. Ведь что может быть хуже испорченных отношений с шефом анимации. И это в самом начале работы, когда я даже не успел проявить себя как славный парень. Глядя, как шеф Джан, хмурясь, вытирает петушиной головой оплеванное лицо – я понял, что ничего хуже и не бывает.

– Э-э. Мерхаба, Джан, – как можно более бодро выдавил я, пытаясь помочь ему утереть пот.

Мерхаба – означает по-турецки «привет». Это первое слово, которое мне удалось закрепить в течении 2-ух домашних подготовительных недель.

– Насыл сын? – это уже демонстрировал своё второе слово. На этом моя лингвистическая эрудиция заканчивалась, но я надеялся, что блеснул в дебюте.

Фраза «Насыл сын» с поиском сына никак не связана и означает – «как дела?». В ответе Джана я не услышал слова, означающие «хорошо» или «отлично» – которые я также выучил. И сам обвинительный монолог, исторгнутый пухляком, вкупе с кислыми интонациями, не дал мне повода усомниться, что меня ждут будни трудоголика и козла отпущения. Заместо шведского стола меня ждёт рыбий комбикорм, заместо сна – ночное перелопачивание пляжа в поисках псевдосмысла, определение точного числа песчинок в трёхлитровой банке методом подсчёта заместо отдыха, тотальная стирка униформы всего персонала отеля заместо развлечений с туристами – вот что мне сулила речь разозлённого Джана и это помимо ежедневного пятикратного мытья всех окон отеля и утренней чистки прилегающей территории.

– Джан говорит, что ты порвал ему костюм, взятый напрокат, – вогнала меня в краску стыда, усугубив моё отчаяние, Натали.

«Не, ну как так порвал?!» – пытался я хоть мысленно оправдаться перед собой. Подумаешь, слегка надорвал хлястик хвоста, но что мне было делать – ведь я тогда был в панике, всерьёз обуреваемый мыслями об охотниках за почками и искал место, где можно схорониться. А он никак не хотел покидать петушиное обличье, даже несмотря на то, что я предлагал ему взамен пустой футляр из-под очков «Ray-Ban» и дисконтную карту «большой плюс» для получения скидки в 1% в продовольственной сети «Петровский». А это не хухры-мухры, покупать 10 банок пива «Козел» за 350 рублей или же за 315. Совершенно иной расклад, даже на лишнюю пачку арахиса хватает. А арахис это и протеин и углеводы для мозга. Но тот парень никак это не хотел признавать и делал вид что не понимает. Да всё он понимал, когда речь идёт о выпивке, любой язык приобретает свойства интернациональности. И если бы не служители порядка, вызванные им, я бы своего добился.

В общем, вот такой «слаженной» командой, таким «сплочённым коллективом лиц склонных к единодушию во мнениях», состоящей из мрачного шефа и косящего под наивного и полностью осознавшего глубину своего проступка дурачка подчинённого, мы покидали Анталию и направлялись в сторону Кемера. Ситроен ровно стелился по асфальту и посмотреть было на что. Поэтому я отвлёкся от рабочих мыслей, тем более что при нынешнем раскладе они не доставляли мне никакого удовольствия и сконцентрировался на приятном глазу отдыхающего средиземноморском ландшафте.

Мимо взора неспешно проплывали загородные фазенды, виллы, отели, оттеняя вид дышащих свежестью сосновых рощ и неприступных горных круч. В большинстве их что-то объединяло – особенности архитектуры, рассаженные и наверное чудесно благоухающие цветники, пальмочки, создающие ощущение восточного уюта и оазиса счастья. В просветах отельной изгороди сновали облачённые в чёрно-белую или красно-жилеточную униформу чернявые официанты. Видны были ноги или руки отдыхающих, вальяжно высунутые из шезлонгов. Последние как правило переходили в винные бокалы, стеклянные стаканы с коктейлями или оканчивались большими пивными пластиковыми ёмкостями. Шатались в праздничном подпитии по зелёным террасам отдыхающие или блаженно страдая от похмелья, предвкушали новые алкогольные свершения, скрывались в тени, охлаждаясь соком. Входили в зеркальные двери шопогольные наркоманы с охапками пакетов, в этих же вращающихся зеркалах придирчиво или с любовью разглядывали своё солнечное отражение модники и модницы. Покидали отели женщины в панамах и парео, отправляясь на прогулку, выходили наружу солидные по животам мужчины в разношенных пропотевающих футболках и сверкающие бицепсами молодцы в майках с барышнями за ручку, разоблачёнными в писки моды, то есть чуть прикрытые лоскутками тканей.

Я глазел на всё это пиршество 1—2-ух недельного материального существования и пытался отождествить себя с ними, но не очень-то получалось. Я находился по другую сторону баррикады и у меня пока не было даже белого флага, чтобы попроситься к ним. Пытался я также безрезультатно разглядеть аниматоров. Вероятно, они скрывались в глубине отельных территорий.

Некоторые туристические здания выделялись свои необычным стилем. Поразился я огромному лайнеру посреди преимущественно двухэтажного курортного посёлка, который возвышался над крышами небольших шопинг центров, подобно гигантскому айсбергу среди плавучих льдин. Королева Элизабет – перевёл я название этого архитектурного роскошества с застеклёнными отвесными бортами, полосатыми надпалубными трубами и мачтами-антеннами.

Были и отели-дворцы с восточными куполами-минаретами, резными проёмами надземных галерей. Отели с продуманным масштабным ландшафт дизайном, включающим лужайки для гольфа, зеленеющие луга для конных прогулок и поля-стадионы. Маленькие отели домашнего типа с тенистыми верандами, увитыми назойливым плющом, рассчитанные столиков на пять. Были и не примечательные фасадом отели и напротив, отели, столбящие места в памяти без винпоцентина, имеющие у входа статуи наподобие античных – излюбленные места для фотопозирующих, произведения искусства безымянных мастеров, монументы перед входом. Всё это разнообразие проносилось передо мной, мелькая красками, цветами, оттенками, настроением лета.

Вот трасса, безопасно петляя, постепенно вывела машину к морскому пейзажу, услаждающему взор. Море изумительной южной палитры с оттенками лазурного, бирюзового и тёмноизумрудного. Безмятежное море с полупрозрачной гладью, сливающейся вдали с горизонтом. Лодочки, яхты, парусники, катера с бананами и надутыми плюшками, прыгающими по волнам с привязанными туристами, оживляли водное пространство. Несколько островов, основательно заросшие тропическими деревьями, возвышались подобно гигантским ежам. Каково это – жить на таком острове, встречать восход солнца, сидя на береговом песочке, плавать каждый раз в море при появлении такого желания и любоваться закатным маревом?

Наверное, здорово. Уверен – классно. Ситроен рвался всё дальше. Мы ныряли вместе с ним в прохладную темноту тоннелей со своим чарующим гудением проносящихся навстречу машин, подобно огромным шмелям. Вырываясь из этих каменных освежающих пустот навстречу солнечному дню, обгоняли туристические автобусы, важно глотающие километры дорог. Проносились мимо уличных, завлекательных своим беспечным уютом кафешек, мимо цветочно-фруктовых прилавков, мимо частных магазинчиков и сувенирных лавочек со смотрителями-продавцами, разморённо-полусонно глядящих в никуда, погружённые в солнечную дрёму.

Долго ли, коротко ли, когда я уже потерял счёт времени, мы домчались до места моей будущей работы. Ничем этаким примечательным отель не выделялся. Ни тебе причудливых горгулий на крыше или макета взбирающегося по стене Кинг Конга. Ни пизанских пальм, ни английских кустарников в форме чайного сервиза, ни геликоптерной площадки или верблюжьей упряжки у входа. Стандартно слепленное белоснежное крупное здание со стеклянным фасадом и золотистыми двухметровыми буквами «ROSE Residence and Beach HOTEL». Будочки охранников по обеим сторонам от шлагбаума, цветочная клумба перед входом. Красиво? Да, бесспорно. Но не роскошно впечатляюще. Либо здесь заправояют хозяева экономы-скупердяи, не отягощающие себя расходами на шикарную оболочку, либо не склонные к экстерьерному выпендрёжу консерваторы с девизом «ничего лишнего», делающие акцент на профессиональный сервис и качество услуг.

Растолкав задремавшего было Джана, для которого заоконные панорамы были привычны и родственны, я выбрался наружу, потянулся. Хорошо было вновь ощутить себя стоящим на земле, пусть и не родимой. Под предводительством Натали и Ура мы направились в обход главного здания, вдоль травяных газончиков, по вымощенной плитками дорожке. Миновали небольшой бассейн с полупустующими лежаками по периметру. В лицо раз, второй, третий хлестануло морской свежестью, будто мокрым полотенцем, упавшим с пирса. «О, этот дивный запах, им можно даже умываться или заправлять суп из креветок», – подумалось мне. На территории относительно безлюдно. Я отметил разрозненные группки туристов, потенциальных объектов моих будущих развлекательно-направленных действий. Моё внимание привлекла сцена, выкрашенная в чёрный матовый цвет, с крышей-навесом и ступеньками, ведущими на помост. Задник был тоже цвета ночи. Я подавил желание заскочить на неё и показать свежую пародию на Мерлина Мэнсона, оставив эту идею для более подходящего момента, а то неровен час, Натали вспомнит про надуманный и бесшабашно указанный в резюме титул «казачок-2005» и велит продемонстрировать искусство казачьего танца.

Неподалёку от сцены находился второй бассейн, покрупнее, с двумя аква-горками, исторгающими мчащиеся потоки воды. Одна традиционно была закручена в спираль. Вторая в виде горки. К этому бассейну прилегал бар мест на 30, накрытый бежевым тентом, создающим тень. За чёрной сценой скрывался ещё один бар, в тени деревьев. За этими же тенями скрывался шатёр кальянной. В кальянной кто-то пыхтел, испуская дивный яблочно-винный аромат. Там-то мы и повстречали доблестную команду аниматоров в количестве трёх человек, развлекающую группу туристов, состоящую из такого же числа особей отдыхающего пола. Все шестеро играли в дартс, бросая дротики в щит, закреплённый на изрешечённом от подобного времяпрепровождения стволе толстого дерева. Кто из них аниматор, а кто турист – разобрать не представляло труда даже для дрессированного дельфина. Аниматоры двигались, почёсывались, кашляли, крякали, создавая иллюзию оживлённости. Гости же эту иллюзию аквтиности пытались всячески развеять своей монуменальной неподвижностью и однообразием позы, словно позируя для художественного полотна.

Обязанности в обеих группах были строго распределены по ролям. Несмотря на отсутствие режиссёра от сценария никто не отклонялся и такое положение дел устраивало обе стороны. Первый, очень худой аниматор называл цифры, выбиваемые на щите, разными языками, поражая техасски-таджикским акцентом, второй записывал их на сверхзадрипанный клочок бумаги, периодически роняя ручку то ли от усталости, то ли наоборот, чтобы поддерживать себя в тонусе приседанием и тем самым не впадать в дрёмную кому. Третий, наиболее подвижный, был в роли терьера – сновал от туристов к дереву и обратно, принося в руках дротики. Так же распределились по ролям и отдыхающие. Первый протяжно зевал, пытаясь продемонстрировать миру остатки завтрака, второй – раз в минуту размеренно прикладывался к пивному доброму размером стакану, третий турист, не слизавший ещё всё молоко с порастающих пушком губ, маятникообразным движением упорно ковырял шлёпкой цементное меж плиточное пространство, отвлекаясь только на усилие для броска дротика.

Атмосфера общей безысходности роднила и сближала эти две группы. Разливающиеся от них печальным маревом волны тоски и апатии, казалось, накрыли и овладели мною. «Беги!» – закричал мне первый внутренний голос. «Спасайся!» – возопил второй диспетчер. «Будь мужиком!» – как-то невпопад воскликнул третий.

Что же это такое? Где веселье, задорный смех, шутливая беззаботность, которую я себя представлял. Неужели это и есть та работа, ради которой я преодолел тысячи километров – быть безрадостным пастухом среди унылых серых туристических мышей. Неужели я обречён несколько месяцев кряду выполнять одну из этих скучных ролей? Монотонно выковыривать дротики из коры дуба, или записывать баллы, до которых никому из играющих нет дела, на обрывок туалетной бумаги, или называть наобум, не глядя на результат и засыпая на словах неведомые цифры, повергая в ещё большее уныние, близкое к заупокойной скорби, пофигистично настроенных туристов?

Своим появлением мы разрушили эту постутопическую идиллию коллективного несчастья, и группы распались. Аниматоры, как мне показалось, с видимым облегчением, поспешно устремились к нам, изображая не наигранную радость. Туристы с неменьшим облегчением, сбросив пуд немотивированного навязанного досуга, продолжили заниматься своими делами: углублённым зеванием, пивным распитием и экспресс-изнашиванием шлёпка методом плиточного ковыряния. Натали, поджав губы, сделала про себя выводы относительно увиденного. То, что здесь происходило, явно не было образцово-показательным выступлением для начальства.

Аниматоры заметили этот взгляд, веско характеризующий что думает строгая дама в брючном костюме о подобном времяпрепровождении. Туристы же, которые остались в стороне, выглядели жалко, словно надоевшие игрушки, оставленные без внимания капризным малышом и сводили на нет всю напускную жизнерадостность бравых аниматоров. Не знаю, кто или что довело их до этого вида – пассивная бездеятельная жизнь всёвключённых, хроническая непереносимость солнечных ванн, отравление морепродуктами или неприятие организмом оздоравливающего морского климата, а может и убивающие позитивный настрой условия проживания внутри отеля. Или они с детства росли такими серыми сонными интровертами. Так или иначе, выглядели они сейчас не теми отдыхающими, с которыми я был бы рад провести досуг. Любой здравомыслящий человек предпочёл бы день заточения в карцере без еды с обязательным прослушиванием лучших песен Филлипа Киркорова – пяти минутам, проведённым в этом ботаническом обществе.

Первый из будущих аниматоров с кем я скрестил ладони, оказался некто Егор, как выяснилось – сын Натали. Слащавого вида хлопец с копной миелированных волос, с нижней губой продырявленной серебристой бусинкой, с пробитым серьгой ухом и подведёнными тушью глазами. Шея была обмотана клетчатой арафаткой, а голос хлопца надсадно хрипел, что свидетельствовало либо о простуженности горла, либо он был выведен из строя вечерней попойкой, либо заплывом в непрогретом море. Матери открыто говорить о мужских попойных делах не всегда следует, поэтому Егор, как я и предполагал, выбрал для объяснения своей тональности версию с морским заплывом.

– Из России? – вопросил меня миелированный, закончив отчёт о своём сверхприлежном поведении перед матерью. – Какой город?

Не дождавшись упоминания Москвы или Питера, он потерял интерес к провинциалу и затараторил на турецком с Джаном. Вторым незнакомцем, оказался, судя по приколотому к футболке перевёрнутому бейджу, некто Мустафа, или Мусти – как ласково представил он сам себя. На голове у отца таланта – Мусти красовался гребень волос, заботливо уложенный волос к волоску с тоненькой косичкой на границе шеи, увенчанной бусинкой. Чрез мочку уха проходил шуруп, а запястья обвивали кожаные наручи. Печальный взор, больше присущей уставшему от мирских сует поэту или разжиревшему домашнему коту, понявшему бессмысленность поиска смысла жизни в еде, но не имеющему силы отказаться от оной, выдавал натуру лютниста – романтика, нуждающегося в изобилии женского внимания. Вихрастый Мусти, в довесок к взгляду, также оказался обладателем бархатного голоса, вмиг утратившего радостные нотки, когда он осведомился у Натали об обещанной зарплате и возможности её скорого получения. Перспектива оказалось не столь скоро ожидаемой, поэтому ещё более печально простившись с нами, как будто бы навеки, он отошёл в сторонку попереживать и всгрустнуть. Я обеспокоился, как бы эти финансовые новости не принудили его задуматься о бренности влачения земного существования. Не обратили бы его взор в сторону бескрайнего морского простора и не направили мысли в русло об исследовании шлейфа морского дна в поисках входа в мир усопших. Но Ур, видимо, также своевременно оценил ситуацию и поспешил вывести из депрессии своего работника живительной силой беседы и силой рук, умело встряхивающих плечи подопечного.

Апофеозом знакомства стал мистер Боб. Я сразу не мог сказать, кого он мне напоминает больше, хромого ворона, въедливую цаплю, не самого удачного двойника Чарли Чаплина или хитрого визиря из персидских сказок. Он, скрывшись в тени, подобно серому кардиналу, давно наблюдал за нами оценивающим пронзительным взглядом из-под низко, до самых чёрных глаз, затянутой по-пиратски чёрной банданы. Кого он видел? Конкурентов на пути карьерной лестницы? Мух, вторгшихся в паутину дворцово-отельных интриг? Разводчиков чау-чау, ищущих новый рынок для сбыта просроченных собачьих консервов? Или же новых друзей? Кто знает? Такой взгляд мог скрывать какие угодно мысли, даже самые безумные, вплоть до ограбления киоска «союзпечать». Небрежно и по возможности чинно, то шаркая правой ногой то волоча её за собой, он подошёл к нам с Джаном.

– Боб! – представился он по-царски, протягивая руку ладонью вниз, словно для лобызания, смело ожидая, что от одного этого слова должны подкоситься колени и пересохнуть в волнении горло. Его худое лицо немного исказилось, крючковатый нос хищно загнулся, кинжальный взор сверх обострился, когда я пожал ему руку. Мне показалось или между нами в этот момент действительно промелькнула чёрная кошка. Растирая ладонь пожатой руки, он что-то прошипел на своём наречии. Наверное, я переборщил с интенсивностью пожатия. Впрочем, судя по его жилистой и близкой к анорексии фигуре, ему хватило бы даже половины дозы ладонного приветствия. Не переставая метать в мою сторону гневные взоры, он решил воздержаться от нового рукопожатия с Джаном и кивком поприветствовал того. Услышав от толстячка с лицом буддиста, что он шеф, Боб почему-то растерялся, растеряв пафос визиря и побледнел в и без того изменившейся физиономии. Из последующей перепалки его с Натали, я определил, что роль шефа в доблестной команде аниматоров Rose отеля он отводит себе и не собирается мириться с появлением какого-то Джана, претендующего на ту же роль. Он до того раззадорил себя яростными речами, что мог бы не избежать участи подвергнуться самосожжению то бишь воспламениться, но тут вновь вовремя возник Ур. Он стиснул его за плечи с такой силой, что воздуха для брани у мистера Боба не осталось и отвёл его в сторону, подальше от глазеющих на это действо туристов, которые на короткое время даже забыли о своей программе дня – зевать, пить и рыть шлёпком суэцкий канал.

– Алекс, займись ими, – скомандовала Натали, также заметив нежелательное внимание со стороны всёвключённых к внутрикомандным разборкам.

Полминуты мне понадобилось, чтобы идентифицировать себя с Алексом, так как до сей поры был чаще Сашей, Сашенькой, Саничем, Сашкой, Александром, Саньком и крайне редко Шурой. Затем, ощущая небывалый подъём энтузиазма, преимущественно от командного голоса Натали, чем от лицезрения тех, коими надлежало заняться, поспешил исполнить первое поручение.

В поисках поддержки, советов и инструкций и финалисток конкурса «хочу на обложку „Maxim“», я огляделся. Все компаньоны-аниматоры были заняты, а роскошных девушек поблизости не наблюдалось. Боб и Джан, объединённые Уром в спорящее трио, сотрясали воздух, предъявляя свои регалии на должность шефа. Егорка, расположившись на террасе, преспокойно попивал сок в маминой компании. Мусти фрустрировал на пристеночной скамейке, заливаемый солнечными лучами, создающими резкий контраст с тёмной от загара и финансового фиаско физиономией, и плавал где-то в забытье вселенского горя.

Так я оказался один в непосредственной близости от погружённых в депрессию людей. Предстал перед семейной парой двух возрастных флегматичных бегемотиков, один из которых уже довёл себя включённым пивом до кондиции монашеской отрешённости и невозмутимости Ваньки-встаньки, и долговязого слегка нескладного подростка лет 14-ти, вооружённого шлепком-лопатой. Он находился где-то на этапе противопоставления себя обществу, имея выраженный призыв – потребность к разрушению, в чём успела убедиться плитка. Да-а, вернее мда-а-а, эти экземпляры всевключённых оказались вовсе не похожими на тот идеализированный облик, который я сам себе создал в виде развесёлых, стройных, игривых, загорелых девиц или самоуверенных панибратских парней-удальцов, добродушных семейных мужичков или задорно-симпатичных барышень в возрасте получения второго высшего образования.

Познаний в дартс-игрище у меня практически не было, навыков прицельного метания дротиков тоже. Да прежде я и не считал дартс интересным занятием. Я ему отводил место между игрой в городки и фрисби. То есть если тебя заперли надолго в комнате, где только четыре стены, пол, потолок и дартс, то отчего бы и не попробовать пострадать ерундой пару минут, в паузах между попытками найти выход. Но вот пришла пора модернизировать точку зрения. Тем более, я позиционировал себя перед Натали как аниматор с тележкой опыта по стнадартным развлечениям. Поэтому отступать, демонстрируя профнепригодность, оправдываться, что в Египте среди анимационных программ дартс непопулярен, и, возможно, тем самым дать начальству повод усомнится, а был ли этот анимационный опыт в отелях Хургады и Шарм ан Шейха, не стоило.

Вначале, как водится, я, конечно, струхнул, сомневаясь получится ли у меня занять это туристическое трио из двух homo-бегемотикус и одного подростка. Поджилки ощутимо тряхануло, один из внутренних голосов стал напоминать мне о том, какой я неудачник, лузер и предрекать провал с последующим изгнанием и лишением права заниматься анимационной деятельности до пенсионного возраста. Сдержав трусливый порыв раствориться в воздухе или присоединиться к горестному Мусти, я решил продемонстрировать насколько увлекательным может стать дартс, если применить к нему метод творческого сумасшествия. Ничего другого по сути и не оставалось. Обычный дартс при таком скоплении таких гомосапиенсов действительно был бы провальным. В итоге, минут через пять после первого броска вокруг меня собралось не менее дюжины разномастных, оживлённых как бандерлоги всёвключённых, в дереве добавилось внушительная порция новых колотых отверстий и оно лишилось значительной части своей коры и величия. Количество метательных дротиков сократилось с пяти до двух. Один из них с плеском скрылся в бассейне после очередного броска. Второй унёс на своём теле, вернее его филейной части, похмурневший официант, мысленно составивший на меня фоторобот со спецэффектами в виде языков пламени, которые источали его глаза. Это произошло ненамеренно. Как я уже отмечал, навыков прицельного бросания дротика у меня не было, а показывать пример подопечным как-то надо. Поэтому так всё произошло. Я залихватски крякнул, метнул дротик, промазал мимо дерево, и в ответ прозвучало ответное, но не столь залихватское кряканье. Моих начальных познаний в турецком покамест было недостаточно, чтобы деликатно извиниться перед гарсоном и потребовать обратно свой дротик. Английский язык меня не выручил – из-за того что официант был слишком расстроен своим положением человека мишени. С дротиком в правом полупопошарии, он не мог адекватно общаться. Его хватало лишь расточать проклятия и искать виновника ситуации. Поэтому мне пришлось присоединиться к всеобщему смеху отдыхающих, что лишь усугубило его негодование. И не скажу, что я сделал это с неудовольствием. К стыду своему я смеялся всласть, быть может даже громче остальных, тыча перстом и корчась туловищем при попытках гарсона выдернуть шип из заднепричинного места. Тут мне показалось или по соседству опять промелькнул силуэт чёрной кошки.

Ну а третий дротик кто-то спёр. Я лично подозревал лопоухого веснушчатого паренька, бубнящего на немецком. Он чересчур заботливо поглаживал остриё дротика перед каждым броском, крутил его между пальцами, втыкал себе в ладошку, облизывая пересыхающие губы, что, по-моему мнению, выдавало в нём потенциального коллекционера холодного оружия.

Всевключённые бросали дротики под моим чутким руководством различными способами. Что я сподобился придумать за столь короткое время, то и воплотил.

Был раунд бросков от бедра, как метают ножи некоторые киллеры. Метали с разбегу, хлопая ладонями по губам на манер североамериканских индейцев или просто неприлично завывая. Бросали все снаряды сразу, балансируя на одной ноге и с двух рук с разворота. Метали из позы сумоистов, изготовившихся к борьбе и через танцевальное па. Самая непростая для меня задача состояла в не том, чтобы придумать эти варианты бросков, а чтобы отучить гостей кидать дротики в официантов. Ведь сначала играющие так и подумали, что с человеком-мишенью был показательный пример. Попадёшь в официанта – сразу плюсом 50 очков. Откуда пошла эта информация я не понял, сам же ничего такого не говорил. И подозреваю, что лопоухий паренёк-коллекционер способствовал тому, чтобы эта идея прижилась на какое-то время. Подвезло, что не все оказались столь меткими как я и покалеченных официантов не прибавилось в отличие от седых волос в моей шевелюре.

Между тем вырисовывались два лидера состязания. Милашка Сью и Полковник. Как звали на самом деле милашку Сью я не знал, поскольку записал всех метающих-отдыхающих в листке набора баллов под прозвищами. А прозвища раздал после того, как не смог добиться от двух дойчеговорящих туристов их имена. Я их окрестил как Ахтунг и Зергут. И это прижилось. Им понравилось, особенно как я их торжественно объявлял перед бросками. А с милашкой Сью так вышло, потому что и в самом деле девушка была хороша, с чуть завивающимися тёмными локонами и карими глазками – как ангелочек в светлой маечке и джинсовой мини юбке.

Что касается Полковника, он был русским. О военном прошлом свидетельствовала военная выправка, усы и носки в сандалиях. О том, что оно прошлое – начинающийся от шеи живот, командно-фуражечная лысинка и безумный полупьяный взор, присущий отставным офицерам. Он полагал, что я на его стороне, поэтому дружески похлопывал меня по плечу, приятельски ударял в живот и, наверное, видел, как я завышаю ему баллы попаданий. И он был в чём-то прав, так как головой я понимал, что если Полковник не победит, то он может расстроится. А я уже нахватал себе необязательных неприятельских отношений, включая Джана, Боба и человека-мишень, который привёл своих знакомых официантов и, указывая им на меня, очевидно обсуждал план расправы с тем гнусным нахальным новоиспечённым аниматором, подло засадившим ему дротик в мягкое анатомическое сиденье.

Получилось так, что я решил сделать финальный раунд между Полковником и милашкой Сью, дабы выяснить, кто лучший игрок в дартс. Задача была проста: водрузить стаканчик с пивом себе на голову, сделать три оборота вокруг себя и бросить дротик в щит. Опять же военное прошлое и армейский квадратный череп не подвели Полковника и он, угрожающе раскачиваясь и направляя дротик на окружающих во время манёвра с тройным оборотом, чем вызвал немалые переживания и предынфарктные состояния, сумел поразить цель, не расплескав напиток. У милашки Сью всё прошло не столь гладко. Во время кружения её рассмешила подружка, спародировав напряжение лица кандидатки на победу. И милашка невольно опрокинула шатающийся на причёске стаканчик, устроив дополнительный конкурс мокрых маек, чем, безусловно, порадовала присутствующих.

Я объявил Полковника победителем и уже готовился принимать поздравления от самого себя с успешно проведённым первым мероприятием, как услышал нетрезвый возглас победителя:

– А сыпыр ик-ихра буит?

Никакой суперигры я устраивать не собирался. И решил проигнорировать вопрос Полковника, снимая щит с дерева. Но это жест окончания был истолкован неверно, о чём свидетельстовало радостное военное мычание. Пришлось прикрепить щит на себя и надеяться на чудо. Но тут посмотрел на ставшую более неадекватной физиономию Полковника после выпитого призового стаканчика, оценил его горизонтальную неустойчивость на 2 балла из десяти, тем самым приравняв его к эпилептику-канатоходцу. Поэтому предпочёл завязать ему глаза, одолжив у одного из гостей бандану, после чего спрятался за деревом. Окружающие не выдали меня, а их смех Полковник принял за одобрительные возгласы и на удивление метко поразил дерево двумя бросками, где-то на уровне моего лица. Я сглотнул с облегчением, быстро перевоткнул дротики с дерева в щит, успев сделать это до того, как опасный игрок справился со снятием повязки и, улыбаясь, воззрился на щит.

– Въы ялочко! – довольно промурлыкал Полковник и ещё немного помутузил меня по животу, в знак одобрения.

Итак, к завершению состязания в дартс я украсил свой живот синяками и пополнил свой же анимационный счёт благосклонным отношением Полковника, усилившейся неприязнью Боба, негативно воспринявшим вести о пропаже трёх дротиков, и зародившимся недоброжелательным отношением ко мне кальянщика Яши. Он лишился всех немногочисленных на тот момент 2-ух посетителей раскинутого шатра, переманенных моим развлечением и разразился жуткой бранью с киданием использованных мундштуков в мою сторону.

Наступала великая пора обеда, о чём возвестил заёрзавший на скамейке Мусти. Скорбь и печаль скоропостижно покинули его и он преобразился. Глаза засверкали, заиграли предвкушением чего-то невиданного, ноги задвигались и понесли его навстречу манящим запахам из распахнутых дверей ресторана, находившегося неподалёку.

– Алекс, давай. Можна кушать, – произнёс он магическую фразу, которая чудным образом наполнила мой рот слюной. Ведь последний раз я ел, пролетая где-то над восточной Европой.

Следом за вожделенно устремившимся к ресторану Мустафой я вторгся в просторное помещение. Глаза мои наткнулись на множество серебристых кастрюль-ящичков расположенных на подставках кухонных арматур. Кастрюльки стояли дружными рядками, как братья близняшки. Каждая сопровождалась табличкой смутно ведающая о содержимом. Крышки их были заманчиво приоткрыты и давали больше информации, источая вполне съедобные ароматы тушённых овощей, жареного картофеля, грибной запеканки, соусов, подлив, а некоторые приманивали голодающих вроде меня мясными парами. Напротив приковывали голодный взор ладьи с разнообразными салатами, от ярко-угрожающих расцветок как в мире насекомых – предупреждающих: «Не ешь меня», – так и до знакомых сочетаний простонародных овощей. Вооружившись тарелкой, я быстро набрал что-то уже известное мне, как незарегистрированному российскому члену общества пищепотребителей. В результате беглого обхода и громыхания крышками на тарелке архангельского первопроходца аниматора вырисовывалась теплая горка картошки фри, соседствующая с бултышкой кетчупа и майонеза, жаренное мясо неизвестного земного животного и салатно-овощной гарнир.

Мой первый честно отработанный обед прошёл великолепно, с голодухи на лучшее было бы грех расчитывать, но всему хорошему рано или поздно приходит конец. Так случилось и сейчас. Я уже завершал обед, сбавив обороты утилизации еды на регулятор «почти сыт», как ко мне подсела Натали.

– Алекс, ты почему обедаешь один? – вопрос был задан обычным учительским голосом, но было в нём что-то от лёгких облачков на горизонте, которые могут мгновенно при приближении преобразоваться в тёмное штормовое небо с грозовыми разрядами молний.

Я припомнил, как аниматоры в Египте дружно принимали пищу вместе, по семейному, за одним большим столом, специально для них отведённому, перебрасываясь шуточками и иногда шаля друг над другом. Я же здесь обедал один за столиком, поскольку Мусти куда-то запропастился, Егорка разделял трапезу с гламурной на вид московской туристической общиной молодых парней и девчонок. Боб и Джан только сейчас, всё ещё пребывая в дискуссионном споре, возникли в зоне самонакладывания пищи. Натали продолжила:

– Аниматоры должны питаться в «Рoзе» (Роза (разг.) – Rose Hotel) вместе с отдыхающими. Это тоже ваше рабочее время. Кушаете с ними, рассказываете о проводимых мероприятиях, приглашаете на них, производите хорошее впечатление. Потом, при выезде они заполняют таблички с отзывами. А уж отзывы – это ваш показатель работы. Если они плохие или их нет, это ваши проблемы, которые решаются увольнением.

Я промычал, понимающе кивая, нечто утвердительное в ответ, и поведал, что не знал данного факта. Мол в Египте мы – аниматоры ели все вместе, дружной общиной, а с гостями напротив обедать не разрешалось. Но Натали эти подробности устава чужих монастырей не заинтересовали. С другой стороны сядь я сейчас с гостями, что я мог бы им нарасказывать о проводимых мероприятиях и анимационном расписании, сам ещё толком в нём не ориентируясь? Но чувствовал, что и здесь на снисхождение от Натали не натолкнусь, поэтому заверил её, что в будущем исправил эту оплошность и отбыл, откланявшись.

На выходе из ресторана я наткнулся на материализовавшегося из воздуха Мусти.

– Плохо, да? – спросил вихрастый рыцарь печального образа и сам же ответил. – Какашка.

– Что какашка? – переспросил я.

– Это что, Алекс? Всё работать, работать. Денег неможна. Здесь работа, там – работа, ням-ням – работа. Работа – какашка.

Я невольно согласился – так экспрессивно он это выпалил. Мы поговорили ещё о положениях аниматорского мироздания, общаясь на английском. Сезон только начинался, туристы несколько дней назад только стали заезжать. Затем я наткунлся на первое турецкое противоречие. В разговоре Мусти утверждал, что они втроём, он мистер Боб и Егор уже с месяц вкалывают здесь как волы. Но мне не захотелось начинать знакомство с сенсационных разоблачений и выяснять, как они здесь работали с месяц, если отдыхающие появились только сейчас. Может на манекенах тренировались, кто знает.

Пришла пора заезжать в отведённые апартаменты. На некоторых форумах я встречал восторженные записи аниматоров, как им – «Ааааа! Суууупееер!» – отводили за счёт отеля целые бунгало на команду, и они счастливо коротали в них свободное время, проводя выходные дни и часть ночей в весёлых попойках, преисполненные нежным отношениям к работодателям.

Следует упомянуть, что Rose Hotel в Кемере представлен несколькими корпусами. Первый Rose residence and Beach – пятизвёздочный, где я только что отобедал, находился на первой береговой линии и состоял из двух моноблоков корпусов. Один с лобби-баром, второй моноблок с рестораном, каждый со своей зоной ресепшена. А через дорогу от пятёрки, на второй береговой линии, располагалась одна 4-ёх этажная Rose Resort, имеющая статус 4 звезды. Ресепшэн – или административная зона оформления въезжающих, ресторан, мини-бутики, фитнес-зал, бассейн, бары и кроличий загон. И справа от Rose Resort, взятая отдельным забором в клещи, трёхзвёздочная Rose, как мы её называли – маленькая Роза – трёхэтажная, состоящая только из спальных номеров. С будкой охранного поста, часто пустующего в дневное время – рядом с оградой. Туда то мы и направлялись с Мусти, Джаном и багажом. Само здание малой Розы было не выделяющейся, приглушённой, кирпичной раскраски, большей частью скрытое близко-посаженными декоративными деревьями. Внизу проглядывали окна дополнительного, подвального этажа с балкончиками, основанием утопающими в грунте. Лицо человека, задумай он выйти на такой балкон, оказалось бы вровень с моими коленями. На территории, перед фасадом, также находился бассейн, хотя по размерам сия купальня была ближе к слоновьей ванне. В настоящий момент он переживал не лучшие времена да и засуху, судя по листьям и мусору, скопившимся на его дне.

Мустафа поделился с нами радостью, что летом, в разгар сезона, он будет наполнен водой и отдан в наше пользование для весёлых ночных попоек. Я представил, как мы здесь будем зажигать с тщательно отобранными для подобного времяпрепровождения девицами, с музыкой, с выпивкой. Представил себя, делающего сальто в подсвеченную ночную воду. Взгляд наткнулся на использованный аксессуар для половых утех, устроившийся по центру чуть влажного дна, в гербарии из подмокшей травы и радужная картинка потеряла свою целостность и поблекла.

Внутри здания – эхотворящий холл, и по внутреннему устройству корпус походил на французский знаменитый форт Боярд. Вернее сильно уменьшенную копию, лишённую к тому же массы интересных деталей. Четыре пальмовые кадки по углам, пара диванчиков в холле и два верхних яруса с дверными проёмами. На второй и третий ярус ведёт винтовая лестница, дающая начало перилам, проходящим через весь этаж вкруговую. Сейчас турецкий форт Боярд выглядел как перед реставрацией и пустовал в ожидании своего Паспарту.

Напротив ожидаемого мною заселения на первый этаж или верхние ярусы, Мусти повёл нас вниз по бетонной лестнице в сумрачный подвал, который резко выделялся сырым запахом постиранного белья с вкраплениями заплесневелости. На анимацию отель выделил 2 комнаты. В одной проживал Егорка, в другой турецкоподанные Боб и Мустафа. По беспорядку, развалу и степени захламлённости, комнаты словно негласно соревновались меж собой, чья больше будет напоминать логово разбойников-грязнуль. Не перепутать их можно было только по количеству вскопанных как огородная грядка кроватей. Я затащил свою поклажу в ту комнату, где одно из двух имеющихся спальных мест претендовало на свободу, сгрёб хлам наваленных шмоток с неё и присоединил к куче на соседней койке, тем самым выбрав своим сожителем Егорку. Джан, пыхтя, потащил свой чемодан в другую дверь, где общее число кроватей равнялось трём.

Свободного места в комнате оставалось в аккурат для маршрутов, больше похожих по размеру на лесные тропинки, проходящих от кровати в ванную и от кровати на балкон. Пять человек, одномоментно присутствующих в комнате, превратили бы её в аналог сельдевой бочки. Что и продемонстрировала команда аниматоров, набившихся в нашу комнату, когда я разбирал вещи, а Егорка с недовольным видом обманутого старьёвщика бурчал, разглядывая своё же тряпьё, переложенное на его койку, и обдумывал, где же теперь его размещать, так как место под кроватью, в тумбочке и за ней тоже было забито грязной одёжкой.

Разговор шёл сугубо на языке продавцов пахлавы, из которого я не бельмеса не понимал, к вящей радости Боба и Джана, видно заключивших временное перемирие и объединившиеся перед лицом общего врага. Впрочем, Джан как-то поостыл в своих негативных чувствах ко мне в отличие от мистера Боба, не простившего мне крепкого рукопожатия, потерю дротика и внешность кинозвезды. Это предвещало кое-какие трудности ещё неизвестному в широких и узких кругах и в буржазийных кулуарах русскому аниматору, обладателю вымышленного титула «казачок-2005».

Стало быть третья глава

Описательно-сопроводительная.

«Энтранс» – как формообразующее свойство среды. Предпосылки создания и условия развития.

Глава не содержит гмо, консерванты и красители. Британскими учёными рекомендовано читать натощак.

Страницы: 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

Вторая история о приключениях экипажа «Чёрной каракатицы», волею судеб поднявшей пиратский флаг.Сове...
В этой книге собраны эзотерические стихотворения, философские, стихи о любви, о поразительном чуде ж...
Цикл стихов о Ню, о Карадаге и Любви создавался автором на протяжении нескольких лет. Ню — образ кра...
В книгу вошли истории из жизни автора, рассказы о времени и людях, живших в конце XX века в одном си...
Что такого необычного может дать человеку волна и доска? Ответы – в книге Никиты, русского инструкто...
Высоко в небесах, недоступный чужому взгляду, испокон веков существует прекрасный город Асгард. В эт...