The Телки. Повесть о ненастоящей любви Минаев Сергей

Лена

  • Гудбай, Америка,
  • Где я не буду никогда.
  • Услышу ли песню,
  • которую запомню навсегда?
Наутилус Помпилиус.Гудбай, Америка

– И ты уже все решил для себя?

– Да. Absolutely… абсолютно.

– И когда ты собираешься уехать в Штаты?

– Еще пару лет, honey. Получу пост head of purchasing, осуществлю some investments, и все. Быст ро делать карьеру и состояние можно только в России, you know… а делать investments и жить я хочу в America…

– Наверное, ты прав. – Она отпивает из бокала вино. – Скорее всего, прав. Мать русская, отец американец. Ты думаешь по-английски, а говоришь по-русски. И еще у тебя такой приятный акцент… – Она дотрагивается до моего запястья кончиками пальцев. – Тебе тяжело здесь?

– You know… – Я согласно киваю, поднимаю бокал на уровень глаз и смотрю сквозь него на пламя свечи. – Смотря как себя позиционировать. Иногда я чувст вую, что застрял где-то in between, понимаешь? Между Америкой и Россией. Как-то сложно все, понимаешь?

На Лене черный костюм в тонкую фиолетовую полоску от… не знаю от кого. Выглядит как Patrick Hellmann, но, по моим прикидкам, Лена не зарабатывает на Patrick Hellmann. Под пиджаком белая рубашка, расстегнутая до середины груди так, чтобы было видно красный бюстгальтер. Она часто надевает на наши свидания красное белье. Это знак страсти или свидетельство того, что в детстве она смотрела слишком много дешевой эротики типа «Дикой орхидеи»? Скорее всего второе. Практически все девушки в России смотрели «Дикую орхидею», иначе как объяснить выбор столь пошлого названия для крупнейшей сети магазинов, торгующих нижним бельем и купальниками? Представляете? Большая часть женского населения страны в возрасте от 25 до 40 лет думает, что настоящая страсть – это плохо снятая сцена с Кари Отис, которая фальшиво играет распаленную девственницу с воткнутым в волосы цветком. Впрочем, грудь у Лены натурального третьего размера. И это компенсирует ее детские кинопредпочтения.

На ее левой руке широкий, сплетенный из серебряной сетки браслет от Tiffany, который я подарил ей на Восьмое марта. Периодически она приподнимает руку, заставляя браслет съезжать вниз. Лена сидит нога на ногу, и я уверен, что в этот момент она качает правой ногой с наполовину снятой туфлей Ferragamo. Ближе к концу ужина она ее сбросит и примется засовывать свою ступню мне под брюки. Не потому, что ей это действительно нравится, а потому, что героиня «Дикой орхидеи» делала так же. Или «Основного инстинкта»… Впрочем, какая разница?

Выглядит она на двадцать восемь, всем говорит, что ей двадцать семь, а на самом деле ей уже полгода как тридцать. Два раза в неделю Лена посещает фитнес «Петровка-спорт» (там нет бассейна, зато у нее корпоративный абонемент), три месяца врет всем, что собирается заняться йогой с личным тренером, раз в месяц (иногда реже) красит волосы и стрижется в Jacques Dessange (о существовании Tony&Guy она пока не знает), предпочитает фотоэпиляцию bikini-line лазерной, время от времени запаздывает с восковой эпиляцией ног и носит гелевые ногти (предпочитая яркие цвета), тогда как мне больше нравится французский маникюр. Лена не посещает ночные клубы (цвет лица), не курит (цвет лица) и частенько противодействует попаданию спермы на лицо (казалось бы!). Пьет исключительно вино (в ее холодильнике я как-то видел и пиво), раз в два месяца сидит на диете по кому-то там. Предпочитает рестораны японской или итальянской кухни, скорее из-за социального статуса, нежели из-за вкуса.

Полгода назад она сделала первый взнос на новую квартиру (судя по плану, уродливый монолит в районе Бауманской, 120 квадратов и «нулевой цикл»). Ее нынешняя квартира в Перове обставлена в соответствии с правилами фэн-шуй в псевдокитайском стиле (IKEA, разбавленная дорогими светильниками и аксессуарами, привезенными из загранкомандировок). Она утверждает, что помешана на минималистском дизайне, что, скорее всего, красивая выдумка (пару раз я видел в ее спальном шкафу плюшевых зайцев и мохнатую розовую подушку). Лена не замужем и не обременена детьми, потому что последние пять лет сосредоточена на карьере аудитора то ли в PriceWaterHouse, то ли в Deloyt, или где-то еще – никак не могу запомнить. Она стремится выглядеть как настоящая европейская бизнесвумен, опла чивая свою часть ресторанного счета золотой AmEx. В тридцать лет она занимает пост заместителя начальника департамента и, должно быть, получает около четырех тысяч долларов в месяц. Ее речь изобилует англицизмами. Например – «это слишком overestimated проблема», говорит она подруге, оплакивающей убежавшего любовника. Ездит Лена на шестой Mazda, взятой в кредит. Ну, это вы и без меня поняли.

– Как-то сложно все, – повторяю я и ставлю бокал на стол, не отпив.

Лена отворачивается. Я замечаю, что ее глаза становятся влажными. Или это эффект освещения? Какое-то время мы сидим молча. Интересно, о чем она думает? О том, как сложно жить в России человеку, чей внутренний мир разрывается между традиционным американским прагматизмом и пресловутой русской духовностью? Или о том, во что трансформируются наши отношения? Например, сможет ли русская женщина с прекрасным именем Елена сделать из экспата русского? Вернуть его к корням, и все такое… Судя по тому, что временами по ее лицу пробегает тень и она морщит лоб, пытаясь прогнать какую-то мысль, внутри Лены идет борьба. Или напряженный мыслительный процесс. Или все вместе. Она все еще гладит мое запястье.

– Знаешь, – Лена снова поворачивается ко мне, – я поеду с тобой… я не могу без тебя. – В ее зеленых глазах уже нет слез. На типично русском широкоскулом лице читается решимость. Она поправляет браслет, затем слегка закидывает голову назад и подхватывает руками длинные светлые волосы (зачем она так их осветляет, непонятно. Кажется, в оригинале она русая). Она улыбается одними уголками пухлых губ. – Мы поедем в Америку вместе. Понимаешь? Ты и я… К тому времени у нас уже будут блестящие карьеры. Ты возглавишь какой-нибудь департамент в WalMart, я продолжу работать в финансах в BONY, Citibank или JP Morgan Chase… И наши дети будут американцами. В крайнем случае, нам поможет твой отец. В крайнем случае…

И все это она говорит таким тоном, будто вопрос уже решен. Хотя за все шесть месяцев я ни разу не предлагал ей ехать со мной в Америку. Ни единого раза! И эта ее решимость, особенно последние слова, произнесенные с некоторым нажимом, заставляют меня поверить в то, что у Лены все серьезно. И что самое главное, по расписанию. Чтобы не выдать охватившего меня волнения, я снова соглашаюсь, киваю и говорю:

– Блестящие карьеры у нас будут гораздо раньше, honey. Так что помощь моего отца не потребуется. К тому же я не люблю никого просить. I hate it, you know! – Я обворожительно улыбаюсь и поправляю левую запонку от Paul Smith. Лена счастливо улыбается в ответ. Мы чокаемся, отпиваем вина, тянемся друг к другу губами. Целуемся. Глаза Лены искрятся. Мы снова целуемся. Со стороны кажется, будто у нас помолвка, хотя это и не так. Наконец приносят горячее, и мы замолкаем, увлеченные едой… или размышлениями о будущем.

Лена ест фаланги краба в кисло-сладком соусе, я – спагетти с мясом краба и томатным соусом (странное сочетание, но довольно вкусно). До этого у нее был тар-тар из тунца, а у меня сашими из лосося с кресс-салатом. И все это в сопровождении Vermentino из Bolgheri от Antinori. Потом будет кофе, а от десерта мы, скорее всего, откажемся.

Я рассказываю все это не с тем, чтобы продемонстрировать, как хорошо мы разбираемся в гастрономии, а просто чтобы вы поняли, что мы – молодые профессионалы, yuppie, если хотите, которые могут себе позволить оставить триста долларов за ужин на двоих в ресторане «Золотой» на Кутузовском проспекте города-героя Москвы.

– Забыла тебе сказать, – Лена пытается достать вилкой из панциря мясо краба. – Ко мне обратился приятель, директор по маркетингу компании, выпускающей косметику. Они запустили новую линию…

– Ты предлагаешь мне test it? – смеюсь я, ковыряясь в спагетти.

– Дурачок. Ему нужно инициировать публикацию в «Одиозном журнале», – наконец она справляется с фалангой.

– Инициировать? Как это называется… – Я щелкаю пальцами. – За-каз-няк, да? Ты спрашиваешь, могу ли я помочь тиснуть оплаченный материал?

– Не злись! – Лена сдвигает брови. – Ты можешь помочь? Это мой знакомый, и у него есть бюджет.

– Ex-boyfriend? – смеюсь я.

– Не хочешь – так и скажи! – Лена отворачивается.

– Окей, окей! – Я примирительно дотрагиваюсь до ее запястья. – Нет проблем. Дай ему мой телефон, я что-нибудь придумаю.

Чтобы исчерпать этот мелкий конфликт, я выхожу в туалет, хотя вообще-то мне туда не нужно. Закрывшись в кабине, сажусь на унитаз, достаю сигарету и закуриваю. Не то чтобы Лена не любит, когда я при ней курю, просто мне захотелось провести пару минут в одиночестве. Докурив, я встаю, подхожу к умывальнику, включаю воду и смотрю на себя в зеркало. Черные волосы, крупные черты лица, красиво очерченные губы, слегка заметные синяки под глазами. Я выгляжу так, как и должен выглядеть преуспевающий менеджер среднего звена. На мне серый, в бледно-розовую полоску костюм от «Canali», однотонная розовая рубашка от «Pal Zileri», запонки, коричневые ботинки «инспектор», также от «Zileri» (ботинок в зеркало не видно). Я не ношу часов, предпочитая следить за временем с помощью Nokia 8800 за тысячу долларов. Последние четыре года я устраиваю в гостиницах скандалы, если не нахожу в ванной любимой пасты «Lacalut». Мне двадцать семь лет. Я ни разу в жизни не ел вермишели «Роллтон»…

Через час мы в Перове, в Ленкиной квартире. В гостиной, уже наполовину раздетый, я показываю ей газету «КоммерсантЪ», прихваченную в ресторане. На первой полосе пишут о том, что «крупнейший в мире ритейлер, американская корпорация WalMart, два года назад открывшая офис в России, объявила о приобретении пяти гипермаркетов в Москве».

– Помнишь, в ресторане я сказал тебе, что наши блестящие карьеры состоятся раньше, honey? – Я протягиваю ей газету. – Look!

Лена пробегает глазами текст и улыбается:

– Скажи, тебе просто повезло? Или тебе сообщили об этом сегодня в офисе и ты подводил меня к теме?

– Случайно, honey, случайно, – смеюсь я.

– Как тебе это удается? – Лена обнимает меня за шею.

– Все зависит от того, как себя позиционировать. Я думаю… – но договорить не получается, потому что Лена увлекает меня в постель.

Через десять минут она сидит на мне, ритмично двигаясь. Красный бюстгальтер остается неснятым. Сегодня какой-то особенный день?

– Я хочу от тебя детей, – шепчет она, наклонившись к моему лицу и касаясь моей щеки влажными губами. – Понимаешь?

Я еле удерживаюсь от того, чтобы не ответить: «Я, типа, тоже». Хотя, если честно, первая моя реакция – вскочить и надеть презерватив. Вместо этого я обнимаю ее, мы долго целуемся, я шепчу:

– I love you, baby, – и добавляю уже по-русски: – Я люблю тебя…

– Я люблю тебя! – кричит Лена.

– Я люблю тебя! – кричу я. Можно было бы укусить ее за мочку уха, да только это слишком уж отдает «Орхидеей». Поэтому я просто снова целую ее в губы.

Кажется, она опять принимается плакать…

Рита

  • Телка-модель – это не модно,
  • Телка-модель – вчерашний день.
  • Бери поводок – выводи урода,
  • Телку-модель,
  • Телку-модель.
КАЧ. Телка-модель

– Вау! Нереально! И кто это устраивает? Тарико? Класс! – Рита поворачивается ко мне, не отрывая LG Prada от уха, и поднимает левой рукой бокал с «мохито», будто бы чокаясь со мной на расстоянии, хотя мы сидим рядом. Последние полчаса ей звонят каждую минуту. В те редкие моменты, когда не звонят, звонит она. Диалоги стандартные: она рассказывает подругам, где находится, подруги рассказывают, где находятся они. Между приветствиями – описание присутствующих, смешки, междометия, восклицания «Вау!», «Класс!», «Супер!» и «Бред какой-то». Разговор сопровождается отчаянной, киношной жестикуляцией. Обычно так выглядят люди, копирующие манеру поведения отечественных кинозвезд. Рита же выглядит как копирующая манеру поведения людей, копирующих отечественных кинозвезд.

Периодически мы возвращаемся к предмету нашего разговора, каждый раз вспоминая, на чем остановились. В какой-то момент я теряю нить и желание договорить до конца и начинаю думать, куда же подевался Пашка.

– И ты уверен, что уложишься в полгода?

– Что? Ты мне?

– Тебе. Ты действительно уверен, что откроешь этот бар за полгода? – Я не заметил, как Рита закончила очередной разговор, положила мне руку на колено, а другой обняла за шею. На левой руке у Риты «Zenith Lady Star» на голубом ремешке. Надо же, а я вначале и не заметил. Интересно, настоящие?

– Сто процентов. Там ремонт минимальный. – Я закуриваю. – Помещение небольшое, с инвесторами полное понимание, контракты со спонсорами: алкоголь, сигареты. Из геморроя только – найти нормальных строителей и быстро получить лицензию на алкоголь.

– Ты уже думал, как его назовешь?

– Скорее всего, «Нефть». Врубаешься? «Не-е-е-е-фть», – нараспев повторяю я название будущего бара. – Это тебе не какой-нибудь очередной цифровой бар типа «13/7», «Семь» или «Один». Тут все будет концептуально. Начиная с названия.

– Концептуально? – Она делает глоток «мохито». – Кто в наше время в этом разбирается? Все хотят фана, легких наркотиков и хорошей музыки. Ну, в смысле, которая не напрягает. – Она засовывает ладонь мне под футболку. – Тебе, с твоей вечной тягой к эстетике, должно быть тяжело…

– Знаешь, – я одним глотком допиваю виски. – С одной стороны, не стоит считать обывателей быдлом. В конце концов, мы работаем для них. Они несут свои деньги в ночной город, и все такое. С другой – девяносто процентов людей, с которыми встречаюсь, мне отвратительны. И я бы платил им свое бабло, лишь бы никогда и нигде с ними не встречаться. Как-то сложно все…

– На самом деле все просто. – Она целует меня в щеку. – ВСЕ ОЧЕНЬ ПРОСТО. Если не усложнять. Не грузись. Пойдем…

– Как Шитиков? – спрашиваю я по дороге к танцполу. – Не надумал насчет корпоратива? Нам нужна площадка.

Сзади раздается хлопок. Я инстинктивно оборачиваюсь и вижу бармена, замершего с бутылкой «Bacardi» в руках. На стойке перед ним разбросаны мята и куски льда для «мохито» вперемешку с осколками стакана. Бармен стоит и тупо пялится то на стойку, то на бутылку. Мы с Ритой рассматриваем бармена, будто чего-то ожидая. Например, что бокал магическим образом соберется обратно.

– Как Шитиков? – повторяю я вопрос.

– Шитиков? Ах да! Он обещал перезвонить завтра и все решить. – Рита берет меня за руку и увлекает за собой.

Мы выходим из VIP-зоны, спускаемся по лестнице и попадаем на танцпол. Масса танцующих равномерно распределена вокруг двух тумб с go-go girls. Девушки одеты в красные купальники, их тела накачаны, движения гиперэротичны, лица отсутствующие.

– SUPERNATURE! SUPERNATURE! – звучит из динамиков. Диджей кидает в зал пустую пластиковую бутылку, и танцпол взрывается, воздев руки в едином по рыве.

– НЕ ГРУЗИСЬ! – кричит мне Рита и начинает танцевать.

Она очень сексуально двигается и моментально становится объектом внимания двух танцующих рядом мальчиков, одетых одинаково: голубые джинсы и обтягивающие белые футболки.

– В смысле? – спрашиваю я, делая шаг вперед и придвигаясь к Рите вплотную. Но она меня уже не слышит – облизывает губы, закрывает глаза и вздымает руки вверх. Кажется, она полностью отключилась, сосредоточившись на музыке. Со стороны это выглядит безумно притягательно.

На Рите голубая футболка с глубоким вырезом, надетая на голое тело, узкая джинсовая юбка и босоножки. Она выглядит на двадцать пять (когда молчит), рассказывает всем, что ей почти двадцать шесть, хотя месяц назад ей исполнилось двадцать три. Четыре раза в неделю Рита посещает фитнес Dr.Looder (беговая дорожка, тренажеры, бассейн), четыре раза в неделю – клубы (пятница, суббота, воскресенье, утро понедельника), не пропускает ни одной распродажи в магазинах «ЦУМ», «Остатки сладки», «Подиум», – хотя основное место ее покупок все-таки «Дисконт-центр» на Саввинской (не признается в этом даже близким подругам). Многим врет, что учится заочно в РГГУ на менеджменте (хотя там учится ее подруга), раз в месяц где-то стрижется под мальчика, волосы не красит (натуральный цвет воронова крыла), рассказывает, что делает французский маникюр и эпиляцию голеней в «Персоне LAB» (на самом деле на дому у знакомой маникюрши, которая действительно работает в «Персоне»), время от времени начисто выбривает лобок.

Рита употребляет легкие наркотики (здоровье позволяет), не соблюдает диету (возраст позволяет) и является ярой противницей курения (вредно для здоровья). Пьет исключительно… да почти все, кроме водки. Предпочитает городские кафе типа «Этаж» или «Курвуазье» один раз в день, на завтрак (около часу дня).

Год назад у Риты появился зеленый «Mini-Cooper» (подарили родители, занятые, по слухам, добычей газа). Она снимает восьмидесятиметровую студию в районе Кутузовского («не хочу зависеть от родителей»), хотя в действительности это «в районе» находится у метро «Молодежная». Квартира увешана работами псевдовеликих «молодых русских фотографов». На фотографиях в основном она. Интерьер минимальный – большая плазма, музыкальный центр, ванная с кучей средств по уходу за кожей, кухня, забитая коробками мюслей и соковыжималками (многие не работают), большая красная кровать и пара шкафов («нет желания серьезно тут обустраиваться»). Да, и еще свечи. По всей квартире. Очень много больших, маленьких и средней величины свечей. С разными ароматами. «Как в дорогом СПА-отеле», – говорит Рита тем, кто впервые у нее в гостях. Не знаю, как насчет СПА, но у меня лично, как закрою глаза, возникает навязчивое ощущение, будто я завернул в церковь.

Рита стремится выглядеть продвинутой рекламщицей, настоящим профессионалом с западным подходом и одновременно профессиональной моделью, обладая при этом херовым английским и работая в промоагентстве («креатив, сопровождение проектов, ну, в общем, много чего») и пару раз в месяц вышагивая на каких-то левых показах («вообще-то зовут работать в Италию, но я раздумываю»). Рита мечтает устроиться пресс-секретарем в серьезный ночной клуб типа «Мост», «Дягилев» или «Крыша», хотя я не уверен, что там вообще бывают пресс-секретари. «Работа по контрактам со спонсорами – тоже клево», – говорит она. Еще она считает, что очень похожа на Водянову… Местами.

Точная сумма ежемесячных доходов неизвестна, но, судя по всему, основной доход – родители. Грудь очень красивая, но все-таки второго размера.

– Ты видел Пашку?! – кричит мне Рита.

– Чего? – Музыка орет так, что ни черта не слышно. – Не понял!

– Ты Пашку видел? – Ритка прислоняется ко мне и кричит прямо в ухо. В глубине ушной раковины звенит тоненькое «и-и-и-и-и-и-и». Кажется, я начинаю глохнуть. Совсем как тот диджей в фильме «It’s all gone», у него в самом начале были такие же симптомы.

– А! Пашку! Нет, не видел. Я его ищу уже полчаса! – Теперь я кричу ей прямо в ухо.

– Чего ты орешь?! – Рита отталкивает меня. – Я не глухая.

Я киваю, поднимаю вверх оба больших пальца и начинаю раскачиваться в такт музыке.

– Он возле раздевалки, с двумя армянами. Один похож на Мартиросяна из «Комеди Клаб»! – еще сильнее кричит Ритка.

– Я вместе с армянами не хочу. Я их близко не знаю, – говорю я.

– Чего? – Ритка не слышит.

Я опять подхожу к ней вплотную:

– Я их не знаю! Уйдут – тогда подойду! – ору я и отпрыгиваю, чтобы не попасть под удар этой глухой тетери. Теперь она меня уже не отталкивает, а наоборот, обнимает за шею, виснет на мне и говорит:

– Какая разница, знаешь – не знаешь? Просто Пашка сейчас уехать может.

– Куда он поедет, если тут столько народа? – усмехаюсь я, отстраняюсь и иду к раздевалке. По дороге ко мне подтанцовывает какая-то студентка с огромными зрачками.

– Как дела? – игриво улыбается она. – Давай потанцуем?

– Как тебя зовут? – спрашиваю я, скользя взглядом по ее телу.

– Мне тоже тут очень нравится, – наклоняется она к моему уху, продолжая извиваться в танце.

– Вкусненькая таблеточка, да? – хмыкаю я. – Вторая уже сегодня?

– Лера, – кивает она, растягивая губы в улыбке.

– Ты бы лучше ехала домой уроки учить, Лера, – киваю я в ответ.

– Нет, только половинка, меня саму угостили.

– Смотрю, тебя нормально так штырит, – бросаю я и двигаю дальше.

Слышу за спиной: «Сам уроки готовь, придурок!» Своевременно девушка реагирует, ничего не скажешь.

Пашку я действительно нахожу у раздевалки, мы вместе идем к туалетам, и он заходит в крайнюю левую кабинку. Выйдя, кивает мне, говоря что-то вроде: «Я поехал в “Оперу”». Я захожу в кабинку, защелкиваюсь, запускаю руку за бачок и выуживаю оттуда малюсенький целлофановый катышек. Да… Негусто.

Ритка уже сидит в VIPе, говорит по телефону и пьет новый коктейль. Она уже достаточно датая, что неудивительно. Этот «мохито» четвертый или пятый? Впрочем, какая разница?

– Взял? – спрашивает Ритка, закончив разговаривать.

Я киваю.

– Класс! – она прищуривается, отчего ее лицо с высокими скулами и карими глазами становится агрессивно-сексуальным. Она делает глоток «мохито» и немного обливается. Капли коктейля медленно скользят по ее высокой шее. Скорее всего, это заложено в сценарии.

– Знаешь, я подумала и решила, что буду тебе помогать с твоим клубом, – внезапно говорит она. – Мы сделаем офигенный проект. Такой проект, от которого всем крышу снесет. Ты и я… Через год заработаем кучу денег. С твоими связями и моей энергией – легко! Давай выпьем за это!

Она говорит таким тоном, словно мы с ней эту тему постоянно обсуждаем. Вроде как я ее уговаривал, а она не соглашалась. А теперь вот решилась окончательно. Хотя за все три месяца, что мы вместе, я ни разу не заводил с ней подобного разговора.

– Было бы… Было бы круто, – говорю я, запинаясь от неожиданности. – Ты и я. Было бы очень круто, зайка.

Я беру из ее рук «мохито», делаю большой глоток и целую в губы, наполняя ее рот пряным алкоголем. Глаза Риты подергиваются туманом. Она отрывается от меня, закидывает голову назад и заливисто хохочет. Капли коктейля все еще текут по ее шее и почти достигают выреза на футболке.

…Через десять минут Рита, упершись лопатками в зеркало, сидит на тиковой столешнице с утопленной железной раковиной. Я двигаюсь рывками, а Рита все время сползает вниз, так что мне приходится упираться ногой в дверь.

– Сильнее, – нарочито громко стонет Рита. – Сильнее! – Из ее руки на пол выпадает скрученная в трубочку банкнота. – Я люблю тебя, – Рита открывает глаза, усилием концентрируется на мне и шепчет: – Мы самая крутая пара в Москве.

Я смотрю на себя в зеркало через ее плечо. Короткая стрижка а-ля Джастин Тимберлейк, карие глаза, темные круги под ними. Я выгляжу как заядлый тусовщик (я и есть он). Футболка наполовину задрана, тертые джинсы спущены до колен, носок кед «Paul Smith» с традиционным рисунком чуть выглядывает из-под наплывов джинсовой ткани. Мне двадцать семь. За последние полгода я не пропустил ни одной сколь-нибудь значимой вечеринки в Москве…

– Я люблю тебя, – стонет Рита и кусает меня за мочку уха.

– Я люблю тебя, – шепчу я.

– Я тебя ненавижу, – Рита бьется в экстазе. В дверь начинают стучать.

– Я знаю, – одними губами произношу я.

Но Рита уже не слышит, она издает короткий стон, инстинктивно дергает рукой и открывает воду. Брызги попадают мне на живот.

– Я знаю… – снова шепчу я.

Мисс бродвей

Вечер, собравший сонм красивейших девушек страны (вспоминается фраза «Россия будет прирастать регионами»), вечер, на который стремились попасть все холостые и не очень мужчины столицы (с годовым доходом не менее двенадцати миллионов евро) и падкая до ломящихся от жратвы и выпивки столов пресса, подходил к концу.

Наблюдая за финалом светского раута, я понимал, что главное в отечественном кинематографе – телки. Как и в любом другом российском искусстве, в сущ ности.

Только что со сцены объявили победительниц конкурса. Обойдя шеренгу одетых в купальники участниц с синими ногами (в зале очень холодно), ведущие вручили цветы и главный приз самой «Мисс Бродвей» и двум финалисткам. Все это свершалось под улюлюканье жюри, едкие комментарии ведущих и дружные аплодисменты собравшихся. Подвыпившая пресса громче всех благодарила организаторов и вразнобой скандировала «Атлантик»! «Атлантик»! Победительница, грустноглазая девушка из Уфы, получила автомобиль «Mercedes», главную роль в новом фильме, море цветов и обнадеживающие улыбки спонсоров. Две финалистки получили бабла, право на участие в кинопробах и плотоядные взоры «партнеров проекта». И только мы с моим приятелем Антоном не получили ни черта, не считая халявного буфета.

Сытые гости начали дружное продвижение к сцене, чтобы получше рассмотреть победительниц, пресса слаженно щелкала камерами, призерши обнимали и целовали «Мисс», не забывая смахивать слезы, кинозвезды жали руки организаторам, члены жюри, со вздохами, словно после тяжелой работы, вылезали из-за столов. Короче, гости были погружены в атмосферу искренней радости. Непонятно только с чего: двадцать четыре девушки на шестьсот гостей явно не делятся.

– Интересно, зачем на этот конкурс такие бабки тратят? – интересуется Антон, оглядываясь по сторонам.

– Как – зачем? – отвечаю, закуривая. – Такие призы дешевле, чем телок у Листермана покупать.

– Пошли за призами! – Он хлопает меня по плечу.

– У меня завтра встреча в редакции с утра, – пытаюсь соскочить я.

– Я тебя умоляю! – кривится Антон. – Зря водителя брали?

– Ну, вообще-то могу и к часу приехать. – Здравый смысл все-таки берет верх.

– Вечно ты ломаешься!

– Чего втираем? Как обычно? – скорее для галочки, нежели из интереса, уточняю я.

– Ну да. «Мое кино – это мое кино. Мое кино – это мое кино. Важнейшим из искусств для нас является кино», – кивает Антон.

– Давай только в этот раз без скандалов, – предлагаю я.

– Когда я скандалил-то? – удивляется он.

– Да никогда, в принципе, – пожимаю плечами я, – только вот на прошлогодней «Мисс Бродвей» ты бухой приставал к победительнице, и мы чуть не получили в башню от спонсоров. А так никогда! Значит, на этот раз план такой: подходим к двум самым заплаканным…

– Или к двум с самыми алчными глазами?

– Как правило, это одно и то же. Значит так: я – режиссер нового фильма, а ты – продюсер «Атлантик».

– Ты режиссер? Ты хотя бы один термин профессиональный знаешь? Или имя великого режиссера?

– «Снято!» «Дубль два!» Спилберг! Буслов!

– Так, все понятно. У тебя познания в области кино хуже, чем у конкурсанток. Продюсером будешь ты, а я про Антониони и Бергмана поговорю.

– Как скажешь. – Я поднимаю руки вверх. – Сдаюсь. Только давай быстро: подошли, сняли и отъехали. Про Бэкхема будешь дома рассказывать.

– Бергмана.

– Ну Бергмана…

Мы двигаемся по залу ресторана «Яръ» сквозь плотный строй девушек с бокалами шампанского в руках, нетрезвых коллег-журналистов, спонсоров, инвесторов, промоутеров и кинозвезд, подходим к сцене, возле которой сгрудились проигравшие, и начинаем вычислять самых податливых. Мое внимание привлекает высокая брюнетка со спортивной фигурой, облокотившаяся на край сцены и закрывшая лицо руками. Ей пытается вытирать слезы русоволосая фея, которую природа щедро одарила не только формами, но и смекалкой. Утешая подругу, она не забывает смотреть в зал в поисках кого-то, кто сможет подсластить горечь поражения. И судьба (ну надо же!) моментально вознаграждает ее:

– Девушки, ну зачем вы так расстраиваетесь? – как можно более доброжелательно улыбаюсь я.

– Ты посмотри, какой натурализм! – встревает Антон. – Настоящая Клаудиа Кардинале в «Сладкой жизни»!

«…Ни фига себе познания!», – мелькает в моей голове, и я говорю вполне веско:

– Да, в этой сцене, на…

– На пляже, – заканчивает Антон, – когда она плачет на пляже. Девушки, вам не плакать нужно, а быст рее контракты подписывать! Нет, ты посмотри, я уже десятые пробы делаю, а тут такие экземпляры!

– Настоящие итальянки, – соглашаюсь я.

Брюнетка моментально успокаивается и поднимает на нас свои растекшиеся глаза. Ее подруга настороженно нас изучает.

– Подумаешь, в финал не вышли! Какая глупость, – продолжаю я. – У вас в кино перспективы получше, чем у победительниц. Вы уж мне поверьте.

– А вы организаторы? – спрашивает русоволосая.

– А мы похожи на организаторов? Антон, мы в самом деле похожи на организаторов?

– Невозможно, – отрицательно качает головой Антон.

– Я – Андрей Буслов, креативный продюсер «Атлантик», а это мой друг, известный режиссер, Антон Бондарчук, брат…

– Андрей, давай без титулов, я тебя прошу, – хмурится он.

– Бондарчук? – глаза брюнетки заблестели, теперь уже не от слез. – И вы…

– Брат. Младший, – извиняющимся голосом говорит Антон. – Фамилии не выбирают, сами знаете.

– А ваша фамилия мне тоже знакома, – вторит русая, глядя на меня.

– Ну да, мы ведь в одной индустрии… один момент. – Я отскакиваю и ловко перехватываю с подноса официанта пару бокалов шампанского. – Это вам, милые дамы!

– Ой, спасибо, – хором говорят они. – А вы?

– Мы разберемся, – улыбается Антон. – Шампанское – дамский напиток…

– И к чему такие слезы? – спрашиваю я брю нетку.

– Да ладно… проехали! – Она делает глоток шампанского. – Просто жюри тут…

– Нет, Наташ, ты видела, кому они первое место отдали? Она по подиуму пройти не может. Корова! Ноги подкашиваются!

– Своя, сто процентов, – кивает Наташа. – Прям зла не хватает.

– Не расстраивайтесь, – уговаривает их Антон. – У членов жюри разные вкусы. Были бы мы в жюри, мы бы вам первое место дали, сразу обеим.

– Я, кстати, завтра скажу Синельникову, что жюри можно было бы и пообъективнее найти!

При упоминании имени президента «Атлантика» девушки навостряют уши.

– Андрюш, я тебя умоляю! – отмахивается Антон. – Мы в прошлом году с братом в жюри сидели, так Федя был в ярости. Наши голоса оказались в меньшинстве!

– Шоу-бизнес, – развожу я руками. – Ладно, хватит об этом. Давай лучше девушек веселить, не видишь, какие они усталые?

В течение двадцати минут мы знакомимся. Брюнетка представляется Наташей из Кемерова, русоволосая – Аней из Екатеринбурга. Девушки столь упорно готовились к конкурсу, что «даже на работу забили» (Аня – «учительница и немного модель», Наташа – «бывшая модель, теперь менеджер супермаркета»). Влив в обеих еще по паре бокалов шампанского, мы быстро объясняем про наш новый проект «Три сестры», куда на главную роль пробуется Заворотнюк, «а актрисы на две другие роли – настоящая головная боль». Мы сыплем профессиональным терминами типа «лайн-ап», «прибыль с бокса», «бюджет», «сложные вторые планы», «никто не умеет играть восьмерку», «прокат стал неподъемным, и если бы не Костя Эрнст…» и тому подобное. В конце концов мы дружно решаем продолжить разговор о тяжелом труде кинематографистов в ресторане, предварительно заехав ко мне домой («документы оставить и переодеться»). Проводив девушек до гримерки, мы остаемся за дверьми и обсуждаем распределение ролей.

Минут через десять наши прения нарушает весьма развязный молодой человек в мятом сером костюме и съехавшем набок галстуке. На груди у него красуется табличка «Организатор».

– И куда это мы конкурсанток увозим? – прищурившись, спрашивает он. – У них еще банкет со спонсорами!

– Это не конкурсантки, а наши девушки, – напряженно отвечаю я. Антон сдвигает брови к носу и бы чится.

– Ваши девушки?! – клерк лезет в карман пиджака, выуживая список, и продолжает допрос, оглушая нас своим фрикативным «г». – И из какохо они рехиона?

– Регион – это ты. – Я медленно растягиваю слова и надвигаюсь на него. – С каких это пор так называемые организаторы устраивают допросы сотрудникам ФСО?

– Мужики, вы чо? Вы чо? Так бы и сказали сразу, – мямлит он, пятясь.

– Мы тебе сразу и говорим, – подключается Антон.

В этот момент из раздевалки выпархивают наши подруги.

– Готовы уже? Поехали домой, – кивает им Антон.

Клерк ретируется. Мы берем девиц под руки и быстро проходим к выходу. Антон звонит водителю, сигнализируя, что мы покидаем эту ярмарку невест. Через две минуты мы залезаем в салон черного «Hammer H2» и двигаем в сторону метро «Аэропорт». Антон откупоривает бутылку шампанского, водитель через плечо нервно косится на нас, я сижу на переднем сиденье и курю. Девушки рассказывают что-то про нечестное жюри и победительниц, Антон понимающе кивает. Через пятнадцать минут мы стоим на крыльце моего дома, допиваем шампанское и выкидываем пустые бокалы в урну. Антон просит, чтобы мы его немного подождали, поскольку он должен дать водителю инструкции насчет вечера. Девушки рассматривают наш блестящий джип, стараясь не показывать свой неподдельный интерес. Наконец Антон вылезает из машины, берет под руки подруг, я открываю дверь и пропускаю их в подъезд. Арендованный нами «Hammer» уезжает в ночь.

Дома мы долго пьем кофе, шампанское «Ruinart» и белое вино и через какое-то время решаем, что уютные домашние посиделки гораздо лучше выхолощенной ресторанной кухни, тем более что спиртного в доме еще достаточно, а я набираю номер ночной доставки суши («девчонки, в Москве есть только один настоящий суши-бар, про него мало кто знает»). Потом Аня говорит, что сидеть в принципе все равно где, «лишь бы компания была нормальная» (ох уж эти милые провинциальные девушки, готовящиеся стать актрисами), еще через какое-то время привозят суши, и девушки выражают свои восторги, смакуя продукты ближайшего псевдояпонского заведения и приговаривая что-то вроде: «У нас, конечно, суши делать не умеют». Я возражаю, что в «Москве тоже мало где умеют», а Аня проявляет патриотизм, замечая, что в Екатеринбурге есть один ресторан, в котором…

Но это уже не важно, потому что Антон поражает всех, в том числе и меня, историями из жизни режиссеров, актеров и продюсеров мирового и отечественного кинематографа. Аня делится подробностями участия в «Мисс Бродвей», а Наташа рассказывает, как будет готовиться к следующему конкурсу. Потом Антон уморительно разыгрывает диалог, произошедший между Никитой Михалковым и Мишей Ефремовым на съемках «Двенадцати», я обещаю все решить по конкурсу в следующем году, а, распив третью бутылку шампанского, мы по ролям разыгрываем перед ними будущий фильм «Три сестры». При этом Антон явно знаком с Чеховым, тогда как я, никогда не любивший классику, лихо вплетаю в сценарий сценки из «Иствикских ведьм» (тех тоже было трое). В таком темпе мы осваиваем две бутылки белого вина, доходя наконец до того момента, когда никто особо не парится, чья рука лежит на чьем колене. Кто-то предлагает сыграть в карты, кто-то – включить музыку и потанцевать, но ни тому, ни другому так и не суждено сбыться, потому что на часах пол второго ночи, а девушкам еще нужно попасть в гостиницу до девяти утра, ведь там остались вещи. Последним заслуживающим внимания нюансом становится недопитая бутылка белого «Pinot Grigio» от Livio Felluga, которую Наташа опрокидывает на себя, а попытавшись отстраниться, роняет на пол, и та вдребезги разлетается, обдав всех брызгами. Кухня оглашается пьяными возгласами «на счастье!», Антон говорит, что в кино это считается хорошей приметой, а Наташа отвечает, что ей нужно в ванную замыть платье, тогда как Аня последние полчаса просто молчит и зачарованно ловит глазами каждое движение Антона. Я предлагаю выпить на брудершафт, но вместо этого иду показывать Наташе, где у нас ванная. В итоге пары оказываются в разных комнатах, моя подружка разворачивает полотенце, ложится в кровать и, перед тем как погасить свет, говорит:

– Хорошие вы ребята, Андрюша, только ни фига вы не продюсеры и не киношники.

– Что за недоверие! – вздымаю я левую бровь.

– Продюсеры не таскают случайных знакомых по своим квартирам. Даже в Кемерове.

– В Кемерове есть продюсеры? – недоверчиво спрашиваю я.

– Есть, Андрей. Даже в Кемерове есть. Только они таких, как мы, актрис сначала ведут в ресторан, потом в баню.

– Ты на самом деле хочешь стать актрисой?

– Я на самом деле хочу любым путем свалить из Кемерова. Куда угодно, – тоскливо говорит она.

– Что мешает?

– Отсутствие продюсера, – криво усмехается Наташа.

Из-за стены уже раздаются характерные вздохи.

– Анька такая смешная, – отстраненно замечает Наташа. – По-моему, она в твоего друга влюбилась, дурочка.

– Почему дурочка, зайка? Любовь – это прекрасно! – жизнеутверждающе говорю я.

– Это точно, – вздыхает Наташа. – Я бы тоже в тебя влюбилась… лет пять назад.

– А я лично в тебя влюбился сразу, на церемонии, – гоню я.

– Это заметно. – Она проводит пальцем по моему подбородку. – Ты красивый мальчик. У тебя есть девушка?

– В данный момент я холост, – чуть смущенно говорю я.

– Смотри-ка, ты даже краснеть умеешь, – она запрокидывает голову и улыбается. – Влюбился он в меня… все хотят любви, Андрюша. Ты хочешь, я тоже хочу… настоящей!

– Давай, пока мы еще не встретили всепоглощающую страсть, просто займемся любовью, – предлагаю я.

– Разве у нас есть выбор? – говорит она, потянувшись к выключателю.

– Вряд ли, – отвечаю я уже в полной темноте.

Curriculum Vitae

Вспоминаем и молимся

Вспоминаем и молимся…

Кровосток. Биография

(Два месяца спустя)

В двенадцать дня сработал таймер на музыкальном центре, который я безуспешно пытался настроить последние три вечера и на который уже почти забил, решив, что он умнее меня. Но вот вчера, кажется, все сделал правильно, или просто так получилось, короче говоря, музыкальный центр будит меня грязным битом «Крово стока».

  • Я родился в Москве, в семидесятом, на краю города,
  • Моча рано ударила в голову.

Человек снова доказал, что он умнее машины. С этой оптимистичной мыслью я продираю глаза и начинаю постепенно втягиваться в сегодня:

Страницы: 12345 »»

Читать бесплатно другие книги:

Сталкер Хемуль полагал, что навсегда покинул Зону – зараженную территорию вокруг Чернобыльской АЭС, ...
Смирно, рядовой! Милостью Единого ты призван в непобедимую армию Его Величества короля Рокушского! К...
Гнев. Боль. Кровь. Ярость. Под палящим июньским солнцем насмерть бьются армии враждующих держав. Сер...
Сфинксы бывают разные. Египетские, ассирийские, греческие. Но среди них только один любит заключать ...
Невообразимо далеко, на задворках могущественной Империи, в безбрежных далях обычно ласкового океана...
На задворках Галактики находится заштатная планета Игил Лайм. «Дыра дырой» – скажут о ней несведующи...